Армагеддец от М.Веллера. 1996 год, из книги "Самовар"
...ЖАРА в Москве вначале была незаметна. То есть, конечно, еще как заметна, но кого же удивишь к июлю жарким днем. Потели, отдувались, обмахивались газетами, в горячих автобусах ловили сквознячок из окон, страдая в давке чужих жарких тел, и неприятное чувство прикосновения мирилось только, если притискивало к молодым женщинам, которые старались отодвинуть свои округлости не столько из нежелания и достоинства, но просто и так жарко.
"Ну и жара сегодня. -- Обещали днем тридцать два. -- Ф-фух, с ума сойти!" Хотя с ума, разумеется, никто не сходил. Дома отдыхали в трусах, дважды лазая под душ.
Так прошел день, и другой, и столбик термометра уперся в 33. Ветра не было, и в прокаленном воздухе стояли городские испарения. Одежда пропотевала и светлый ворот пачкался раньше, чем добирался от дома до работы.
Расторопная московская рысь сменялась неспешной южной перевалочкой: иначе уже в прохладном помещении с тебя продолжал лить пот, сорочки и блузки размокали, и узоры бюстгальтеров проявлялись на всеобщее обозрение - откровенно не носившие их цирцеи сутулились, отлепляя тонкую ткань от груди, исключительно из соображений вентиляции.
По прогнозам жаре уже полагалось спасть, но к очередному полудню прогрев достиг 34. Это уже случалось в редкий год.
Скандальный "Московский комсомолец" выдавал хронику сердечных приступов в транспорте и на улицах, и в метро врубили наконец полную вентиляцию, не работавшую из экономии энергии лет пять. Ошалевшие граждане в гремящих вагонах наслаждались прохладными потоками.
Суббота выдала 35, и на пляжах было не протолкнуться. Песок жег ступни: перебегали, поухивая. В тени жались вплотную; энтузиасты загара обтекали на подстилки, переворачиваясь. Парная вода кишела. Воскресные электрички были упрессованы, будто объявили срочную эвакуацию, тамбуры брались с боя. Москва ринулась вон, на природу, под кусты, на свои и чужие дачи; под каждым лопухом торчала голова, и в глазах маячило извещение: хочу холодного пива.
Продажа пива и лимонада действительно перекрыла рекорды. Главным наслаждением манило глотнуть колющееся свежими пузырьками пойло из холодильника, фирмы сняли с телевидения рекламу прохладительных напитков: и так выпивали все, что течет.
С каким-то даже мазохистским злорадством внимали: -- Метеоцентр сообщает: сегодня в Москве был зафиксирован абсолютный рекорд температуры в этом столетии -- в отдельных районах столицы термометры показали +36,7 С. На ближайшие сутки ожидается сохранение этой необычной для наших широт жары, после чего она начнет спадать. Падение температуры будет сопровождаться ливневыми дождями и грозами.
Дышать стало трудно. Солнечная сторона улиц вымерла. Плывя в мареве по мягкому асфальту, прохожие бессознательно поводили отставленными руками, стремясь охладиться малейшим движением воздуха по телу.
Июль плыл и плавился, и солнце ломило с белесых небес. И долгожданные вечера не приносили облегчения и прохлады. Окатив водой полы, спали голыми поверх простынь, растворив окна, и утром вешали влажные постели на балконах, где уже жег руки ядовитый ультрафиолет.
Дождей не было, а поднялось до 38, и это уже запахло стихийным бедствием. Примечательно, что те, чьей жизни непосредственно жара не угрожала, не болело сердце и не подпирало давление, воспринимали происходящее не без любопытства и даже веселого удовлетворения:
ох да ни фига себе! ну-ну, и долго так будет? вот да.
Сердечникам было хуже. Под сиреной летала "скорая", и десяток свалившихся на улице с тепловым ударом увозился ежедневно.
Вентиляторы -- настольные, напольные, подвесные и карманные, с сектором автоповорота и без, простые и многорежимные -- стали обязательной деталью быта; вращение, жужжание, комнатный ветерок вошли в антураж этого лета.
А явно заболевший паранойей градусник показал 39, и его приятель и подельник барометр мертво уперся в "великую сушь".
-- Ниче-го себе лето!..
Полез спрос на автомобильные чехлы, и только белые, отражающие солнце. Оставленная на припеке машина обжигала, сидение кусало сквозь одежду -- рвали с места, пусть скорей обдует. Богатые лепили автомобильные кондиционеры, что в странах жарких нормально или даже обязательно.
Кондиционер стал королем рынка электротоваров. Их ящики выставились в окна фирм, и теплая капель с фасадов кропила прохожих, оставляя неопрятные потеки на тротуарах.
На верхние этажи вода доходила только ночью. Набирали кастрюли и ведра для готовки, наполняли ванну -- сливать в унитаз, мыться из ковшика над раковиной.
В связи с повышенной пожароопасностью лесов были запрещены выезды на природу, станции и шоссе перекрыли млеющие пикеты ГАИ и ОМОНа. Зыбкий желтоватый смог тлел над столицей.
В этих тропических условиях первым прибег к маркизам (забытое слово "маркизет"!) Макдональдс.
Итак, всем снова здравствуйте.
В Москве - жуткое пекло. Ведерко на плечах под названием "голова" закипает и извергает из себя потоки крови через носовые проходы. В данный момент я нахожусь в макдаке на Чистых прудах и балдею от прохлады и холодной колы. Хорошо...
Кстати, сижу обдумываю историю про врача Себастьяна, московского доктора "скорой". (Нет, это не дворецкий, и не надо его никак с этим связывать, прошу вас!") Действие рассказа будет происходить в зимнее время, в Москве и не совсем реальной, а ближе к стим-панку.... Короче,идея есть, а писать - как всегда... Но я постараюсь!
Построждение.
Было хорошо - яблони, врачи, друзья, подарки, электричка, Подмосковье, речка, лес...
Продолжение. Копирайт оттуда же.
Часть вторая. Реверс.
Дежурство начиналось как обычно... Прошли с заведующим отделением больных, согласовали лечение, потолковали около "проблемного" больного и вернулись в ординаторскую, пить чай и обсуждать достоинства нового лодочного мотора, который невероятным везеньем достался заведующему от родственника. Беседа протекала гладко и уютно... несколько раз заглядывали медсестры, налил себе чашку чая и забрался в угол дивана санитар.
В реанимационном отделении поддерживался режим разумной демократии: в присутствии посторонних - жесткая субординация и пиетет, в их отсутствие - нормальное общение хорошо знакомых людей, в "акции" - суровейшие правила дисциплины и безоговорочного исполнения любого приказа ведущего врача. Команда начинает работать как часы, без ошибок и оговорок. Каждый знает свое место и свою работу. Каждый понимает, что делает. Потом, после того как больного "вытащили", когда улеглась адреналиновая "буря" можно и поогрызаться, порешать непонятое, похихикать над смешным... Но все это потом.
Беспомощные люди, опутанные датчиками, капельницами, катетерами, порой распятые на специальных устройствах, фиксирующих переломанные кости, иногда присоединенные к аппарату искусственного дыхания, иногда к устройству охлаждающему голову, накрытые кислородной палаткой или асептическими накидками... все время их пребывания в отделении находятся под непрерывным наблюдением персонала.
Со временем вырабатывается целый комплекс бессознательных, рефлекторных действий, которые уже не осознаешь, но делаешь. Как "держать" периферическим зрением всю палату, как слышать "пиканье" всех мониторов и различать тревожную частоту от нормальной, как регистрировать все движения и помнить, что пациенты беспомощны. Отчаянно беспомощны. Потому даже солнечный зайчик, отразившийся от какой-то поверхности, и теперь раздражающий неподвижного человека, может быть серьезной угрозой его самочувствию. Знать и понимать смысл всех процедур и назначений. Знать динамику лекарств и биоритмов. Обладать "шестым" чувством, предугадывая порой кризисные состояния...
Интересно, но никто из персонала не воспринимает пациентов, как безмолвные объекты приложения своих профессиональных умений. Даже когда люди находятся в коме или состоянии глубокого медикаментозного сна медсестрички обращаются к ним по имени, разговаривают, что-то комментируют, даже шутят. Бывало, что выходя из этих состояний, люди вспоминали эти разговоры, эти шутки и были страшно благодарны, за то живое соучастие, за ту ниточку, которая соединяла их отчаянное одиночество и жизнь к которой они так стремились...
... По высоко поднятым бровям шефа, было понятно, что по телефону ему говорят что-то уж совсем неординарное, мало чем его уже можно было удивить.
-... Все понятно, сан.авиацией везут, ну а потом куда? Что?! Обалдели совсем! Ладно, сейчас пошлю дежурную машину и наших ребят.
... Обвел взглядом притихшую ординаторскую...
- Петя, возьми кого-нибудь из сестричек, "чемодан" и топайте в приемный. Сейчас на стадион у 135-й школы вертолет сядет. Сан.авиация. Везут отравление угарным газом. Кома. Звоните вниз, пусть готовят барокамеру. Свежак, может и вытащим. Наш "интерн" в "черной" бане угорел. Наработался, блин... Две недели после института... Распределился в тьму-таракань ... Эх, жизнь-капуста...
Завертелась привычная суета. Минут через тридцать привезли пациента. Парня 25 лет. Загрузили в барокамеру. Вместе с ним пошла медсестра. На случай "чего-нибудь" ...
... У подобных пациентов, шансов на выздоровление очень мало, все зависит от скорости, с которой оказывается первая помощь. "Угарный газ" крайне агрессивная субстанция, которая способна "отбирать" атомы кислорода у клеток крови, вызывая острейшее кислородное голодание коры головного мозга. Происходит торможение, а затем и гибель нейронов. Декортикация. Постепенно отказывают и другие центры в головном мозге. Человек превращается в "растение". Все решают минуты... Когда пострадавшего обнаруживают, то стараются его максимально "провентилировать" чистым кислородом, прикрыть "кору" специальными препаратами, не дать ей потерять уровень энергии в клетках, не дать "уснуть"... Одним из возможных средств лечения была и есть барокамера, куда, в специально подобранную "атмосферу" под высоким давлением, помещают больного, чтобы всеми доступными путями ввести в организм максимум кислорода, чтобы спасти кору головного мозга...
... Девчонки в отделении жалостливо ахали и, украдкой ловили слезинку, когда пациента подняли в отделение... На больничной кровати лежал античный бог... Редкой красоты человек. До слова, лепная мускулатура, совершенные пропорции, тонкие черты лица,
свистано с "фельдшер.ру"
"У монеты две стороны. И не важно, какой стороной она легла. Ее цена не изменилась..."
Часть первая. Аверс.
... Как всегда на остановке толпилась куча народу. Расшатанные "ЛИАЗ"ы , взволнованно пыхтя убитыми моторами, пытались увезти невозможное количество людей. Лето. Зимнее проклятие этих автобусов - многочисленные щели - превращалось в изысканное удовольствие летнего переезда. Стоило поймать лицом тугую струйку воздуха, как толкучка, давка, жар разгоряченных тел становились уже второстепенными... Жить становилось веселее и уже не так было досадно, что по ногам прошлась дебелая вонючая тетка, что посланные за билетиком копейки поглотила толпа, что сандалии опять приобретут потоптанный вид и уже не смогут скрыть свой истинный возраст. "Уф-ф-ф.. Хорошо то как!" Особенно на повороте, когда человеческий кисель инертно плюхает от борта к борту и в эти мгновения возникает иллюзия достаточного пространства... "Ничего, доедем... главное - влез!"
Перехватил взгляд стоящей рядом девушки. Та, наморщив чистый лобик и поджав губки, с подозрением разглядывала его руку. Непроизвольно поджал пальцы. Все нормально, ногти вот только странного желто-коричневого оттенка. "Морщится... кукла. Не понимает, но на всякий случай отстраняется. Балда! Не грибок это! Не буду ж я тебе сейчас рассказывать, как тщательно следует после "семи купелей" протирать йодом ногтевые ложа. Прежде чем нырнуть напряженными пальцами в распяленное нутро перчатки... Эх! А хороша девочка-то! Вон, какие линии... угадываются! Шейка, ушко, золотистый пушок на щечке!... Такая лапа! Да не зыркай ты так на меня, не заразный я..."
... Толпа, вздохнув, крякнув, колыхнувшись, затопталась внутри автобуса. Остановка. Алексей успешно отстоял свой островок с персональной струйкой воздуха, выдержав несколько тычков в спину и невнятное ругательство. Девица взглянула на его еще раз, уже более благосклонно, То, что он вцепился в поручень именно здесь, позволило и ей остаться на месте.
Ловко раздвинув людей, перед ними оказался верткий дедок. Несмотря на жару, одетый в светлый костюмчик, купленный вероятно еще во времена хрущевской оттепели, веревкообразный галстук и лихую тряпочную кепочку. На пиджаке одиноко трепетала палочка наградных планок и какой-то необъяснимый знак, с красным знаменем, трактором и лозунгом что-то там про социалистическое соревнование. Дед завис над сидящими и привычно загундел: "...Ветеран... старый человек... пора бы и совесть поиметь... молодежь бесстыжая... за вас кровь проливали ... и т.д." "Бесстыжая молодежь" - женщина лет 45, вздохнув, поднялась со своего места и начала пробираться к выходу. Дед ужом ввинтился между ней и вожделенным местом и победно уселся. На коленях возникла клеенчатая сумка, в которой что-то знакомо звякало и булькало. Поймав укоризненный взгляд, стоящей рядом пожилой женщины, дед моментально огрызнулся:
" Чо смотришь! Имею право! Мы свое отстояли!"...
Алексею намного интереснее было рассматривать девичье ушко. Тем более, что ушко, обнаружив пристальное к нему внимание, начало приобретать замечательные алый оттенок. Как вдохновенный художник он прикасался взглядом к тонкому профилю, наблюдая, как под невидимой кистью возникает стыдливый румянец. Ехать было еще минут двадцать, и Алексей в полной мере позволил себе это безобидное озорство...
Дедок повертелся еще минутку и, вытянув шею, начал заглядывать соседке в книжку. Картинок не было, текст мелкий. Дед огорченно вздохнул и нахохлился. Автобус жил своей жизнью. Пассажиры негромко переговаривались, кто-то читал, кто-то смотрел в окно, все сопровождал натужный вой мотора, шипение дверей и лязганье каких то неведомых железок. Алексей поймал быстрый взгляд из-под ресниц и приосанился. Чуть втянул живот, шевельнул широкими плечами и одновременно отвел свой нахальный взгляд в сторону. В поле зрения попал дед со своей кошелкой. Теперь он как-то замедленно в ней рылся, опустив голову. Вот показалась странно белая рука, с небольшим алюминиевым цилиндриком. Соскальзывающими пальцами дед начал отворачивать крышечку. Увидев голубовато-белые ногти медленных рук, Алексей почувствовал знакомый холодок в животе. Уже приседая и пытаясь заглянуть деду в лицо, он знал, что увидит... закатившиеся глаза, белое лицо, тихое "кха-а..." слабого выдоха...
... придерживая безвольное тело за отвороты пиджака. Алексей взревел раненым медведем: " А ну, место освободили !!!! Человеку плохо!!! Быстрей, б...ь!!!!" Толпа послушалась мгновенно. Столько было ярости и силы в этом голосе, что середина прохода в автобусе опустела в секунду.
Осторожно опустил обмякшего человека на ребристый пол автобуса. Из брошенного под ноги портфеля, не глядя, выдернул фонендоскоп, привычно, одной рукой, "кинул" его в уши. Собственно это было формальностью и