Декаданс - это не столько литературное явление, да-да, символизм, конечно, важное достижение этого периода, но отнюдь не главное. И вот, декаданс есть особое мироощущение. "Упадок" с французского переводится. "Отвращение к жизни, и безумная любовь к ней" - сказал кто-то из исследователей. Но началось эта кутерьма еще в первой половине 19 века, когда прозорливый немец Шопенгауэр переживал душевный кризис: его лекции пользовались меньшей популярностью нежели лекции Гегеля. И в пику классической немецкой философии, фундаментом к коей являлся рационализм, Артур Шопенгауэр решил переделать мир: он создал первый в истории западной философии (со времен грека Сократа) серьезный прецедент для иррациональной структуры мира. Книга "Мир как воля и представление" не принесла ему известности. Он считал, что рацио ничего не даст, оно не может понять мир - по сути, есть два мира - тот, который скрыт покрывалом майи, но который открыт нашему субъективному сознания - это то, что есть представление, а воля -то непознаваемое, что человеку недоступно - трагедия и пессимизм. Ницше эта идея понравилась и понеслось ... разговоры о субъективном и ничтожность человеческой мысли в потоке времени.
В декадансе самая главная идея была такова, точнее та, которая мне бросается в глаза: все такова, каково вижу я: у К. Моне была катаракта поэтому японский мостик на его картине расплывчат и в желтоватом оттенке - и не **ет его, что он не желтый и не размазанный - а кто знает какой он?
Импрессионизм, символизм... А реализм и натурреализм развивались параллельно с декадансом, используя более привычный метод для западной культуры... без всякой индуистской мути, которую открыл "миру" (интересно, миру воли либо миру представления?) Шопенгауэр.
Парадокс декаданса: великий импрессионист Э. Мане дружил с натурреалистом Э. Золя, делая его портреты. Кого мы видим: импрессиониста Мане либо
Рак Наталля
«Книга писем без ответа»
«Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов …»
Иосиф Бродский
Отправители:
К. – поэт, живет в Амстердаме, скучает по Музе, пишет стихи Музе и письма поэту Джиму. Стремится стать очередным проклятым поэтом. Любит Музу и абсент;
Муза – своенравная и сумасшедшая муза, вдохновляющая К., но отчаянно желающая стать музой В. или Т., ну или, на худой конец, Н. Любит поэзию Шарля Бодлера и Стефана Мелларме. Среди ее знакомых много поэтов и писателей, которым она частенько пишет письма. Иногда от скуки спускается в ад;
Т. – крайне загадочный персонаж, пишет очень редко и не по делу. Уехал в Одессу, и тем почему-то притягателен для Музы;
Телемах – старый знакомый Гомера, сын Одиссея. Скучает по отцу и благодарен Музе;
Маджнун – арабский поэт,
Самая юная поэтесса (не считая, конечно, Инесс де ла Крус) и самые депрессивные стихи в русской позии - мистика или проявление болезни?
Я за последние, и соответственно получаю неодобрение.
Нет, слишком надуманно, но попадает и в струю:
Она даже смеется – мол, Стиви, это идиотизм, но тебе видней.
А потом небеса начинают гнить и скукоживаться над ней.
И становится все темней.
Это больше не жизнь, констатирует Грейс, поскольку товаровед:
Безнадежно утрачивается форма, фактура, цвет;
Ни досады от поражений, ни удовольствия от побед.
Ты куда ушел-то, кретин, у тебя же сахарный диабет.
Кто готовит тебе обед?
Грейси продает его синтезатор – навряд ли этим его задев или отомстив.
Начинает помногу пить, совершенно себя забросив и распустив.
Все сидит на крыльце у двери, как бессловесный большой мастиф,
Ждет, когда возвратится Стив.
Он и вправду приходит как-то – приносит выпечки и вина.
Смотрит ласково, шутит, мол, ну кого это ты тут прячешь в шкафу, жена?
Грейс кидается прибираться и мыть бокалы, вся напряженная, как струна.
А потом начинает плакать – скажи, она у тебя красива? Она стройна?
Почему вы вместе, а я одна?..
Через год Стивен умирает, в одну минуту, "увы, мы сделали, что смогли".
Грейси приезжает его погладить по волосам, уронить на него случайную горсть земли.
И тогда вообще прекращаются буквы, цифры, и наступают одни нули.
И однажды вся боль укладывается в Грейс, так, как спать укладывается кот.
У большой, настоящей жизни, наверно, новый производитель, другой штрих-код.
А ее состоит из тех, кто не возвращается ни назавтра, ни через год.
И небес, работающих
На вход.
Вся проблема русского менталитета в отсутствии лазейки в светлое будущее.
Нежность - это одно из самых позитивных чувств: коротковременное погружение в другое: в человека, природу либо просто безделушку. И я безмерно благодарна всем, кто вызывал у меня нежность, их немного, но, наверное, этих-то людей я и ценю более всех.
Остальное, что вызывает у меня нежность, это так по мелочам - беларусский язык, котята, стихи Бродского, желтые листья в начале августа и зеленые в конце мая, буслы в Несвижском парке
Но жуткую агрессию вызывает только один человек в моей жизни. Ха-ха, догадайтесь кто? Не правильно, С. тут не при чем, это мой отец. Не сказать, что я его ненавижу, но что, я предпочитаю жить по дальше от него. Ха-ха, только он платит за мое обучение. Так что придется медитировать на зачетку и буслов в Несвижском парке, чтобы в ближайшее время собрать вещи и отправится в пеший поход. Может на этот раз Индия?
Сегодняшний день отлично описал мой возлюбленный Дж. Донн:
Как шепчет праведник: пора! -
Своей душе, прощаясь тихо,
Пока царит вокруг одра
Печальная неразбериха,
Вот так безропотно сейчас
Простимся в тишине - пора нам!
Кощунством было б напоказ
Святыню выставлять профанам.
Страшат толпу толчки земли,
О них толкуют суеверы,
Но скрыто от людей вдали
Дрожание небесной сферы.
Любовь подлунную томит
Разлука бременем несносным:
Ведь цель влеченья состоит
В том, что потребно чувствам косным.
А нашу страсть влеченьем звать
Нельзя, ведь чувства слишком грубы;
Неразделимость сознавать -
Вот цель, а не глаза и губы.
Связь наших душ над бездной той,
Что разлучить любимых тщится,
Подобно нити золотой,
Не рвется, сколь ни истончится.
Как ножки циркуля, вдвойне
Мы нераздельны и едины:
Где б ни скитался я, ко мне
Ты тянешься из середины.
Кружась с моим круженьем в лад,
Склоняешься, как бы внимая,
Пока не повернет назад
К твоей прямой моя кривая.
Куда стезю ни повернуть,
Лишь ты - надежная опора
Того, кто, замыкая путь,
К истоку возвратится скоро.
Перевод Г. М. Кружкова
Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.
Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, если есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.
Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишина глагола.
Что не знал Эвклид, что сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.
Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.
Моя песня была лишина мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.
Я сижу в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.
Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
Это стихотворение в свое время заставляло меня рыдать в три ручья - поэзия сильная стихия.
Какая между ними разница? У Дж. Кейла есть член, а у Джонни Митчелл нет.
Но мне они оба нравятся: у Кейла блюз, а у Митчелл джаз.
Love comes and nothind can't be done.
Аминь - ни убрать, ни прибавить
Мы окончили наши записки у изголовья,
поставив точки-тире,
И тушим сигареты в конце, домой - наступает комендантский час.
И вот с тоской по иллюзиям еще верим в лучшее,
Пытаясь затереть неловкими фразами нашу пунктуацию,
Но черт подери, постирай постельное белье,
чтобы смыть чернило забавного рассказа,
чтобы стать tabela rasa и повторить как вновь
томленье тел
объятия и слова неряшлевым почерком с кляксами.
Милый, не хочу повторяться - Тибет все также далеко,
но меня он бальше меня не зовет.
Может застынем в позе ожидания новой музы -
Не удобная поза?! - ну извини.
Как и сёй-Сейгун имею наглость начать составлять списки, что наводит на меня скуку и печаль:
закаты, но только те, которые осенью и зимой. Зимние закаты вообще скука и печаль, особенно если день был ясный.
лошади и пони - они не должны быть домашкини животными
блямурные девицы - их жаль
сплетни
телевизор, который вещает в режиме нон-стоп, т.к. судя по всему тебе одиноко
телефон
кинотеатры
телефонные разговоры
презервативы - не удабно, вредно, но без них никак
долбанный контакт - особенно серфинг по чужим страницам
книги с замысловатыми названиями
песни Pink Floyd
Караткевіч
любовь и я.
22. Виленское
Вильнюс, ул. Чаплинскаса К Н.
Давай встретимся в Вильне, на той площади,
где встретились впервые,
в семь вечера, в четверг,
под тусклым фонарем.
Я опоздаю, как всегда, но ты не уходи, не дождавшись меня:
я приду!
На мне будет твой любимый шарф -
Желтый шарф с бахромой -
Ты дернешь за него и скажешь никогда не танцевать с этим шарфом,
14. К другу, который далеко
Одесса, Лазурный пер. к Т.
Ты сейчас смотришь на море? На зеленое, соленое, кое-где прозрачное море? Мне, как и тебе, наверное, однажды было так плохо, что выплакать целое море казалось спасением от проблем. У всех бывает время, когда глаза на мокром месте. У меня такое время - осень. Я ненавижу осень. Она всегда приносит холод и разочарование. Но ведь слезами не вернешь былого, не вернешь лета и цельности мира. Я готова выплакать море, если это поможет что-то вернуть. Но даже если что-то и будет возвращено, то оно никогда не будет таким, каким могло бы быть.
Хочу услышать твой голос.
Я прикладывала к уху все ракушки, подобранные когда-либо мной со дна того моря, но тебя я не слышу. Только шум морского прибоя. Иногда мне кажется, что ты совсем рядом. Но мы ведь знаем, где ты и где я. И от этого немного легче. Поэтому я тоже куда-нибудь уеду. Далеко, где море как небо, и вода практически несоленая. Так и будут жить два человека двумя разными жизнями у двух далеких морей. Но пока расстояние не съело нас, пока мы еще не заблудились на географических картах и не запутались в названиях городов. почувствуй меня в море, а я увижу тебя в перламутре ракушек. И мы будем не так безнадежно далеки друг от друга.
Пришли мне, пожалуйста, соленый воздух и легкость бытия. Мой адрес еще не изменился.
15. Воспоминание об июле
Амстердам, ул. Палейстрат к К.
9. Ночной блюз
Песня написанная Ш.Р. была положена на музыку неким блюзменом. В аду сплетничают, что самым большим прегрешением Ш.Р. была любовь к С.. Блюзмен попал в ад за отсутствие таланта.
К С.
Говори мне ласковые слова,
их так долго не слышала я,
и когда они станут лишними, их сожрет нежность,
она скроет нас в своем коконе,
где каждая ниточка – поцелуй,
их переплетение словно наши пальцы, сжатые перед расставанием,
мы в коконе несмелых касаний любимых плеч,
ладоней скользящих по любимым телам.
Кокон скроет нас от посторонних глаз,
Он словно зимняя ночь
9. О величии слога Хайяма
Персия, дом Омара Хайяма мудрецу
Седовласый Омар, подлей мне вина,
Прикажи музыкантам играть –
Пусть звуки флейты неми затронут наши сердца.
Я буду танцевать, услаждая твой взор,
Ты будешь читать рубаи,
Твои меткие слова уколют меня сильнее острия копья.
Что за мысль не может выразить фарси?
Подлей еще вина,
Мы будем славить Создателя, величие мира,
Нежное очарование юных дев,
Вкус меда и любви.
Любовь, вино и ароматы Востока воспел мне Омар Хайям.
10. Последнее письмо Че
Ла- Пас, ул. Авенида коммунистам
Уайлд Оскар
Упадок искусства лжи
Оскар Уайльд
Упадок искусства лжи
Диалог
Действующие лица: Сирил и Вивиан.
Место действия: библиотека загородного дома в Ноттингэмe.
Сирил (входя через открытую дверь с террасы): Друг мой, нельзя же целый день сидеть запершись в библиотеке в такую чудесную погоду. Воздух в лесу подернут дымкой, пурпурной, как сливовый цвет, и дышится изумительно. Можно посидеть на лужайке, покурить и полюбоваться природой.
Вивиан: Любоваться природой! Могу тебе с радостью сообщить, что я потерял всякую к этому способность. Утверждается, что Искусство пробуждает в нас любовь к Природе, открывает нам ее тайны, и что после внимательного изучения Коро и Констебля мы начинаем замечать в ней то, что ранее ускользало от нашего внимания. Мой же опыт показывает, что чем более мы изучаем Искусство, тем менее нас заботит Природа. Что Искусство воистину окрывает нам - это безыскусность Природы, ее забавную грубоватость, ее чрезвычайную монотонность и полную незавершенность. Природа полна добрых намерений, но, как сказал Аристотель, она не в состоянии их исполнить. Когда я гляжу на пейзаж, мне бросаются в глаза все его дефекты, и с этим ничего нельзя поделать. Нам, однако, повезло со столь несовершенной Природой, потому что иначе у нас и вовсе не было бы искусства. Искусство являет собой наш воодушевленный протест, нашу отважную попытку поставить Природу на свое место. Что же касается бесконечного многообразия Природы, то это чистый вымысел. Многообразие заложено не в Природе, а в самом воображении, причудах или изощренной слепоте зрителя.
С.: Ну, не смотри на пейзаж, если не хочешь. Можешь просто лежать на траве, курить и беседовать.
В.: Но Природа столь неудобна. На траве твердо, колко и мокро, и к тому же в ней полно кошмарных черных насекомых. Ведь даже мебель самого посредственного из ремесленников Морриса1 удобнее, чем вся Природа вместе взятая. Природа меркнет перед мебелью с бульвара "что имя позаимствовал у Оксфорда", как преотвратно выразился столь любимый тобою поэт. Я вовсе не жалуюсь. Если бы Природа была удобна, человечество никогда не изобрело бы архитектуру, а я лично предпочитаю дома открытому пространству. В доме мы ощущаем собственную соразмерность. Здесь все подчинено нам, нашим вкусам и целям. Эгоцентризм, столь необходимый человеку для ощущения собственного достоинства, всецело порожден комнатной жизнью. Снаружи человек становится абстрактным и безличным, индивидуальность совершенно покидает его. И к тому же Природа столь безразлична и неблагодарна. Гуляя по парку, я чувствую, что не более важен для Природы, чем пасущийся на склоне скот или счастливый лопух в канаве. Совершенно очевидно, что Природа ненавидит Разум. Думать - самое вредное занятие на свете, и от этого умирают точно так же, как от любой другой болезни. К счастью, это не заразно, по крайней мере, в Англии. Наша нация обязана своим отменным телосложением исключительно собственной тупости. Можно только надеяться, что мы сумеем сохранить исторический оплот счастья нации для грядущих поколений; но я начинаю опасаться, что мы становимся чрезмерно образованными. По крайней мере, все, кто не способен учиться, уже занялись обучением, - вот до чего доводит увлечение образованием. А теперь, сделай милость, отправляйся к своей неуютной, занудной Природе и дай мне дочитать корректуру.
С.: Ты пишешь статью! Это весьма нелогично, после всего сказанного.
В.: Кому нужна логика? Только занудам и доктринерам, которые дотошно доводят свои принципы до печального воплощения, практического применения, что есть reductio ad absurdum2. Но только не мне. Над дверью моего кабинета следует, по примеру Эмерсона3, выбить надпись "Прихоть". Кроме того, моя статья содержит крайне здравое и ценное предупреждение. Если к нему прислушаются, в Искусстве может наступить новое Возрождение.
С.: И какова же тема твоей статьи?
В.: Я собираюсь озаглавить ее "Протест против
Песни Забвения и Смерти
Посвящается мне и С.
Глупо печалится по поводу своей кончины, все мы рано или поздно умрем, особо счастливым удается умирать по несколько раз, но некоторые, подобно героиням готических романов впадают в летаргический сон, именуемый забвением. Но поверьте: умирать неприятно, даже больно, но забвение еще хуже – это не больно и не приятно, это совсем никак – это я говорю Вам, как человек многократно умиравший, но счастлив тем, что ни разу не впадавший в забвение. Предлагаемый Вам сборник содержит фольклорные и авторские песни, услышанные в одном из кругов ада, где обычно проводит свой отпуск автор сих строк.
Составитель Наталья Рак
«For if we don't find
Рак Наталля
«Книга писем без ответа»
«Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов …»
Иосиф Бродский
Отправители:
К. – поэт, живет в Амстердаме, скучает по Музе, пишет стихи Музе и письма поэту Джиму. Стремится стать очередным проклятым поэтом. Любит Музу и абсент;
Муза – своенравная и сумасшедшая муза, вдохновляющая К., но отчаянно желающая стать музой В. или Т., ну или, на худой конец, Н. Любит поэзию Шарля Бодлера и Стефана Мелларме. Среди ее знакомых много поэтов и писателей, которым она частенько пишет письма. Иногда от скуки спускается в ад;
Т. – крайне загадочный персонаж, пишет очень редко и не по делу. Уехал в Одессу, и тем почему-то притягателен для Музы;
Телемах – старый знакомый Гомера, сын Одиссея. Скучает по отцу и благодарен Музе;
Маджнун –
Ирландия, Ирландия... На кельтском Эрин...
Зеленоглазый Эрин, чей взор пылает любовью к виски и свободе,
мил мне своею прямотой.
Рыжеволосый Эрин рассказывал мне древние саги, прославляя Кухулина и его силу.
Эрин нежно целовал меня в губы:
нас обдувал прохладный ветерок,
Заросли клевера спрятали объятия мои и Эрина:
нашу любовь не раскрошит англосаксонский меч,
ее не загонят в плен и не заставят забыть милую Тару.
Я не умею петь, но
Пусть в каждой саге, что расскажут филлиды,
в каждой песне, воспетой Томасом Муром,
в каждом глотке Гинесс и хитром взгляде леприконов
будет помнится моя любовь к тебе,
О Эрин.
Стишок был написан давно, когда я еще увлекалась английским романтизмом, отсюда и пояаился Томас Мур (ирландец, он, не смотрите на слово ангилийский)). Кухулин - герой ирландских сага, настоящий боготырь, а филлиды в иные, еще допатрикевские времена были чем-то вроде хранителей мудолсти.
Это цитата сообщения Natka_Ephiopia Оригинальное сообщение
The author of the Iliad is either Homer or, if not Homer, somebody else of the same name. Хаксли, его я люблю)