Такси остановилось у подъезда. Водитель молча взял деньги, и Рита вышла из машины. Постояла на серых ступеньках крыльца, у зеленой железной двери, пятнистой от игривых солнечных зайчиков, прыгающих с оконных стекол. Рука прикрыла глаза, когда женщина перевела взгляд на ровные ряды зеркальных квадратов. В одном, знакомом до боли, почудилось движение.
Рита вздрогнула. На миг вспыхнула надежда: а вдруг все случившееся — сон? Кошмар, приснившийся в машине? Нахлынувший порыв заставил потерять голову, и Рита рванулась вперед. Отшатнулся едва не сбитый с ног парень, глухо прогудели под ногами бетонные ступеньки и ключ в трясущихся руках с трудом вошел, в замочную скважину.
На полу длинного коридора валяется халат. Упал, когда переодевалась на бегу. На столе в кухне — протухшее мясо, гниющая картошка. Под прозрачным пластиком хлебницы покрылся серо-зеленой плесенью хлеб. Все, что осталось от неприготовленного семейного ужина. Потому что зазвонил телефон, и нарочито-равнодушный голос уточнил имя.
Собиралась впопыхах. Металась от больницы к больнице, люди в форме говорили какие-то слова, но все проходило мимо сознания.
Водитель-дальнобойщик задремал за рулем. Груженая под завязку фура в гармошку смяла легковушку. Никто не выжил: ни муж, ни родители, ни трехлетняя дочурка, накрепко пристегнутая в своем автомобильном креслице.
Сама Рита в те выходные ехать на дачу не решилась. Слишком тяжело протекала беременность. В городе «Скорую» можно вызвать, а до дач пока доберется...
Тишину нарушал рой жужжащих мух над столом. Нудный, противный гул. А сквозь него, словно издалека, просочились другие звуки: детский смех, сухое покашливание, шарканье шагов. И свист. Рита ругала мужа за привычку насвистывать, а он отшучивался.
Женщина беспомощно прислушивалась. Страх, что вот-вот сойдет с ума, захлестнул жаркой волной – в животе пинался ребенок. Малыш, которого не смогла сохранить.
В ужасе Рита выскочила на площадку, ступени услужливо повели вниз, и дальше, на улицу, прочь из этого кошмара, и только сиротливо щелкнула замком входная дверь.
Прохожие оборачивались во след, кто-то крутил пальцем у виска. А Рита мчалась, не зная куда, пока не закончились силы. Потом перешла на шаг, но безразличие все так же укутывало серым плащом.
На оживленной трассе не услышала ни отчаянно гудящих машин, ни ругающихся водителей. Не почувствовала, как асфальт под ногами сменился на разбитую колею проселочной дороги, а та уступила место травяному ковру. Деревьев стало больше, и лес укрыл потерянную женщину зеленым пологом.
Воздух уплотнился, потемнел. Деревья высунули из-под земли толстые корни и идти стало труднее. Дневная жара уступила место вечерней прохладе. Но Рита не замечала озноба. Шла и шла, ничего не видя, не слыша, не чувствуя. И когда кто-то взял за руку, пошла, куда повели.
Время тянулась, как жвачка, и сколько дней прошло, пока стало возвращаться осознание происходящего, Рита не знала. В памяти смутно мелькали какие-то люди. Они заботливо кормили с ложечки, укладывали спать, как малого ребенка. Вот и теперь, прежде, чем оставить одну, укутали в теплую овчинную шкуру.
Темнота в комнате стояла какая-то душная, но узкие окошки пропускали достаточно света, чтобы сделать её уютной. Вдоль стен - широкие лавки, сундуки. На полках выстроилась посуда. Вся простая, словно бы даже самодельная.
Скрипнула низенькая дверь. В клубах морозного пара вошла женщина. Молодая или старая, не разглядеть в темноте. Но двигалась живо. И сразу поняла, что гостья пришла в себя.
- Ну, здравствуй! Сейчас обедать будем.
Зажженная лучина осветила лицо, перепаханное морщинами. Но в глазах плясал огонь. То ли неунывающий, добрый нрав, то ли отблеск от лучины. Рита не разобрала, да и усталость отбила желание думать. Навалилась тяжелая, тягучая, как расплавленная резина. И такая же черная.
- Ой, да ты сомлела! Ну ничего, держись. Вот пообедаем, и отдохнешь.
От чего отдыхать, когда невесть сколько сиднем просидела на лавке? Но сил не нашлось даже на немудреный вопрос. Рита послушно смотрела, как их багровеющего, жаркого нутра огромной печи появился пузатый горшок, и густое варево переливается в глиняную миску. Похлебала немного, через силу, не чувствуя ни вкуса, ни аромата. И чуть не заснула прямо за столом.
Старуха перевела гостью на застеленную лавку.
- Спи. Ни о чем не думай.
Но какая-то мысль не давала покоя, и желанное забытье не приходило. Вопрос родился уже на грани яви и сна:
- Там зима?
- Зима, милая, зима. Ты спи, набирайся сил.
Наверное, эта вспышка сознания забрала остатки сил. Последующие дни промелькнули, как в тумане. Шла, когда вели, ела, если в руках оказывалась чашка с едой, а не трогали — забивалась в свой уголок на. Но теперь в памяти оставалось хоть что-то. Люди. Мужчины и женщины. Лица появлялись из бредового марева, и так же исчезали.
Постепенно оцепенение отступило. Появились мысли, чувства. И в один из дней Рита прошла до двери и выглянула наружу. Заснеженный двор, колодец под двускатной крышей. Сарай. Рядом, в
Читать далее...