Вот и стали чужими вдруг мы друг для друга…
Словно не было сказки случайности всех наших встреч.
Две души, как во сне, обнялись, полетели по кругу!...
Не смогли сохранить, не смогли этот вальс уберечь…
Всё случайности, знаешь, совсем не случайны.
Нежность слов и объятий, надежда в глазах, танец душ…
Наше лето - как целая жизнь! откровения, тайны…
Дрожь в руках, сладость губ, неизвестности глушь…
Как же это нелепо, наивно и глупо! И может
Всё не с нами, все сон, не бывает такого взаправду!
Только вот по ночам тянет душу тот танец волшебный продолжить…
Обнимая - беречь! И Любить! Ведь нам это действительно надо???
Как забыть всё? Ведь мы отыскали друг друга в холодности тьмы
Вспыхнул свет и танцуют две добрых души, все сильнее звеня!
Ты моя, а я твой! Мы Тепло друг для друга среди белоснежной зимы!
И, безумие - нам становится чужими так нежно и чисто любя!!!
13.12.2020
Александр В.
А кофе вкусный, когда с тобой
А без тебя горчит и нету пенки у каппучино...
И обжигает, и вкус плохой...
С тобой же вкусен и из пакетика растворимый!
Люблю я кофе, когда с тобой!
Он ароматный, бодрит и очень терпкий.
И очень нежный... Как ты со мной!
И в сотый раз смакую, как будто в первый!
Откуда-то, с бескрайней пустоты
Пронзительно сереющего неба
Летела капелька прозрачной чистоты
Дрожа в лучах сияющего света.
Летела капелька блистая и искрясь
Танцуя в воздухе, не зная про невзгоды
Летела... Нет.Она к земле неслась
Кружа с подругами своими хороводы.
И вот земля... разбилась, растеклась...
Исчезла сказка фееричного паденья
Пропала капелька на брызги разделясь
И замерло все в мире на мгновенье
И мы как капельки-кристальны и чисты
Мечты и помыслы красивы и прозрачны.
Нет злости, гордости, нет гнева пустоты
Душа искрится как кристалл хрустальный
Но как же часто разбивается все в прах
О, черствость мира, страх и лицемерье
Полёт мечты об подлость терпит крах
Осколки, брызги...замерло мгновенье...
Потом собрать так трудно все в один поток
Как капелькам сливаться воедино
Хрустальной веры чистый ручеёк
Нести сквозь жизнь и не винить причины.
02.03.2021
Пунктуация автора сохранена
Принесите мне кофе — изысканно-черный,
С черной магией ночи приготовьте его.
Я присяду за столик с этой чашкой бездонной
И как-будто бы спрячусь от всего… от всего…
Принесите мне кофе — утомительно-нежный,
С лунным отблеском в чашке, и с россыпью звезд.
Я хочу насладиться горчинкой небрежной
До восторга в душе и до радостных слез!
Ну, а если мне станет совсем одиноко,
И захочется неги таинственных стран,
Принесите мне кофе с ароматом Востока,
С легкой дымкой турецких заманчивых тайн…
Я говорю твоё имя,
А на выдохе чувствую привкус вишни.
Мы шагаем дворами пустыми,
Даже звёзды кажутся лишними.
Это просто момент, странный вид
Волшебства, что к утру растворится, как не было.
Так чисто, искренне можно любить,
Пока рассветом ещё не умылось небо.
Вокруг светлеет, лучи крадутся по нашим лицам.
И нашей встречи (я знаю точно) не повторится.
Ты так развернись, чтоб было видней ключицы,
Танцуй также робко, как и тогда, однажды.
Я знаю, что облик твой мне всего лишь снится,
И знаю, что ты на то ничего не скажешь.
И наша хрущёвка - это мечта, не боле,
Ведь там толще стены, значит, не слышно звуков.
Буду держать тебя здесь, раз не стал неволить,
Во сне, где с тобой мы любим ещё друг друга.
Разденься, летай со мною, как Маргарита,
Хоть я и ни в чём не стал для тебя, как Мастер.
Мы будем играть. Комедия ля финита,
Никак не иначе, но мы играем в счастье.
Под музыку струн оркестра танцуй, как ведьма,
Впотьмах всех зеркал мелькает твоя улыбка.
Я связан с тобой тугой и колючей сетью,
И то, что связало, было моей ошибкой.
Посмотришь в глаза и станешь рабом навеки,
А я в них тонул, пока волновала словом.
И после тебя мужчины всегда калеки,
Но влюбятся, если встретят во сне хоть снова.
Движенья твои - гипноз, аж мороз по коже,
Впивайся в меня ногтями, как было раньше.
Ведь после того не сможет ничто тревожить,
Как стоны твои - ни крики толпы, ни банши.
Ты снишься уж год, считаю секунды кашлем,
Я так захворал, я лез без тебя на стену.
Я стал некрасив и сед, стал убог, неряшлив,
Следы твои мне иголками в стоге сена.
Искал в соцсетях, в кафе, подбирал пароли,
Но нет тебя здесь. Во сне лишь твои ключицы,
Лишь там можешь мне коснуться себя позволить.
Прошу, обещай, что будешь всегда мне сниться.
И лишь ради плясок жить мне хватает силы,
Я выйду из дома, чтобы тебя вновь встретить.
Мне все говорят: колдунья, приворожила.
Я знаю и сам. И я уж смирился с этим.
Так пусть нашей драме всё же пришла финита,
Но ты моих снов осталась важнейшей частью,
Ведь в них ты летаешь, будто бы Маргарита,
Давая поверить, что для тебя я Мастер.
..и пока он плясал с феями, прошёл год и ещё сто лет
Вот, допустим, есть парень,
студент лет двадцати,
коих полно
на всём белом свете.
И, допустим, он знакомится с девушкой в интернете.
И они общаются там, но не то что бы слишком близко.
А потом она неожиданно пишет: придёшь на вписку?
Он, конечно, идёт, прихватив с собой двушку пива.
А вокруг октябрь туманный, чужой, тоскливый,
и ворота теней открываются с тихим скрипом.
Не поймёшь, то ли это мираж,
то ли кто-то вскрикнул.
Сквозь белёсое марево проступает панельный дом –
чёткий абрис.
Он звонит в домофон, предварительно сверив адрес.
И заходит в подъезд, а затем и в квартиру и пытается веселиться.
Только что-то чужое у этих людей есть в глазах и лицах.
Тем не менее, всё происходит обычно: алкоголь, поцелуи, танцы.
А потом он встаёт и хватает куртку. Ему говорят остаться.
Вот сейчас, – говорят, – принесём гитару. Посиди с нами пару песен.
Будет весело, – говорят они, – будет весело.
Он не слушает. Трудно дышать. Слишком мало воздуха.
Он бежит,
но уже не в подъезд,
а в траву и звёзды.
И снаружи его ждёт не дом, а куски арматуры, остовы автомобилей,
скрип засохшей сосны, усыпанной белой пылью.
Он садится на землю, схватившись за голову,
смехом беззвучным давится.
А вокруг – туман
и следы мировой катастрофы
столетней давности.
Безумным шумом город въедается в поры,
Своей черно-белой палитрой забрызгав былой простор.
Я просто выключу свет и просто задерну шторы.
За бетонными стенами мир был, да только пустой.
Под атмосферу вросла еще одна оболочка,
Где больше не просят воздуха мои кровяные клетки.
Вот вам эволюция - это же жирная точка.
Кости былого времени в каждой несущей стенке.
А город въедается в душу и рвёт её прямо в клочья.
В воздухе комом осела вся суета и пыль.
Живые выходят из дома на улицу только ночью.
Лишь ночью можно создать там свой собственный мир.
Погребальный костер чистоты, красоты и добра,
Точно морг в тех пустых городских коробках,
Бездушных до каждого атома и ядра.
Наш мир - люминесценция тонущей лодки.
Что-то кроется там, где трамваи сбиваются в стаи.
Аппликацией общего счастья лежит на руинах.
Что-то то, что заставит снега растаять.
То, о чем поют песни и пишут картины.
В закоулках играет ветер хард-рок и гранж.
В телефонных будках, чуть слышно, Брамс и Шуберт.
Точно кто-то рисует жестокий неправильный шарж.
Шарж о том, что наш мир окончательно умер.
Видишь свет на восьмом этаже в окне?
Это значит, что там где-то варится кофе.
А ещё где-то там города утопают в огне.
Где-то плачет ребенок, которому очень плохо.
Где-то град из ракет, дождь и ветер из пуль,
Мать, дрожа, закрывает ребенку глаза,
А отец подставляет под пули усталую грудь.
Это значит, что - к чёрту! так больше нельзя.
Это там. А у нас за окошком луна.
И коробки, где заживо мертвые души.
И на карте похожи все чёртовы города,
Что так безжалостно и ненасытно нас душат.
Там, где трамваи сбиваются в стаи,
Пустых историй нелепые сводки.
Я не знаю, как жить, я не знаю.
Наш мир - люминесценция тонущей лодки.
Фонари ослепляли яркие.
Бесконечность блуждала бездомная.
Закрывал глаза, душу стягивал.
А по трубам лилась ночь бессонная.
А по венам бежала свобода и кровь.
А в глазницах тревожно пряталась тьма.
С дымом в воздухе вся городская скорбь.
В дверь ломились мосты, переулки, дома,
Улицы и районы просили впустить,
Точно дикие твари, бегущие прочь,
Точно кто-то хотел их зверски убить.
Никогда не заглядывай в ночь.
Не смотри за окно. не давай уснуть.
Говори с тишиной, она смотрит в тебя.
Сваи, стыки углов собирай наизусть.
Ты - всего лишь жалкий синоним "зря".
Кожу стягивай, чтобы найти под ней душу -
- Это медленный яд для безжизненных улиц.
Пробирайся дальше, стремительней, глубже,
Пока палата, соседняя с чудом, пустует.
Не верь в этот сон, уходи, не впускай.
Эти улицы всех переварят когда-то.
Возьми спички и, слышишь, прочь убегай,
Потому что завтра не будет заката.
Безнадежно забудь, без оглядки беги,
Убивай безжалостно день.
/ Этот город не смог бы следов найти,
Но тебя ему выдала тень /
в тиxoм омyтe чepти вoдятся,
в покep peжyтcя до yтpa,
хлещут виски, по пьяне ссорятся
/заходила я к ним вчера/
в тихом омуте черти – девочки
пьют шaмпaнcкoe до зари,
красят губки, рисуют стрелочки,
строят глазки, грустят о любви.
в тихом омуте секс, наркотики
и бульвары ночных фонарей.
купидоны играют в дротики,
попадая опять в людей..
и не целясь, стреляют пьяные
и кайфуют…
а на земле.
лечат раны на сердце рваные
пострадавшие
по весне.
Тёплые носки в кроссовках делают жизнь теплее на несколько минут.
Длинная чёлка защищает от космического пепла.
Хвост нужен, чтоб держать в нём кружку чая или кофе. Не имея хвоста допускается загрустить.
Вагоны метро после конечной станции падают в огромную яму с зефирками. Вагонов метро куда больше, чем мы думали, а машинисты любят сладкое.
Встроенная под кожу солнечная панель позволила бы заряжать телефон пальцем.
Если все в мире будут использовать подкладку на стульчак - один человек мог бы её не использовать.
Костёр, как средство согревания в машине - плохая идея, пока вы не водитель кабриолета с мангалом.
Зеркало заднего вида позволяет смотреть в будущее, если вы движетесь со скоростью, выше скорости света.
Крылья - это удобно, но надо расширять косяк двери и менять дизайн стульев.
Портативная барабанная установка ускоряет толпу на 5%.
Нырять в деньги больно. Иметь деньги в кол-ве достаточном для нырка - искушать себя на поступок полный боли.
Луна на самом деле самое доброе небесное тело. Но Сатурн больше похож на заботливого дедушку.
Газоразрядные лампы, которые мы так привыкли видеть работают по принципу нагревания газа внутре колбы.
Шутить про горящий газ (в лампах) - плохая идея на газодобывающем предприятии.
Картофельная пушка - страшное оружее.
Картофельная катапульта не так впечатляет, как картофельная пушка.
Котопульта - это забавно, но жестоко после определённого момента.
Невесомость позволила бы скульпторам отливать скульптуры самых различных и причудливых форм.
Пускать художников от современного искусства в космос с несколькими килограммами железа - противозаконно.
В космосе можно найти что угодно, значит кусок вкусного сыра можно найти ночью, если очень приспичит.
Плоскую землю пришлось бы снять с панциря черепахи по указу гринписа, что привело бы к падению человечества в неизвестность с ускорением приблизительно 10м/с.
Падение земли с такой скоростью привело бы к засилью современного искусства над другими.
Отсутствие повсеместного присутствия очень дорогих статуй из металла непонятной формы и содержания опровергает теорию плоской земли.
Шоколад вкуснее с недосыпа.
Засыпать с шоколадом во рту - опасно.
Чёрные носки не похожи на фиолетовые с розовыми полосками, но это не мешает вам мечтать.
Запомни меня таким, как сейчас - беспечным и молодым, в рубашке, повисшей на острых плечах, пускающим в небо дым. Неспящим, растрепанным, верящим в Джа, гуляющим босиком, не в такт напевающим регги и джаз, курящим гашиш тайком. В разорванных джинсах, с разбитой губой, с ромашками в волосах, глотающим жадно плохой алкоголь, пускающим пыль в глаза. Нагим заходящим в ночной океан, пугающим криком птиц, с десятками шрамов, царапин и ран, с укусами у ключиц. Бесстрашным, отчаянным, смелым и злым, не знающим слова ''нет'', на толику грешным, на четверть святым, держащим в ладонях свет.
Запомни мой образ, когда в полутьме целую твое лицо, запомни мой голос и след на стекле от выдоха хрупких слов. Запомни меня сидящим в метро и мокнущим под дождем, стихи напевающим богу ветров, и спящим, и пьющим ром. Смотрящим на то, как в костра дым и чад врезаются мотыльки. Горячим, горящим, влюблённым в тебя - запомни меня таким.
И если когда-то, спустя десять зим, ты встретишь меня в толпе, найдешь меня серым, безликим, пустым, ушедшим в чужую тень, схвати меня крепко, сожми воротник, встряхни меня за плечо, скажи, что я трус, неудачник и псих, брани меня горячо. Заставь меня вспомнить ночной океан, рассветы, ромашки, джаз.
Прижми свои губы к холодным губам,
заставь меня
вспомнить
нас.
"Очень хочется никому не принадлежать.
Оседать на пустой постели осадком, пылью.
Чтоб свободная, чтоб без присказки и ножа
Находила любое и делала его былью,
Находила б любого – и нет, не влюблялась БЫ,
Улыбаясь от всей души, проходила б мимо –
И не надо мне вслед мольбы, похвальбы, стрельбы –
Оттого ведь неуязвима, что нелюбима.
Очень надо бы никому не принадлежать,
И развеять двуликий миф, что все это горе —
Что мол некому чашку чая тебе подать,
И что не с кем поехать впервые увидеть море,
И что некого, некого, видишь ли, приручить,
И как следствие- не к кому, видимо, приручиться.
Я желаю себе стальные глаза и щит,
Чтобы было чем бить и было чем защититься.
Я желаю себе походов по сентябрю-
Неуверенных, первых с дрожащим в руке окурком,
Посиделок в кофейнях, упреков в том как я вру,
Извиваться в руках (здесь вычеркнуть) чернобуркой.
Очень хочется никому не принадлежать,
Чтобы мама потом сказала – «Глядела в воду»...
Чтобы липкий комок под ребрами- без ножа-
Осторожно, в ладонь.
Под стикер
«Ещё не продано».
Сначала она, пока не стемнело, посадила розы – красные и белые. При свете тлеющей лучины разделила крупы. И было их там намешано на самом деле сортов семь или восемь – она не считала: от усталости слипались глаза. Выбелила кухню – старая печка нещадно чадила, черный дым нередко просачивался сквозь щели и оседал под потолком, окрашивая стену сначала в грязно-серый, а потом и в черный цвет.
Поясницу нещадно ломило и крутило, но она, наклонившись низко-низко - как маменька учила – натирала полы и скребла углы. Потом собрала негнущееся высохшее белье с веревок. Оставалось только прочистить старую печку, но глаза закрывались, и сил не было даже на то, чтобы прогнать обнаглевшую крысу, крадущуюся вдоль стенки к кухонному столу.
Там, на столе, Золушка оставила большую рыжую сладкую тыкву, которую собиралась парить в большом горшке, но теперь сил не осталось, и она решилась закрыть глаза. Вреда в этом не было: мачеха с сестрами вернутся только под утро. Девицы будут раскрасневшиеся от танцев, а мачеха крепко пахнуть винцом и мужскими сигарами.
В голове разливалось мерное жужжание и стрекот. Золушка полусидела на полу, облокотившись на большой сундук, голова ее запрокинулась, рот приоткрылся. Ей снилась красивая ласковая женщина – мама. Она обнимала ее и весело смеялась. Мама познакомила Золушку со своей сестрой, о которой никогда не говорила при жизни.
- Это твоя тетя и крестная, - мама улыбалась, а Золушка недоверчиво трогала красивое платье, по странному совпадению в точности такое, в котором вечером во дворец уехала ее старшая сестра.
И легкая косолапость, преследующая ее с детства, здесь совсем исчезла, и ножки были красивые и стройные – если бы она умела танцевать, она кружилась бы в вальсе не переставая, и все любовались бы ей.
- Твоя тетя приготовила тебе подарок, ей очень жаль, что она не могла прийти раньше, - мама совсем не удивлялась нарядному платью, словно привыкла всегда видеть свою дочь такой чистой и красивой.
Мамина сестра прятала что-то за спиной, и Золушке вдруг очень захотелось, чтоб это были нарядные туфельки - ведь к красивому платью босые ноги, даже самые ровные и стройные, совсем не подойдут. И тетя вынула из-за спины сверкающие туфли, переливающиеся искрами, и плавно повела рукой в сторону такой же сверкающей кареты.
«Прямо под туфельки!» - с восторгом подумала во сне Золушка, сидевшая на полу недавно выскобленной кухни. Она счастливо улыбнулась во сне, глубже вдыхая угарный газ, ползущий от старенькой не вычищенной печки.
После двенадцати с бала вернулись мачеха и сестры. У мачехи разболелась голова. Принц не обращал внимания ни на кого, кроме своей новой пассии, приехавшей в гости к «другу детства», большинство перспективных кавалеров было разобрано - так что маман собрала дочерей, сказала на прощание всем «оревуар» и велела отцу везти их домой.
Золушка так и сидела возле большого сундука, подогнув одну ногу в башмаке под себя, а вторую, босую, вытянув вперед. Рядом с ней на полу лежала большая серая крыса. А на столе стояла рыжая осенняя тыква, которую Золушка собиралась парить в печке к приезду семьи.
- Вот так вот… - растерянно произнесла мачеха, а отец снял шапку и молча вышел в сени.
У нашей невстречи особый тимьяновый вкус
февральского утра и юга московских проспектов…
и станции эти- как бисер надорваных бус
и ты осязаешься в каждом движении ветра…
у наших разомкнутых пальцев- у веток метро
единое солнце стекается в центре ладони
где пахнет корицей и кофе простое тепло
которое нас отличает, прощает и помнит
у наших невзглядов волнующе-снежная даль
у наших молчаний простывшая нежностью близость
сегодня Февраль не дождался взволнованный Май
и вряд ли останется время им выписать визы…
от нашей невстречи остался лишь сказочный снег
и тонкая нитка тепла телефонных признаний
и утро уже переходит в размеренный бег…
а я растворяюсь в пещерах твоих подсознаний
Я теперь гоняю солнце, как мячик, Я не кошка теперь, а тучка. Что же ты хозяйка, все плачешь - Ты же видишь - мне здесь лучше. Шерсть пушистее, лапы мягче И глаза куда зеленее. Только ты опять по мне плачешь, Ты не веришь - мне здесь милее... Облака плывут, как ангоры, Тень бежит вдоль дорог-улиц, Я вернусь к тебе - очень скоро, Я уже, вообще-то, вернулся! Посмотри, вот идет дождик, По цветной крадется дорожке, И по радуге с ним могут Возвращаться на землю кошки. Гром далекий мурчит песню, С шерсти искры летят - грозою - Веришь ли - мы с тобой - вместе, Каждый день, каждый миг с тобою... Здесь я - облаком белым-белым Все играю с клубком желтым - Посмотри поскорей в небо. Я с тобою. Не плачь. Что ты.....