Давай уже, зима, монтируй этот клип:
Уютный интерьер и елку у камина...

Актер, конечно, влип, жерар его филипп,
Двенадцатый ремейк – не сказка, а рутина.
Пускай несется вскачь, фанфан его тюльпан,
Целует королев и бегает по крышам –
То краска, а не кровь из свежих льется ран,
А внутренний озноб невидим и неслышим...

Давай уже, зима, рассыпь свой нафталин,
Строгай свой оливье из шуток и мелодий,
Надень на лысый мир парик под мерилин –
Он выдаст на ура любимое в народе
«I wаnna итэдэ»... Снимай свое кино,
Пока танцуют все по кругу и привычке...
Не дай им разглядеть за смехом и окном
Последнее тепло, дрожащее на спичке.

Анна Полетаева

Ты знаешь, что замуж она не хочет. Не хочет ни гнездышка, ни птенцов. Меняет перчатки, мужчин и почерк – красиво, с достоинством и ленцой. Любой из поклонников предсказуем – на «бентли»/на «ауди»/на коне. «Шампанское? Мидии? Потанцуем?» Она, улыбнувшись, ответит нет. Пускай ты не путаешь Босха с Брамсом, ты тщательно выбрит, изящно пьян. Пускай ты неплохо умеешь брассом и в каждом дизайне найдешь изъян. А то, что не юзаешь «Boss» и «Rolex» – на это ей, в сущности, наплевать. Куда интересней вживаться в роли, продумывать сцены, играть приват, бесшумно, на цыпочках, красться в душу – (Ах, да, повторяюсь! Молчу-молчу! ) – выстраивать замки, чтоб после рушить – ведь ей не в новинку и по плечу. Но ты-то считаешь, что есть все шансы – конечно, навряд ли кормить с руки – хотя бы заказывать дилижансы, ковры-самолеты под каблуки. Ты видишь, насколько она опасна, однако податлива и нежна. И если б породу писали в паспорт – (Нет, правда, такая графа нужна! ) – то ей написали бы, не колеблясь, короткое, емкое слово «дрянь». Которая, впрочем, великолепна. Настолько, что башню срывает.
- А, может, останешься? –
Молча красит прохладно-зеленые зеркала души. Полседьмого. Окончен праздник. Чуть слышно вздыхают колокола. В тумане над прудом мелькают чайки. Еще по-домашнему неглиже, бездонную ночь запивает чаем (два тостика, йогурт, клубничный джем). Потом, прислонившись к окну, комментит чудную симметрию облаков – без женской эклектики междометий, но как-то особенно и легко, разбавив метафоры тонким матом. Ты должен признаться, что ей к лицу. Чуть позже, в спонтанном порыве смята, сойдясь с подоконником навесу, насмешливо выдохнет:
- Да, мой сладкий!.. –
ладонью метнувшись по волосам. Но розовый след на твоей лопатке – обычная взлетная полоса. Ты правда мечтал удержать Жар-птицу? Она не останется. Ей пора. И все недосказанное простится оборванной строчке с ее пера.

Sterva

господь глядит на нас раз в столетье
думает "да и такие бывают дети",
рассеяно гладит нас по растрёпанным волосам.
иногда прислушивается к хриплым и сорванным голосам,
как терпеливый родитель поправляет нам курточки, смазывает зелёнкой содранные коленки, сжигает тоннами наши записки, стихи, "художественные нетленки", разбавляет нам спирт, затягивает нам жгут, разъясняет что, в самом деле, осень и смерть - решение пары его минут.
а потом устаёт, уходит, затыкает уши, завязывает глаза, брезгливо морщится от любых попыток его достать,
но пока люди пишут ему в оффлайн - он обязан существовать.

Бога нет, если ты про него забыл.

Он не добрый дядя с кульком подарков наперевес, тот кто в это верит - глупый ребёнок, лентяй и балбес, у господа куча имён от "Христос" до "Дьявол и Бес". Всё зависит от того сколько раз он тебе ответил, сколько раз в твою жизнь залез.

Пока осень открытой раной горит у него в ладонях, и он окунает в неё лицо, пока существуют те, кто его злую шутку над миром понял, те кто готовы считать его мастерским подлецом, пока есть среди тех, кто клеймит его верой и словом, тот кому кажется, что всё это - враньё и попытка оправдать свой собственный страх - Господь стоит в горле молящего о прощении, комом,
и горит хлыстом
у наглеца в руках.


Виктория Власова

...и снова будет сегодня сниться: кошмарный ливень, собачий вой, допрос с пристрастием на границе; упрямый въедливый постовой посмотрит в паспорт и ставит просто отказы-штампики на судьбе; и, замыкаясь, ряды форпоста не пропускают меня к себе. Так и останусь на распродаже по низким ценам скупать грехи... А кто-то мудрый прочтёт и скажет, мол, не стихи это, не стихи. И кто-то умный начнет глумиться, знакомый вновь заведя куплет, что сердце рвать неприлично в тридцать, что опоздала на десять лет. Мол, напиши, как луны камея собою красит небес парчу, а я о звёздочках не умею, а я о бабочках не хочу.

Я напишу о глазах ребёнка, распознающих любую ложь, о том, что рвётся не там, где тонко, а там, где этого меньше ждёшь; о том, как в доме напротив прячут мужской, срывающий крышу плач; о том, как времени ушлый мячик безостановочно мчится вскачь, живых людей превращая в маски на зависть куклам мадам Тюссо; что мёртвым грузом в его запаске – фортуны пятое колесо; что, несмотря на чины и масти, одна на всех у него печать. Я напишу (как усталый мастер о самом грустном всегда молчать) о том отчаянном женском пьянстве, что незаметно в тени кулис, о заоконном ночном пространстве, к утру сильнее зовущем вниз; я напишу себе послесловье на грязном зеркале, словно тать, такой горячечной бурой кровью, что ты не сможешь меня читать...

Прохладно. Слышится звук негромкий (полощет ноги в воде луна). Стою у суток на самой кромке, всепримиряющей с гладью дна, там, где кончается божья помощь и начинается путь домой. И чей-то смех разрезает полночь, знакомый, нервный. Похоже, мой.

Юлия Драбкина

Я лежала, вдыхая искусственный воздух,
замирая от боли, вжимаясь в подушку.
Мой крылатый Хирург без ножа и наркоза
мне вчера, наконец, ампутировал душу.
И когда моя кровь вымывала из тканей
имена, поцелуи, дыхание, шепот…
Я тебя метастазами прятала в память.
И молилась о том, чтобы Он не нашел их.

Кот Басё

Сначала из дома ушли тараканы,
шушукались с вечера где-то за печкой,
а ночью исчезли внезапно и странно,
включая детей, стариков и увечных.
Хозяин на радостях хлопнул рюмашку,
хозяйка засиженный пол отскоблила.
Лишь дед, озабоченно сдвинув фуражку,
под нос пробурчал, что пора, мол, в могилу.
По осени вместе с антоновкой спелой
попадали как-то на землю синицы.
И встать на крыло ни одна не сумела.
Зарыли. Забыли. Подумаешь, птицы.
И только старик, опираясь на палку,
подолгу бродил по листве облетевшей,
и, морщась, шептал: «Внуку малую жалко,
расти бы, расти ей, да кукол тетешкать».
А в марте, открыв зимовавшие ульи,
хозяин увидел, что гнёзда пустуют.
Выходит, что пчёлы из них улизнули,
оставив без мёда ребят подчистую.
В тот вечер старик, похороненный в Святки,
приснился хозяину с речью туманной:
«Ищите, покуда не поздно, ребятки,
дорогу, которой ушли тараканы…»

Клавдия Смирягина

В деревне Бог живет не по углам,
как думают насмешники, а всюду.
Он освящает кровлю и посуду
и честно двери делит пополам.
В деревне Он - в избытке. В чугуне
Он варит по субботам чечевицу,
приплясывает сонно на огне,
подмигивает мне, как очевидцу.
Он изгороди ставит. Выдает
девицу за лесничего. И в шутку
устраивает вечный недолет
объездчику, стреляющему в утку.
Возможность же все это наблюдать,
к осеннему прислушиваясь свисту,
единственная, в общем, благодать,
доступная в деревне атеисту.

Иосиф Бродский

Давай загадаем желание сбыться, встретиться, где-то столкнуться лбами, в списке попасть на одну страницу, к одной иконе прильнуть губами, давай почувствуем это «вместе», нутром, молекулой миокарда, давай случайно – в пролетах лестниц, на полке старенького плацкарта, на фотокарточке летних улиц из «полароида» иностранца; давай загадаем, чтоб нас вернули – и наконец-то начнем сбываться.

Кот Басё

Есть время блюзу и время техно, инструменталке и тишине.
Стихи всегда посвящают тем, кто... был вписан в рубрику: "только не…"
Недолгий список пронумерован, в нём каждый грешен и каждый свят.
И если помнишь почти дословно, ну как их прошлому-то отдать?..
И сохраняешь, не ставя точку, (едва ль надёжней швейцарский банк
листа бумаги и пары строчек), и сушишь розы — для икебан.
Да, окунаться в любовь, как в омут скорее жажда, а не нужда.
Но, что поделать, писать и помнить не равнозначно сухому «ждать».
Ну, кто решится и бросит камень?.. Да полно, много ли недотрог.
В твоих объятиях каждый — Каин, и каждый — Авель, и каждый — бог...

Перезагрузка любой системы, дожди в предчувствии ноября.
Стихи обычно приходят с теми, кого не можется потерять.
Кто проникает в тебя как воздух — попробуй выдохни, ну, слабо?..
Когда меняться, пожалуй, – поздно, и невозможно, само собой.
Но ты справляешься — на два счёта, вдруг позабыв, что пора умнеть.
Когда любовь посылаешь к чёрту и... тут же сразу идёшь за ней.
Как за мессией, с нелепой верой, что вот отныне и навсегда.
Когда внезапно подводят нервы, когда прессуются в миг года,
И ты сама раздуваешь пламя, сжигая в пепел привычный быт.
А после - снова рифмуешь память, как будто можно таких забыть.

Лола Ува

Мы вырастаем из своих стихов,
Из косяков дверных и раскладушек,
Любовных клятв, восторженно-недужных,
Дырявых кед и прочих пустяков.
Таинственная дудочка-радар
Нас гонит по спирали отрицаний –
Мы отрицаем то, чем были сами:
Любимых женщин, книги, города.
И мы растём...
Как бровки ни суровь,
Как ни чекань презрительно: "Муддак ты!",
Но мы меняем отчества и даты,
Сердца и страны, метрики и кровь.
Безумный штурман чертит наш полёт,
Вводя поправки в принципы и галсы...
А в общем, зря я так распсиховался –
Собака лает... караван идёт.

Василий Тюренков

всем обездоленным - мира и процветания,
каждому пряник и минимум по рублю.
я, как любое неправильное создание,
требую много глаголов со слогом "лю",

пачку пломбира, вафли и банку пепси,
спать сколько хочешь, обуви полный шкаф,
в принципе, можно двадцать гектаров леса,
озеро, домик, будку, в которой стафф.

если серьезно, в общем-то все, что нужно,
мне, океана хлебнувшему, кораблю -
чтобы вокруг было ясно, тепло и дружно,
чтобы был тот, кому можно сказать
люблю.

Кукла Саша

люди встречаются, люди расходятся,
люди теряют людей.
я умираю в зашторенной комнате,
полной прозрачных теней.

я умираю, а люди целуются,
люди идут гулять.
люди подошвами бьют по улицам,
я кулаком - кровать.

мир существует для самых породистых
псов, дураков, детей.
люди встречаются, люди расходятся,
люди хоронят людей.


Кукла Саша

и вот, ты уже не помнишь,
кем в детстве хотела стать,
какие мечты «на вырост»
свалила на антресоли...
но ясно, что это возраст
не дьявола, а Христа,
а значит противный голос
в наушниках - просто совесть.

и вот, ты уже не знаешь,
«что лучше тебе дарить»,
каким непростым весельем
наполнить все эти сутки,
а кто бы принес в конверте
хорошенький алгоритм
счастливой свободной жизни
без всяческих предрассудков.

и вот, ты уже не хочешь
ни брендов, ни куража,
ни брони больших отелей,
ни модных крутых девайсов,
а хочешь проснуться утром
и просто вот так лежать
в чем мать родила и думать:
«а может не одеваться...»

и вот, ты уже не любишь
практически ничего,
ты просто не привыкаешь
ни к людям, ни к дням недели.
и жизнь твоя незаметно
становится кочевой...
и вот уже: «пристегнитесь»,
и вот уже: «полетели...»

Сола Монова

За все приходится платить:
За газировку и за счастье,
За развлечения, запчасти –
Нам всем приходится платить.
За все приходится платить:
Свободой за охоту к дракам,
А за любовь – законным браком
Порой приходится платить.
За все приходится платить:
По утвержденной свыше смете…
За жизнь – и то придется смертью,
Увы, когда-нибудь платить.
За все приходится платить,
И, может, это справедливо –
За вдохновенье и за пиво
Ценою подлинной платить.
За все приходится платить,
И просто глупо горячиться
И недостойно мелочиться,
Когда придет пора платить
За слезы, смех и за успех,
За свет, любовь, за неудачу…
И тот заплатит больше всех,
Кто хочет выторговать сдачу.


Павел Хмара

( ко Дню независимости Украины )

… И стыдно мне,
что я живу в стране:
в которой нет
к народу уваженья;
в которой всё
сгорает, как в огне,
и пенсии,
и труд,
и сбереженья;

в которой
земли, сёла, города,..
разворовали
партии вандалов;
в которой власть
работает всегда
по принципам
хапуг и криминала;

в которой
нету места старикам;
в которой
не хотят рождаться дети;
в которой каждый
выживает сам,
в безсильи,
проклиная всё не свете.

… И страшно мне,
что я живу в стране:
в которой молча
вымирают сёла;
где «слуги»,
в бриллиантах и в броне,
чужим детишкам
закрывают школы;

где памперсами
штопают бюджет,
презервативом
меряют доходы,..
а миллиардов-
потерялся след
в просторах
безналоговой свободы.

Где не дают
зарплат учителям,
где нет бинтов,
больным, для перевязки,
где нищета
шагает по пятам,..
и двадцать лет
рассказывают сказки!

… И горько мне,
что я живу в стране,
которую
нигде не уважают.
Но не грозит
опасность ей извне.
Её -
родные дети
разрушают!

...И больно мне...

Александр Тарадов

Это цитата сообщения Nikash Оригинальное сообщение

Пуловер узором "Азиатский колосок". МК 

[показать] [показать] [показать]

далее

Словно курица на яйца
ночь на землю опустилась..
Баю-баю, спи, хозяин...
Спи, а я тебе повою.
Перестань курить и думать,
ляг на мягкую подстилку,
не смотри на дно стакана,
это зеркало – кривое.

Я отлично понимаю,
нам, собакам, жить попроще
(а особенно домашним,
небольшим и не в Корее).
Разве трудно, тапки в зубы
(чем вам пёс не гардеробщик?!)?
Облизать лицо и руки?
Ради Бога! Не упреем.

Ну, немного жмёт ошейник
и не каждый день колбаска,
поводок не очень длинный
и нельзя пописать нА пол,
блохи сильно докучают
и почаще бы на вязку...
Ну, слегка обидны «фасы»
и «аппорты» и «дай лапу»...

Человеческий ошейник
тяжелее и теснее,
поводков коротких - сотни,
каждый выдох - по закону
(столько выдумать уставов
не сумел бы и во сне я!..).
Разве может быть счастливой
жизнь без Бога, но с иконой?

Всё равно грызня повсюду,
по-мышиному, подпольно.
Прав Шекспир: весь мир – театр...
Но, Кабуки, ТЮЗ, Ла-Скала..
Где вы, люди, научились
улыбаясь делать больно?
Лучше честно скалить зубы,
чем укромно душу скалить.

Не дури, ложись, хозяин!
Люли-люли, засыпай же!
Или... хочешь, погуляем?
Видишь, звёзды небо крестят!
В сон не спрячешься от яви...
Сны, порой, ничуть не слаже.
Если ты заснуть не можешь,
то давай повоем вместе.

Беркович Г.

взломал рассудок ночной крупье [пароль и логин]
уйду отсюда в одном белье [душа в залоге]
ждала годами / а шансы - дрянь [ хоть выпей яду]
король и дама [как Инь и Ян] ложатся рядом...
поднимем ставки! под блеск зари снимаю жемчуг...
крупье в отставку - он разорил десятки женщин!
азарт уходит / окончен бой / такси и кофе...
играли вроде с тобой в любовь...
сыграли...
в похер!!!

Сола Монова

у меня чудовищный передоз
и похож на реквием каждый тост.
расскажите, Доктор, каков прогноз -
вы меня оформляете, или едем
к золотому морю в отель Хайят
философски кутить, как Омар Хаям:
ни жалеть, ни печалится, - нихуя
[абсолютно забить на чужие беды]


у меня хронический недосып
в этом городе деньги суют в трусы
хочешь денег - танцуй, маскируя сыпь,
гениально играй дорогую шлюху-
мне как будто немыслимо повезло,
то ли я оседлала хороший слог,
то ли вовремя выстрогала весло,
и в открытое море толкнула шлюпку...


у меня затянувшийся перекур...
я засолена в собственном злом соку,
так что даже залетный комар-пискун,
изучив мою кровь, перешел на виски.
в этом мире больших дорогих премьер
все мечтают быть братьями, как Люмьер,
вместо этого, каждый в своей тюрьме
по железной решетке колотит миской ...

Сола Монова

Что-то сердцу так неуютно в стылом сумраке - Боже правый!
Я опять вырываюсь, будто, из своей золотой оправы...
Симметрично тела чужие... симметрично чужие судьбы,
словно мы от рожденья жили, упираясь друг в друга грудью...
Пустоту узнаю по взглядам. Становлюсь беспричинно злее.
Рву по шву. Только рвётся рядом, так что после не сшить, не склеить.
И хватаю открытой глоткой влажность воздуха, пялясь в небо.
Эх, уплыть бы вчера на лодке в тёплый край, где ещё я не был!..
Чтоб "сегодня" случилось позже, или вовсе "сегодня" - мимо.

И опять полюбить несхожесть...
и услышать свозь сон:
"Лю-би-мый!.."

Н. Туманов