Ну, что сидишь? Иди, твори добро. Оно, по сути, вроде как работа: самозабвенно, от седьмого пота и до неиллюзорного полета от слов, попавших точно под ребро.
Давай, ты помнишь - "слово было Бог". По буквицам, по звукам, по крупинкам ищи давно забытую тропинку к сердцам, где слишком долго тают льдинки.
Не спрашивай - а есть ли в этом прок, не верь тому, что золото важней твоей души, и черт возьми, таланта! Cтань дирижером или музыкантом - послушных строк напевное бельканто сумеет перекрасить скуку дней.
Иди, не бойся. Выбери цвета, вон, в облаках - какая там палитра! И если даже вылакать поллитра (что, в общем, делом кажется нехитрым) - глядишь и выдыхаешь: "красота...."
Ну разве ты не чувствуешь, скажи, как он зовет - безгрешный чистый листик?
Прислушайся, как ноет - может, в кисти, а может, в сердце...
Эй, да отзовись ты!
Молчишь?
Молчи.
Ведь это лучше лжи.

Алина Марк

Что тебе рассказать? Не город, а богадельня.
Всякий носит себя, кудахтая и кривясь.
Спорит ежеутренне, запивает еженедельно,
Наживает долги за свет, интернет и связь.
Моя нежность к тебе живет от тебя отдельно,
И не думаю, что мне стоит знакомить вас.

В моих девочках испаряется спесь и придурь,
Появляется чувство сытости и вины.
Мои мальчики пьют, воюют и делят прибыль –
А всё были мальчишки, выдумщики, вруны;
Мое сердце решает, где ему жить, и выбор,
Как всегда, не в пользу твоей страны.

Мне досталась модель оптического девайса,
Что вживляешь в зрачок – и видишь, что впереди.
Я душа молодого выскочки-самозванца,
Что приходит на суд нагая, с дырой в груди,
«нет, не надо все снова, Господи, Господиии».
Бог дает ей другое тело – мол, одевайся,
Подбирай свои сопли и уходи.

Вера Полозкова.

1.
Когда ничего не хочешь, ни кактытам-ов,
ни «что мне с тобой такой офигенной делать».
Когда ты отчетливо видишь, какой подвид
являет собой вот этот конкретный мачо в ботинках от Гоги.
Когда о любви талдычат со всех голубых экранов:
то матом, то литературным слогом, то телом…
А ты понимаешь четко только одно: болит,
болит нестерпимо сердце
(вне сабжектов о погоде)
2.
Он проносится ураганно, метельно, затуманивая мозги.
Он - больше, чем жизнь, он предположительно вечен.
Тебе кричат что есть силы: «беги от него, беги!».
А ты давно поняла: паркуром любовь не лечат…
3.
Он подкрадывается, подкатывает, весен и весел,
к углу парикмахерской возле твоего дома.
Он невероятно крут на своей лажовой «пятерке»,
потому что тебе двадцать два.
Он говорит уверенно те слова, что весят
в вашей системе ценностей больше металлолома.
Дальше - парк Горького, американские горки,
и снова слова, слова…
4.
Когда ты качаешь сына в кроватке с подружкиного плеча,
когда у тебя в кошельке – на молоко и на ж(е)вачку,
вся жизнь превращается только в одно: «качать!».
И некогда плакать. И некого жалобить плачем.
5.
Он растет очень медленно первые года три,
а после - едва успеваешь менять ботинки.
И мама давно смирилась, и крепок лед,
который образовался на сердце пылком.
И две тыщи первый, похожий на мандарин,
оранжевый цвет из самой из сердцевинки
притихшего солнца вбирает в себя и льет
на пленки вчерашней свежести, на пластинки
из детства, которого не было, коли уж
психологом упиваться (пошла работать).
И коклюш с ветрянкой – не то чтобы вовсе чушь,
но явственно ограничивают свободу…
И вот оно - вот оно - вот оно, вот - оно:
Цинизм подстеливши, точно же мягче падать!
Твои двадцать восемь. Распахнутое окно
в ту самую осень, которой уже не надо…

Вероника Сенькина

Это цитата сообщения Milady-S Оригинальное сообщение

[показать]

схема вязания....

Тесто месят, басни бесят, тараторят до небес.
Свадьба мчится как волчица от печи в родимый лес.
У невесты руки в лести, губы в пролитом вине.
Гости вьются, не смеются, прячут очи - так верней.
День под горку. Кличут "Горько". Жуть берёт от жениха.
Кто ни глянет - враз отпрянет, будто бойкая блоха.
Ишь глазища - темнотища, вёдра ведьминой тоски.
Тили-тили, счастье били каблуками на куски.
Еле-еле всё отпели, нынче ночью не до сна.
Пили-ели... В самом деле на пиру и смерть красна?
Бросил на пол. Птичья лапа задрала подол льняной.
Дальше будем жить как люди - нелюбимый с неродной.

Вероника Батхен

И пока на земле существуют мосты —
Будут те, кто их жгут.
И пока корабли покидают порты —
Будут те, кто их ждут.
И пока разливается в небе закат —
Будет новый рассвет,
И всегда будет тот, кто тебе очень рад
И такие, кто нет.

в такие ночи сходят с ума или пишут бывшим,
кричат в подушку так, что никто не слышит.
именно в эти минуты-часы всевышний
находит чуть поважней дела... в такие ночи ломают судьбы и антресоли
и, онемев от внезапно разросшейся в сердце боли,
плачут так долго, что в воздухе пахнет солью. и мир вращается как юла.

Хрустальная Марго

С вершины-вершины... на город - паршивый,
мышиный, блошиный... под - ноги, под - шины,
запутавшись - в ветках, закушенной - ветром,
измазанной - светом, разверстой, раздетой,
бездетной - до смЕрти, безвестной, безлестной,
хрипящей, хотящей, просЯщей - хоть тресни! -
хоть тряс бы, хоть - спящей... хоть насмерть,
хоть - в ящик... люби же,
люби же меня! - на-сто-ящей...



Катя Селюк

И пока он вскакивает с кровати, еще нетрезвый,
Борется в кухне с кофейной джезвой,
В темной ванной одним из лезвий
Морщит кожу на подбородке и на щеке -
Всех ее дел - быть выспавшейся да резвой,
Доплывать до линии волнорезовой;
Путешествовать налегке.

И пока он грызет губу, выбирая между простым и клетчатым,
Готовит наспех что-то из курицы и фасоли,
Идет отгонять машину из гаража;
Всех забот ее на день - ну, не обуглить плечи там,
Не наглотаться соли,
Не наступить в морского ежа.

И когда под вечер в кафе он думает - тальятелле
Или - вот кстати - пицца;
Она остается, ужинает в отеле,
Решает в центр не торопиться.

Приобретает в жестах некую величавость,
Вилку переворачивает ничком.
Арабы все улыбаются ей, курчавясь,
Как Уго Чавес,
И страстно цокают язычком.

И пока город крепко держит его когтями
И кормит печалью, а иногда смешит -
Она хочет думать, что ее здесь оттянет,
Отъегиптянит,
РазШармашит.

Нет, правда, ее раскутали здесь, раздели
И чистят теперь, изгвазданную в зиме.
Не нужно ей знать, кто там у него в постели, на самом деле.
И на уме.

Вера Полозкова

Нет, конечно, не факт, что тонко
Там где рвется, но тем не менее,
Появилась в углу иконка,
И молюсь все проникновеннее
С каждым днем. Расцветает липа
Под окном. Наварю варения
Я из цвета ее… от гриппа.
Может, это и есть знамение
От Тебя? И вчера солонка
Опрокинулась… Вот, все сходится.
Все же, рвется не там, где тонко,
А где рвут. Прости, Богородица!

Сергей Артемьев

Хочется курить бесконечно и выть протяжно,
выстукивать бешеный такт сумасшедшей польки.
Из папье-маше человечек все пляшет, пляшет.
Из папье-маше человечку все больно, больно.
Человечка прохожие спасали так долго, долго.
В человечка вливали литры "Медвежьей крови".
Человечек все излучал странные волны, волны
и кричал, что ему ничего не нужно, кроме
слоями склеенного из кусочков картона-тона
другого такого же непонятного человечка.
Ему отвечали, что игрушки не плачут, не стонут.
Ему обещали, что время все лечит, лечит..

Катерина Молочникова

Ты в этот мир приходишь голым
И обрастаешь суетой,
И, независимо от пола,
Всегда страдаешь ерундой;
И одинаково ломают
Тебя безделие и труд,
И с каждым годом, с каждым маем
Подлей и безнадёжней врут
Биологические стрелки,
А ты – себе всё чаще врёшь,
Охотней ешь с чужой тарелки,
Не хочешь бурь, любви не ждёшь…
И в этом беге неизбежном
Со смертью наперегонки
Меняешь маски и надежды,
Проходишь дантовы круги...
Не знаю схем, рецептов, смысла...
Но всё, что ищешь – есть внутри.
Над миром радуга повисла.
Остановись. Смотри! Смотри.


Петелина Мария

Пью таблетки от депрессии.
Заторможенность в движении.
Призрак внутренней агрессии
Корчится в изнеможении.

Сонный мир облепит ватою,
Притупит желаний колышки.
Встану, с гривою лохматою,
Как у очумелой Золушки.

Посмотрю в окно - там солнышко
Как-то косо улыбается.
Соскребу осадок с донышка.
Что-то важное сбывается.

Что-то чуждое рождается.
Быль и небыль - в равновесии.
Настроенье улучшается -
Пью таблетки от депрессии.

Катя Селюк

Мы умираем налегке –
Нам только и нужны:
Стакан воды, пятно цветка
На белизне стены,

Случайный веер, близких грусть
И знание – о том,
Что для кого-то радуге
Тускнеть, когда уйдем.


Эмили Дикинсон
[700x466]

в клеточке минус -
непройденный кастинг.
несовпадения не лечат запоями.
я разбиралась на части-запчасти.
ты не жалел меня
это больно

чтобы успеть
сквозь сплошные по встречной.
пальцы дрожали
сжимались до хруста.
доли секунд и падение в вечность.
ты не спасал меня
это грустно

сгруппироваться и погрузиться
в свой персональный космос
в нирвану.
не было?
было?
да что теперь злиться.
ты не любил меня.

это странно...

Флёр- Де- Ирис

Хорошо, когда для счастья есть причина:
Будь то выигрыш ли, повышенье чина,
Отомщение, хранящееся в тайне,
Гениальный стихи или свиданье,
В историческом ли подвиге участье,
Под метелями взращенные оливы...
Но
нет
ничего
счастливей
Беспричинного счастья.

Ассоль

Взрослей, девчонка из книжки Грина, жизнь — пантомима, все невпопад; холодной, выношенной периной укроет улицы снегопад. Мгновенья черпаешь мерной ложкой, а Вечность дремлет меж облаков, играет Время как с мышкой кошка, с тобой — трепещущим мотыльком.
Ты жаждешь мудрости просветленных, но, знаешь, сколько, таких как ты, ломали шпаги, хребты, знамена, шептали мантры и жгли мосты. Спроси у Ветра, он видел стольких, летящих в бездну своих страстей в безумном темпе смертельной польки, клянущих идолов всех мастей. Они летели, но притяженье сравняло всех, превратило в прах, Судьба стреляет «на пораженье», но шансы есть – такова игра.
Пусть будут вдребезги биться чувства, и осыпаться к ногам мечты, однажды станет темно и пусто, но это будешь все та же ты. Теряя, падая, догорая, не в силах больше на Свете жить, дыши, оставшись за шаг до края... И, сделав шаг, все равно дыши!
И ты почувствуешь, пульс все тише, смежая веки; все реки вспять отхлынут, сделают неподвижным скафандр тела – ты будешь спать. И видеть сны в серебристой дымке, и улыбаться, и танцевать, на сердце медленно стают льдинки, и новый смысл обретут слова.
И вдруг покажется страшно глупым, то, что, казалось, не истребить, и кто-то бережно вложит в руку когда-то выскользнувшую нить. И будет солнце стучаться в окна, деревья тихо шептать листвой, и ты, смахнув непослушный локон, проснешься как никогда живой.

Пусть пряди станут совсем седыми, и бег ускорит в часах песок, но мы останемся молодыми, я обещаю тебе, Ассоль!

Ирена Альбре
[690x518]

Она, к сожалению, помнит
практически каждый жест:
Как он плачет, как двигается, как
ест.
Как в прихожей закуривает,
входит, открывает балкон.
У неё было много похожих, но так
делал только он.
Они иногда встречаются, пьют чай
и говорят за жизнь,
Придерживаясь негласного
правила: не умеешь любить –
дружи.
Их обоих устраивает сегодняшнее
положение дел:
Чайное перемирие после
разъединения тел.
…Но, иногда, ей хочется к чертям
перевернуть стол,
И, глядя в глаза, процедить, что ей
нравился только он...
- О чём задумалась? Или это секрет?
- Просто вспомнился случай...
Впрочем, это неважно, нет.
...Они расстанутся на остановке,
что на углу.
Она будет ждать маршрутку,
вглядываясь во мглу,
И прокручивать в голове каждый
жест,
Чтобы, наконец, возненавидеть.
И то, как он плачет.
И то, как двигается.
И как ест. только один – тот самый, который
однажды неосторожно появился в
ее квартире,
вырезал на ней свое имя, утром
вышел неслышно во двор
и растворился в огромном мире,
и потом еще долго с другого
полюса
принимал через динамики крики,
выжимал ее досуха,
ругал, если вдруг тосковала без
спросу,
топил в своем взгляде, губами
пережимал ее горло,
отнимал у нее свободу, а потом
дарил еще один жизни год
и за руку вел по большому
холодному городу,
чтоб она не разбила колени о
гололед …
только одна – та самая, у которой
он однажды неосторожно возник
откуда-то издалека -
его имя горело на коже, било по
нервам, щекоталось за воротом,
оставалось где-то на кончике
языка,
и потом еще долго ревела в голос,
гадала «любит-не любит» по
белым и черным полосам,
ругала, что не пускает ее в свой
космос,
топила в вине его имя, взгляд,
губы, бессонницы,
забирала обратно свободу, а потом
дарила другому влет,
а чтобы было не о чем
беспокоиться -
больше за руку никогда никого не
берет. Я устала. Я безумно устала
стучаться в двери твоей души,
закрытые накрепко на тысячи
«Может быть».
Ты, пожалуйста, только будь,
пожалуйста, только дыши! А я? Я
сильная. Я сумею тебя забыть

Жила-была девочка - взрослая девочка,
Вернее сказать уже зрелая женщина...
И все потихонечку, все помаленечку,
Мила и нежна, и немного застенчива.
Жила ожиданием: вдруг все изменится,
Закончится скоро ее одиночество,
Вот-вот он появится суженый, встретится?..
Хотя одиноких великое множество.
Она даже знала, примерно, как выглядит,
Как пахнет, как ходит и как улыбается,
Такой, как она, просто копия, вылитый,
Который один там по свету скитается...
А где-то жил мальчик, вернее мужчина,
Который, проснувшись, заглядывал в зеркало,
Смотрел надоевшую эту картину,
Что жизнью припудрена, мелом почеркана...
Он свыкся уже со своим одиночеством,
И встретить кого-то уже не надеялся,
А привыкать в этом возрасте к новшествам?!
Миф о любви как-то быстро рассеялся...
Правда, к ночи разгорались желания,
Снились горячие страстные женщины,
Он прогонял их проклятьем и бранью,
Те обвиняли его в бессердечии...
Она ему тоже приснилась, та девочка -
Девочка-женщина, женщина-лапушка -
На шее блестит золоченая цепочка,
В глазах распускается зеленью радужка...
А сколько заботы, вниманья и нежности
Проснулось внутри к этой призрачной женщине!
И дело не в голосе и не во внешности,
Просто забилось внутри что-то бешено.
И потеплело, растаяло, сдвинулось,
То, что лежало в груди заморожено,
И появилось желание к стимулу -
Что-то надежное, что-то хорошее...
Он стал искать свою девочку-женщину,
Зная, что мало отмерено времени,
Чтоб защитить ее сердце от трещины,
Чтобы не стали мечты обесценены...
Так и живут эти два одиночества,
Мальчик-мужчина и девочка-женщина...
Где-то сбылось чье-то злое пророчество -
Так и не найдены, так и не встречены...

Живу вовсю! И мне сам черт не брат,
Не сват, не кум. (К чему родня такая?)
Считал - сломаюсь? Приползу назад?
А х...фиг тебе! Живу! Не выживаю.

Ты про никчемность мне твердил пять лет.
Что ноги коротки и лет немало.
Что дура я, каких на свете нет,
Что я - никто. Ни лыко, ни мочало.

Так вот, мой бывший милый и родной,
Я, пораскинув слабыми мозгами,
Вдруг поняла, что лучше быть одной.
Стремглав бежать короткими ногами

От слов твоих, от ненависти, лжи,
От беготни по замкнутому кругу...
А знаешь, есть совсем другая жизнь.
Там люди просто так нужны друг другу.

Там вес неважен и размер груди.
Неважно все, что ты считаешь главным.
Я поняла.
Ты лучше уходи.
Что?
Ненавидишь?
Дура?
Вот и славно...

Елена Лерак Маркелова