Научиться вставать раньше. Зеркалам улыбаться чаще.
И все то, что сейчас важно, не откладывать в долгий ящик.
И самой принимать решенья, и на завтраки есть каши,
И заматывать в шарф шею, чтоб потом не лечить кашель.
Не растрачивать понапрасну ни усилий, ни слов, ни денег,
И довольствоваться прекрасно парой туфель и парой серег.
Не писать вдохновенных строчек позабывшим и равнодушным.
Наконец-то расставить точки. Навсегда. Не тревожить душу.
Научиться ценить время, не опаздывая на встречи.
Проводить вечера с теми, кто молчанием боль лечит.
Возвращаться не слишком поздно и, волнуясь, слова не комкать,
И, считая ночные звезды, научиться тебя не помнить…
И, простившись с тоской щемящей, думать только лишь о хорошем.
Жить сегодняшним, настоящим, а не будущим и не прошлым.
О сомненьях забыть вовсе, будто в шоу про «до»/«после»,
И с улыбкой встречать осень. И казаться совсем взрослой…
Научиться вставать раньше. Научиться дышать чаще.
И по-новому жить дальше. Понимая, что вот – счастье…
Внимание: набираем на спицы чётное кол-во петель.
1 ряд (лицевой) - 1 кром.. *провязываем сначала вторую лицевой , затем первую лицевой, снимаем со спицы и так до самого конца ряда*, кромочная.
2 ряд (изнаночный) - 1 изн., * провязываем сначала вторую петлю изнаночной, затем первую и снимаем со спицы*, 1 изн., кром.
Получается как плетёная корзинка. Мне сегодня показали этот узор и я просто обалдела: так легко и так эффектно."
Сейчас применять не буду, узор очень плотный, почти не тянется. Классическими петлями - получился в одну сторону, бабушкиными - действительно, плетёная корзина.
Фото- из ленточной пряжи, для летней сумки или пледика-коврика такая плотная вязка была бы хорошо.
Продолжаю серию своих МК по вязаному пэчворку. Подойдет и секционно окрашенная пряжа, и цветные остатки. Будем вязать полотно из элементов в форме листиков. Вязка чулочная.
Набираем на спицы 40 петель.
1р: кром, 34 лицевыми, поворачиваем вязание (тут и далее вязание поворачиваем, обернув рабочей нитью следующую, непровязанную петлю. Здесь это 36-я). Т.е., после поворота, на правой спице у нас получилось 4 непровязанные петли + 1 непровязанная, обернутая рабочей нитью), а на левой 35.
2р : 15 лиц, поворот.
3р : 13 лиц, поворот.
4р : 15 лиц, поворот.
5р : 13 лиц, поворот
Так здорово,что возрождается такой вид рукоделия, как русская тряпичная кукла. На Руси в обережные куклы вкладывали особый смысл. Они оберегали,защищали,утешали,украшали. МК от Валентины с Ярмарки мастеров подтверждает мои слова. Источник: http://www.livemaster.ru/topic/244689-kak-rozhdaetsya-kukla?&inside=0&wf=
Сделана Вашими руками куколка будет самая красивая,очаровательная и послужит оберегом Вам или вашим близким людям.
Отчего столько лет разъедает глаза тоска
По тому, кто не стоил ни ногтя, ни тонкого волоска,
По тому, кто, шутя, на ходу тебя приласкал,
Поиграл, разлюбил да вышел?
Кто теперь разберёт, как ты с этой бедой жила,
Янтарём застывала на солнце расплавленная смола,
Приучалась обид не хранить и не помнить зла,
Вырастала сильней и выше.
И казалось, что все отболело да нипочём,
Будто крыльями держат всесильные ангелы
за плечом,
И сама себе чудишься сказочным силачом,
Героиней кино и книжек.
И вот тут-то мелькнёт силуэт его из толпы,
Гордость - белая крепость твоя изнутри разлетится в пыль,
Беззащитное сердце из треснувшей скорлупы
Полетит, разрываясь, ниже...
...
После клеить, сшивать все кусочки да лоскутки,
Ждать, когда отойдёт, завершится срок годности
у тоски...
Лишь на сердце лоскутном на память
стежочки да узелки,
И на счастье тебе - они же.
Никогда не бывает гладких - бери да шей их -
отношений и чувств. С перебоями не знаком,
я лишь чувствую,что ты часть меня - пятый шейный, локон на пятый шейный, лежишь витком.
А меня зазывают сотни чужих америк, руки раскинув песчаные в два конца.
Но если мне хочется выйти на новый берег, я считаю все жизни, лёгшие вдоль кольца.
И когда у меня будет множество сытых версий: куда плыть, где бросать приключенчески якоря,
ты погладь меня, просто погладь меня. против шерсти.
Чтоб я помнил, что я могу тебя потерять.
я понимаю... я всё понимаю, солнце...
это конец... и обратный отсчет от ста
нам ни к чему... три-два-раз - и уже не бьется...
три-два-один - всё уже по своим местам...
вряд ли за это с нас кто-нибудь спросит строго,
всё объяснимо и просто, как дважды два -
раз не случились в созвездии козерога,
то не случимся в созвездиях рака, льва...
от расставаний легко получить отсрочку -
просто заглядывать как-нибудь, на бегу,
просто привет-запятая и чмокнуть в щечку...
просто... а я даже этого не могу...
я понимаю... я всё понимаю, солнце...
это конец... что осталось теперь от нас,
если уже не болит и почти не бьется?...
ну же!...
не бойся!
отрезали.....
три..........
два.......
раз....
......
...
.
Как будто знаешь: не станет легче, хоть плачь, хоть в руки бери блокнот,
реальность давит тебе на плечи и кто-то сверху устало врет,
что ложь себе не приводит к свету. Мы перегружены и пусты.
Желанье выстроить стену - это разочарованные мосты.
А стрелки времени в нас стреляют, толкая к новому рубежу.
И если снег на душе растает, ну что тогда тебе расскажу?
И кто-то сверху, дыша на ладан, следит, как я выдыхаю смог.
Но я хочу с ним остаться рядом. Мне интересно - а он бы смог?
Запятые, тире и точки –
Шлёт шифровки весна-связная.
Ты, конечно, еще не знаешь,
А у нас с тобой будет дочка…
Весь - от камешка до листочка -
Мир большой в удивлении замер…
А у нас с тобой будет дочка
С голубыми, как лён, глазами.
Белокурою будет дочка -
Славный пупс, золотая рыбка:
Носик пуговкой, в ямках щечки,
И, конечно, моя улыбка.
Будет кукол любить и мишек,
Платья, бусики, шоколадки,
Верить в сказки, дразнить мальчишек
И помаду таскать украдкой.
***
Окрыленный иной надеждой
Ты не вспомнишь меня, а где-то
Спросит дочка: а папа где же?
Я отвечу: не знаю, детка…
Еще деревья шелестят
Листвою крон,
Еще извечный счет цыплят
Не завершен.
Но на незаданный вопрос –
Что впереди?
Уже бормочет диктор в нос –
Дожди, дожди…
Нет писем в ящике пустом.
Нет телеграмм.
Все отложилось на потом,
По закромам.
Открылась, на ветру скрипит,
Из лета дверь.
И жизнь сама за нас решит –
Куда теперь.
здесь не так уж много законов:
всесильны только радость и красота;
всё остальное — война,
бессмысленность, суета —
отступает, стоит решиться быть сильнее
своих пустот,
разглядеть, как истово хлещет свет
изо всех щелей
и со всех частот.
всё не так уж сложно и страшно:
всей работы — не забывать дышать;
весь твой собственный ад и ужас
не стоят ломаного гроша;
прикасайся к миру бережно,
не оставляй следа;
ничего не бойся, так тебя
не коснётся
ни одна беда.
всё своё носи с собой, не прихватывая
ни лишнего, ни чужого;
помни: не принятое в расчёт
возвратится снова и снова;
если играешь — играй в открытую,
закатывай рукава;
и не вздумай молчать о важном,
ибо воздастся каждому
по невысказанным словам.
Подметай таблеточные облатки, штукатурку прокуренных потолков, всех, кто мог швырнуть тебя на лопатки, всех, кто поматросил и был таков.
Удаляй слащавые сообщения, как насквозь прогнивший молочный зуб, удаляй приближенных, кто прощения не просил за все ни в одном глазу.
Выдыхай бессонницы, пыльный ветер, алкогольный пар, водяной гашиш, как пять пальцев знай: ничего на свете не случится, если не поспешишь.
Совершай ошибки.
Танцуй на граблях.
Кроме вспышек есть пара любимых глаз.
Для нее танцуй, все будет по крибле-крабле –
эта пара глаз
для тебя зажглась.
В лица плюй, которые отвернулись.
Плюй святой водой, не жалея сил. И беги десятками темных улиц – к тем, кто пол-России исколесил ради рук с обкусанными ногтями, подхватить с тобой на мосту любовь – как болезнь, и знаешь, ее потянет не любой, хорошая, не любой.
И вдыхай поглубже наркоз от фирмы «Счастье, всем и каждому, не взаймы».
Представляй себя героиней фильма – так и дотанцуй до конца зимы.
(Живет моя отрада в высоком терему,
А в терем тот высокой нет хода никому.)
Тебя не пустят – здесь все по спискам, а ты же международным сыском пришпилен в комнатки к паспортисткам, и все узнают в тебе врага; а я тем более суверенна, и блокпосты кругом, и сирены, беги подальше от цесаревны, уж коли жизнь тебе дорога.
А сможешь спрятаться, устраниться да как-то пересечешь границу – любой таксист или проводница тебя узнает; мне донесут. Не донесут – так увидят копы, твоих портретов сто тысяч копий повсюду вплоть до степей и топей – тебя поймают, и будет суд.
И ладно копы – в газетах снимки, и изучаются анонимки, кто сообщит о твоей поимке – тому достанется полказны. Подружкам бывшим – что ты соврешь им? Таких как ты мы в салатик крошим; ты дешев, чтобы сойти хорошим, твои слащавости показны.
А криминальные воротилы все проницательны как тортилы, оно конечно, тебе фартило, так дуракам и должно везти; а если ты им расскажешь хитрость, что вообще-то приехал выкрасть меня отсюда – так они вытрясть сумеют мозг из твоей кости.
Шпана? – да что б ты ни предлагал им, ни лгал им – ты бы не помогал им; они побьют тебя всем кагалом, едва почуют в тебе гнильцу. А в забегаловку к нелегалам – так ты не спрячешься за бокалом, они читают все по лицу.
Да, к эмигрантам – так сколько влезет, они ведь только деньгами грезят, что пакистанец, что конголезец – тебя немедленно спустят с лестниц и у подъезда сдадут властям. Что бабка, согнутая к кошелкам, что зеленщик, что торговка шелком – все просияют, что ты пришел к нам, здесь очень рады таким гостям.
И если даже – то здесь все строго; тут от порога одна дорога, вокруг на мили дремучий лес; забор высокий, высоковольтка, охраны столько, овчарок столько, что сам бы дьявол не перелез; и лазер в каждом из перекрестий напольной плитки; да хоть ты тресни; ну правда, милый, так интересней, почти военный ввела режим; я знаю, детка, что ты все помнишь, все одолеешь и все исполнишь, и доберешься, и ровно в полночь мы с хода черного убежим.
Влюбился, как мальчик, не ходит – летает,
А ей-то казалось - интрижка простая.
Ему бы подыскивать адрес собеса…
Откуда, скажите, под рёбрами бесы?
Банально и пошло, вопросов не надо.
Звонки, sms-ки, следы от помады.
Развод так развод. Не смертельно же, вроде…
Но как ей уйти, если он не уходит?
Подушка пропахла чужими духами.
Но ревность и боль постепенно стихали.
Жалела его: так виски поседели…
В молчанье тянулись часы и недели.
Ей плакать хотелось под стать непогоде,
Но сердце стучало: «Пройдёт. Всё проходит…»
Дожди потихоньку сменились снегами.
И стало понятно: журавль – оригами.
Пустая фигурка, мелькнувшая птицей,
По хрупкой синице прошлась колесницей.
Но, видно, в синицах есть скрытые силы,
Чтоб тихо сказать наречённому: «Милый,
Ты знаешь, уныние больше не в моде,
Не надо грустить. Всё пройдёт. Всё проходит…»
********************
Тяжёлое время. Когда стало ясно,
Что с новой любовью не сложится счастье,
Летать перестал. Так, бредёт еле-еле,
С работы домой, до унылой постели,
Лежать и смотреть в потолок безучастно,
Страдая, что кончилось лёгкое счастье.
Жена не покормит – и он не спросил бы,
А так – пожуёт и чуть слышно: «Спасибо…»
Но линия жизни бывает пунктиром.
Однажды пришёл он в пустую квартиру.
Увидел стакан, опрокинутый на пол,
Иголки от шприца, осколки от ампул…
Какое такси? Он бегом до больницы,
Скорее узнать, что случилось … с синицей.
Сознанье ломалось, дробилось кусками,
от слов безнадёжных: «Туда не пускают».
Застыл, осмотрев безучастные лица.
Услышал обрывки из фразы «молиться…»
И что-то случилось – вдруг понял мгновенно,
Как он одинок в бесконечной вселенной,
Небрит, неухожен и даже простужен,
И кроме неё, никому ведь не нужен.
Ни брату, ни свату, ни близким ребятам,
Ни чёрту, ни Богу, ни бабам проклятым.
Всё. После работы – под окна больницы,
К синице? Да нет – к самой нужной Жар-птице,
Чтоб вновь, не стесняясь, кричать при народе:
«Родная, держись! Всё пройдёт. Всё проходит…»