"Когда б вы знали из какого сора"
Я собираю свой убогий сор,
И слов позорных не изъять из ссоры,

Где все упрёки слиты в унисон.

Когда б вы знали из какого гада
Я вырастил себя за долгий путь.
Я очень скромный и готов в награду
Не орден, а медаль себе на грудь,

Чтоб замолчать и не обидеть снова
Прожженным словом баров и таверн.
"Когда б вы знали из какого сора"
Я был вчера и состою теперь.


Алексей Сажнев

В детстве меня часто спрашивали, кем я хочу стать.
И, чтоб показать свое остроумие,
Я отвечала: "Собакой!"

А сейчас я готова попасть под пули и
В одиночестве умирать.
Чтобы было, кому после смерти дать лапу,

Заскулить, лизнуть, завилять хвостом,
Приносить плед и тапочки, пиво и сигареты.
Я буду самым преданным в мире псом,
Потому что я помню, как быть человеком.

Наталья Кудрякова

То ли не дотянулась, то ли достать не дали –
В кухне стоял кувшинчик с серыми лебедями.
В шкафчике застекленном, справа, на верхней полке –
Правда, рецепта зелья я все равно не помню.

Прошлое выцветало, словно картина в раме –
Курицу потрошили, гречку перебирали,
Ждали, пока стряпуха с тестом в углу колдует,
Чтобы на соль исправить, долго на ложку дули.

Впрок получали по лбу – не торопись, остынет!
Было худым и бедным солнце моей пустыни.
Плыл потолок, склоняясь над мирозданьем сонным –
Счастье оттенка меда, горе оттенка соли.

Скоро под парусами серой чулочной пряжи
Я уплыву отсюда прочь на спине лебяжьей.
То ли насочиняли, то ли сама решила…
И наконец узнаю, что там, на дне кувшина.

Елена Литвинова,

Девице вроде бы как пятнадцать: в порезах руки, глаза горят.
Девица хочет зиме отдаться - что там осталось до декабря.
Папаша пьет, а у мамы бизнес. Да, есть свобода. И что с того?
Девица пишет стихи, записки, пытаясь выйти на разговор.

На разговор бы уже хоть с кем-то. Хоть бы спросили уж, как дела...
На кой черт юность, что так воспета, когда давно уже нет тепла?
Уже хоть с папой глуши водяру. Но только дайте поговорить!
Ее давно уже душит ярость - слепая, белая - изнутри.

А мать приходит с работы ночью, когда дитя уже сладко спит.
И ей бы, может, хотелось очень, с девицей просто поговорить.
О чем там надо болтать с подростком? "Ну как там мальчики? А друзья?"
Еще о чем? "Не спеши быть взрослой"? Да где бы сил на все это взять...

Девица маму не видит вовсе. Скучает очень, хоть волком вой.
Девица маму давно уж просит хоть раз пораньше придти домой.
У мамы кризисы, и дедлайны, и совещания, и долги.
Нечеловеческая усталость: не до себя и не до других.

Проходит время: папаша спился. Похоронили вот в том году.
Невроз у мамы. Растет девица: "Пусть все оставят - не пропаду!"
Девице вроде уже как двадцать, а по суждениям - сорок пять.
Пора бежать, но теперь остаться ее уже умоляет мать.

Мол, без тебя я зачахну быстро. Мне больше некого здесь любить.
Девица думает: "К черту бизнес! Дела закрою, чтоб без обид,
И прилечу, приползу, приеду. Я не оставлю ее одну".

"Ты знаешь, мама, я непременно...
Я позвоню."

Наталья Кудрякова

нам конче потрібно бути потрібними
і добре б завжди залишатися добрими
і кожен щоб мав хоч когось але рідного
й у собі тримав хоч би щось непідробне
і було б усім тоді щастя мабуть
ну або принаймні зона комфорту..
та все підміняє лукава пам'ять
і все підминає облудна гордість..
і білий альбом записаний богом
на чорний вініл запоротий чортом
міняєш не зрозумівши нічого
просто за звичаєм майже без торгу..
бо той хто створив це і біле і чорне
в пропорціях неприпустимо рівних
він також хотів мабуть бути добрим
він також хотів би бути потрібним

Іздрик

На тебя смотрит Бог. Как ты смотришь сериал. С бутербродами,
с кружкой пива/текилы/чая, вытянув ноги под стол.
Бог смеется и говорит: "Не везет ему.
Лол"

А ты бегаешь, мельтешишь перед всеми зачем-то, мечешься.
Мол: "Есть я! Я один не такой, как все!"
Пока всем в одну сторону, ты по встречной летишь полосе.

Переломы, тяжелые травмы, сам знаешь, тебе обеспечены.
Уникальность во всей красе.

"Ах, мне так тяжело! Вы все просто не понимаете!
Я живей и ранимей всех вас! Услышьте меня, наконец!"
Только если всмотреться чуть-чуть повнимательнее -
Пиздец...

Пока ты надрываешься со своими: "Никто не поймет меня!",
Пока ищешь, где хорошо,
На тебя смотрит Бог, слышишь ты, идиотина?
Покажи ему шоу!

Наталья Кудрякова

У меня есть гуашь и альбом, чтобы в нем рисовать,
Три письма, никому не отправленных.
У меня есть квартира, в квартире кровать.
Если бы не бессонница, я б спала на ней.

У меня есть весна. Она часто приходит в дом,
Говорит, у меня ей спокойнее.
Есть немного конфет и печенья, и чай со льдом.
А еще - куча книжек на подоконнике.

У меня есть огромный пушистый и рыжий кот,
Банка кофе, привычка жить не по правилам,
Карты, блок сигарет на неделю вперед,
Чьи-то бусы. Наверное, мамины.

Среди чьих-то помолвок, размолвок, свор,
Расставаний, схождений, когда захочется
У меня ощущение, будто нет ничего,
Не считая вселенского одиночества.

Наталья Кудрякова

Успокойся.Вдохни.Будет всё хорошо.
Будут осень и листья.И дождь в капюшон.
Будет лес и прохлада прозрачного дня.
И закат на обрыве желтей янтаря.
Будут сонные звёзды,туман на мосту.
И собака-бродяга на старом посту.
Успокойся,вдохни..Знаешь,скоро зима ..
И из серых,вдруг белыми станут дома,
Снова праздники,жизнь,суета и мороз.
Гололёд на дорогах,обветренный нос.
Будем греться в кафе,вспоминая наш год
Ты укроешь от сотен,от тысяч невзгод,
Ты расскажешь о солнце в лучах фонаря,
Я закутаюсь в шарф седены января...
Будет нежность без слов,и кинжалов в спине.
Будет кошка о чём то мечтать на окне...
Мы рождаемся вновь с самой чистой душой,
Успокойся,вдохни,будет всё хорошо.

Анастасия Ермашевич.

Человек, как лист бумаги,
изнашивается на сгибе.
Человек, как склеенная чашка,
разбивается на изломе.
А моральный износ человека
означает, что человека
слишком долго сгибали, ломали,
колебали, шатали, мяли,
били, мучили, колотили,
попадая то в страх, то в совесть,
и мораль его прохудилась,
как его же пиджак и брюки.

Борис Слуцкий

Конец апреля солнце пиво
и где то лютики цветут
весна взяла и наступила
не тут

О.Кесслер

Когда весна до снопа искр насквозь прожжет | твою бесценную земную
оболочку и в мятых зимних дневниках поставит точку, ты осознаешь, что
никто не бережет | тебя - ни ангелы, ни бесы, ни инстинкт. Ты
предоставлена одной себе и только, ты - апельсиновая высохшая долька.
Остался цвет и капилляров лабиринт.



Когда зеленый светофора поплывёт, и ты не сможешь разобрать ни цифр, ни
знаков, и перекресток каждый станет одинаков, в тебе чуть слышно
треснет мутный толстый лёд. И в свете фар забьются тени и черты, и ты
как будто даже вспомнишь кто-откуда, и рухнет с плеч твоих заснеженная
груда незавершенных диалогов мерзлоты.



Когда ты спрячешь шарф и зимнее пальто и облачишься в март и ситцевое
платье, опять поверишь – кто-то точно сможет стать Им. Пусть до сих пор и
не сравнился с Ним никто. И ты захочешь, чтобы таял грязный снег, и ты
захочешь беззаботной быть и лёгкой. За холода ты стала тусклой
фотопленкой из кадров "сон-работа-Viber-сеть аптек".



Когда синоптики предскажут стойкий плюс, признай, что всё не зря, что
все ошибки - опыт, что в голове настырный беспокойный шёпот - не что
иное, как весенний дикий блюз. Открой окно, почувствуй ветер перемен.
Ломать системы и быть сильной проще летом, ну а сейчас, под этим первым
ярким светом впусти весну и сдайся ей в блаженный плен.



Лёша Самолётова

В кафе у моря накрыли стол – там любят бухать у моря.
Был пляж по случаю шторма гол, но полон шалман у мола.
Кипела южная болтовня, застольная, не без яда.
Она смотрела не на меня. Я думал, что так и надо.
В углу витийствовал тамада, попойки осипший лидер,
И мне она говорила «да», и я это ясно видел.

«Да–да», она говорила мне не холодно и не пылко,
И это было в ее спине, в наклоне ее затылка,
Мы пары слов не сказали с ней в закусочной у причала.
Но это было куда ясней, чем если б она кричала.
Оса скользила по колбасе, супруг восседал, как идол…
Боялся я, что увидят все, однако никто не видел.
Болтался буй, прибывал прибой, был мол белопенно залит,
Был каждый занят самим собой, а нами никто не занят.

«Да–да», — она говорила мне зеленым миндальным глазом,
Хотя и знала уже вполне, каким это будет грязным,
Какую гору сулит невзгод, в каком изойдет реванше –
И как закончится через год и, кажется, даже раньше.
Все было там произнесено – торжественно, как на тризне, —
И это было слаще всего, что мне говорили в жизни,
Поскольку после, поверх стыда, раскаянья и проклятья,
Она опять говорила «да», опять на меня не глядя.

Она глядела туда, где свет закатный густел опасно
Где все вокруг говорило «нет» и я это видел ясно.
Всегда со школьных до взрослых лет, распивочно и на вынос,
Мне все вокруг говорило «нет», стараясь, чтоб я не вырос,
Сошел с ума от избытка чувств, состарился на приколе –
Поскольку если осуществлюсь, я сделать могу такое,
Что этот пригород и шалман, и прочая яйцекладка
По местным выбеленным холмам раскатятся без остатка.
Мне все вокруг говорило «нет» по ясной для всех причине,
И все просили вернуть билет, хоть сами его вручили.
Она ж, как прежде, была тверда, упряма, необорима,
Ее лицо повторяло «да», а море «нет» говорило,
Швыряясь брызгами на дома, твердя свои причитанья, —
И я блаженно сходил с ума от этого сочетанья.

Вдали маяк мигал на мысу – двулико, неодинако,
И луч пульсировал на весу и гас, наглотавшись мрака,
И снова падал в морской прогал, у тьмы отбирая выдел.
Боюсь, когда бы он не моргал, его бы никто не видел.
Он гас – тогда ты была моя; включался – и ты другая.
Мигают Сириус, Бог, маяк – лишь смерть глядит, не мигая.
«Сюда, измотанные суда, напуганные герои!» —
И он говорил им то «нет», то «да». Но важно было второе.

Д. Быков

[700x470]
Скелет звезды? Паучьи ножки?

Корона древнего вождя?..

Да нет, я пальцем на окошке

рисую атомы дождя.



Я знаю все! Ничуть не меньше.

Я свой в космических краях.

На Марсе – явно нету женщин.

А наше Солнце – в лишаях.



Рисую знаки Зодиака...

(И вдруг подумаю о том,

куда

бежит

вон та

собака –

с таким торжественным хвостом?!).



АРКАДИЙ КУТИЛОВ.

дай ему, боже, силы не закричать
и не желать веснушчатого плеча
так, как желают жизни в предсмертный час…
отче наш, иже… иже….. приди на помощь!

в этом райке, где властвует черный Ра,
старый сухой потрескавшийся араб,
только взгляни, как мучается твой раб,
тот, чьего имени, господи, ты не помнишь…

только услышь, как просит твоя раба,
та, что грешна, поэтому так слаба:
боже, ударь в свой гро'мовый барабан,
сделай меня отчаянней и смелее!..

дай ей терпенья, боже, и успокой
и угости таблеточкою такой,
чтобы запил водичкой – и всё легко,
и ни о чём не плачешь и не жалеешь …
---------------------------------------
высунись из своей голубой дали,
и одари, и впредь их не раздели
телепортируй их на Бали, в Мали
ты ж это любишь, - тварей по парам, - боже!..

там они будут в небо твое плевать
и народят детишек («уа!», «уа!»)
и не ворвутся с «будете продлевать?»
в их неземное счастье земные рожи.

боже, им больше некого попросить,
выведи их, укрой, посади в такси…
после сиди на облачке и еси…
спи-отдыхай и зри чудеса воочью…

что же ты, боже? что же ты не творишь?..
слышишь, а может, вырубишь до зари
эти призывно- красные фонари?…
дашь ей хотя бы выспаться этой ночью….
Катя Волкова

говорить положено про мосты,
если он к тебе, например, остыл.
говорить про время, что лечит всё,
про другого/нового, кто спасёт,
и про боль, с которой "скажи, как жить?",
и про реку слёз, и про море лжи...

говорить-то хочется, что не жаль...
мол, стою я гордо, в руках - кинжал,
подо мной - гора, надо мною - Бог,
всё вокруг - лилово и голубо!
под горой, как сонмы слепых котят
копошатся те, что со мной хотят...
что хотят до дрожи, до немоты...
я нужна им всем... мне не нужен ты!..

но мосты горят и шумят моря,
с "тазепамом" время стоит в дверях,
боль болит... и мчится через леса
тот, кому придется меня спасать...
и слеза бежит, и река течёт...
- как ты там, любимый?
- да так, ничё...

не беда, казалось бы... ерунда...
а нельзя от этого никуда...

Катя Волкова

Мій дикий коню, норовистий коню!
Все так би і іржав, все так би ти й летів.
А я тебе спиню і розсупоню
на роздоріжжі всіх оцих світів.
А от постій. А от не бий копитом.
Закинем геть хомут і остроги.
Хтось буде кпити. Схоче хтось купити.
А чайка все кричатиме: киги!

А ми з тобою обминемо торжища,
де гендлярі вимахують пером.
Не дам тебе плескати і которгати.
Ходім, я напою тебе Дніпром.
Я нагодую очі твої степом.
Могили України покажу.
Ніяких віжок на тобі не стерплю,
в Чумацький Віз — і то не запряжу.

Правічний шлях ковтатимуть яруги,
чіпкі примари схоплять з-за плечей.
Пахуче сіно скошеної туги
жуватимеш із рептуха ночей.
А потім я візьму тебе за повід
та й поведу по зоряній соші.
Самі до себе прийдемо на сповідь
і всі дрібниці витрусим з душі.

Гривастий грім, лоша моє невкоськане! —
цвістиме в зорях ніч, як бульденеж.
І що нам шум і всі оті стовковиська?
Отишимо ходу. Не вийдем на манеж.

Хай там без нас гуде азартом траса.
Це все — рекорди втоптаних орбіт.
Реве глядач. І ставить на Пегаса.
Поет стає жокеєм — і привіт.
Замкнулось коло. Вихід замурований.
Квапливий старт, і в мислях метушня —
чи сам себе жокей пронумерований
пережене, умиливши коня?

А що від того у віках зостанеться?
Хто наше поле вивершить в стоги?
У нас, мій коню, шлях, а не дистанція.
А чайка все кричатиме: киги!..

Ліна Костенко

Позабывшие про ужин,
ошалевшие от весны,
по апрельским безбрежным лужам
бродят мокрые пацаны.

И, ветвями махнув на годы,
не дождавшись от сна чудес,
по колена залазит в воду
за мальчишками старый лес...



С. Тараканов

Ты - герой! Ни больше и ни меньше,
А на личном фронте - западня:
В целом мире идеальных женщин
Ты зачем-то выискал меня.

У других порядочные жёны,
Полные задора и огня,
А у нас - то избы не зажжёны,
То коней никто не выгонял.

У других - податливое тело,
И всегда горячая плита,
Отвечают коротко! по делу!
И преумножают капитал.

А тебе не повезло со мною -
Я твой нераскрытый парашют.
Я всё время ною - ною - ною…
А потом прошу - прошу - прошу…

Ты мечтал о женщине полезной,
Приобщённой к шпаге и копью.
Я же то куда-нибудь залезу,
То случайно что-то разобью...

Если это - "светлое начало",
Где же пара крыльев за спиной?
Пальмовых ветвей - не получала,
Нобелевских премий - ни одной.

А пороть меня - себе дороже
(Не ценю святую доброту),
Даже бросить ты меня не можешь -

Я же непременно пропаду!

Сола Монова

пам'ять дощами вимило
розум вітрами вимело
хто тебе мила вимолив?
хто тебе з неба виманив?
звідки ти щастя випало?
взяло мене і випило..
хто тебе в бога вигадав?
і для чиєї вигоди?
а не було вже виходу
окрім дурного випадку
сам я тебе і вихопив
як випадкову вигадку
сам же тебе і вимислив
сам же тебе і вичислив
і як пречистий вимисел
поміж рядками вичитав
я тебе мила вимолив
з божого саду виламав
і небеса відкрили ми
і обгорнули крилами
і не забракне сили нам
поки шепочуть губи:
мила а хто ти мила?
любий а хто ти любий?

Іздрик

Опять планету заметает
Быльем и слабостью чужой
По перекрестиям трамвайным,
И воздух горек и тяжел.

Факир был пьян – сюжет проигран,
И героиню гнет к земле.
Мелькает снег подобно титрам
В отдельно выпавшей зиме.

И больше ни вздохнуть, ни охнуть,
Свою обиду теребя
Прекрасной мыслью, что неплохо
С землей сравнять бы и тебя.

Формальная Логика