Я - мальчик,
Я сплю, свернувшись в гробу калачиком.
Мне снится футбол. В моей голове – Калашников.
Не вовремя мне, братишки, пришлось расслабиться!
Жаль, девочка-врач в халатике не спасла меня…

Я – девочка-врач.
Я в шею смертельно ранена.
В моём городке по небу летят журавлики
И глушат Wi-Fi, чтоб мама моя не видела,
Как я со своим любимым прощаюсь в Твиттере…

Я – мама.
О фартук вытерев руки мыльные,
Звоню на войну я сыночке по мобильному.
Дитя не берёт! Приедет − огрею веником!
«Его отпевают», − слышу ответ священника…

Я – батюшка.
Я собор свой открыл под госпиталь
И сам в нём служу медбратом, помилуй Господи!
Слова для души, что чреву – пуд каши гречневой:
За это крестил поэта я, пусть и грешен он...

Я – просто поэт.
Я тоже стою под пулями.
Кишка, хоть тонка, как лирика Ахмадулиной,
Но всё ж не настолько, чтобы бояться красного:
Нужнее стихов сегодня – мешки с лекарствами…

Я – старый аптекарь.
Мне бы – давно на пенсию:
Сидеть и блаженно пялиться в ящик с песнями.
Но кончились бинт, и вата, и маски вроде бы:
Начальник, пришли термальной воды для Родины!

Я – Родина.
Я ребёнок − и сплю калачиком.
Назначенный государством, ко мне палач идёт,
Из недр моих вырыв мрамор себе на логово:
Налоговой сдал налог он, но Богу – Богово.

Я – Бог.
И я тоже − Папа. Сынок Мой Ласковый
У дауна в классе детский отнял Калашников.
Сказал, мол: «Ни-ни!» − и прыгнул без парашютика…
Спи, золотко.
Спи, Мой Мальчик.
Я Воскрешу Тебя.

Евгения Бильченко, Киев

21 февраля 2014 г.

вот со школы я скоро домой побегу вприпрыжку,
в мои светлые волосы пальцы запустит ветер.
мне сегодня семь лет, мама с папой подарят книжку
и я стану самым счастливым на этом свете.

мне сегодня двенадцать, я знаю, что стану старше,
что у ярких цветов бывают темней оттенки,
что любить - это отдавать свои кексы Даше
и что больно - это когда ты разбил коленки.

мне пятнадцать. сейчас все стало совсем иначе.
вчера снова подрался с парнем, он думал, струшу,
а в последние дни мама часто кричит и плачет,
говорит, что я стал слишком грубым и непослушным.

восемнадцать. уже больше шрамов на юной коже,
я теперь не хожу во двор, не играю в прятки.
говорят, что взрослым плакать совсем негоже
и поэтому я просто вру им, что все в порядке.

двадцать два. универ за спиною, успех все ближе,
у меня есть мечта, есть идеи, еще - удача,
я хочу изменить целый мир, покорить все крыши,
но пока не совсем понимаю, что это значит.

на кровать сквозь открытые ставни сочится утро,
наконец-то свой дом, где хотелось бы встретить старость.
тридцать два - я опять стану старше, но почему-то
это больше не вызывает былую радость.

видел Дашу, она вышла замуж. все то же солнце
в ее взгляде, меня согревающем даже в стужу;
это чертово правило жизни - мы остаемся
совершенно не с теми, кому подарили душу.

сорок лет. я большой начальник, мой голос важен,
я тут понял - вокруг все шатко и эфемерно.
я женился на голубоглазой девчонке. каждый
говорил, что пора, это правильно. да, наверно.

сорок пять. вместо праздничной party абсент и ящик.
я пропах дорогими духами, табачным дымом.
это утро станет последним из настоящих,
состоящих из мусора стимулов стать счастливым.

шестьдесят, семьдесят два - я устало считаю годы,
собирая свой опыт в разорванные карманы.
я всегда и во всем так упорно искал свободу,
но тем самым себя все сильней запирал в капканы

обещаний, надежд, обязательств. какого черта
я загнал себя в рамки, пытаясь стереть границы,
я мечтал поздно ночью добраться пешком до порта
и уплыть далеко, начиная с пустой страницы.

____________________________________ ____________

мне опять восемнадцать. мир соткан из проходящей
мимо вечности, тиканье стрелок стирает память.
это утро станет последним из настоящих,
состоящих из веры возможностей все исправить.

Виктория Миловидова

От жульена и до Жуль Верна
ты, познанье имевший,
просто пойми одно:

Либо ты охуенный,
либо ты охуевший.
Третьего не дано.

За пару часов до рассвета, собравши зверей толпу,
На лысой горе Совета разлегся великий Пуу.
Удавьего племени воин, надежным места раздав,
Он сам, как удав, спокоен и тащится, как удав.
Расселись, издали видные, на травке, как на полу,
Эмблемы «Единой Индии» –– отряд медведей Балу.
Охвачены нервной дрожью, шакалы грозят щенкам,
А рядом жмется к подножью смущенный Алишер-хан
–– Слышите ли вы меня, мои джунгли?
–– Мы слышим тебя, о Пуу!
–– Нравлюсь ли я вам, подхожу ли?
–– Мы любим тебя, о Пуу!
Когда из норы, освещен мигалкой, вылазишь ты на тропу,
От страха и нежности самой жалкой мы вертимся на пупу!
–– Мне будет чем отчитаться, –– вальяжно шипит удав.
–– Я толще стал на пятнадцать, короче на двадцать став.
Я выгляжу ничего так-с, а издали так красив,
Как будто закачан ботокс в огромный презерватив.
–– Слышите ли вы, о мои собаки?
–– Мы слышим тебя, о Пуу!
–– Мои Канделаки, мои Табаки?
–– Мы любим тебя, о Пуу!
Мы будем лаять почти что даром на всякую шантрапу,
Если даже одним ударом ты нас растолчешь в крупу!
–– Но есть еще бандерлоги, –– в ответ прошипел удав.
–– Ведут свои бандер-блоги, законы джунглей предав.
Они не блюдут закона, не думают головой,
И я для них не икона, а лишь червяк дождевой!
–– Видите ли вы меня, бандерлоги?
–– Мы видим тебя, о Пуу!
–– Дрожат ли ваши руки и ноги?
–– Совсем не дрожат, о Пуу!
Мы все имеем доступ к компу, и лучше нас не запу...
Забейся в щель, подобно клопу. Как Ленин, сиди в шкапу.
–– Ах, так! –– в ночи обретая глянец, воскликнул гневный удав
И начал свой кровожадный танец, на кончик хвоста привстав.
Он так плясал, что звери в тревоге к нему потянулись в пасть,
И только нахальные бандерлоги на все продолжали класть.
–– Да ну! –– удав возбудился живо, зайдя в крутой разворот.
–– Вы все плоды моего режима, продукты моих болот!
–– Но вдруг отпрянул, как будто на угли сорвался на вираже:
Он четко увидел, что это Маугли, а не бандерлог уже.
А дети лесов, большие и малые, смотрели все веселей,
Как вылезают новые Маугли –– буквально из всех щелей,
Как собираются в полумраке к подножью горной гряды,
А все Табаки и все собаки вливаются в их ряды.
–– Да мы устроим честные выборы! –– воскликнул медведь Балу.
–– Да вы диктатуры еще не видели, вы будете на колу!
Удав, расправься с ними, убогими! –– Но в джунглях один закон:
Удав умеет лишь с бандерлогами. С людьми не умеет он.

Дмитрий Быков

Город похож на промокшую книгу дня –
Слиплись страницы и строки текут, как реки
Март не умеет надежды соединять,
Соединяет только мосты и веки,
И ни к чему ни выстрелы, ни шаги,
Нам не сберечь ни памяти, ни тетради.
Лишь в подворотне наши воротники
Ветер озябший мокрой ладонью гладит,
Мы возвращаемся, будто бы воробьи,
Что пережили зиму, но так устали…
Город, мой город, мы маленькие твои,
Грустные книги с разрозненными листами.

Мария Хамзина

У королевы - трон,
А у гадюки - яд,
У поездов - метро,
А у меня есть я!

Молодость - у любви,
У тишины - рояль,
У прихожан - раввин,
А у меня есть я.

У Маргариты - муж,
А у Софии - пять...
[Кто присягал кому
сложно порой понять.]

У Гульсары - семья,
У Марианны - приз,
А у меня есть я !
Это же - зае&ись!

Сола Монова

Вот ведь сложно устроены матрицы человека,
Велика вероятность любви, а возможность ее - мала ...
Я как будто бы не влюблялась четыре века,
А На деле
И Первый
До половины
НЕ прожила .
Вроде, верный запрос на влюбленность внутри состряпан,
Но никак не внедряется в нужный раздел объект ...
Будто в сердце мне вырубил кто-то особый клапан,
По каналам которого сервер входил в коннект.
Будто год анестетик мне литрами в кровь кололи,
Превращая ее, предумышленно, в консервант ...
Я, конечно, просила, чтоб сердце не знало боли,
Но сберечь лишь механику -. тоже НЕ Вариант.
В общем, все отменяем, и клапан врубаем снова, .
Вряд ли кто-то бы рад был подобным, пардон, дарам
Да, я знаю про внятность запроса и цену слова,
Но должны быть поправки на возраст и силу драм.
Да, я знаю, что могут зашкаливать ватты, герцы,
Уходить полюса, обесточиваться маршрут ...
Обещаю, ЧТО в случае очередного разрыва Сердца
НЕ получит моих апелляций Небесный СУД.


Катя Цойлик

Мы вовсе не бредим, просто -
Просто чуть-чуть мечтаем,
Нам бы с тобой на остров,
Который необитаем.
Нам бы купить собаку,
Удочки и конфет,
Нам бы сдержать атаку
Тех, кто дает совет.

Екатерина Горбовская

Вот иду я в шубе,
А под шубой – кофта,
А под кофтой – майка,
А под майкой – сердце.
А у сердца слышно,
Как стучат колеса,
И оно, как поезд
Пассажирский мчится.
И в его вагонах
Нараспашку окна,
Нараспашку двери,
Нараспашку люди.
И у них, конечно,
В чемоданах море,
Корабли и чайки,
Облака и песни.
Потому что в сердце
Им тепло под майкой,
Им тепло под кофтой
Им тепло под шубой.

Мир варварски жесток,
нельзя его постичь,
не всякому - желток,
не всякому - кулич!

Что дурень, что знаток
с отметками "отлич." -
ты нюхаешь цветок,
на голову - кирпич!

Где гравий, где каток?
Где ловчие, где дичь?
Пускай кровоподтёк,
абы не паралич!

И запад, как восток,
не любит слёз. Не хнычь!
Мир варварски жесток,
нельзя его постичь!

Татьяна Нова

сок влюблённости свежевыжатый...
черти в омуте ухмыляются
коль невинные - значит выдержим!
коли грешные
будем каяться...

войско смирится с поражением
принц был суженый
но не ряженый
слишком выцвели отношения
неестественно-макияжные

чувства созданные в трехмерности
разливаются перламутрово...
расстегни на мне пояс верности!
опротивело

целомудрие

Флёр -Де - Ирис

Мне понравиться тебе не суждено -
Ты не клюнул на последнюю блесну.

Уколоться бы теперь веретеном
И на целое столетие уснуть.

Пробудиться в новом веке ото сна
И погуглить: знал ты прикуп или нет...

[А пока моя несчастная блесна
Тянет леску через сонный Интернет...]

Оттого что все желают покорять,
Самолюбие приятней, чем любовь.

Корабли свои поднимут якоря
И отчалят от надменных берегов.

Станет скучно - не стесняйся, заходи,
Смело пользуйся френдлентой и стеной.

Ты не первый и, конечно, не один,
С кем "не время", "не судьба", "не суждено".

Сола Монова

Кого-то благословили детьми и семьей, а меня - друзьями.
Пусть это не ценно в понятиях века и в принципе маловажно,
Пусть банковский счет незавидно частит и пестрит нулями,
Зато мне не страшно. На долгие годы вперед не волнительно. И не страшно.
Зато в круговерти земной у меня есть опора на верные, крепкие руки,
Зато не проймет меня дрожь одиночества зимней морозной ночью.
И, даже когда равнодушно сечет географию километраж разлуки,
Я знаю, чей шепот колышется бризом во всех моих междустрочьях.
Мой путь, даже пусть оборвавшись внезапно, исхожен был не напрасно -
Пусть всех не сорву я плодов и не сгорблюсь от тяжести всех наград,
Зато я успела нажить не квартирный метраж и не блеск алмазный,
А то, что бесценно и важно: людей. Это самый бессмертный клад.

Екатерина Цойлик

Ей бы просто уехать куда-то деньков на пять,
Перестать быть массовкой в обыденном интерьере,
Научиться не думать, не жаждать, не требовать, не желать,
Молча длинные складки на простыни расправлять,
И поверить. Вот взять и кому-то всерьез поверить.
Но она продолжает легально в окно сбегать,
Поклоняясь, как идолу, тени закрытой двери.

У нее сотни тысяч причин возвращаться в мир,
Где ее ипостась однобока, скучна и жалка.
Грань дозволенных рамок ее обозначил сухой пунктир,
Она эту любовь износила до круглых огромных дыр,
И любви этой место теперь на заброшенной старой свалке.
Тот, кто должен был светом ей быть, стал предатель и конвоир,
Треплят душу и совесть любые его ремарки.

Ей бы крылья расправить, не мешкая взять разбег,
Весь тяжелый багаж опрокинув в пучину сухого быта,
Но размытыми тропками льются предательски из под век,
Устья вечных по-женски извилистых горных рек,
И боязнь, как в той сказке, остаться одной с корытом.
Так уж вышло, что Женщина - меньше, чем человек,
А скорее структура, замес из борделя и общепита.

Когда кто-то орет о величии права на выбор своих свобод -
Она молча вздыхает, и держит на темечке небосвод.

Катя Цойлик.

И будет февраль. Будут вьюги скулить у порога.
И окна зажгутся. И свет будет – тёплая медь.
Наверно, зима для того и придумана Богом -
Чтоб людям почаще хотелось друг друга согреть.

Вдруг что-то простое покажется важным и нужным:
Давнишние письма иль фото за мутным стеклом.
Мне кажется, в мире нарочно придуманы стужи -
Чтоб людям хотелось согреться домашним теплом.

И кто-то достанет альбом с запылившейся полки,
И, может быть, вспомнит о ком-то забытом (как знать?!)
Ведь вечер зимою недаром придумали долгим -
Чтоб люди успели друг другу о многом сказать.

Юлия Вихарева

Не бывает идеальных ни народов и ни расы –
В каждой группе населенья ну хоть что-то, да не так:
С точки зрения лягушек все французы пидарасы,
А корейцы пидарасы с точки зрения собак.

С точки зрения троянцев пидарасы были греки,
А троянцы пидарасы с точки зрения коней.
Очень много пидарасов так и сгинуло навеки,
Но огромная их масса дожила до наших дней.

Люди делятся на группы, на враждующие классы,
Под ошибочным девизом « все уроды, кроме нас», -
Натуралы утверждают, будто геи - пидарасы,
А копнёшь под натуралов – каждый третий пидарас!

Но из всей огромной массы пидарасов и уродов
Можно выделить особый очень маленький народ, -
В нём сплошные пидарасы с точки зренья ВСЕХ народов,
Потому что у природы должен быть громоотвод!

(с) Михаил Фельдман

Убегай, не убегай,
всё равно настигнет май,
белой дымкою черёмух растревожит.
И на лунную блесну
«клюнет» душенька, взгрустнув,
и захочет стать влюблённою, быть может.

Ночью, не сомкнув ресниц,
пенье слушая синиц,
улыбнёшься вдруг, совсем непроизвольно…
Эх, как жить-то хорошо!
В шалаше ль, за шалашом…,
лишь бы счастье было долго хлебосольно.

Только б вешние сады,
обещая нам плоды,
не пускали пыль обманом пустоцвета.
Да избранника душа,
словоблудьем не греша,
подпевала откровенью без фальцета


Ёлохова Елена

Никто не знает наперёд, кого и с кем судьба сведёт:
Кто будет друг, кто будет враг, а кто знакомый, просто так.
Кто осчастливит, кто предаст, кто отберёт, кто всё отдаст,
Кто пожалеет дел и слов, а кто разделит хлеб и кров.

С кем можно всё, до простоты, а с кем и не рискнёшь на "ты",
Кому-то сердце распахнёшь, а перед кем-то дверь замкнёшь,
В кого-то веришь, как в себя, кого-то терпишь, не любя,
С одним и в горе, хоть куда, с другим - и в радости беда.

Никто не знает наперёд, что нас на белом свете ждёт:
Кого блистательный успех, кого позор за тяжкий грех,
Всю жизнь везение - одним, боль и страдания - другим,
Одним за правду - вечный бой, другим - и ложь сама собой.

Так и живём мы на земле, то в добродетели, то в зле,
Грешим на молодость, порой, на обстоятельства и строй,
Чужим ошибкам счёт ведём и лишь своих не признаём,
Друзей обидеть норовим и непростительно язвим.

Молчим, когда пора кричать, кричим где надобно молчать,
Святынями не дорожим, а перед серостью дрожим,
Лелеем собственное "я", то обвиняя, то кляня,
Исходим в вечной суете, глядишь, и мы уже не те.

Никто не знает наперёд, к чему всё это приведёт,
А жизнь уходит, между тем, частично или насовсем.

Урюпин Вячеслав

Не примеряйте надежду
последним вечерним платьем
и не носите сомнений -
нынче они не в моде.
Светлая очень одежда -
правда, но одевать её
в грязные дни самомнений
тоже не по погоде.

Слишком невзрачненько - скромность.
Холодно для любопытства.
Модный покрой эпатажа
явно не по фигуре.
И не рядитесь в покорность -
можно легко простудиться.
Яркий успех, но бумажный,
мнется в последнем туре.

Не одевайтесь в беспечность,
мало ли, что всепогодно.
В благочестивости жарко
даже и... не подлецу.
Только любовь это вечно!
Может, слегка старомодно,
может быть, чуточку марко,
но всем и всегда - к лицу!


Стран-Ник

Если есть в нашем мире, странном
То, чего не коснулось зло ...
Это то, что не взять обманом:
Человеческое тепло...

Многих судеб и душ паденье ...
Безвозвратно произошло.
Не продать, не купить за деньги
Это редкостное тепло...

Между небом и нами - сети,
Всё, что ценно, на нет сошло ...
Держит нас лишь, одно на свете –
Человеческое тепло ...

Перевёрнуты все устои
Мчит грядущее, под уклон.
Но пока ещё есть простое
Человеческое тепло ...

Не разрушится цепь рождений.
Дай же Бог, чтобы нас спасло
То, что выше земных творений:
Человеческое тепло ..