Я в темноте, где не видать ни зги.

Я – зомби, мне промыли все мозги!

Промыли мощно.

Вдруг видны детали:

Что двадцать лет мы в жопе обитали,

И что уже три года от звонка –

И до звонка говно, а не повидло

Нам, улыбаясь, скармливает быдло,

А мы едим!

Нет. Лучше есть мозги,

быть зомби –

И как зомби выползать

Вперед руками – только бы подальше

От их каналов, полных лжи и фальши,

От «перемирий» и «покращень» от!

Моя – меня! – милиция калечит,

Моя страна меня гранатой лечит,

Мой президент – мудак и идиот!

Вокруг огонь, и люди гибнут снова…

Я лучше буду зомби, право слово,

Смотри, иду – и ноги волочу!

Мне норм!

Я знаю всё, чего хочу.

Хочу не быть довольным полумерам,

Хочу гордиться милиционером,

И жить, и не бояться ничего.

Хочу платить налоги – честно, правда,

И чтобы президент, и чтобы Рада,

И гимн поют – и вот, я под него

Встаю – рука у сердца…

Да, как зомби!

Идя вперед, вдыхая дым и газ

В своей святой, неповторимой злобе

Ко всем, кто, хохоча, плюёт на нас!

Я зомби – гной и грязь, в крови рубаха,

Но я иду. Иду вперед без страха,

Нас сотни тысяч – каждый зомби, лично,

Ужаснейшее зрелище, скажи?

Ах, как мозги промыли нам отлично

От всякой мрази, мерзости и лжи.




Саша Кладбисче

а мне всех жаль: собачку, кошку, птичку,

ребенка и бухого маляра.

я зажигаю в подсознаньи спичку,

а все равно не видно нихера.

так хочется, чтоб зрячие прозрели,

глухие чтобы поняли свой дар.

я еду в электричке, мхи да ели.

и водка - как вонючий скипидар.

я пью, чтоб мир смотрел в меня иначе,

чтоб не совал мне жертв для пожалеть.

но только вот напьюсь - сильнее плачу,

и энергичней начинаю тлеть.

Какая-то действительно смертельная страсть —
Как можно откровеннее пасть.
Травила Макаревича советская власть —
Потравит и российская власть.
Проклятьями наполнен федеральный эфир,
Последовал верховный заказ...
Не стоит залупаться на изменчивый мир —
Он может залупиться на нас.

Естественно, и прочих окликали: «К ноге!»,
За многими следила ЧК,
Травили и Кормильцева, и даже БГ,
Уж я не говорю — Шевчука,
Но как-то Макаревич был лиричен и тих —
А все же огребал за двоих…
Они, должно быть, думали, он собственность их.
А он, как оказалось, не их.

За них уже, как водится, Третьяк, Роднина,
И Гергиев, и главный альтист —
Давайте у Макара отберем ордена
И звание «Народный артист»!
Пускай он поторопится прибиться к своим,
И сразу все простится ему.
Не стоит заступаться за отхваченный Крым —
Такого не потерпят в Крыму.

Мы чувствуем, что подан недвусмысленный знак.
Свободы нам уже не грозят.
Сейчас «Машина времени» сработала так,
Что все переместилось назад.
Тем больше уважухи тем, кто встал поперек
Извилистых привычных дорог.
Мы спорили, бывало: это рок иль не рок?
Сегодня оказалось, что рок.

Д.Быков

Когда рискуешь каждую минуту
Згубити розум и сойти с ума,
Нас називають «банда майданутих»,
«Бендеровцы», «фашисты» и «чума».
Но может быть… Не хочешь ли узнать-ка,
(уверен, ты не знал, что это так),
Що «вуйко» означає «рідний дядько».
А мамы брат – тебе он разве враг?
Подумай, що заховане у слові!
Тогда добра настанет перевес.
Галичина – земля краси й любові,
А вовсе не «дивизия SS».
Шахтер – герой труда и работяга,
А не «донецьке бидло із совка».
И подвиг есть – і також є звитяга.
Тримай-но руку! – Вот моя рука!
Им нас не разделить. Не розлучити,
Бо ми брати. Мы братья навсегда,
Нам рядом жить – нам поруч вічно жити!

Я знаю – час настане, и тогда
В краю родном, у рідному у краю,
Перетнемо ту прокляту межу.

Героям слава! – не перекладаю.
Героям – слава. Не перевожу.

Саша Кladbische

Веришь.
А тебя предаёт человек без веры.​
Ждёшь.​
И тебя предаёт человек без правды.​
Любишь.​
И тебя предаёт человек без сердца.​
Падаешь.​
Тебя поднимает человек,которого предали.​

Галина Брик

Я как terra incognita, новое государство –

сам себя отыщи, завоюй, разделяй и властвуй,

мне не выданы номер, герб, президент и паспорт,

я последний уцелевший абориген.

Я заложник всех колоний и резерваций,

приучивший сердце больше не разбиваться,

но природа продолжает сопротивляться,

оживляя какой-то необъяснимый ген.

Он мешает дышать, он, как вирус, идёт по венам,

подчиняя, стирая, делая чьим-то пленным,

бьётся током – неожиданно, как антенна,

если ты её надёжно не заземлишь.

Я спасаюсь горячим кофе,

закрытой дверью,

мантрой "я не люблю, не хочу, не могу, не верю..."


Ты приходишь спазмом в левое подреберье,

получаешь вид на жительство.


И болишь.


Светлана Лаврентьева

Денег тебе на меня жалко!
[Счастье не в деньгах - коню понятно]
Перегорела воображалка,
Или накаркали воронята?

Дело не в деньгах - без них терпимо,
Дело в старинных любовных играх:
Древний мужчина тащил любимой
Мамонтов и саблезубых тигров.

Неандерталец с холодным носом,
Снова без мамонта и ощерен,
Значит, скорее всего, он носит
Бедных животных к другой пещере.

Дело не в мамонтах и не в тиграх -
Мамонты вымерли неслучайно.
Не называй меня меркантильной -
Я не торгуюсь...

я обличаю!

Сола Монова

Ты видишь, сменив нежилое ВЧЕРА,

Явилось СЕГОДНЯ в обличии новом.

Пора, не пора — выхожу со двора:

На волю, на поиск, за звуком и словом.



Ты видишь, опять наступает весна.

На нас наступает, идёт в наступленье.

Ещё её даль непроглядно-мутна —

Но вот возникает её населенье:



Из пор, из расщелин, из трещин коры

На свет выбирается, белый и жгучий.

Спешит, обживает дворы и миры,

Живёт — и не ведает участи лучшей.



Какая крутая зима позади!

В каких мы тисках обитали морозных!

Всё в прошлом, и как ни суди, ни ряди,

Мы — юг, и тепло нам — как пища и воздух.



Мы — юг, но ещё неприветливый юг.

Вот мается куст, сотрясаем ознобом:

«Скорее, скорее!» — терпенье, мой друг!

Давно ли ты был не кустом, а сугробом?



«Скорее!» — хоть жизнь не особо длинна, —

«Скорее, скорее!» — душа повторяет,

Уносится время — и только весна

С его быстротечностью нас примиряет…

Любовь Сирота

мир так велик, выбор огромен, все время хочется нового
следующего
свежего.

видимся реже во
много раз,
если и есть возможность -
страшно пресытиться и надоесть,
"надо увидеться"
как "надо спать или есть".
надо, но не сейчас.

в полной кастрюле чужих бед и мук
скрежет кривых алюминиевых ложек -
брезгуют мясом, костями и кожей,
в кучки складируют перец и лук -
вычерпали до дна.

дай всем голодным насытиться, боже.
мне повезло. я ем борщ не одна.

Валерия Мордачёва

...И казалось ей - мир большая кофейная чашка,
в бело-розовых кругляшках,
За отмазкой - правда, за ней - отмашка,
мол, ну кто ты? Стремительная букашка,
Прозябающая одна, и живешь в какашках,
хоть и видишь все в розовеньких очках.
...И казалось ей - уж он о ней верно и точно судит,
он-то знает, о чем она говорит,
Ну, живут вокруг и другие люди,
так и пусть живут - от мира же не убудет,
У нее айкью и большие груди,
она учит социологию и иврит.
У нее болит, но она не скажет
никому о том, что у ней болит.

...И казалось ей - завтра придет награда,
Бог там тоже ведь не дурак,
Понимает, она ведь живет как надо,
не отчаивается, и вообще-то рада,
Что хватает рывка на свою браваду,
и не жмет ей лба шутовской колпак.
Да, наверное, все не так -
только знать бы еще, как надо.

Ей казалось, а может быть - не казалось,
ей жилось, а может быть - не жилось,
Иногда в окно прилетала жалость,
молча к стенам, пытаясь согреться, жалась,
Застревая в горле, как чья-то кость.
А она сама себе улыбалась
и носила сердце и разум врозь.

Катя Цойлик

Я могу говорить
На любом языке,
Жить в любом уголке
Необъятной планеты,
Обитать на болоте,
В снегах, на песке,
Только суть моя
Видимо, вовсе не этом.
Я могу пить текилу,
Вино и коньяк,
Заедая мацони
Мацой или салом,
Это все на меня
Не влияет никак
Ни в великом значеньи,
Ни, видимо, в малом.
Но повсюду -
Хоть ночью меня разбуди,
Я готов повторять
До озноба на коже:
Украинское сердце
Ношу я в груди,
И в душе остаюсь
Украинцем я тоже.
И не скажет никто,
Почему мне так мил,
Этот мир вышиванок
И вечных мелодий,
Мир старинных церквей
И забытых могил,
И легенд,
Что еще обитают в народе.
Это в генах моих
И, наверно в крови,
Это в том,
Что духовной зовут пуповиной.
Никому, никогда
Не разрушить Любви,
Что навеки связала меня
С Украиной!
Кто похож на меня,
Тот конечно поймет -
Остальным -
Я готов повторить с убежденьем:
Я не дам никому
Растоптать мой Народ
И его заменить
населеньем...

Анатолий Матвийчук

У первой - красивая грудь, у второй - ноги,
Стройные, ровненькие, с худыми ляжками…
А я, как старенький телефон Nokia,
Всегда заряжена…

Первая пьет и с балкона пасет в бинокль,
Как ты покупаешь второй мороженое.
А я, как старенький телефон Nokia,
Давно заброшена...

У первой истерика, слёзы, второй - одиноко,
Обе в депрессии сутки лежат на диване.
А я, как старенький телефон Nokia,

Не убиваема…

Сола Монова

Лето уже у двери с табличкой "Exit"...
Осень цветные листья на ветки весит...
Птицы спешат вернуться в родные стаи...
Кажется, нам пора поменять местами
вымысел с нестерпимо реальной явью...
Сколько их, недосказанных - missyou, loveyou -
что навсегда останутся сном из лета...
Только, наверно, важно совсем не это...
...............
Самое главное, в общем-то, не в сезоне...
В том, что моя рука на твоей ладони...

Елена Ломакина

Всё проще простого,
всё как дважды два:
есть город, в котором разрознены двое,
есть общее небо над их головою,
дороги, деревья, дома и трава.
И ходят они мимо общих витрин,
одни фонари им мигают под вечер,
и песню поёт одинаковый ветер,
и месяц ночами сияет один…

*
Он курит на кухне,
щенок возле ног.
Она у себя с разноцветною кошкой,
укутавшись шалью, стоит у окошка.
И каждый из них одинок….
Одинок…

*
Их утром, спешащих, глотает метро,
ощерившись пастью прожорливой жадно,
жуёт и потом выпускает обратно,
другими уже набивая нутро.
Минуты, недели –
по кругу – года,
торопится время, не зная пощады…
Однажды столкнутся усталые взгляды.
Осталось лишь только дождаться – когда?


Светлая Печаль

Что тебе нужно, Элли? -
Дорогу из кирпича?
В городе - сплошь метели.
Птицы - и те молчат...
Воет зима протяжно.
Трудно шагать по льду.

- Элли, тебе не страшно?
- Страшно, но я иду...

Полночь на циферблатах.
Нежный овал лица...
Людям в железных латах
ищет она сердца.
Камни путей окольных...
Руки свело в снегу.

- Элли, тебе не больно?..
- Больно, но я смогу.

Скрипнет почтовый ящик:
"скоро вернусь, друзья!.."
Ведь без сердец стучащих
людям никак нельзя!..
Голос собак бездомных...
Зеркало мерзлых луж...

- Сколько в кварталах темных
бродит железных душ...

Люди не верят в чудо:
давят железом грудь.
Элли больна простудой,
но продолжает путь...
Элли стучится в двери...
Вязнет в снегах полей...

- Если я буду верить -
станет металл теплей?

- Что это, Элли, значит?
Что за сумбур идей?..

...Элли идет - и плачет:
- В людях ищу Людей...

Каждый день все хуже предыдущего.
(в чашке чай/ на блюдечке герань)
Господи, пожалуйста, послушай их!
Или этих.
Только перестань.

Мне же страшно!
Понимаешь, страшненько,
как любому дереву в печи.
Не хочу, чтоб говорил Калашников,
когда Бах предательски молчит.

Не хочу — ни якобы, ни вроде бы.
Все как есть — не бойся, говори!

Помолитесь кто-нибудь о Родине.
У меня закончился тариф.

Евгения Баранова

Она занимает четверть кровати,
но двести процентов его души,
и всё для него в ней предельно...
Кстати,
он ценит в ней шарм
и лощёный шик,
приносит ей розы банального цвета -
налитые страстью
густого бордо,
зимой непременно вывозит в лето,
подальше от стыни
и серых льдов.
Он, если бы мог, подарил ей небо,
а к небу в комплекте и целый мир.
Он любит...
а это всегда нелепо:
любовь - наихудший ориентир.
Она пьёт арабику цвета ночи,
смеётся взахлёб и порой над ним,
когда он так жарко и жадно хочет
взять то, что всегда являлось ничьим.
В ней дремлет ведьма...
Он так боится
её упустить, что в ночной тиши
пытается долго
сквозь шёлк ресничный
поймать отраженье её души,
хоть знает - будет, и неизбежно,
и глушит водкой растущий психоз.

... Вот-вот, и растает в кружении
снежном
вербеновый запах её волос.

Ракель Напрочь

Бывают дни, когда этап - кончается,
когда приход беды всё очевиднее,
и поздно сомневаться и печалиться:
найти бы в списке зол - побезобиднее;
когда надежды, не дождавшись, отбыли,
сменив свои посадочные модули,
и то, что выбираешь - в лоб ли, по лбу ли -
едино и болезненно до одури;
в заплатках тупиков - дороги дальние,
ветра свистят враждебно и неистово,
и будущее жестче и летальнее,
чем револьвер в руке у Клинта Иствуда.
Всё, из чего ты сделан - в конфронтации,
в горючей смеси черного и белого...
И только бы в живых, в живых остаться бы -
хотя б осколком
лопнувшего
целого.


Александр Габриэль

Пасутся женщины-бизоны,
Свои котлеты восхваляя:
Надели вкусные фасоны,
Накрыли пышные поляны.

В спортзалах - корюшки и воблы
(Пример сухих, но потных женщин),
Таких потрогав скажешь:" О, бля!
Неужто там внутри кишечник?"

А между ними я, гусыня,
Как будто кто-то посмеялся.
Ни талии, ни колбасы нет,
Ни рыба, черт возьми, ни мясо!

Сола Монова

Этот феномен давно изучен,
Грабельки видишь - перескочи.
Будешь любить меня невезучей?
Или найдёшь миллион причин?

Сделаешь что бы ни попросила?
Купишь, доставишь любой ценой…
Будешь любить меня некрасивой?
Будешь гулять с некрасивой мной?

Что ты надулся и хмуришь брови?
Ты недоволен - тебя трясёт…
Будешь любить меня нездоровой?
Ладно… Закончила… Это - всё…

Просто вопросы в порядке бреда -
Их иногда задают родным…
Ты, безусловно, мне очень предан

Два раза в месяц… по выходным…

Сола Монова