Когда до счастья далеко, а сердце просит,
припудри носик, мисс Коко, припудри носик!
Хоть ты, красотка, не Шанель, (земля ей пухом),
носи хоть тогу, хоть шинель, хоть застируху,
хоть фильдеперсовый халат, хоть френч от Прада.
Тебе к лицу любой наряд, моя отрада!
Нам хорошо вдвоём с тобой без пошлых браков.
Моя последняя любовь, тебе ли плакать?
Тебе ли время торопить, разлуку клича?
К утру хоть, милая, поспи, под трели птичьи.
Пусть даже август на прямой по курсу в осень,
припудри носик, ангел мой.
Припудри носик!

Ник Туманов

В двадцать ждёшь её, ищешь, как брызг солёных,
Принесённых крепким зюйд-вестом из-за борта.
Но носу середина лета, закаты в клёнах,
Дискотеки до часу в парке – эх, красота!
И за каждой шарм устилается лёгким шлейфом,
Но… взгляни-ка глубже – и нет ничего… Постой:
Мелковата вода. Ты запутан песчаным шельфом,
Перешедшим в берег, сухой и такой пустой …

В тридцать ждёшь её, будто мартовской талой лужи
После зимних долгих, пронзительных холодов.
Допиваешь таблетки, ещё с января простужен,
Говоришь себе: я, наконец, готов.
Но русалочки год от года становятся злей и строже,
С глубиною теперь всё в порядке, но в чём вопрос:
Почему от общения с ними бежит холодок по коже,
Будто вышел без шапки на улицу – на мороз?..

…Ты устанешь ждать. И тогда всё пойдёт по плану –
И не важно, по плану «А», «Б» – если суть одна:
Деньги, счастье, успех… Череда небольших романов,
Череда посерьёзней, и вот – женат,
Обеспечен, научен жизнью… Садись, остынь и
Не страдай ни о чём…
Но лет пять спустя
Ты поймёшь вдруг, что ходишь по кругу один в пустыне,
Ждёшь её до сих пор – как последний глоток дождя…
Вроде, дом твой полная чаша – и нет бездонней,
И не бьёт никакая хворь ни в ребро тебе, ни в висок…
Отчего же тогда сохнет кожа твоих ладоней,
Будто держишь в них раскалённый жарой песок?..
И счастливый финал, как водится, невозможен:
Ты чрезмерно усталый и умный, почти седой…
Оттого-то, должно быть, так болен и обезвожен…

…Но она случится.
И станет твоей водой.

Екатерина Ермолина

У тебя на глазах происходят какие-то чудеса:
Среди бела дня пропадают бесследно души –
И никто не верит. Вот, посуди: ты сам
Тормошишь потерпевших, твердишь: да хоть ты послушай,
А тебе отвечают: иди заведи кота –
Раз свободны и благодарны кошачьи уши,
Он оценит, какая б тебе ни пригрезилась ерунда.

Ты идёшь по улице, вечер сгущает синь.
Огоньки реклам разноцветно ведут хоровод.
Отражаются силуэты людей и машин в зеркалах витрин.
Под скамейкой на остановке сидит, притаившись, Кот.
Он… не то чтоб ничей, просто… несколько одинок.
И, наверное, этим вечером не было важных дел –
Потому он спокойно сидел себе и сидел,
Наблюдая за сотнями шин и спешащих ног,
Сочинял миры с молоком, без дождя и снега…
Этот Кот давно хотел завести себе человека,
Только выбрать никак не мог:

Этот груб, тот дурак, этот слишком уж гнёт понты…
Этот, вроде, нормальный, но, видно, котов не любит.
Да и что с них возьмёшь – они же всего лишь люди
(Сразу видно, что не коты).
Так вот Кот и сидел, и смотрел, и гадал, что будет, –
И вдруг появился ты…

…Ты идёшь и чувствуешь: ты не слаб.
У тебя под курткой урчит мохнатый комок тепла.
Ему – дом, молоко, тебе – чай, с чабрецом и с грушей.
А ещё тебе – благодарные чуткие уши,
А ему – тебя. Своего. До кончиков лап.

А над городом Некто, ответственный за зажигание звёзд,
Ни о чём существенном больше не беспокоясь,
Закрывает дописанную в кои-то веки повесть
И вздыхает: «Ну, вот, наконец, сошлось».


Екатерина Ермолина

Выход есть всегда.
Даже не один.
Можно - Эххх!!! С плеча.
А можно - обходными.
Тот, кто не сумел -
Редкостный кретин.
Кто молчит - тот трус.
Терпеливый - с ними.

Я, возможно, трус.
И вдвойне - кретин.
Подвиги, скачки -
Мимо хороводят.
Перемен боюсь.
Лезвий и машин.

Страшных снов и слов.
И когда уходят.


Катя Селюк

Не надо статусов, и в Твиттер не чирикай,
Как ты спасешь меня от жизненных утрат,
Поскольку я уже была на вечеринках,
И точно знаю, как противно по утрам.

Ты, может быть, вполне порядочный мессия,
И многих женщин до меня прекрасно спас.
Любовь нужна, но только без анестезии -
Я пас...

Сола Монова

Мы в ответе за тех, кого приручаем.
Приручаемой быть я училась долго.
Ты лепил из меня – не меня, не чая,
Что помимо «искусства» есть чувство долга.

Ты лепил из меня, изменяя формы
Всем моим предрассудкам, привычкам, меткам,
Ты лепил из меня для себя комфортность,
Предсказуемость, в общем, не жизнь, конфетку.

И когда стало лакомство так знакомо,
Раздражающе-приторным вкусом в глотке,
Ты решил, что вполне я сгожусь другому
Для дальнейшей, наверное, доработки.

Нью-Эвелин

Забываешься пьяным бредом,

В слишком людном и дымном месте,

С головой накрываюсь пледом,

Что когда-то купили вместе…


Покупаешь коктейль брюнетке,

Что слегка на меня похожа,

Я же пью перед сном таблетки,

И шепчу : «Помоги мне, Боже..»


Ты в такси забываешь вещи,

Я на ключ закрываю двери,

А концы надо рвать резче,

Так ведь проще в какой-то мере.


Плюс один «без тебя» вечер,

Минус день из моих нервов!

Если снова тебя встречу,

Я прошу, отвернись первым!


Юлия Олефир

1.
Я не хочу убивать в себе слабого — а зачем?
Он милый и добрый, и нос у него в веснушках.
От этого нет ни грязи, ни зла, ни — почти никогда — проблем;
Его же не бить, а жалеть и лелеять нужно.
Он знает, какие на запах конфеты, какая на вкус мечта,
Какие на ощупь звёзды… Смешной такой и умильный.
А если мой слабый обижен, болеет или устал,
Или заплакал, на помощь придёт мой сильный.

2.
Он придёт, под собой ломая пласты коры
Земной, на ходу разрушая замешкавшиеся миры —
Не со зла, конечно, просто он прёт, как танк
С отказавшими тормозами. И его не пугает ни браунинг, ни винчестер,
Ни ракетный комплекс — в тот момент ему по фигу. И никакой дурак
На пути у него не встанет. Вот честно-честно.

3.
А потом, не дождавшись, чтоб раны слегка подсохли,
Превозмогая свирепую боль, он встаёт на лапы,
Чуть шатаясь, идёт и ищет, куда же забился слабый,
Улыбается, утирает с лица ему слёзки-сопли,
Наливает чай, стиснув зубы, приносит варенье, мёд —
Он ведь очень сильный, он всё простит и всегда поймёт…
А тем временем слабый стирает ему грязь и копоть с кожи,
Прикладывает к ожогам и ранам салфетки и чистый лёд,
Обнимает...
И сильный его обнимает тоже.

Эпилог

Через край будет литься чаша бытия — или небытия,
Вот попробуй-ка, откажись от такого питья...
Но, что будет, то пусть творится — да ради бога,
Ибо, что б ни случилось, а у меня есть я.
У меня
Есть
Я.
И это чертовски много.


Екатерина Ермолина

Не надо статусов, и в Твиттер не чирикай,
Как ты спасешь меня от жизненных утрат,
Поскольку я уже была на вечеринках,
И точно знаю, как противно по утрам.

Ты, может быть, вполне порядочный мессия,
И многих женщин до меня прекрасно спас.
Любовь нужна, но только без анестезии -
Я пас...

Сола Монова

ласковой ласковой песенкой
сердце польётся наружу
просто тычинки и пестики
а в остальном - безоружны

просто - лжецы и предатели
просто - кого-нибудь - "любим"
сядем на санки - и катимся
добрые слабые люди

Катя Селюк

У горя особое свойство – является ближе к ночи,
Когда организм практически обесточен,
Горе гнездится в сотовом, реже – в почте.
Горе покроет любые границы и расстоянья,
Минуя таможню и прочие достоянья
Цивилизации. Горе любит точность, приходит без опозданья.
Горе сделает тебя гулким, как брюхо вазы,
Горе рубит с плеча, то есть губит стразу.
И ни к чему шептать : « не хочу… не верю»
У горя вошло в привычку не ошибаться дверью.

Ната Вукувич

Предположим ему двадцать два и он увлечен химерой,
Графоманит в стол, колымит на автомойке.
Химера живет двумя этажами выше, зовется Верой,
Не чужда фри-лава, устраивает попойки,
Он не вхож в ее будуар, не допущен к телу…

От тоски до творчества шаг известен,
И хоть мысли не продвигаются дальше ее корсажа,
Он штампует сонеты, баллады, песни –
Все на пользу любви, и корсаж туда же.

Тоска обретает форму депрессии и запоев -
Рубаху отдаст последнюю б*яди на бигуди.
Он ей «я ваш на веки» и все такое,
Она «наберешься опыта – приходи».

Я не знаю, как мне закончить сей грустный опус,
Брошу монетку, авось подскажет, как в прошлый раз -
Уложить бедолагу, с похмелия, под автобус,
Или тешить и дальше надеждою «может даст»?

Ната Вукувич

Он придет с утра, ты ему будешь рада,
Он глазами собаки посмотрит на дверь.
Он уже слишком стар, он не сможет всю правду
Рассказать на духу. Он соврет. Не верь.

Он поможет тебя доесть стынущий завтрак,
Он расскажет, что он доволен и сыт,
И ты будешь сидеть, как и прежде, с ним рядом,
Но уже не покажешь, как сердце болит.

Ты расскажешь ему, что ты тоже неплохо,
Что живешь как всегда... Зазвонит телефон,
И ему сразу станет немыслимо больно.
Вы проститесь в прихожей. А дальше он

Понесется топить свою грусть в алкоголе,
Полетит прятать слезы в безвестных руках,
Будет врать, как и прежде о том, что не больно,
Будет прятать, как прежде, седеющий страх.

Будет он забывать твои нежные руки,
И однажды забудет. И ты не простишь,
А тебе еще долго будут сказывать слухи,
Что он счастлив, что любит, любим, отпустил...

Он уже приходил, доедал твой завтрак,
Он уже просил – ты тогда не смогла.
Он уже смотрел на тебя, как собака,
Но собаке ведь тоже хотелось тепла.


Мая Асанова

Да, сумасшествие. Чёртобезумие. Белый нагар. Чека.
Вот кто-то мёртвый и смелый.
Смотри сынок, мальчики, фотографируют убитого мальчика
(никогда так не делай)
И даже если ты не вырос. Маленький. Не широкоплечий,
кому не видно..
Бери его на руки, неси его на руках, плачь конечно,
…это не стыдно.

За рамки, радость моя, за круги и треугольники, за грубость куба,
где шмон и досмотры,
укради его от любителей вкусностей, от пьявок ютуба,
(плевать на просмотры)
Сквозь строй, где хватать тебя будут профессионалы и ламеры,
журналюги,
охотники, сующие в раны свои дорогие камеры…
Бог им Люгер.
-
У Смерти старая нокиа, пальцы скрючены, кнопки стёртые.
Пиздобратия.
Гуляет. У неё на снимках даже живые – получаются мёртвыми,
такое проклятие.
Она их пакует в отдельные стопочки, в соточки,
(все напрасные)
Она вечерами выходит в сеть, и лайкает фоточки,
те, что – красные.

Ленка Воробей.

Ну, хорошо, а мне Вас хватит на полгода?
На меньшее и смысла как бы нет,
На большее у нас не хватит меда,
И всякий шкаф предъявит свой скелет.
Ну, хорошо, давайте понемногу
Переводить часы на нужный час,
Сверять словарь и размечать дорогу —
Где Вам ко мне, где от меня до Вас.
От щедрых многоточий невозврата
И слов насущных, коих «дашь нам днесь»,
До тупика взаимоцелибата —
Меня умрут и похоронят здесь.
Все это будет столь деепричастно,
Что лучше не советуйтесь с женой.
Но если Вы готовы — я согласна.
Мне нравится, что выбор не за мной.

Екатерина Горбовская

каждый должен об этом знать,
так устроена жизнь.
если хочешь что-нибудь потерять - привяжись.
и как только поверишь в Эдем, благодать
всё разрушит удар судьбы.
если хочешь что-нибудь потерять - полюби

Только лучшие так предают: опрокинешься замертво,
Разлетишься раздробленной косточкой на паркете,
А внутри у тебя огромное сердце замерло.
То, что билось громче всего на свете.

Так зарёванный город теперь наизнанку вывернут -
Спотыкайся о собственной тени размытый крестик,
Завывай в бутылку, глупую душу вывихнув,
Корчись брошеной псиной в мягком домашнем кресле.

Только к тем, которые пахнут Большой Историей,
К тем, которых свинцом взвалили тебе на плечи,
Развернешься сказать обо всём - и осечка: стоит ли?

Правда, стоит ли?..

И становишься невесомее.
И к разбитому сердцу на шаг подступает вечность.

Крис Аивер

мы по утрам встаем неохотно.
все меньше рискуем,
все чаще пьем кофе.
мы делим поступки на "плохо" и "похуй"
а в наших мозгах разрастается похоть
улыбки сменил истерический хохот.
мы жить научились,
нам можно похлопать

весеннее утро разочаровывает, оказавшись зимним,
и влюбленность в мир сменяется приступами апатии.
у каждого своя душевная боль - бесценная, эксклюзивная, -
и тысячи способов не-унять ее.

Меня никто не ждет в конце строки…

Ни почестей, ни славы, /как танкисту…./

Я рано утром улыбнусь таксисту

и городу – «люблю вас, дураки…»

За то, что рубите хвосты… в хвосте

нам ужинать нельзя…ведь по науке -

Мы Те, кто отоспится на кресте,

как в детстве…. – широко раскинув руки…

Ленка Воробей