Ах, какой это будет год! Это будет чудесный год. Приносящий с далёких гор наилучшую из погод. Приводящий из дальних стран корабли в золотой броне. Чтобы ночью светло от страз, чтобы днём на лихом коне. Чтобы девушки и понты, чтобы мальчики и цветы, чтобы чай никогда не стыл, потому что нам нужен тыл. Потому что грядущий день - он обязан быть краше всех, и не вилами по воде, а бокалами за успех.
Ах, какой это будет год! В нём никто не умрёт. Совсем. Мы полюбим своих врагов и за ними придёт песец. И друзья соберутся в круг, и под нами прогнётся грунт. А похмелье пройдёт к утру, потому и оно к добру. Оседлает луну паяц, и на свете настанет мир. Если кто поседел в боях - телевизор, глинтвейн, камин. Молодым - бесконечный путь, старикам - тишина и свет. Так случится когда-нибудь, в ноль с копейками по Москве.
Ах, какой это будет год! Не такой, как прошедший, нет. Мы так страстно хотим в него, что согласны на ночь и снег. Календарь извертелся, горд, что закончен его наряд...
Так нам кажется каждый год. Тридцать первого декабря.
Подмёрзла жизнь, как черенок.
Нездешняя, необжитая.
Декабрь уходит из-под ног,
Перед глазами снег шатая -
И он качается, дразнясь,
В углу какой-нибудь чужбины,
Где с миром полная несвязь,
А с Господом - до половины.
В сугробы молча, как вдова,
Вмерзает сгорбленная дача.
Сквозь лица сыплются слова -
Беззвучно, ничего не знача.
Бреду не к тем, не в том, не в то -
Делиться страхом и ночлегом.
И тело прячется в пальто,
Прикидываясь человеком.
а ты уходишь спать – в твоей дали, устав от фейерверков и салютов, безумия сюжетов – что Дали! - несчетных стопок виски, «Абсолюта». Над океаном – юная луна, на набережной тьма америкосов, а в доме тихо, ты не спишь, одна, небрежно на ночь заплетаешь косу, и выключаешь свет… Картонный дом шумит и пьёт, но ты его не слышишь – ты спишь, и видишь то, что было – до… То, что когда-то было скучным, лишним… Спи, девочка моя, моей любви полмира расстоянья – не преграда, я мыслями с тобой.. благослови, Господь, моё отчаянное чадо… Сегодня - новый год, и белый день в моем окне давно маячит мутно, и в зеркало не хочется глядеть – уплакалась… как просто быть немудрой! Прильнув к стеклу, в горячечном бреду смотрю, не видя, за сплетенье веток: проснувшиеся граждане бредут, оскальзываясь на ледышках редких – наверно, в магазин.. за пузырём… А может, в гости.. Как дожить до ночи? Безделье, как ботинок – ногу - трёт… Всё будет хорошо, я знаю точно.
Господь, повесь меня на рею, в сковороде поставь на газ, но мне приятно, что Корея обосралась в который раз. Причем, не то, чтоб я злораден. Не то, чтоб им желаю зла. А просто любопытства ради. И чтоб статистика была. Наверно ради этикета я должен выразить печаль: у вас там грохнулась ракета, ах боже ж мой, безумно жаль. Мне правда жаль на самом деле корейский инженерный цех. Который, видимо, расстрелян, включая родственников всех. Но есть один закон природы: всё будет падать каждый раз в стране, где толком нет свободы, и где у власти пидарас. Тут все гниет и все хиреет, и граждане живут в аду. (Напоминаю, что Корея сейчас имеется в виду.)
Какие могут быть ракеты, когда на каждом чертеже великого вождя портреты рисует кульман сам уже? В стране, где любят бегать строем перед начальством, чуть дыша. Союзничать с любым отстоем и опасаться США. Где нет коварнее измены и нет ужаснее вины, чем пожелание замены великого вождя страны. Где модно доносить на близких, лизать подошву сапога, учиться красть из общей миски и хором лаять на врага. Где жопа так привыкла к розгам, что чешется, когда их нет. И каждый, кто родился с мозгом, мечтает жить в другой стране. И те из них, кто похрабрее, давно сбежали за бугор. (У нас о Северной Корее, напоминаю, разговор.)
Какая физика и атом в стране, где по уши навоз. Где самым главным аппаратом был и остался паровоз. Какие к черту полимеры в пространстве круговых порук — где сверху назначают мэров, а мэры назначают слуг. Где иностранную угрозу преподают уже с яслей. Где лидер правит до склероза, пока не ляжет в мавзолей. Где граждане крадут тележку, когда идут в универмаг. Где митинги идут в поддержку того, кто у руля и так. Где в результате школьной дружбы в министры набрано говно. Где больше развиты спецслужбы, чем медицина и кино. Какая на хрен там ракета? Фанера плюс хороший грим. (Я вам напоминаю, это — мы про Корею говорим.)
Я думаю, уже скорее на Землю упадет Луна, чем возродится из Кореи опять нормальная страна. Законы Дарвина пока что нигде не отменил Господь: повесишь умников на мачту, а остальных велишь пороть — чтоб честный вечно жил без денег, чтоб компетентный был неправ, а каждый лодырь и бездельник имел набор таких же прав. И так из каждого народа, немного порулив страной, нетрудно вывести породу путем селекции одной. Всего немного потрудиться, пропалывая огород, — и через двадцать лет родится другой особенный народ. Умеющий лишь ползать раком, целуя ноги палачу. С таким не сваришь «Доширака». Уж про ракеты я молчу. И будут люди все дурее, и все беднее города. А ты чего ждала, Корея? Господства мирового, да? Что со своей ракетой сраной ты наконец обгонишь всех, кто гражданам с телеэкрана не брешет про сплошной успех? Сидит Корея с жопой голой. Корейский люд в печали стих. И здесь не очень-то веселый сегодня получился стих. (Зато пока нам душу греет одна лишь светлая строка: пока всё это про Корею. Но ключевое здесь — пока.)
С утра – запах свежего кофе с корицей,
бархан апельсиновый в красном ведре.
И кажется, снег и весёлые лица,
сосна у камина, декабрь – всё снится.
И будто бы сам себя видишь во сне,
донельзя счастливым, с растрёпанной чёлкой.
Бежишь до моста. А под ним – рыбий клин,
запаянный льдом. И смеёшься так звонко.
И бабушка в кресле сверкает иголкой.
А солнце, похожее на мандарин,
сейчас, в эту пору, пророчит стать птицей,
направить сквозь время свободный полёт
к беспечному детству и круглым синицам
за окнами, маленьким сладким гостинцам
и голосу мамы: «Пришёл Новый год».
Все предвкушают, пишут письма Санте29-12-2014 21:01
Все предвкушают, пишут письма Санте,
Пакуют впрок подарки и слова,
А я могу лишь, выдохнув едва,
Мечтать о мощном антидепрессанте,
Тереть виски, чеканить "Перестаньте!"
И втягивать ладони в рукава.
И чтобы круче, Риччи, покороче,
Как в передаче, пуговички в ряд.
Чтоб в мишуре, цветной бумаге, скотче
И чтоб переливалось все подряд -
До тошноты. Прости им это, Отче.
Не ведают, похоже, что творят.
И вроде нужно проявить участье,
Накрыть на стол, красивое найти.
Но в настоящие, святые миги счастья
Неконвертируемы тонны конфетти.
И я сбегаю налегке почти,
Под самые куранты, вот сейчас - и...
Но я вернусь. Ты тоже возвращайся,
Авось, пересечёмся по пути.
Обещают: "Прям до гроба
всю дорогу буду рядом.
За моей спиной надёжно,
как за каменной стеной.
Сомневаться и не пробуй,
никого тебе не надо,
ничего тебе не сложно
и не страшно - ты со мной!"
Но как только возникает
хоть какая-то проблема
Аль забрезжит на пороге
мало-мальская беда -
Все герои исчезают
(вот такая теорема)
Скипидаром смазав... ноги
убегают навсегда.
Да и пусть себе уходят
со своей душою гномьей.
Перелюбим, переплачем.
С глаз долой - из сердца вон.
Странно это - сверху, вроде,
(дай господь ему здоровья)
ну вполне реальный мачо.
А внутри - обычный гном
Люди,
В общем,
Мало просят,
Но дают довольно много.
Люди
Многое выносят:
Если надо — ходят в ногу,
Устают, недоедают,
Но уж если взрыв за взрывом,—
Этот ад надоедает
Даже самым терпеливым.
Люди,
В общем,
Мало знают,
Но они прекрасно чуют,
Если где-то распинают
И кого-нибудь линчуют.
И тогда творцов насилья
Люди смешивают с пылью,
Сбрасывают их со счета.
Не по людям их работа!
Люди,
В общем,
Мало верят
В заклинанья, в пентограммы,
А своею меркой мерят
На фунты и килограммы,
И на ярды, и на метры.
Счет иной еще не начат.
Люди,
В общем,
Незаметны,
Но довольно много значат!
В чем убедишь ты стареющих,
Завтрашний день забывающих,
Спины на солнышке греющих
И о покое взывающих!
Но не легко собеседовать
С юными, кто не успел еще
Все на земле унаследовать:
Капища, игрища, зрелища,
Истины обнаженные,
Мысли, уже зарожденные,
Кисти, уже погруженные
В краски, уже разведенные.
Да! Сговориться со старыми
Так же не просто, как с малыми!
Движутся старые с малыми
Будто музейными залами,
Глядя в безумной надменности,
Как на окаменелости.
На золотые от зрелости
Ценности Современности.
Бывают
Такие
Периоды,
Когда к словопреньям не тянет
И кажется, в рот набери воды,
А глубже молчанье не станет,
Когда накричался до хрипа ты,
И, сделав все резкие выпады,
Ты медленно делаешь выводы.
Бывают
Такие
Периоды.
Будьте
Любезны,
Будьте железны! -
Вашу покорную просьбу я слышу.-
Будьте железны,
Будьте полезны
Тем, кто стремится укрыться под крышу.
Быть из металла!
Но, может быть, проще
Для укрепления внутренней мощи
Быть деревянным коньком над строеньем
Около рощи
В цветенье
Весеннем?
А! Говорите вы праздные вещи!
Сделаться ветром, ревущим зловеще,
Но разгоняющим все ваши тучи,-
Ведь ничего не придумаешь лучше!
Нет!
И такого не дам я ответа,
Ибо, смотрите, простая ракета
Мчится почти что со скоростью звука,
Но ведь и это
Нехитрая штука.
Это
Почти неподвижности мука -
Мчаться куда-то со скоростью звука,
Зная прекрасно, что есть уже где-то
Некто,
Летящий
Со скоростью
Света!
Ангел мира есть
И ангел мора,
Ангелы молчания на сборищах...
Я любуюсь Ангелами спора,
Охраняющими бурно спорящих:
У единоборцев за плечами
Вьются эти ангелы-хранители,
От неясных доводов в печали,
Справедливых доводов ценители.
Бдят!
Но улетают, Словно мухи,
Если пахнет спорами напрасными,
Потому что только злые духи
Притворяются на все согласными.
Покажи им чудо – они не верят. Сотвори знамение – не поймут. Помоги мне
выйти на правый берег, мне самой никак не доплыть к нему. Я веду
слепых, исцеляю слабых, не имеющих имени и лица. Я хорошей дочерью быть
могла бы, только вот никак не найду отца. Мне не то чтобы страшно –
темно и пусто, говори со мной, если осталась речь. Мой талант выживать
возведен в искусство, я умею от смерти других беречь, я умею видеть,
что будет дальше, быть подстрочником, золотом ткать слова… Сумасшедший
мир оказался нашим, и от этого кружится голова. Вот звезда - дороже
любых империй, упадет – поймай ее на лету.
Помоги мне выйти на правый берег. А к вершине я тебя проведу.