Круг сомкнется под гогот веселенький.
Будет много ушибов и ссадин.
Будет школьник бить младшего школьника –
Просто так, развлечения ради.

Благодарный зевакам и зрителям,
Старший в схватке такой преуспеет.
Как приятно шагать победителем!
Ничего, что соперник слабее.

…Стонет мальчик, на землю поваленный,
Больно бьет злобный град междометий.
На мобильник заснятой «баталией»
Полюбуйся, народ, в Интернете!

В чем же смысл надуманной храбрости?
Нет ответа? Вот это и страшно.
Демонстрируя силу над слабостью,
Выпускник бьет в живот пятиклашку.

А в сети размещенное видео
Комментариями подогрето.
Завтра вызовут в школу родителей –
Так, для разовой краткой беседы.

На родительских школьных собраниях
Очень редко все в сборе бывают.
Что поделать – родители заняты:
Деньги тяжким трудом добывают.

Были раньше сплетеньем душ родственных
Педагог и родитель едины.
А сейчас каждый варится в собственном
Котелке безнадежной рутины.

Оцените наследников! Вот они!
Мы даем им одежду и пищу.
Господа, мы над внешним работаем,
А внутри может быть пепелище.


Натали РОСТОВА

Життя іде і все без коректур.
І час летить, не стишує галопу.
Давно нема маркізи Помпадур,
і ми живем уже після потопу.
Не знаю я, що буде після нас,
в які природа убереться шати.
Єдиний, хто не втомлюється, – час.
А ми живі, нам треба поспішати.
Зробити щось, лишити по собі,
а ми, нічого, – пройдемо, як тіні,
щоб тільки неба очі голубі
цю землю завжди бачили в цвітінні.
Щоб ці ліси не вимерли, як тур,
щоб ці слова не вичахли, як руди.
Життя іде і все без коректур,
і як напишеш, так уже і буде.
Але не бійся прикрого рядка.
Прозрінь не бійся, бо вони як ліки.
Не бійся правди, хоч яка гірка,
не бійся смутків, хоч вони як ріки.
Людині бійся душу ошукать,
бо в цьому схибиш – то уже навіки.

Ліна Костенко

Коли я буду навіть сивою,

і життя моє піде мрякою,

а для тебе буду красивою,

а для когось, може, й ніякою.

А для когось лихою, впертою,

ще для когось відьмою, коброю.

А між іншим, якщо відверто,

то була я дурною і доброю.

Безборонною, несинхронною

ні з теоріями, ні з практиками.

і боліла в мене іронія

всіма ліктиками й галактиками.

І не знало міщанське кодло,

коли я захлиналась лихом,

що душа між люди виходила

забинтована білим сміхом.

І в житті, як на полі мінному,

я просила в цьому сторіччі

хоч би той магазинний мінімум:

— Люди, будьте взаємно ввічливі! —

і якби на те моя воля,

написала б я скрізь курсивами:

— Так багато на світі горя,

люди, будьте взаємно красивими!


Ліна Костенко

Когда сковырну я ненужную больше печать
С деливших пространство и время чугунных дверей,
Когда я уйду – интересно, я буду скучать
По снегу, летящему в свете ночных фонарей?
По давке метро, штукатурке облупленных стен,
По звуку журчания водопроводных систем,
По свойствам предметов, заполнивших мусорный бак,
По желтому взгляду больных и бездомных собак,
По детским садам, превращенным в публичный сортир,
По выбитым окнам забытых жильцами квартир?

Наверное, в мире, куда я однажды уйду,
Все будет так славно, что даже и думать не смей –
Без мата на стенах, заводов и «слава труду»,
А также без разных умы искушающих змей.
Конечно, там радость немедленно вступит в права,
Конечно, там вечный пломбир, чистота, красота.

Но здесь среди мусорных куч вырастает трава,
И здесь злые дети добреют, лаская кота;
Мать сына прощает, забыв про побои и крик.
Конечно, здесь воды отравлены, климат жесток,
Но здесь, умирая в больнице, несчастный старик
Найдет под подушкой оставленный кем-то цветок,
Убийца, услышавший музыку, станет рыдать;
Накормят врага, а замерзшего пустят к огню.

Мне хочется верить, что там, где течет благодать,
Я все-таки память про это в себе сохраню.
Там радостным дням, ну конечно, не будет числа,
Там можно забыться… Но я забывать не хочу.

Нет больше богатства, чем вера в добро среди зла.
И лишь в темноте даже малую ценишь свечу.

Саша Кладбище

Квартира №41

Пенсия мужа, зарплата, три кошки, пёс,
Внук, что сегодня двойку опять принес,
Дочь, что всё в незамужних, хоть вышел срок,
Сын, позабывший дать от тюрьмы зарок.

Что вы, она не ропщет, и не грустит,
Стать бы разочек тещей, и всех простить;
Малой сдалась бы кровью, устроив быт,
Если б хоть день свекровью могла побыть.

Хочется каплю счастья, да взять бы где?
Бога гневить не хочет, оно ж к беде.
Так-то всё вроде гладко, тишь-благодать,
Что-то там будет завтра, зачем гадать?

Квартира №12

Она уходила в полночь,
А он ревновал к мужу,
И думал: «Ведь я – лучше!
А вот, поди ж ты, спешит!»
Она же неслась срочно
В ларьке на пути к дому
Купить полкило помидоров,
Чтоб утром сварить щи.

Он был ей, конечно, нужен,
Чтоб нежностью отогреться,
Чтоб билось, и билось сердце,
И снова – семнадцать лет.
Но только расстаться с мужем
Нельзя – он ведь врос в кости
И в кожу; к тому ж – гости,
И надо варить обед.

Пусть жизнь ее – две части,
И два на плечах дома,
И в горле растет комом
Обида на злой рок,
Но это – её счастье,
И это – её мука,
И бьют каблуки гулко,
И полон любви Бог.

Квартира №6

Когда первый парень двора предложил переспать,
Она растерялась, и кажется, согласилась.
Ей было пятнадцать всего, а ему двадцать пять,
Он был с нею мил, он ведь даже не изнасиловал.

Потом, очень скоро, уехал куда-то там,
А перед отъездом – смешно ж! – избегал старательно.
Она ж ничего не просила, лишь по ночам
Мечтала пройтись по двору с ним в наряде свадебном.

Потом почему-то расти начал вдруг живот,
«Приплыли», - подумала – «Надо б диету, пресс качать»,
Но – не помогало. И бабка – подслепый крот –
Таскала за волосы, «Блядь подзаборная!» ей крича.

А сроки все вышли, и доктор послал рожать,
И вот уже третий год, как растет мальчишка.
На двери квартирной писать перестали «Блядь»,
И снится всё так же любовь, как в красивых книжках.

Квартира №59

Она не любила ругаться по мелочам,
Поэтому уходила при первой тревоге.
Когда ей грустилось, она припадала к плечам,
Соседки расскажут, что, видимо, слишком к многим.

Носила охапками розы к себе домой,
Один раз в неделю – гербарий мешками к свалке,
И новой надеждой обманывалась весной,
Но, впрочем, октябрь её делал смешной и жалкой.

Но даже рыдая, она улыбалась слегка,
И профиль нервичный будил в вас желанье выпить,
Чуть видимый шрам на запястье несла рука…
Был доктор влюблен, потому и сумела выжить.

Вот так и живет, и влюбленностью красит ночь,
Иначе ей скучно, иначе зачем же утро.
Я что-то забыла? Ах, да, у неё есть дочь,
Одно из немногих, оставшихся с нею, чудо.

Квартира №26

Называл её глупой, и гладил всю ночь колени.
А она, не моргая, смотрела на дом напротив,
Не мешая ему, но это скорей от лени
(Это легче, чем выказать, как от него воротит).

Ей бы чем-то занять это время, так пусть уж будет
На коленях рука, и хоть кто-то уснет счастливым.
Будь, к примеру, одна – и, словно бифштекс на блюде,
Источала бы кровь на газонно-зеленой гриве.

Ну, а так-то – при деле, и некуда торопиться,
И рассвет недалек, и безвременье отступает.
Впрочем, тянет окно желанием оступиться,
Потому-то одна практически не бывает.

Квартира №17

Задавала вопросы, и не получив ответа,
Уходила в себя – так ведь легче хранить молчанье,
И курила одну за одной, и считала лето
Чьим-то странным капризом, чаинки считала в чае;

Напридумав приметы, в них странно искать значенье,
И она не старалась, так легче хранить надежду,
И варила уху, и кормила кота печеньем,
(Он сластена), и шила себе одежду

В странном стиле, и странных цветов, и мечты вшивала,
Так ведь легче хранить уходящие сны, а впрочем
Было некогда спать, при луне она танцевала,
Да и что еще делать, когда так прозрачны ночи?


Квартира №39

Когда она плакала, он уходил за хлебом,
Когда улыбалась, переключал каналы.
Наверное, их роман идеальным не был,
Но губ таких жадных раньше ведь не встречала,

И рук таких сильных.
Это её держало,
Когда не хватало слов у него в запасе.
Не якорь, конечно. Впрочем, и эта малость
Бывает похожа на то, что считают счастьем.


Алёна Кирилина

Даже сейчас,
На склоне лет,
Хочу я
Больше всего, —
Не ехать
Перед оркестром,
А плясать
Впереди него.

Овсей (Шике) Дриз

О Господи, ведь Ты не покараешь?
Всемогущ, всеведущ и незрим –
Ты знаешь, что я знаю, что Ты знаешь...
Мы с Тобой потом поговорим.
Я не очень сильно разбираюсь
В том, что мне Твой ангел тихо пел...
Можно я пока что поиграюсь
В то, что Ты припрятать не успел?

Екатерина Горбовская

В полнолуние люди бесятся,

Людям надобно полумесяца —

Там уляжется всё, уложится —

Всё, что хочется, но не можется,

Всё, что можется, но не хочется,

Чтобы ночью спать — не ворочаться,

Чтоб не шарил взгляд — где б повеситься.

Ах, дожить бы до полумесяца!

Екатерина Горбовская

Жизнь нуждается в милосердии.
Милосердием мы бедны.
Кто-то злобствует,
Кто-то сердится,
Кто-то снова
В тисках беды.
Жизнь нуждается в сострадании.
Наши души — Как топоры…
Слишком многих мы словом
Ранили,
Позабыв, что слова остры.

Андрей Дементьев

Как в море камешек простой
И свеж, и чист, и ярок!
Но ты несешь его домой –
И блекнет твой подарок.

И ты ему уже не рад
И отшвырнул... – Послушай:
Ну он-то разве виноват,
Что ты живешь на суше!

Дмитрий Кленовский

Как старую потрёпанную книжку,

Всю полную давно забытых Сказок,

Недавно вспомнил плюшевого Мишку -

Две пуговки пришиты вместо глазок.



Совсем простую детскую игрушку,

Но ближе друга не было на свете,

Что мамы рядом клали на подушку

И так спокойно засыпали дети.



Он в играх детских другом был надёжным,

Терпел все мои детские причуды.

Забыть такое просто невозможно,

Как вместе мы хворали от простуды.



Потёрта шкурка и клочками вата.

Хоть были в магазине и новее,

Другого друга было мне не надо,

И не было мне ближе и роднее..



Давно уже со мной нет Мишки рядом.

Давно от детства все следы простыли...

Но может быть, простым и тёплым взглядом

За мной всё время пуговки следили?

Почему не плачут мужики?

Почему, когда хоронят друга,

Не ревут дурниной от тоски,

Навзничь рухнув наземь среди луга?

Распугав беспечных мотыльков,

Почему не содрогнутся плечи?

Чтоб тоска дошла до облаков,

До краев земли, до бесконечных?

Почему, когда ушла жена,

Не орут шальными голосами?

Просто курят молча у окна,

Впившись в двери мертвыми глазами.

И когда война, и смерть, и кровь,

Главные на том и этом свете,

Толпы молчаливых мужиков,

В тишине проходят по планете.

И - ни всхлипа, ни одной слезы.

Только руки, сжавшись, побелели.

Почему не плачут мужики?

Не ревут, а пьют, на самом деле?!

*

Только иногда, когда сосед,

В одиночестве за стенкой вдруг завоет,

Я вскочу, откинув теплый плед,

И окно на улицу открою.

Буду слушать, сев на табурет,

Как он бьется и ломает руки,

Как скрипит расшатанный паркет,

Как кричит, что ****и все и суки.

Я, наверное, налью тогда стакан.

По края наполню водкой горькой.

За тебя, невидимый братан.

Я стакан закину этот, с горкой.

Не пойду я утешать по доброте,

Есть, поверьте, веская причина.

В одиночестве, в кромешной темноте,

Плачут настоящие мужчины.



Сергей Графов

Спешила Мечта по тропинке,

Котёнка несла для Маринки.



Навстречу Фантазия Вовки

Акулу вела на верёвке:



— Куда ты, с котёнком в корзинке?

— Спешу, понимаешь, к Маринке.

Не вечно ж Мечтой оставаться,

Когда-нибудь надо сбываться!



Фантазия Вовки кивнула,

Погладила нежно акулу,

Дала ей с орехами булку…

— А мы просто так, на прогулку!



Анна Игнатова

Весь этот год с его тоскою и злобою, из каждой трещины полезшими вдруг, я слышу ноту непростую, особую, к любому голосу примешанный звук, похожий, кажется, на пены шипение, на шелест гальки после шторма в Крыму, на выжидающего зверя сопение, но только зверя не видать никому.

И вот, пока они кидаются бреднями, и врут, как водится у них искони, плюс измываются уже над последними, кто не уехал и не стал, как они, пока трясут, как прокаженный трещоткою, своими байками о главном-родном и глушат бабками, и кровью, и водкою свой тихий ужас пред завтрашним днем, покуда дергаются, словно повешенный, похабно высунув язык-помело, — я слышу голос, незаметно примешанный к неутихающему их трололо. И сквозь напавшее на всех отупение он все отчетливее слышится мне — как будто чайника ночное сипение, его кипение на малом огне.

Покуда зреет напряженье предсудное, рытье окопов и прокладка траншей — всё четче слышится движенье подспудное, однако внятное для чутких ушей. Господь не в ветре, урагане и грохоте — так может действовать испуганный бес; и нарастание безумства и похоти всегда карается не громом с небес; Господь не действует ни криком, ни порохом — его практически неслышимый глас сопровождается таинственным шорохом, с которым лопается пена подчас, и вот я чувствую, чувствую, чувствую, хоть признаваться и себе не хочу, — как в громовую какофонию гнусную уже вплетается нежнейшее «Чу»…

Пока последними становятся первые, не остается ни порядков, ни схем, оно мне сладостно, как ангелов пение за темнотой, за облаками, за всем: такое тихое, почти акапельное, неуязвимое для споров и драк.

ВЕДЬ ЭТО ЛОПАЕТСЯ БОЖЬЕ ТЕРПЕНИЕ.

ОНО ВЕДЬ ЛОПАЕТСЯ ИМЕННО ТАК.

Дм. Быков

Мы сложили силы (и головы),
Мы устали верить и быть.
Вычли суету ежегодную,
Вычли нервотрёпку и быт.

Что в итоге? Знак - отрицательный.
В пересчёте - то же число.
Счастье - мимо нас, по касательной:
Прикоснулось, дальше пошло.

Взвесили слова осторожные,
Как добычу с редких охот,
Жалкие остатки умножили
На довольно скудный доход -

Прибывал он в малой прогрессии,
Таял злоключеньям вослед.
Пишем цифры столбиком, лесенкой,
Делим на количество лет.

Хлопаем глазами: "Ну нате-ка...
Сколько было лжи и химер..."
Грустная у нас математика.
Двойка, нерешенный пример.

Анна Попова

Усе завмерло, рушаться ваги,
Як перехилить чашу – стане пізно,
Кров закипить, яка завгодно, різна,
І тільки попіл ляже навкруги...
Імла збирає сили чималі:
Свої ракети, орди та гармати.

Але Господь дав кожному тримати
Маленький сектор рідної землі.
І я тримати буду. Чуєш, ні?
Мені ти в очі подивися, брате.
Я вдома, і не страшно помирати.
А як, скажи, тобі – на чужині,
Так, горілиць, лежати у траві?

Най розірветься це жахливе коло.
Нехай ваги не рушаться ніколи.
Відходь. Іди додому. І живи.

Саша Кладбище

Да сбегутся все нытики, и знатоки, и критики,
У проплаченных ботов случится пускай аврал.
Я когда-то сказал, что не буду писать о политике –
Я соврал.
А ведь скоро уже будет год, без десятка дней:
Вечеринка нон-стоп, песня пламени или льда.
Правда, я бы хотел никогда не писать о ней.
Никогда.
Но сейчас напишу, чтобы точки чуть-чуть над i.
Вы читаете это, правда, друзья мои?
Или те, что со мной много лет на короткой ноге, а?
Или те, что немного попутали берега?
От политики – если еще и с приставкой «гео» –
Можно очень легко перебраться в разряд врага.
Впрочем, я не об этом:
пусть рубятся боты ратями,
Выясняя в ЖЖ, кто, куда, по каким правам.
Я и сам не сторонник говна «мы не будем братьями».
Лучше вам
Расскажу про парнишку. Детдомовского, донецкого.
Его кинули с хатой. И он после дома детского
Кое-как смог устроиться дворником. Жил затворником,
Мастерил из журнальных страничек бумажных птичек.
Ну, таких, оригами, вы знаете, журавлей.
Продавал по две гривны (аналог шести рублей).
И когда накопилось достаточно на билет,
Он оставил метлу, и уехал автобусом в Киев,
Где на площади рядом стояли – как он, такие,
Ну, искатели правды, по двадцать и тридцать лет.
На вопрос, что он делает здесь – ну и что потом,
Он сказал «Я всю жизнь свою, знаешь, живу скотом,
Я хлебнул нищеты и ментовского беспредела.
Надоело».
Или лучше про девушку. Девочку. Палец замер,
Между стуками сердца – неслышное «Отче наш».
Клик по мышке – опять обновление всех вебкамер,
Потому что на камерах – парень и брат. Она ж
Не пошла, не смогла – перемерзла вчера, а нынче
Через камеры смотрит, как над баррикадой взвинчен
Сизый воздух. И шлемов лавина черным черна.
Парень с братом в тот раз устоят – не уйдут, не сгинут.
Первый «молотов» был через месяц в лавину кинут.
Через пять будет полным ходом идти война.
Ах, простите, «АТО».
Нет, не то. Лучше так – вот вам кухня. Февраль. Столица.
И за окнами тихо. Деревья во льду звенят.
В кухне курят друзья. И черны их глаза и лица,
А в ушах их – расстрелянной сотни орущий ад.
- Хорошо, что живой.
- Два осколочных – спас рюкзак.
- Мне сломали ребро и камеру. Просто так.
- Шлем строительный был. Щит фанерный. Подгон от НАТО.
- У меня на глазах разорвала двоих граната.

В общем, лучше про март.
Я расплакался только в марте.
Вот духовные скрепы на контурной рваной карте.
Вот слова безвозвратно и страшно произнесены.

Я родился в России. Россия мое отечество.

На глазах у всего прогрессивного человечества
Отрывает кусок у несчастной моей страны.

***
Здесь чуть-чуть отступлю. Не считайте, что я вхожу в раж, но
Это важно понять!..

Хотя, впрочем, уже неважно.

Всё равно не дойдет. Просто раньше мы были с вами
Как одно: на Норд-осте, на Курске, и там, в Беслане;
От всеискренней, общей, родной, безраздельной боли –
До побед на футболе –
одно!

А теперь не боле,
чем глухое ничто. И внутри…
в общем, всё иначе.
«Поскачите, уроды!»
Поскачем. Теперь – поскачем.
«Не простим вам Донбасс, и одесской Хатыни ада!»
И не надо.
Теперь нам прощенья от вас – не надо.
Мне «замёрзни, майдаун!» закадыка прислал вчерашний.
Было страшно.
То, что это вина не Бандеры, не Джонни Деппа,
Капитана Америки, геев или госдепа,
Даже Нуланд и Байден кричали бы нам едва ли:
«Усраина? А что это?», «Сами вы Крым просрали!»
«Сучьи укры, каклы!», «Уронили херои сало!»
Или мало?

Конечно же, мало. Восток в руинах.
Виновата во всем, разумеется, Украина,
Ах, тупые хохлы, разбомбили свой дом и рады!
Ну а то, что там ездят российские танки, «грады»,
Не доказано. Скажем потом, когда будет надо.
Больше ада.
Давай. Отправляй в кураже-угаре
Казаков, и актеров, и байкеров – на сафари.
Пусть попы «Искандеры» освятят, давай же, ну же,
Дальше хуже.
* * *
Всё, что я говорю – слишком мерзко, ужасно, дико.
Я покаяться должен.
Покаюсь. А ты иди-ка
Про прощение скажешь погибшим моим друзьям,
Всем, кто после расстрела не встал из казачьих ям;
Им скажи, как без вежливой помощи «Крым ушел»,
Как «не наши ракеты» врезаются в землю с воем,
Как везли только гречку с консервами гумконвоем.
Хорошо?
Мы ответим, ответим – все будем перед ответом,
Может быть, на том свете – а может быть, и на этом,
За убитых детей, слёзы беженцев на вокзале.
(Я не жёг никого, но отвечу, раз так сказали),
Пусть поджарят в котле или вешают, как Иуду.

Только, друг бывший мой, не тебе отвечать я буду.
Я пытался понять, я пытался возненавидеть,
А теперь хочу просто тебя никогда не видеть.

Там решат наверху, кого в ад, кто допущен к раю.

Ненавидеть – не смог.
Так что попросту
Презираю.

Саша Кладбище

Сбежать от ежедневных драм,
От скуки модной,
В кинотеатр, в телеэкран,
Куда угодно,

Забыв про лихорадку цен,
Звездой одеться
И прорываться на концерт
Кумира детства,

Сбежать от снов, учёных книг,
Беды и скотства,
От сходства с полчищем других -
Смешного сходства! -

Сбежать - от зла в грядущем дне
По лунным крышам,
Земля понятней и родней,
А небо ближе...

Забыть, что в суете сует
Ты только зритель,
Любить - как ангел, как поэт,
Как небожитель!

Как страшно повязали нас
Чужою волей,
Как заразителен экстаз
Газетных воплей!

И хоть ты слаб, и хоть ты глуп
И неприметен,
Ты приобщён! - допущен в клуб
Экранных сплетен!

...Забыть рутинные труды,
Забыть потери,
Поверить в бутафорский дым
Чужих феерий,

Дурман искусственных огней
Лицо нам лижет...
Земля понятней и родней,
А небо ближе...

Анна Попова

Пролезть, пробиться... подлая смекалка. Отец и мать - шакалы, сын - шакал. Родители твердят: нужна закалка, чтоб с малых лет - смотрел и привыкал! Быть ангелом?! - он жалок и ощипан, и на земле изрядно бестолков. Бесправный, безобидный, беззащитный... Нокаут: крылья против кулаков.
Я знала даму: ум, сухая проза, холодный шарм, приближена к верхам. Гордилась тем, что кроха дочь - стервоза, а школьник сын - первостатейный хам, гроза бабуль, училок и девчонок: контраст холодных глаз и нежных щёк. Как романтично! - маленький волчонок! Придёт пора - тебя ж зубами щёлк...
Знакомые родители судачат, любимых чад готовя к марш-броску: учите с детства, чтоб давали сдачи! - не мелочью - а гирей по виску... Чтоб с точностью военного радара отыскивали брешь в чужой броне... Что медлить в ожидании удара? Ударишь первым - будешь на коне!
Мой младший брат - эксперт и чичероне по дамским тайнам (в лексиконе - мат). В шестнадцать лет ещё не очарован - уже разочарован и помят. Да, это есть: спиртное, мат на мате, кто не скабрёзен - попросту чужак. Так пусть ребёнок будет в общем стаде - баран престижный, вроде бы вожак. Где цель? где золотая середина? что по-людски и что не по-людски? Карабкаться по спинам - или спину подставить под чужие каблуки? Уж лучше патока дешёвой лести, чем вечный шквал пинков и тумаков. Уж лучше право "санитаров леса" - убогая романтика волков.

Мне тошно в детстве - подлом и жестоком. Мне жалок микс конфетки и ремня. Я думаю, что детство - это кокон. Та самая - защитная броня. Запомнившийся ненароком символ, тот мир, что пережит, но не изжит, где мама - значит нежность, папа - сила, и это чувство в тайничке лежит...
Когда ты побредёшь чертополохом, когда под гогот свергнешься с высот, и будет всё невыносимо плохо, оно наружу выйдет. И спасёт.
На даче, с папой, запах тёплой стружки... За книжкой, с мамой, грустно и смешно... На Новый год - игрушки и ватрушки. По воскресеньям - в парк или кино. Наглажено-уютный запах бязи в кроватке у цветастого белья.
Кто вякал: привыкай к житейской грязи! - тот сам в ней извалялся, как свинья!
Кто думает, что счастье - принадлежность нахалов, преуспевших в хвастовстве, тот не поймёт, что неженка и нежность - не пара. Хоть формально и в родстве.
И я скажу... неловко и некстати, презрев баранье-волчье большинство: вы извините, я не в вашем стаде. Не в вашей стае.
Только и всего...

Анна Попова

Как в считалке - вышли все, и осталась ты.
Как в могиле - мрак... да иней седой.
Всё ты знала наперёд, кроме старости.
Так и верила: умру молодой,

Перемелется беда, перемолится,
Если время не продаст, пощадит,
А оно и не дарило мне молодость,
А всего лишь отпускало в кредит...

Нет, какой же ты была - обмирали все,
В пору плакать, в пору звать ворожей...
А подружки - не такие красавицы -
Как-то быстро находили мужей.

Накренился твой кораблик нетонущий,
Эта рухлядь средь надёжных ладей.
А подружки - нарожали детёнышей,
Нет, не ведьмочек, а просто людей...

Ты смеялась над пелёнками-сосками,
Над животной, но живою вознёй.
Красота твоя шальная, бесовская,
Дескать, лучшее от жизни возьмёт.

Помнишь, бегали несчётною свитою,
Было весело пленять и язвить...
А теперь соседским бабам завидую -
Так, что впору мне по-бабьи завыть:

Что ж я, горькая, одна-одинёшенька
Где же стан мой, да улыбка, да взор,
Ясны глазоньки да резвые ноженьки...
Да, такой вот сумасшедший фольклор...

Анна Попова