если мчаться быстро-быстро гордо-гордо по саванне,
будто страус, будто птица, пряча голову в песок,
можно светлый мир построить на сплошном самообмане
и носиться в этом мире взад-вперед-наискосок.
поднимая пыль и ветер, по нему шуршать ногами
и закидывать колючкой иноземных пришлецов
со своим чужим уставом и помятым оригами
на том месте, где обычно нарисовано лицо.
можно прыгнуть с вертолета и зависнуть апельсином
ярко-рыжим, ярко-красным, ярко-сине-голубым,
а потом, забавы ради, завести себя в трясину,
или в чащу, или в гости к трубадуру без трубы -
выпить чаю, съесть конфету, почитать Омар Хаяма
с бестолковым трубадуром трубадурить без ума,
выйти в месяц, в двери, в люди, вынуть ножик из кармана,
констатируя, что в мире начинается зима:
мерзнут лапы, листья, кочки, чай, конфеты, трубадуры,
индевеет оригами всеми складками витрин.
на меня вовсю глазеют рты раззявившие дуры -
я свалился с вертолета - ярко-рыжий апельсин!
быстрый-быстрый, гордый-гордый без трубы, но из саванны,
выпал снегом, вышел следом, заплясал веретеном,
улыбнулся постовому с добер-мордой добер-мана
и пошел, минуя зиму,
за цветами
в гастроном

Татьяна Щербанова

Это цитата сообщения Natalica_JA Оригинальное сообщение

Безотрывное вязание крючком. /strong>

Безотрывное вязание крючком. Танцующие квадратики

[показать]Обычно без отрыва нити вяжут прямоугольные полотна, а в этом уроке я покажу как можно связать шаль в технике безотрывного вязания. В схеме, которую мы разберем, приведен необычный порядок вязания мотивов.

Схема к уроку                   Схема прямого полотна

[показать]            [показать]

Шаль этим узором

Читать далее...

Человек человеку не друг, не враг, и не волк, и не братец кролик. Человек - это просто такой дурак, а точнее - полнейший нолик. Человечество тянется к полноте, надувая тираж и щёки. Человеку легко меж округлых тем, он то в шопе, то в полном шоке. Он роняет на глобус печальный взгляд, примеряя чужие флаги, человек человеку - смертельный яд, суррогат животворной влаги. Человек по привычке глядит в глаза, по головке смущённо гладя, человеку нельзя говорить "нельзя" человечности токмо ради, и пускай он умом не вполне здоров и к коллегам спешит на ужин - он и сам лишь закуска для комаров - никому кроме них не нужен.

Он в замочную скважину тычет ключ и войдёт, не снимая кеды, он поднимет ладонями лунный луч, отворив зазеркалье пледа. Он ложится в кровать и включает сны, до предела цвета убавив. Он не может по тропкам бродить лесным и по лунным бродить не вправе. Человек достаёт из кармана нож и царапает дверь со злости. Этот сон так реален... не веришь? Что ж... Значит жди человека в гости. Человеку неважно в какую дверь... он не сам отворяет двери. Если ты уже спишь, то сходи проверь - он нуждается в чьей-то вере. Он питается страхом застывших склер и сквозит из замочных скважин. Он дыханием листья уносит в сквер, и не терпит вранья и лажи. Человек человеку немой укор. Продлевая ночную фазу, человеку себя полюбить легко, если он не любил ни разу.

Узнаёшь его? Нет? Вот и я о том... В узнавалок бросая кубик, я пытаюсь извлечь эти звуки ртом, надавив на вербальный тюбик, и в какую бы дверь не ломился я, разнося свой покой на кварки - человек человеку всегда свинья, пригождаясь порой на шкварки. Человек искушённо ласкает слух... и в другие места заласкан. В подслащённом мирке сериальных шлюх он банкноту кладёт за лацкан. Но и там, всё равно что стучать в гробу, прорастая болотной тиной. Человек создаёт миллион табу, окончательно став скотиной. Человек - очень странный животный вид. Скажем прямо - видок не слишком, но создателя вовсе не вид гневит, а неспешный регресс к мартышкам. Так забавно скакать по лианам лет средь ветвей родового древа, согревая в истлевшем шкафу скелет, пожалев для души нагрева. Человеку нельзя ни о чём мечтать - все желания могут сбыться. Мудрено без мечты человеком стать, если в списке одна лишь пицца.

Человек открывает в прихожей шкаф и скользит в никуда сквозь дверцу. Темнота заползает ему в рукав, и мурашки стучат по сердцу, человеку тепло от таких щедрот и в удачу поверить страшно... Полсекунды назад - человек-задрот, ну, а тут - человек без башни. Пролетают мгновенья, за часом час, бесконечно листая даты. Человек проявляется среди нас, пусть немного на вид поддатый. Всё стремится найти в этот мир проём, но туннели в глубоком мраке. Человеку не выжить с собой вдвоём и с другими нельзя без драки. Он давно никому не желает зла, и добра
никогда не помнит. Человеку нельзя доверять весла и ключей от закрытых комнат. Человек - удивительный логотип, феномен пищевых цепочек. Он как муха в шкафу - из щелей летит, на весь мир понаставив точек...

Алексей Чернышов

Когда октябрь, за дверь - ни шагу, итак ботинки напились луж.
Опять с зонтом поругался ветер, сцепились в драке без всяких нужд.
Сломались спицы, и зонт наказан, в прихожей хныча, стоит в углу.
Остывший ужин накрыт тарелкой, из всех - лишь вилка зовет к столу.

Сидишь с простудой, глотаешь кофе, уже не вечер, еще не ночь.
Газеты шепчут о чем-то мрачном, одно и тоже любя толочь.
Квадратный ящик, одетый в галстук, напялит маску "я-лучший друг"
И будет что-то болтать на ухо, не ради темы, а так, чтоб звук.

В постели - холод укусит кожу, насыплет в простынь тоску и дрожь.
Гадаешь, где загуляло утро, его не встретив, вконец заснешь.
Но перед тем, как спасешься снами, ты крутишь фильмы своей судьбы,
Где отказался, ушёл пораньше, сказал не сразу, авось, кабы...

Наверно, дождь залетел под ребра, и сердце хнычет, почти дуршлаг.
Один в постели, на перемотке сознанье вертит всё тот же акт:
Ты ловишь руку, не отпускаешь, сказал, что любишь, всегда любил.
Целуешь губы. Но это в титрах. Экран погашен. Ты отпустил.

Deacon

Мне не хватает бесшабашности.
Мне не хватает широты,
Чтоб каждый шаг казался важностью
И были детскими мечты.
Чтобы проснуться без заботы
Опять здоровой и шальной.
Чтобы отец пришел с работы
Такой веселый молодой.
Чтобы проснутся без заботы
Опять здоровой и смешной.
Чтобы отец пришел с работы
Такой веселый и живой.

Проснувшись утром, готовлю кофе, немного зябну, немного сплю.
Будильник снова звонил истошно, ему не скажешь: перезвоню.
Из всех желаний "обратно в спальню" привычным делом возглавит чарт
А там, снаружи,в метели серой, гуляет хмурый, простывший март.

Весна, чертовка, зашла к подруге, сидят, смеются и пьют чаи,
Прислала март, набросав записку: "приду попозже, оставь ключи".
В итоге - ветер вцепился в ворот, а в рукавах поселился снег.
И не напишешь: "весна-то с браком, хочу другую, возьмите чек".

Машины снова увязли в пробке, ползут цепочкой еще на час.
Метель швыряет на стекла пепел, лишь ветер дружит с педалью "газ".
И вдруг я вижу: стоит девчонка в одном лишь платье и смотрит вдаль.
Я жму на тормоз. Пошли все к черту!
- Ты в курсе, детка, сейчас февраль?

Бросаюсь к ней, отдавая куртку, затем сажаю в свое авто.
Гадаю: лучше начать ругаться? вопросы лезут, да всё не то.
Мы, молча, катим куда-то прямо, она сама начала: - Прости.
Вся эта чушь - не твои проблемы. Спасибо и... Я возьму такси.

- Дрожать в сугробе, конечно, стильно, но можно проще: куда тебе?
- Сама не знаю. На небо можно?
- На небо вряд ли, а так - везде.
- Терял кого-то?
- Отнюдь.
- Счастливчик. Теперь не знаю, куда идти...
- Счастливчик? Вряд ли. Ведь для потери кого-то нужно сперва найти.

---

В молчанье снова скользит минута, за ней - другая, за ней еще.
Метель лениво идет на убыль.
Кусаю губы:
А ведь нашел...

Deacon

С этой тихой и грустной думой

Как-нибудь я жизнь дотяну,

А о будущей ты подумай,

Я и так погубил одну.

Николай Гумилёв



Ну и хватит. Я буду сильнее, чем, к примеру, сейчас покажусь. Мне бы
вылечить, да поскорее, и тоску, и несветлую грусть, не таить ни камней,
ни обиды, спрятать злость из литого свинца… И любимую больше не видеть, и
к тому же не помнить лица. Мне бы память разбить на осколки, чтоб
спокойнее стало душе… Я мечтаю об этом без толку, и ля фам продолжаю
шерше…

Да, конечно, не рай… Но не ад же! Просто с ней, выбиваясь из сил,
пресловутый пенальти не Баджо, а я сам так бездарно пробил. И другие
играют в финале, лицевой открывается счёт… Очутиться бы в самом начале, в
день знакомства найти поворот, и тогда, проследив за любимой, словно
заяц на волчьей тропе, прошмыгнуть незамеченным мимо, раствориться в
вокзальной толпе…

Продолжалась бы в Белгород-Сити череда одинаковых дней… Но что делать с
любовью, скажите, если хочется думать о ней? И не думать не можешь…
Привычно выбираешь из списка на «И» ту, которая походя вычла из
неравенства жизни твои икс и игрек. Но выключишь трубку, чтоб не выдать
сквозь детский наив SOS растерянной радиорубки… Ведь она пятый год не на
«И».

Иногда, правда, хочется плакать, как обиженному малышу, или выть под
окном, как собака – я старательно это гашу. Но бывает такая бодяга –
закричишь со всей мочи: «У, бля!..» Лучше б я побывал в передрягах, где
на жизнь не поставишь рубля. Лучше время мне выдало б ссуду, пусть с
условием – «Лезть на рожон…». Но, пожалуй, об этом не буду – слишком
поздно и слишком свежо.

С этой грустной и тягостной думой не по силам тягаться уже. Тридцать
шесть несгораемой суммой накопились в моём багаже. Хоть уныния нет и в
помине – я не хмурый и злой пессимист – просто был на далёкой вершине и
лечу, соответственно, вниз. И, качусь подобру-поздорову, и живу
перманентно в сети… Мне сказали, что я непутёвый – значит, шёл по
другому пути.

И пришёл, и увидел… Едва ли к этой фразе годится финал. Но плевал я на
тех, кто в финале, и на всё остальное плевал. Мне не нужно ни ада, ни
рая, и не стоит грустить о годах. Я о жизни другой не мечтаю – но и с
этой пока не в ладах. Что касается неба в алмазах – вместо on
безучастное off.

Я безумной любовью повязан – на хрена мне такая любовь?

Александр Оберемок

1.
Сельская девочка, тонкие ножки,
Много работы: скотина, рассада…
Мама жалела: «Поспи, хоть немножко».
«Нет!», - как струна: «Если надо, так надо!».
Слишком старательна, слишком ретива,
Только худа, не по сельским масштабам,
Да и, чего там скрывать, некрасива,
Вряд ли получится справная баба.
А по ночам, на веранде, украдкой
(Овод и Джемма, Ромео с Джульеттой)
В книжку - фонарик, в мозгах лихорадка,
Странная нега и думы «про это».

2.
Сельская барышня. Нет, не уродка,
Кровь с молоком, только замкнута слишком.
Кое-кому даже мнится красоткой
(Тайно вздыхает соседский парнишка).
Но, недотрога (ах, Джемма с Джульеттой!
Обе давно в ней слились воедино),
Те же труды… Только мысли «про это»
Мозг прожигают и неодолимы.
«Это» - красивая жизнь… Без коровы,
Без поросят, без растопки печурки.
Вроде с рожденья не знала другого...
Мамка вздыхает: «Неладно с дочуркой».
Всё! Решено! В институт! На артистку!
Будет в столицах блистать (что ж такого?)
Хватит без устали дёргать редиску!
Наша Джульетта достойна другого!

3.
Сельская тётка (диплом был получен,
Были неровности, кочки, ухабы).
Пару театров сменила (не лучших)
И поняла: «Я же сельская баба!»
В тридцать вернулась домой с сыновьями
(Муж убежал от артистки к гримёрше).
Должность - завклубом, богата друзьями,
Часты аншлаги (бывало и горше!)

4.
Сельская бабушка. Много работы.
Внучек аж пять! Дорогие малышки.

Грустная сказка? Читатель, ну что ты?
Просто рассказ. Обо мне. Не из книжки…

(с) Оксана Картельян

красная шапочка третий год встречается с серым волком,
у волка бизнес: поставка мафии волчьих ягод.
он дарит шапочке платья турецкого голубого шелка
и стережет каждый шаг ее - коварней и злей чем яго,
стерег отелло и дездемону. в любовь ее он не верит,
и не пускает одну даже к бабушке или к маме...
в густом лесу красной шапочке соболезнуют даже звери,
она их кормит конфетами и свежевыпеченными пирогами.

аленушка вышла замуж за чокнутого кащея.
надеялась, что ухитриться остаться вдовой богатой.
но вместо этого проживает в замке с ним и хмелея
кричит ему - мол, еще я наставлю тебе рога-то.
днем же робеет, краснеет, его не пускает в спальню,
и целый день вышивает чьи-то портреты шелком...
интересно, она стала бы нежнее с ним или нахальней,
когда бы знала, какая в руках у нее иголка?

царевна-лягушка вернулась к себе на болото.
оказалось, что там интереснее, чем во дворце ей,
они с подружками судачат о разном... как Пепилотта
она не хочет взрослеть, быть замужней и новых целей
пока не видит. вот скачет себе по кочкам,
мечтая о том, как завтра увидит солнце...
ни одна из девочек не родила ни доченьки, ни сыночка
и не планируют. сказка, кажется, так вот и оборвется.


Марта Яковлева

Все наши поцелуи и объятья переплавлялись в юбки, в кофты, в платья,
и в нетерпении трясущиеся руки
переплавлялись в пиджаки и брюки,
в счета за свет, за электричество, за воду
переплавлялись мысли про свободу.

И если что-то оставалось от любви,
то только ощущение, что жизнь

прошла не зря.

Алекс Микеров

Москва становится уютной,
когда ты выпьешь граммов двести
чего угодно: водка, брют ли;
заканчивая вечер песней,
ты ощущаешь как тепло
заполнило твоё нутро.

О, как загадочны и пылки
мы были раньше: до утра
я, будто бы свинья-копилка,
частички сохранял тепла;
теперь я сам себе источник,
который согревает ночью

себя и всех других; сильнее,
спокойнее, мудрее, чем,
все те, кто слабой Дульсинеей
свой сон находит на плече
моём, натруженном за годы
моей любовной несвободы.

Я был влюблён во многих, много
кто был влюблён в меня; итог:
я овладел искусством слога
прощать/прощаться; на порог
своей души не допуская,
пожалуй, никого. Тоска. Я

знаю тысячи дорог,
но до сих пор не понимаю:
какая та, где я не буду
так откровенно одинок.

Алекс Микеров

А что происходит - так долго гадать не надо:
уже с месяц живу как в самом сердце торнадо -
здесь очень тихо, так тихо, что хоть ори, не ори -
никто не услышит; ворочаюсь ночь до зари -
и если так выглядит ад,
то не стоит бояться ада.

Если так выглядит ад, то религии мира врут -
да, тут не убежишь, но, глядишь, притрёшься;
и если считать, что любовь - это больше труд,
нежели дар,
то работы, конечно же, не оберёшься.

Улицы города ушли с головой под грязь -
я раздражаюсь на каждый комочек соли.
Какой бы непрочной тебе не казалась связь,
поверь, от себя не сбежишь -
лишь натрёшь мозоли.

В этом аду половицы так громко скрипят,
что о побеге известно уже на пороге.
Ты на прощанье меня смеришь строгим
взглядом от головы и до самых пят.

И, да - когда ты уходишь по этой мощеной дороге,
все камни со мной в унисон вопят.

Алекс Микеров

Вот он трет переносицу, мозолит кожицу у виска:
"Тут, понимаешь, какая сложность -
я никак, ну просто никак,
для тебя не могу сочинить должность;

сделать тебя красавцем? нет, не могу -
ты же станешь совсем без сердца;
а послать тебя в бой? так ты врагу
в непогоду предложишь согреться,

ум? такой, чтоб бросало в дрожь?
ну, зачем, ты ж сойдешь с него!
хитрости? вот уж что, а ложь
ты сумеешь сам... безнадежного

чувства правды, чтоб голос срывался в хрип?
нет, это только тем, кто на баррикады...
петь? извини, только вой и скрип,
там и так певцов аж на 3 бригады.

буквы? чтоб кружилась от слов голова?
чтоб острее бритвы казались строчки?
там две девочки, и у них на слова
исключительные права -
для меня эти девочки словно дочки.

сил не дам, и терпенья - ноль,
впрочем... ну, хорошо!

я готов тебе предоставить боль,
и на шее неровный шов.

и ещё - болезни, и слепоту,
и неровный овал лица.
чтоб полжизни провёл в поту,
обучаясь забавно скалится,

а ещё дарю тебе непокой
ежедневный, и страх в груди...

Вот он машет царственною рукой -
уходи.

Я встаю, и уже у самой двери,
слёзы смахивая кулаком:
"Слушай, Господи, сотвори
меня радостным дураком?!".

Сквозь густую бороду вдруг сверкнет
на мгновенье улыбка - какой же вид!

- Ладно, - понимающе подмигнет, -
пусть тебе идти через трубы, огонь и лёд,
и не спать ночами, и лопаться от обид -

ты всегда, без сомнений, иди вперед -
слышишь ангел-хранитель уже трубит,
он тебя однажды где-нибудь подберёт.

и мелодия сложится - бит в бит,
и любой, конечно же, подпоёт...

***

Эта сказка на случай когда болит
так, что воешь, будто дикий койот:

чтобы верить, мол, кто-то тебя хранит
и пропасть тебе не даёт,

и надежда - крепкая как гранит -
никогда в тебе не умрет.

Алекс Микеров

И не то, чтобы мир против нас, и кругом враги,
но всё время следишь за речью, чтобы не проколоться;
и не то, чтобы я любил наблюдать круги,
расходящиеся от плевков в темноте колодца, -
просто мы попались, попались как дураки:
без тебя мне не дышится.
не хохочется.
не живётся.

И не то, чтобы мы - шпионы, и что-то всерьёз грозит,
но стираю, как отпечатки пальцев, твою помаду;
ты проходишь мимо - так проходит в ночи транзит -
и не даришь мне на людях даже взгляда;
мы отважные камикадзе, и через нас сквозит
обреченность
выпущенного
снаряда.

И не то, чтобы влюблены, и не то, чтобы ждём беды -
просто если бабахнет, то будет выжженная пустыня;
мы держались с тобой до последнего, хоть за эти труды
нам никто кущи райские не подкинет;
но от страсти - как от тюрьмы или от сумы -
зарекаться глупо - и вот попались мы;

это пир во время чумы,
аппетит приходит во время еды -
разгорается,
разгорается,
и не стынет.

Алекс Микеров

Когда они расстаются, не сбывается ни одно из ее пророчеств
по поводу его самых худших качеств -
он все так же остается суммой своих одиночеств,
она все так же суммой своих чудачеств.

Они ходят по городу, делают вид, что целы,
будто не их разъяли на составные части,
будто они не попали под дьявольские прицелы
дружеских соучастий.

Каждый спокойно дышит, не просыпается среди ночи,
рукою во сне нашарив излишек пустого места;
весело шутят - так шутят, впрочем,
из чувства внутреннего протеста.

Когда они расстаются - мир остается прежним,
не сходит с орбиты, не рассыпается в пух и прах,
он остается до безразличия безмятежным,
до горечи безмятежным,
до бешенства безмятежным;
а всё, что было - было только в сердцах их
да головах.

Алекс Микеров

Вот они садятся в пустом кафе за дальний столик,
смотрят друг другу в глаза - и никто не отводит взгляд;
она топит в чае стайку лимонных долек,
поздравляет с карьерным ростом,
он без тени иронии хвалит её наряд;
и они впервые берут и просто,
без уловок и тайных смыслов, по-человечески говорят.

Вот он слышит все, к чему раньше был так безнадежно глух,
понимает не только слово, но и что стоит за ним;
время сделало из несчастного целого счастливых двух,
независимых друг от друга;
как ни странно, но больше всего ценим
тот, с кем выжил после девятого круга.

И ей нравится вовсе не знать, где он и с кем,
не вздыхать из-за боли в правом виске,
или левом боку;
можно просто набрать его номер,
без конвульсий в горле и животе,
не придумывая мучительно перед тем,
что сказать ему, дураку;
как бы так явно не коснуться
самых насущных тем,
чтоб он сам поговорить о них захотел.

Ну, и он спокоен. Даже счастлив, что больше не нужно врать:
нет, он любил и всерьез, но откуда же мог он знать,
что у этой любви будет столь непосильна кладь:
22 смски в день, с десяток мобильных звонков,
по вечерам испытующий взгляд, пробирающий до позвонков,
до дурноты, до раздражения, до основ;
и казалось порой, что она, наверняка,
умудряется видеть даже его ДНК;
по ночам она бродит хозяйкой среди его снов,
по утрам - целует его в живот,
он становится снова ребенком и беззаботно смеется,
отмечая при этом, что от него -
большого, сурового, взрослого - ничего,
ничего в итоге не остается.
Он боится. Боится того,
как она слушает, жадно смотря прямо в рот;
в общем, она им живёт;
в общем, она в нем живёт;
в общем, такая вот жизнь очень жмёт.

Однажды утром он собирает вещи,
ускользает из дома, пересекает площадь -
и не то, чтобы трус или подонок зловещий,
ему лишь кажется, что так будет проще.
Она тоже его не ищет,
и дело не в том, что не хочет;
просто каждый из них внезапно стал нищий,
обессиленный, одиночный,
но, как ни странно это звучит,
безысходно сильным, безнадежно прочным,
бессердечным, рассуждающим позвоночным.

Через год - очень долгий год -
они случайно встречаются,
и никто не врёт:
ни про то, что ему скучается,
ни про то, что теперь-то она счастливица;
они видят друг друга насквозь - такое случается,
они заходят в кафе, поскольку дождливится.

И вот они садятся за дальний столик,
время подводит черту, ставит под нею нолик,
мир вокруг замирает, отменяя привычную суету;
оба смеются, и где-то между
самых необязательных фраз,
вдруг вспыхивает надежда,
что мол, ну, нет, не прямо сейчас,
но вот однажды,
вдруг всё действительно станет как прежде,
раз уж сумели поговорить друг с другом начистоту.

Вот он накрывает ладонью ее ладонь, но каждый
ощущает
лишь равнодушную
пустоту.

Алекс Микеров

"Понимаешь, я себе представил, как маленькие
ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи.
Тысячи малышей, и кругом - ни души, ни одного взрослого,
кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью,
понимаешь? И мое дело - ловить ребятишек, чтобы они не
сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут,
а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа.
Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это
единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак."

Джером Сэлинджер, "Над пропастью во ржи"


Детка, остынь - сядь в сторонке и отдохни; хватит драться - костяшки не успевают
заживать; да, жизнь бывает на вкус стрихнин - так ведь всё-таки не убивает; ну, давай - полной грудью сейчас вздохни, воздух мартовский согревает.
Да, эта девочка въелась под кожу так, что не выйдет без ампутаций, но ведь стих подойдет тебе вместо жгута, нужно просто сейчас собраться - и отсечь всё лишнее, лишь тогда с этой хворью получится разобраться.

Да, конечно, бывает страшно, ну а кому
не бывает - таких давно уже не встречалось;
если жить столько времени одному -
то любое сердце давно б скончалось;
но любовь, малыш, это всё-таки не хомут,
как бы она, ладони свивая в жгут,
у тебя на шее тоненькой не качалась.

Ну, иди вперёд, нападай весной - и не важно какое здесь время года; будь мужчиной, пожалуйста, и не ной - накрывает девятым валом, шальной волной, тонет мир под крышкою небосвода, после каждой любви - ты как будто Ной, ты выходишь на берег, весь мир - иной: пустота, тишина, свобода.
После каждой любви наступает страх - всё, приплыли, кому ты нужен? Детка, слушай, какой тут крах?! Океан отступит, оставив лужи, из ковчега сердца на всех парах жизнь вываливает наружу -
заново изобретает велосипед, обживает пространство и строит планы; да, за этим приходит время для бед - да, твои возвратятся раны, просто с ними придёт и черёд побед - будут новые люди, слова и страны:

Боль - лучший признак того, что жив,
так что радуйся - ты нынче живее многих,
просто выспись - и отправляйся новые рубежи
покорять, а когда на твой дороге
вдруг покажется пропасть, и задрожит
всё нутро, заходясь в тревоге -
притаись тихонечко на межи,
вспоминая простые строки:
"Тот, кто служит ловцом во ржи -
никогда не окажется одиноким".

Алекс Микеров

В двадцать не жизнь, а сплошные схемы: куча намёток и чертежей. вот ты плетешься домой со смены - вырастешь в Джеймса, пока что Джей. куртка, наушник с плохим контактом, рваные кеды, огонь в глазах - осень на два отбивает такты и залезает к тебе в рюкзак. кончилось лето - волшебный бисер, туго сплети, сбереги навек, память ступает проворной рысью, ждёт темноты в городской траве. вроде не то чтобы зол и загнан — нервые стальные, пока щадят...
но накрывает всегда внезапно — бомбой на скверах и площадях.
мы научились различным трюкам - так, что не снилось и циркачам. стерпим уход и врага и друга, небо попрём на своих плечах. если ты сильный, пока ты молод - что тебе горе и нищета?
только когда настигает холод - Бог упаси не иметь щита. это в кино всё легко и колко - помощь друзей, волшебство, гроза... здесь на окне ледяная корка, и у метели твои глаза. если бесцветно, темно и страшно, выход не виден и за версту...

...те, кто однажды вступил на стражу, будут стоять на своем посту.

***
старый трамвай тормозит со стоном, ярко искрятся во тьме рога. сумку хватай и беги из дома, кто будет вправе тебя ругать? мысли по ветру - легко и быстро, будто вовек не прибавят лет... значит, шли к чёрту своих Магистров, быстро садись и бери билет. небо - чужое, свои кумиры, кружит волшебной каймою стих... даже пусть где-то ты центр Мира - сможет ли это тебя спасти? в Ехо дела не бывают плохи, беды - нестрашные мотыльки. вот мне пятнадцать, и я в лоохи - кто еще помнит меня таким? гибель моя обитает в птице, жизнь обращается к нам на "вы" - эй, а не хочешь ли прокатиться вниз по мерцающим мостовым? орден за Орден, и брат за брата, только звенит в глубине струна - мысль о том, что пора обратно - и есть твоя Тёмная Сторона. мантию снять, и стянуть корону, скабой завесить дверной глазок; бросить монетку на дно Хурона, чтобы приснился еще разок.
в мире другом зацветает вереск, как не тасуй - наверху валет. где бы ты ни был, я здесь надеюсь, что ты умеешь вставать на след.

поезд летит, заедают дверцы, в Лондоне холодно в ноябре. если еще не разбито сердце, так ли уж важно, кто здесь храбрей? гул заголовков — "волна террора", "происки Лорда", "борьба за трон"...только какая судьба, авроры, если семнадцать, и ты влюблен? хитрость, мозги, доброта, отвага, страшно ли, мальчик? ничуть, ничуть...можно не быть с гриффиндорским флагом, чтобы сражаться плечом к плечу. старая песня, тебе не знать ли: дружба - и воин, и проводник; самого сильного из заклятий нет ни в одной из запретных книг. палочка, клетка, за плечи лямка, чуточку пороха брось в камин - глупо всю жизнь ждать письма из замка, нужно садиться писать самим. здесь не заклятья - скорей патроны, маггловский кодекс, извечный рок... где-то вдали стережёт Патронус зыбкие грани твоих миров. старые сны накрывают шалью, чьи-то глаза сберегут от пуль — я замышляю одну лишь шалость, карта, скорей, укажи мне путь.

раз уж пришёл - никуда не деться, строчки на стенах укажут путь. волчья тропа охраняет детство - значит, мы справимся как-нибудь. струйка из крана - заместо речки, зубы порою острей меча; ночь старых Сказок продлится вечно - или пока не решишь смолчать. кто выделяется - тот опасен, лучше не знать ни о чём лихом... но почему в надоевшем классе пахнет корою и влажным мхом? но почему всё сильнее знаки, руки - прозрачнее и светлей? странные песни поёт Табаки, древние травы бурлят в котле, пальцы Седого скользят небрежно, вяжет холщовый мешок тесьма... если сумеешь найти надежду, то соберёшь её в талисман. но почему всё сильнее знаки, ветер за окнами сер и тих; все коридоры ведут к Изнанке - хватит ли духа туда пойти? пусть нелегко и пусты пороги, истина, вообщем, совсем проста - здесь ты становишься тем в итоге, кем ты нашёл в себе силы стать.
строчки из книги - тоска, потеха, пусть тебе скажут, мол, что на том?...
Дом никогда не бросает тех, кто взял, и однажды поверил в Дом.

***
знаю, ты скажешь - «всего лишь книги», я не дурак, отдаю отчет. будут любимых родные лики, будет опорой в беде плечо. будет несметная сотня плюсов, что в своё время пришлёт судьба; полную цену своих иллюзий я отложил в кладовые лба. знаю, что скоро добью все цели, смело решится любой вопрос...

ну а пока - кружит домик Элли, трубку в дыму набивает Холмс. чай наливает, смеясь, Алиса, Хаку летит - за верстой верста, тихо шагают за дудкой крысы, робко подходит к звезде Тристан, Мортимер вслух оживляет строчки - эй, Сажерук, вот и твой черед!... Бильбо сбегает от эльфов в бочке, Герда бежит через колкий лёд. в детстве бежать при любой погоде с книжкой во двор - и пойди найди...
вот вспоминаешь, и так выходит - ты никогда не бывал один.


путь до окраин довольно долог; Джей задремал, опустив лицо.
войско выходит из книжных полок и окружает его кольцом.

Джек-с-Фонарём

Я отучу тебя дурить, моя отрада.
Пора понять – себя ценить любою
надо!
А ну, походка от бедра и грудь, как
парус! Мужчины в ауте… Ура!!! А ты
боялась…
И макияж слегка прикрыл морщинок
сетку. Поверь, их больше у худых. Ты –
чудо, детка. Врут мужики, когда
твердят, что любят стройных. Какая
есть – неси себя всегда достойно!
Вон над тобой Амур плывет
офонарело…
Какая женщина идет!!! Какое тело... !!!

Живо, солдатики, по местам,
Мамочка, сделай еще компота!
Как же не хочется вырастать,
Бросить игрушки - уйти работать...

Летом на озере красота:
Перекупался - попал в больницу.
Как же не хочется вырастать:
Бросить купаться - начать жениться.

Продал "Короллу" - купил "Корвет".
Девки хорошенькие глазеют.
Как же не хочется постареть -
Трижды в неделю бежишь в бассейн.

Был бы арабом - завел гарем:
Ножки в чулках, паранджа на лицах.
Как же не хочется постареть.
Кончить жениться - начать молиться.

Дышится радостно в ноябре,
Путников кротких зовет дорога.
Как же не хочется умереть,
Не исповедавшись перед Богом.

В небе - закат. На окне - герань.
Словом обмолвился - полегчало.
Как же не хочется умирать...

Умер, родился, и всё сначала.


Сола Монова