Какую чушь приходится порой
Выслушивать от всяких несведущих!
Я – дерево, покрытое корой,
И ненавижу всех ее грызущих.

Я – дерево, я медленно расту,
А листья распускаю — неумело.
Но, почему-то, каждому кусту
До этого какое-то есть дело.

Я – деревце, я толком не жило…
Вот так всегда: растешь, пускаешь корни,
И кажется, что вырвать тяжело.
На самом деле — просто. Только дерни!

Полно, девочка,
К чему твоя
на-весь-мир, полная фальши обида?

Ты сама выбрала из миллионов
Мужчин одного.
Морального.

Инвалида.

сумейте различать по жизни
кровь на манжетах палача
от алой крови на халате
врача

Живи хоть век, хоть половину века -
С годами ошибаться тяжелей.
Вся сложность в том, что недочеловеки
На первый взгляд похожи на людей!

не живя, продолжаем тащить на горбу
нелюбимых, работы и встречи.
нас потом похоронят в хорошем гробу,
но от этого что-то не легче.

бывают мысли - право, лучше пулю!
их гонишь - возвращаются назло.
вам не бывало холодно в июле?
вам несказанно, сударь, повезло.

А теперь, девочка, учись жить по-новому.
Привыкай спать одна на двух подушках.
Отвыкай заваривать чай в двух кружках.
Теперь можно по комнате в бигуди.
Теперь можно по клубам и с подружками на Ибицу.
Главное - не увидеться.
Провести демаркацию границ.
Это мое болото, а это - твое королевство, принц.
Кстати, отвыкай называть его "счастьем" и "принцем".
Меняй привычки, не меняй принципы.
Рад только папа.
Он не верил в принцев, он верит в дам и королей.
Ты говоришь Аньке: «Еще налей».
Ты заливаешь горе, заливаешь близким,
что по колено море. Боишься спиться.
По ночам тебе не спится.
А теперь, девочка, учись жить по-новому.
Знаешь, привыкаешь даже к хреновому.
Ты же к нему когда-то привыкла.
Теперь жалеешь, что у сердца нет красного «ВЫКЛа».
И, как дура, делаешь по утрам два чая.
И пишешь ему: «Вернись, я скучаю».
Потом стираешь, конечно. Целуешь общие фотки нежно.
А потом рвешь. На кухне успел затупиться нож.
Ты заводишь песню про дом без мужика.
Ты долго страдаешь. Пока…
Пока не находишь в коробке последний пакетик зеленого
и завариваешь одну чашку.
Просто из экономии…

Радиофея

назавтра может стать еще больней,
(поэтому сегодня - "carpe diem").
на фронте личном - словно на войне,
любимым быть - что быть непобедимым;

но уязвимы те, кто влюблены
без права на взаимность (лишь дышал бы):
достигнув максимальной глубины,
не многие нащупывают жабры.

Мария Кевлина

Он не станет мне ни врагом, ни братом.Так зачем писать для него трактаты,

заклиная рифмой и кроя матом,препарировать мозг на бис?!

Говоришь – отстань, уходи, не надо, а сама горишь и ложишься рядом;

он пропитан приторным жгучим ядом – ни одна не смогла спастись.



Если пульс колотит у самых пяток, значит, встреча вряд ли прокатит гладко.

Я больная взбалмошная фанатка, вроде преданного пажа.

Эта сила рук, эта злая хватка…поцелует дерзко, обманет сладко

– мол, давай с тобой поиграем в прятки да на острие у ножа.



Этот взгляд и запах, что башню сносит - я подсела так, что уже не бросить.

Если снова наши сойдутся оси, мне не выдохнуть «отпусти».

Я – щенок, лишённый последней кости. Во мне столько страсти и столько злости,

что не дай те боже заехать в гости или улицу перейти.



Это боль в пропорции с глупым счастьем – хочешь то обнять, то порвать на части.

Только он к стихам моим безучастен, у него же иммунитет.

Улыбнётся нежно, обнимет властно – и плевать, что в сердце ножом бесстрастно.

Я приеду скоро, отвечу «здравствуй»…Дай мне, господи, сдать билет

Ну да ладно, давай без надрыва и грустных песен.
Этот город и впрямь становится слишком тесен.
Ведь должно же было всё-таки перевесить
жажду кайфа наше рвение соскочить.
Ты забудешь меня быстрей, чем дойдёшь до дома.
Нам самим бы знать, откуда мы или кто мы.
Мы хотели с тобой в весну, а попали в кому…
да, весна умеет калечить, а не лечить.

Не сейчас, а может, месяцев через тридцать
ты расскажешь о новой, которая ночью снится -
как тебе с ней славно любится, говорится;
как она мила, довольна и горяча.
Ну а я смолчу, спокойно и беспристрастно,
как ищу твою руку, когда, как всегда, на красный...
и скучает труба по такому родному «здравствуй»,
как ничей телефон до нашего не скучал.

Закричать бы так, чтоб лопнули перепонки
посреди толпы некормленым злым тигрёнком
[если это когда-то снимут на киноплёнку,
будет точно не для детей и кормящих мам].
…Расскажу тебе, как здесь учатся ненавидеть;
как меня обнимает бешеный Moscow City;
и как сердце внутри морзянкой стучит «с п а с и т е» -
жаль, но ты не умеешь слышать кардиограмм.

Как непринятых снова больше, чем исходящих;
как на твой online реагирует каждый хрящик.
Очень хочется жить не прошлым, а настоящим –
но в который раз как будто бы не с руки.
…Это будет потом, дорогой «простодруг – знакомый».
А сейчас плевать, откуда мы или кто мы.
Нам напишут в анамнез – у нас никаких симптомов.
Выходи из комы. Давай наперегонки.

Лена Ланских

Мир ещё сохраняет и цвет, и объём;

вдалеке - океана седой окоём...

И покуда мы дышим, покуда живём -

эта жизнь сохраняет интригу.

Хочешь - смейся, а хочешь - качай головой:

мы однажды окажемся вместе с тобой

в старом доме, засыпанном легкой листвой,

не входящей в Плющевую Лигу.



Даже если не веришь - придумай, пригрезь.

Это будет не завтра и будет не здесь:

Только быстрого ливня искристая взвесь,

дом и комнат его обветшалость...

Будет вечер - улыбчив, хитёр, сероглаз.

Мы придумаем вместе Олимп и Парнас,

и, возможно, случится у нас и для нас

то, что прежде ни с кем не случалось.



Хоть в реальности мир - неприветлив, не наш,

ноют руки и плечи от тяжких поклаж,

да и сам я - бегун, растерявший кураж

на тревожных бескрылых фальстартах,

но никак не могу я не думать о том,

как мне дорог волнующий этот фантом:

твой непойманный взгляд, тот заброшенный дом,

что не сыщешь на гугловских картах.

А.Габриэль

А нужно-то всего? Пускай в телеокне

парадный генерал в глаза не смотрит мне

и мне не говорит, что делать должен я,

чтоб в лапы не попасть вранья и воронья.



А нужно-то всего? Спокойный взгляд вперёд,

где нерожденный внук глаза сонливо трёт,

в края, где мы себя навек себе вернём,

в края, где тихий пруд и лебеди на нём.



А нужно-то всего? Шумливый хор друзей,

прохладный Пантеон, могучий Колизей,

и чтоб не злили глаз различием кровей

ни Рамбла, ни Арбат, ни Гиндза, ни Бродвей.



Не веря «калашу», а лишь карандашу,

чужого не хочу, о многом не прошу.

Ведь нужно-то всего? - прохлада и прибой

на странном берегу, где вместе мы с тобой.

А.Габриэль

не всё случается, как хотелось,
желалось, виделось в голове.
рубашка кажется ближе к телу,
когда катаешься по земле.

кричат "не сахарный - не растаешь",
"в стакане буря", "справляйся сам".
скажи мне, друг мой, да что ты знаешь
про этот самый чужой стакан?

Кукла Саша

Ах, детство ягодно-батонное,

молочные цистерны ЗИЛа!..

И небо массой многотонною

на наши плечи не давило.

Тогда не ведали печалей мы:

веснушки на носу у Ленки,

ангинный кашель нескончаемый,

слои зелёнки на коленке.

Вот дядя Глеб в армейском кителе

зовёт супружницу «ехидна»...

И так улыбчивы родители,

и седины у них не видно,

картошка жареная к ужину,

меланхоличный контур школы,

да над двором летит натруженный,

хрипящий голос радиолы.

Вот друг мой Ким. Вот Танька с Алкою.

У Кима - интерес к обеим.

А вот мы с ним порою жаркою

про Пересвета с Челубеем

читаем вместе в тонкой книжице,

в листочек всматриваясь клейкий...



И время никуда на движется

на жаркой солнечной скамейке.



А.Габриэль

я лежу на полу.
весна.
и мой город хрипит простужено,
пустота говорит привет, "всё-со-мной-хорошо"-режим.
так легко покидаем тех, кто когда-нибудь были нужными,
как болезненно помним тех, кому не были мы нужны.

мерный стук по холодным клавишам,телефонных звонков проклятие,
меццо-морте гудков сирен, запах дома, весны, такси,
я стою под твоим окном, неприкаянный, как на паперти,
я вытягиваю ладони, но не знаю чего просить.

я не помню чего-то важного, я не помню чего-то прошлого,
разве было такое прошлое, когда я о тебе не знал?
одичалый, пустой, наскучивший, прихожу, словно гость непрошеный,
ты еще никогда не слышала, как беззвучно и дико звал,

как хрипел в самой душной комнате, как давился костлявым именем.
и не будучи частью целого, сам себя начинал дробить.

мы когда-то знакомы не были, ни имён, ни фамилий.
милая,
если было такое прошлое, значит, я не хочу в нем жить.

Кукла Саша

Судьба идет по убывающей
из круга света - в никуда.
О как же страшно жить, товарищи!
Повсюду звери, господа.
Фемидой праздною лелеемый,
порочных преисполнен сил,
бредет вечерними аллеями
тринитропедозоофил.
Леса сгорают в Калифорнии.
У негодяя - грудь в крестах.
Шахиды ёрзают проворные
во всех общественных местах.
От страха склонный к косоглазию,
распад я вижу и сумбур:
идёт цунами на Малайзию,
задев Катар и Люксембург.
Поди от бед найди спасение;
без горя не проходит дня:
то на Хонсю землетрясение,
то в Сомали опять резня.
Страдают дети. Плачут женщины.
Непредсказуем бег планет.
А от израильской военщины
пять тысяч лет как жизни нет.
И быстро мрак всеобщий близится,
неся с собой дыханье стуж,
а виноваты в этом кризисе
Гусинский, Ким Ир Сен и Буш.
В Гуантанамо гнобят узников,
в Пекине - произвол властей...

Не всякий сможет без подгузников
дослушать сводку новостей.

Александр Габриэль

Мир почти окончательно съехал с ума
от капризных вождей да невиданных бедствий.
В корабле перепутаны нос и корма,
и причины задавлены тоннами следствий.
Мир от поезда века бездарно отстал.
Совесть - больше не ноша. Не мука Тантала.
Оружейный металл на презренный металл
обменяет любой обладатель металла.
Здесь хорош только ты. Всяк другой нехорош -
он не так и не тем отбивает поклоны...
И помножена аудиовидеоложь
на вскипающий мозг потребителя оной.
Новый день, на осколки нам души дробя,
громыхает, как танк, по дорогам Конкисты...
Словно бог, поистративший веру в себя,
просто плюнул на всё и ушел в атеисты.

А.Габриэль

людям не судьба договориться
людям слишком нравятся парады
всюду перекошенные лица
всюду ненавидящие взгляды
для раздумий и переговоров
у народов слишком много пыла
и победный ближе им суворов
и свирепый ближе им аттила
пышет жар невидим и подкожен
прерывая мысль на полуслове
ах как вылетает меч из ножен
как сверкает в ожиданье крови
простаков не слушай и простушек
от пустых раздумий цепенея
пусть твердят про масло вместо пушек
но ведь мы-то знаем что важнее
рать на рать глухие и слепые
и летят в безумном карнавале
в черную воронку энтропии
соуэто косово цхинвали

А.Габриэль

Люди, вы сели к Ною в трирему.
Волны. Проклятья. Запахи гари.
Ну до чего ж различны по Брэму
парные твари!
Глянь на одних - послушны и кротки,
сжались меж досок и перекладин...
Всякий, кто в этом секторе лодки -
сплошь травояден.
Глянь на других - в какие же бездны
уволокла их нить Ариадны!
Слишком драчливы. Слишком железны
и плотоядны.
Здесь - мир по Герде.
Тут - мир по Каю.
Адские черти, райские кущи...

Всё надоело. Я примыкаю
к яйцекладущим.

А.Габриэль.

В какой-то мере (более иль менее;
мы это время, как могли, приблизили)
мы все восхищены борцом из Кении,
а также марафонцем из Киргизии.
Неравенство с годами мы похерили,
и в косности своё отпартизанили...
Восславим инженеров из Либерии,
а также космонавтов из Танзании!
Все наши предрассудки мало-мальские
почти исчезли, гнусные и скользкие:
могучи шахматисты гватемальские,
прекрасны архитекторы монгольские.
И всё, что остается - это тех спасти,
кто в равенстве не видит чистой радости...

Пока-пока, эпоха компетентности.
Привет-привет, эпоха толерантности.

А. Габриэль