Двадцать. Мне. Уже.

Одна. Последняя из взвода. Командир. Без оружия и права на слово.

Прости. 

 Я буду там, где ты не будешь искать. Не стоит.

Пора. Другой человек. Завтра. 

Сюда больше не вернусь. Наверное. Простите, если что. Устала. Уйду.

Не злись. Я ведь это не из вредности. И даже не в припадке истерики. Нет. Ты у меня теперь один. Тот, кто наравне - не выше, но и не ниже. Один.

Теперь ты можешь идти. В ту сторону, где тебя ждут, к тому, кто тебя ждёт. Это не здесь. Это не я. Я тот, кто нуждается в тебе. Но не ждёт тебя. Прости. Я тот, кто ещё не успел потеряться. Но уже заблудился. Я - командир вражеского взвода. Но, простой рядовой в твоей армии. И я готов встать на колени перед твоим знаменем. Но не готов преклониться перед тобой. И я та, кого ты не имеешь права простить. Но простишь.

Смотри! Слушай! Это я. И этим сказано всё. 

Не злись.

Прости.

Смена сезона.

Вставай! Ты слышишь,вставай! Это нужно. Это важно. Ты должен. 

Я знаю: падать больно. Но ты представь, как приятно потом подняться. Почувствовать и осознать вертикальность своего положения в пространстве. Как приятно понять, что мир теперь не давит тебе на грудь сверху и не колет тебя под спиной, а лежит у твоих ног. Весь. 

Поднимайся! Вставай!

Вставай... Как легко сказать-то. А руки никто подать не хочет. Только твердят: "Ты должен! Ты сможешь."

В общем лето. Да. Как обычно. Это уже никого не удивляет. Нервы, тихие срывы - молчанием, сны подрывные - всё как надо. И тут над ухом: "Приди в себя! Ты должна!" Должна. Кому? Себе. Прощу этот долг... А по сему... "Идите на хуй." Только и всего. Это я не со зла. Это за неимением других слов. Простите. Ага...

Не учи меня. Не лечи... Бляя.. Не лечи! Разберись в себе. А я сама. Я всё сама. 

Какое тогда право я имею давать кому-то советы и кого-то утешать? Глупо...

Знаете что я поняла? Я ненавижу, когда вполне себе взросленькие дети начинают поясничать и коверкать язык. Слишком сильно меня это раздражает. Аж вымораживает даже...

Сидела сейчас у соседки. Просто так, от нехуй делать. Ну сидели, разговаривали типа даже, чай там пили и всё такое прочее. Нормально. Мне даже нравилось всё. Пока не пришла дочка этой соседки. Девочке семь лет. Она ходит в школу. Уже вот год почти... Солидная такая деваха. Пока рот не открывает. Вот это тупое: "Мамоська юбииименьькая я гуяя-гуяя, а тепей письляяа. Дясь мне покусять секаядоськи, мамоська?" Это нихуя не дефект речи - она может говорить нормально. Это она поясничает. Меня аж затошнило от этой слащавой интонации и тупорылого произношения.Фу, блять! Как вспомню, аж противно, как будто я, блять какую-то гадость увидела, типа живого глаза в стакане. Фуу... Чё с неё вырастет? Очередная тупая пизда. Которая в свои серьёзные двадцать будет опять: "Девоськи... Денюсськи..." И прочее сю-сю. Фу! Бесит! Нельзя так о детях. Но я не могу, как бесит меня это! Я нихуя чай не допила даже - в секунду след меня простыл... Сниться будет теперь этот голос...

А я сегодня отписала восемь живых писем. Отправила. Управилась. Ходила счастливая весь день - теперь кроет меня. Фу!...

Получила утром письмо от Нины. Длинное. Нервное. Она ругает меня за то, что я им с Андреем редко звоню и нихера не пишу. И за то, что до меня не дозвониться. Пишет, что волнуется за меня. И что ждёт меня поскорее к себе.

Написала ей ответ. Получилось коротко и спокойно. Уже отправила. 

В конце нининого письма строчка: "Мааать! Ты бросай такие штуки - ты давай не подыхай!" Я не собиралась. А всем кажется, что у меня Вселенский Облом и приступ меланхолии. Все волнуются и спрашивают: "Как ты? Что с тобой?" с встревоженной миной. А я просто наслаждаюсь спокойствием. Это скоро закончится. Спокойствие имею я в виду. Ничего такого, знаете...

Я устала. Мне впору  свесить набок язык и задыхаться, чёрт возьми! И как объяснить, что нет, я вовсе не сдаю позиции и не бросаю в лесу свой танк, что я вовсе не дезертир, что я ещё в окопе и с автоматом, просто я отдыхаю и наслаждаюсь тишиной и секундами мира? Как рассказать? Нине, Андреям, Тиму, Гроссу. Как? Никак. Зачем? Сами потом поймут. Когда закончится эта "мёртвая минута". Дайте только отдышаться!

Надо сесть завтра и отписать всем письма... Маякнуть. Чтоб не забыли. Я ещё пока не сложила обязанности командира этого взвода! Неет... Это я просто сил набираюсь. Только и всего...

Злая и глупая. Не умеющая ценить то, что есть, и выпускать из памяти то, что давно ушло. Готовая простить всё и всех, только не себя. Вечно фальшивящая, забывающаяся и заигрывающаяся. Ненастоящая и до абсурда откровенная. Врунья. Флетовская потаскунья. Наркоманка. Циник. 

Такая вот... Хуй чё с этим сделаешь. Поругалась с тёткой - сделала вот такой вывод: выделила все эти "качества". Не очень радужно, да? Плевать! Злюсь...

Такая вот по-настоящему.  Самое точное, что может быть...

Бабулюшка, бабуленька... Бааа, я тебя так, люблю! Ёлки-палки, я так тебя люблю!
Я вчера вспомнила своих бабушек... Не без помощи BRAVE_angry_Person  и его поста... Прости, что так вот повторяюсь с идеей, да и с эмоциями, я долго думала и не смогла не написать...
Я вспоминала. Потом они мне снились... Потом я ходила на чердак и перебирала бабулины старые вещи в сундуках: там много моих рисунков и пластелиновых зайцев и черепах. Я не смогла не написать.
Обеих моих бабушек уже нет.
Бабушка Катя умерла три года назад. Это мамина мама. Сколько я помню её, она всегда красиво красила губы ярко-красной помадой, а волосы всегда собирала в тугой пучёк. Она всегда носила строгие платья с большими брошками, жемчужные серьги и бусы. От неё всегда пахло одними и теми же духами - их запах я не объясню, а ещё валидолом, коньяком и валерьянкой. Она была преподавателем в Медицинском ВУЗе. Она учила меня читать, писать, считать - думать. У неё осталось так много книг...
Она мне, маленькой - пятилетней, читала Дюма - "Граф Монте-Кристо". Мне было интересно. Я просила читать ещё и ещё... пока не начала цитировать целые диалоги. Только она могла усмирить маму, сказать: "Лена, не повышай голос," - Лена замолкала...
Я любила приходить к ней, вытягивать с антресоли шкатулку с пугавицами, брошками и стеклянными камушками и перебирать их часами, разглядывать, раскладывать по кучкам... Я любила играть фарфоровыми статуэтками балерин. А один раз я отбила одной из них ручку... Мне было так жалко её - я плакала три дня подряд, с перерывами на сон, обед и другие игрушки, пока папа ни пришёл и не заклеил балерину. Я любила красивую глиняную куклю-индианку Майю: я боялась ни то что играть ей - даже дотрагиваться до неё, до того она была красивая. А потом, когда бабушки не стало, Майю уронили со шкафа и разбили ей голову.
Бабушка Люда умерла два года назад. От рака. Она заболела, когда я родилась. А я до 15 лет не знала, что она болеет. Я жила у неё до восьми лет. Она меня воспитывала. В основном именно она: папа в вечных разъездах - мама вечно в ремонте... дела-дела-дела, а я с бабушкой... Она вяжет, а я:
- Бааа, а ты знаешь, что солнце - бооольшое и горячее-горячее?
- Знаю, внученька.
- Ммм... Бааа, а ты знаешь, что небо голубое?
- Знаю.
- Аааа... А что вода в море солёная?
_ Знаю.
- А что улитка с черепашкой на себе домики носят, знаешь?
- Знаю.
- Ммм... А что конфеты у нас в шкафчике совсем-совсем закончились, знаешь?
- Зна.. Ах ты, хитруля-лиса!
Она до последнего напоминала мне этот случай с конфетами...
А ещё она видела меня в наркотическом кумаре, когда я ползком добиралась до дома, не помня даже своего имени, и заваливалась под грушей в саду "отдыхать секундочку". Она слышала, как я молилась, выкручивая себе пальцы и разрывая чётки, под старой иконкой Святой Троице, как умоляла , чтоб "Дяденька Боженька" забрал меня "на хуй к себе на небо" или "проклял уже ко всем херам и утопил в адовом котле". Она выхаживала меня вот такую - больную по всем статьям, и уверяла, чо всё наладится, и я стану счастивой.
Странно, но она любила меня и такую, какую нельзя было любить - от какой все абсолютно в момент отказались... И я её люблю. И сейчас.
"Бабулюшка, бабуленька... Бааа, я тебя так, люблю! Ёлки-палки, я так тебя люблю!" - она успокаивала меня, а я пыталась рассказать, как её люблю. Не смогла сказать всего. Жалею. Дико. Многого не досказала. Многое осталось невыревенным. И некому пожаловаться теперь. И не с кем поделиться больным. И не к кому вот так прижаться, зарыться в мягкий халат, пахнущий бабушкой и некому сказать: "Я тебя таак люблю", а в ответ услышать: "Ты моё солнышко северное, лисонька моя... И я тебя люблю."
Простите меня. Обе. Поздно осознала.
Пусть вам хорошо. Пусть вам за меня теперь не стыдно.

В детстве мы умели видеть параллельные миры и настоящую, осознанную жизнь во всём. Мы умели ценить эту "другую" жизнь. Мы умели отображать эту жизнь в своём сознании и упиваться ею. Мы так много могли. Вспомнила...

Летом, обычно в июле, мы оставались единственными детьми на всю округу. Ну, нам казалось что единственными. Просто все "наши" разъезжались по бабушкам, дедушкам, тёткам, по лагерям и санаториям. А мы оставались. Потому что бабушки, дедушки, тёти, дяди наши жили на соседних улицах, а в лагеря-санатории родители нас не пускали: мы были маленькими. И мы оставались одни. Совсем. Нам надоедали куклы, посудки, больнички и всё такое прочее - да мы и не играли в них почти, потому что мы играли в "войнушки", как мальчики. А вдвоём в "войну" не поиграешь: это скучно. И мы искали себе занятие... А пока искали, наблюдали за насекомыми в бабушкином саду. "Вот вся эта трава - лес. Видишь? Он густой и дремучий. Там живут всякие разные чудики, типа медведей и волков, только они - маааханькие. А вот под этим камнем - пещера. А там какой-нибудь насекомий дракон живёт. Но он добрый, и вообще... А вот этот ручеёк - река. А лужа - море. Да? Видишь, там жучок плавает? Он утонет. А мы дадим ему листик - это кораблик. Вот. Он спасён!  Это, наверно, пират, да? А вот этот цветок - замок. А майский жук - король. А колорадский жук - злодей. А мураши - простой люд." - так до бесконечности. Мы придумывали людскую жизнь насекомым, птицам, собаке Кире и кошкам Мурёне и Грушке, и всяким другим кошкам и собакам, рыбкам в аквариуме и на речке - всем. Это было весело. 

Почему я об этом вспомнила? А потому что мы опять единственные на всю округу - одни. И опять лежим в траве и придумываем жизнь жучкам-паучкам. Мы опять хотим дать им человечности... Только нет теперь там рыцарей-королей-принцесс-драконов-пиратов-злодеев, зато есть кассир тётя Маша, моряк Ромка, куча достопочтенных граждан, кучка бездельников-долбоёбов, мама с сыном,  охеревший мент, врачи, охуевшие чинуши, даже проститутка Ленка с трассы Обливская-Ростов, короче, все, кого мы видим каждый день... Глупости. Никакой иллюзорности и сказочности... Теперь мы - взрослые. Теперь мы играем так.

- Мне кажется, ты так быстро постарела... Зачем?

- За шкафом.

Вот так. Потеряла где-то вчера куртку, а вместе с ней хороший ножик. И, как сказал Тёма, совесть свою я проебала где-то там же. Хотя в этом я сомневаюсь... Во-первых, потому, что я её оставила где-то очень-очень давно - ещё при Царе Горохе и заместителе его Митрохе. А во-вторых, я ничего такого вчера не сделала - пила мало, дряни никакой не курила, ни с кем не спуталась, хотя могла бы. Но я решила, что мне хочется побыть верной даже не какому-то мифическому Ему, которого рядом со мной быть не может, а именно Себе. И я придерживаюсь этого вот уже два месяца. Много. Да. Но мне даже нравится - меньше проблем.

Уехал Тим. Ха! Я так быстро вылечила его... Я молодец?

Короче да, я вообще в последнее время слишком молодец. Аж до того, что Тим сказал, что я постарела душой. Это хорошо? Это неплохо. Хотя Тёма твердит, что я веду себя, как ребёнок. И я запуталась. Поэтому - мне вообще пофиг)

Давно не было таких вечеров. Слишком давно. Поэтому я и отвыкла от них.

- Как ты? Ты так об этом и не рассказал. Мне.. любопытно, знаешь.
- Как? Скажу - "заебись!", поверишь? Пару дней назад единственно верным кайфом мне казался блаженный тройственный союз верёвки, мыла и табуретки. Как я? Потому и приехал, что вот так. Лечи.

Я попробую. Я постараюсь. Хрен знает, как это будет выглядеть. Хрен знает, насколько это вообще выйдет. Хрен знает, зачем это мне. Но ты садись напротив - я посмотрю в твои глаза. Просто, чтоб понять, что там новенького в черепушечке у тебя. Много нового... Изменился. Молодец. Чёрт возьми, другой человек! Или это я не такая?.. А какая разница? Что теперь я для тебя? Уже не то, что раньше. Хотя принцип всё тот же: я  остаюсь той самой горькой пилюлей, без которой в тебе просыпается чистая, светлая, бескорыстная любовь к верёвке, мылу и водке.. Всё той же пилюлей. Той же, да не той! Всё меняется, ты сам так говорил - я запомнила. Меняются все. И вот он. И он. И она. И ты. А я каждую ночь засыпаю кем-то одним, а просыпаюсь уже совсем другим "кем-то". Это хорошо? Ты знаешь, это неплохо. И всё. И в остальном мы разберёмся потом. Всё потом. 

А пока... Я так удобно уселась. Рассказывай...

И до пяти утра, пока не уснула, я слушала. Я теперь знаю всё: где он побывал за эти полгода, как, с кем, для чего, как долго, что он видел там, чего боялся, чего хотел, чего ждал, что играл и пел, что рисовал, что вспоминал, что снилось ему, почему... Знаю всё. Хотя почти ничего не спрашивала. Как раньше. Опять. А как раньше уже не будет. Это хорошо. Пусть так. Зато нам обоим теперь легче...

Бывает так, ты знаешь, что чужие шаги и тиканье часов превращаются в больное отстукивание крови в виски. Бывает так, что глаза перестают видеть реальность и показывают только то, что просит подсознание. Бывает так, что моментальная телесная боль врастает корнями в кожу, мышцы, мясо, кровь, и превращается в томительное удовольствие, без которого никак. Бывает так, ты знаешь... Помнишь же, как это бывает? Или забыл уже? Нет, глупости говорю - ты не можешь это забыть! Прости. Молодец, что приехал. Хорошо. Я рада. Вместе восстанавливать силы легче, да? Ты ведь поэтому здесь? Пусть. Это хорошо. Это значит - я ничего тебе не должна.

Ездили в хутор с Тёмой к какому-то мастеру-плотнику. Захера к плотнику - не знаю. А в этом хуторе живёт дядя Марат Джуган. Он коневод. И я всегда любила ходить вместе с Юлей в Кривов, чтоб посмотреть на этих лошадок. Просто посмотреть. Кататься боялась. До тринадцати лет. А потом посадил меня дядя Марат на Сивого - я перестала бояться. Каталась иногда понемножку на нём. Но в лошадей не влюбилась. Не скучала потом по ним. А сегодня так вот прокатиться захотелось... А Сивого уже года три как нет. Каталась на Белоногом. Вместе с псом Тереком доехала до речки. То есть я доехала, а он за мной бежал. Помнит меня, что ли? Два года не видела его. И он меня. А всё равно помнит... А я искупалась вот в чистой речке и мне хорошо так стало. Легко так. Или это от того, что Тим приехал?.. Или нет?.. А это не важно совсем! 

Пусть так. Хоть как-нибудь. Скоро июнь и скоро мне двадцать. Тогда будем взрослеть. А пока... посиди со мной немножко. Расскажи, как жил, где был - мне интересно. Я хочу знать всё.

Усталые руки рвут письма и фотографии. Усталые глаза пристально следят за тем, как они вспыхивают над свечкой, а потом долго тлеют в пепельнице. Долго. Потому что не так уж это просто - разорвать и сжечь память. 

- Зачем ты это делаешь, Юль?

- Это всего лишь картинки. Это всего лишь то, что будоражит во мне воспоминания, которые выливаются кислотой и обжигают. Это больно. Это только картинки. Это всего лишь память. Было и ладно. Зачем помнить? Кому это надо? Садись - помоги мне.

Села. Стала разглядывать снимки. Они ещё с палароида старенького.... Вот нам по шесть лет. Нам с ней. На ней розовое платье. На мне зелёный комбез. Рты у нас в вишне. Руки у меня тоже по локоть в этой вишне. Юля держит меня за плечо и улыбается во все зубы - одного переднего нет. А я срываю с дерева вишню. Да... я люблю вишню. И сейчас тоже. И ем её почти так же, как раньше... Вот нам по тринадцать. Арина уже курит. Арина уже сама не своя. Лотом у бабушки... На заборе сижу я, в синих бермудах, высоких ботинках на шнуровке и мужской клетчатой рубашке. На скамейке сидит Юля, держится мне за ногу. Рядом стоят Сева и Юра. Где они теперь?.. Вот я с Тёмой. Мне шестнадцать. Он сидит на траве у речки , вытянув одну ногу и согнув другую. Я стою у него за спиной на коленях, обнимаю его. У него в зубах травинка. Мы совсем мирные и улыбаемся. Вот я одна. В развалинах старой птицефабрики. Вся в цепях и с дестроем на голове. Мне семнадцать. Вот Юля. Там же. Такая же. Всё-таки мы похожи... Очень. Нет, не внешне. внешне мы очень разные. Это что-то другое... Я не могу объяснить. А вот Юля с мамой. Юле тут три. Её мама ещё не пьёт. Ещё живая... Снимает папа. Он тоже ещё есть... А вот я и Тим. Фото из Питера. Я его очень люблю. Оно счастливое... Вот я и Чёрт. Присылала это фото Юле вместе с письмом из Омска. Вот и письмо. В нём я пишу, как скучаю. И как неплохо мне сейчас с Чёртом живётся... На фотке вход в автомастерскую, в которой работали Обух и Чёрт, и я сижу у Ильи на плечах с сигаретой. У Чёрта в руках пиво и мой мешок. Он нёс меня верхом на себе до дома. Вот я с Илюшей. Вот Юля с ним. Вот вся наша шайка пять лет назад... Вот застолье месяц назад... Всё в огонь. Ничего нет. Все мои письма ей. Все письма Алика с колонии. Всё огню. 

- Легче, Юленька?

- Хорошо... Как хорошо!

Вот и мне хорошо... Детка, научи меня так делать! Не умею... Старые фотографии вызвали волну воспоминаний. Это не кислота. Это горячий чай. С лимоном и мятой - приятно. Хорошо. Мне жаль было их жечь...

Всё хорошо. И весна не раздражает. И мы сегодня посмотрели много фильмов военных - я поплакала. Не могу не плакать, когда смотрю или читаю что-то о войне. Глупости, наверное... Это из детства ещё. А ещё вчера я была на речке. Купалась. Остыла. Хорошо... Теперь я чувствую лето, а не весну. Это радует. Это хорошо.

Поговори со мной. О том, что вчера гидромецентр обещал мне солнечную погоду и +28 градусов на все выходные, а с утра пошёл лютый ливень. О том, что я вчера сожгла опять все свечки, какие были дома, от нехуй делать. О том, что я стала загоняться слишком в последнее время и тебя это раздражает. О том, что кончился хлеб, а идти за ним влом. О том, что нам не о чем с тобой говорить. Поговори со мной.

Люди уходят. Уходят люди. А уходя, устало оседают где-то в самых закоулках моей памяти. Вчера узнала, что Наины больше нет. Хорошая девочка из Новосибирска. Близкая мыслями. И чем-то ещё таким, что я  не объясню словами - не умею. И вот нету больше девочки. Так странно... Неси Книгу Красную - мы вымирающий вид! Неси - я стану писать там наши имена! А я умею. Я всё умею. Поэтому и не стала ещё "подземником". Год назад смеялись, говорили, что когда ляжем в землю - станем "подземниками", "кротами". Теперь не смешно. Не смешно.  И не обидно. Просто всё так, как должно быть.  Люди просто уходят. Просто не оборачиваются и не жмут руку на прощанье. Это - норма. Почему нет?

Стой! Стой. Не уходи. Подожди немного. Посиди со мной. Поговори со мной. Как это - лететь вниз? Как это - толом в асфальт? Как это - истребить себя? Наина, страшно? Расскажи! Что там, за гранью? Кто там - Ангелы? Я не верю, что там Черти. Там - Ангелы. Всем всё простят. Это только пугают Адом - чтоб меньше косячили на Земле. Но Небо всем всё простит. На то оно и Небо. Каждому по вере... 

Я говорю не впопад. Ничего конкретного. Всё пространно... Это потому, что я не вижу ничего конкретного вокруг себя - не вышла ещё из "Я" до конца. Хорошо. Одной ногой я в совсем другом мире - в своём, другой - в нашем общем. Мне хорошо. Не дёргай меня за руку - не выводи меня из этого состояния. Не пугай... Пусть будет так.

Я ухожу - возвращаюсь, исчезаю - появляюсь. Закономерно.

 Когда Арине хуёво - она пишет. Когда хорошо - молчит. А ещё молчит, когда уходит в рефлексию. Она взяла и ушла в рефлексию. Гениально... Люблю, когда апатия и получается забыть себя. Забыть, что я есть. А потом вспомнить и посмотреть на своё гнилое нутро изнутри. Интересно, его ещё можно вычистить?  Можно выкинуть оттуда весь хлам и грязь? Нельзя. Надоело уже вот так генералить себе сознание... душу, блять. Какую душу? Стало неприятно это слово. Оно стало болеть. И его хочется забыть поэтому. Но оно, сука, не забывается. И вот болит. 

В последнее время стала любить слушать, как бьются сердца. Это странная реакция на людей... Я могу долго сидеть, смотреть на человека, а потом резко приложить руку к его груди и молча прислушиваться, прислушиваться... Как-то не так... Я перестала говорить. Перестала играть. Перестала писать. Я живая? Я изжила себя. Я жду. Я только и делаю, что жду. А ещё говорю с Чёртом во сне и люблю его сына наяву. А больше ничего. А надо что-то ещё? Зачем?

Паша устал. Он не говорит об этом. Нет. Не говорит. Но я вижу. Зачем связался со мной? Зачем? Ведь знал, что я... ничего хорошего... трудно. Все всё надеются перевоспитать меня, переделать - сделать лучше, чище, проще. А как? Самоуверенные. Это глупо. 

Мне б научиться опять сказки думать. И рисовать. Или слушать. Лучше слушать. Мне давно никто не рассказывал сказок... 

А весна... такая зелёная. Такая глупая. И грустная. Хочу, чтоб она ушла!

Не спать. Не спать. Только не спать.

Я жду. Я буду ждать, пока ты не придёшь. Или пока я не чёкнусь сама.

Ждать. Это так приятно. Особенно, если я жду тебя.

Ты не думай, я скучаю. Просто скучаю. Я ничего не буду просить - не буду просить остаться. Не стану заставлять тебя рассказывать, как ты жил, чем жил, где, как... Я не спрошу, счастлив ли ты был, боялся ли чего-то, было ли тебе больно... Я знаю одно - ты меня тоже ждёшь. Я это знаю. Мне достаточно этого. Мы, наверное, слишком крепко связаны с тобой - вовек не развязаться. И как бы далеко друг от друга мы ни уходили, мы всегда будем возвращаться опять, хоть на минуточку, хоть мыслями одними, - это необратимо. Поэтому я тебя жду. 

Слышишь? Конечно, слышишь! Если даже я уже слышу тебя... Бедный... Ты просто устал. Ты просто сбился с курса и кричишь теперь в пустоту. А я слышу. Иди ко мне. Если тебе некуда больше идти. Если ты заблудился. Пока я ещё не устала ждать...

"Проснись! Дождь идёт. Будем гулять. Ночью. Под дождём. Ну разве не здорово?"

О чём мы будем говорить? Нам нечего сказать друг другу. Я больше не понимаю ваш птичий язык... Но разве нам надо о чём-то говорить? Не стоит этих формальностей! Считай, что мы - не люди. Считай, что мы не можем говорить. Сойдёт и так! Не думай! Забудь! Главное - уже сказано, второстепенное - можно умолчать. 

Я жду. Ты скоро придёшь. Я знаю. Я жду.

Весь мир - тюрьма. Вся жизнь - война. 

Так было. Так есть? Так не будет! Мне не хочется почему-то больше грозить небу кулаком и орать, как я вот им всем щас как покажу, вот прям - ухх! И не потому что это небо может дать мне кулаком по бошке или плюнуть мне в лицо - нет! Не поэтому. Просто мой голос мешается с сотнями голосов других таких же "мятежников" - меня не слышно, так же как и их всех! Я и сама себя не слышу: ору, но не знаю, что именно, не прислушиваюсь к себе. А зачем просто так рвать глотку? Не хочу! Не буду! Хотя, я не смогу жить без войны. Не смогу. Тот, кто выиграл хоть одно сражение с небом за правду, никогда уже не будет жить в мире: только теперь я буду воевать по-другому, на другом, более высоком уровне, - с собой. Враг, он внутри всегда. Это война никогда не закончится. И не будет в ней победителей или проигравших. Но она не бессмысленна. Не бессмысленней, чем война с небом...

Я упустила тот момент, когда перешагнула грань, между "была" и "буду". Это как двойная сплошная на серой ленте асфальта: пока идёшь ровно по ней - ты в безопасности, хотя и совершенно одна, места-то на этой полосе только на тебя, но если ты сходишь хоть на шаг вправо или влево, то всё - тебя неизбежно собьёт, задавит машина времени - прошлого или будущего - не суть. Суть в том, что знай: тебя больше нет - тебя ещё нет! Я сошла с этой полосы. Только я не знаю, переехала ли меня уже машина или нет ещё.

Машина запущена. Процесс пошёл. 

Я счастлива. Я решилась!

Кош не разговаривает со мной. И я с ним тоже. Это всё из-за вчерашней ругони. Спор за... за что? Я сама не пойму? За правду? А нет тут правды! Есть истина - мы оба знаем что именно во вчерашнем споре она моя, и только моя. За что спорили? В итоге мы доругались до того, что "Пиздуй! Давай! Твоя правда - иди их защищать, как хотел. Это я дурная не понимаю ничё в обрезках колбасных - в настоящем политическом панке. Это я всё. Пойди там поори, где-нибудь на площади, а не на меня. Ебашь! Только ко мне не подходи больше. И не говори со мной. Не хочу. Мерзко." И всё. И обида. Хуй с тобой! Не хочу говорить!

Я вас теряю. Я другая. Я мыслю не так как вы. Теперь. И это... это повод разбежаться по разным дорогам?.. это повод потеряться и больше друг друга не искать?.. Повод. Однозначно. Я не могу каждый день вот так спорить по каждому вопросу - до истерик; я не могу промолчать и затолкать куда-нибудь поглубже своё мнение. Тебе решать: останешься ты со мной, с такой, какая я сейчас, или же уйдёшь и сохранишь в памяти меня прошлую. И... хочешь правду? Мне всё равно, что ты решишь. 

Где сейчас носит Тима? Жив ли он ещё? Вспоминает хоть иногда меня? А скучает? 

Блять, где-то был момент перелома - я его проглядела! Что-то сломалось и отказывается функционировать. И всем от этого плохо. И тот, кто может это починить не знаю где.

Пусть. Ничего не случилось. 

Злюсь. Не доведёт - не он будет, сука! Это не Андрей - это пиздец просто!

Заспорили опять с Кошем об этих Pussy Riot. Он говорит, что они правы, потому что Церковь сейчас лежит Под Системой и духовного в ней не осталось ни грамма. Ладно. Возможно. Пусть так. Но люди-то тут чем виноваты?! Те люди, которые пришли просто помолиться, отвести душу, побыть в покое. Но нет, блять! Каким-то "Бешеным пёздам" надо было выебнуться, пропиариться, показать "А вот мол какие мы крутые и охуенный! А вот как нам срать на вашу веру, на ваши ценности! От какие мы невъебенные ващще! Видали, блять?! Ага! О, как мы умеем! А ещё мы от такие тёлки!! А ещё мы умеем читать по бумажке хорошие строчки из стихов великих поэтов. Видали?! От так вам!" И чё? Умом блеснули, или чё? Да наоборот: сидишь перед телевизором, глядишь и думаешь: Вот это, блять, туупость! Просто в край. Ни уважения ни к чему, ни ума, ни фантазии - нихуя! Ну додуматься - идти орать о своих убеждениях, политических причём, в Церковь, где люди молятся! Это вообще как? Это насколько надо быть чёрствым похуистом?! Сука! Бешенство матки, блять! Некуда уже дурь выплеснуть. А ведь у них дети, вроде как... А они уже хуй знает сколько сидят в каталажке, вместо того, чтоб быть с детьми. Нет, я этого не пойму никогда!

Мне тоже надоел Путин и его дудочка. Я тоже не очень-то довольна верхами. Да. И я об этом говорю. И не тихо. Но надо ж честь-то знать! Есть митинги, демонстрации, концерты - кричи со сцены чё хочешь. Никто не заткнёт тебе рот, если ты захочешь кричать - никто не посмеет... Но тут... Простите, я не пойму.

Теперь они сидят и жалятся, как им хуёво в тюрьмах. А как же? Не этого ли они хотели? Не пиара таким вот путём "мученика"? Кто виноват теперь? А, Путин, хули! И Патриарх, ясен пень. И вообще все верхи. И судья. И прихожане в храме. Только не сами эти выебушки. Нет! Что вы! Они защищали свои принципы! А кто будет считаться с твоими принципами, если ты не с чьими не считаешься? Это не сказка - тут так не бывает! 

 Мне противно, чёрт подери! Из-за, хотя бы, вот этого:

Мы же критикуем стремление церкви достичь главенствующую роль в общественной и политической жизни России. Среди нас есть верующие, мы уважительно относимся к религии и к православию в частности, именно поэтому нас возмущает, что великую и светлую христианскую философию так грязно используют. Нас несет от того, что самое прекрасное сейчас ставят раком. Это проблема государства, которое пытается аппроприировать и подмять под себя самое лучшее. Потому мы обращались к Богородице с просьбой прогнать Путина.

Я не понимаю! Может, кто объяснит? 

И, знаете что, если они - это панки, то я - цивил! И всегда была цивилом. Потому что в одном ряду с этими "бешеными пёздами" я стоять не хочу!  

Неужели не я? 

Неужели это не я сейчас, в полночь, когда все в доме уже уснули, выхожу из дома через окно, иду за пивом, а потом брожу до рассвета по улицам, не думая ни о чём, и думая обо всём? Неужели это не я беру в эту секунду в правую руку шприц, нахожу красивую, бьющуюся вену и медленно ввожу в неё иглу, чтоб потом три часа Жить, а потом неделями мучиться? Неужели это не я сейчас целую пальцы очередного "жаждущего" и жду, когда он наконец захочет мне ответить? Неужели это не я сейчас закидываю мешок и гитару в вагон таварняка и прыгаю туда сама, чтоб просто поспать под стук колёс, но не платить за это? Неужели это не я ем вокзальный пирожок чёрти с чем и запиваю его пивом? Неужели не я ласкаю сейчас струны гитары на тёмной улице под фонарём? Неужели не я? Почему не я? Кто вместо меня?

Раньше было - "Кто, если не я?", теперь - "Кто вместо меня?" А кто? Есть кто-то, кто смог меня заменить? Кто он? За что?

Не уходи. Посиди ещё со мной, пока не усну. А потом дверь запри. И окна закрой. И не уходи. Не уходи от меня. Я не останусь одна. Но я хочу побыть с тобой. Пока не прогоню, не уходи. Слышишь? Жди. Немного осталось. Я знаю.

Сегодня была Красная Горка. Поминальный день. Я никогда не бываю на кладбище в Пасху, только на Красную Горку. И сегодня тоже. Ходили с Юлей сегодня ко всем нашим на могилки. Оставляли пасочку, конфеты, яички и стопочку водки - чтоб кто-нибудь да помянул их неприкаянных. Я заходила к бабушке с дедушкой. Тётка тут явно не была давненько. Я это ещё перед Пасхой заметила, когда убирать ходила: траву в колено дёргала, лавочки со столиками чистила от облупившейся краски, красила всё там. Года два никто там не был... От так умрёшь - а тебя и не вспомнят, будут только думать, как наследство твоё делить... Поэтому лучше молодым умирать, когда за душой ещё ничего нету. И есть только ты. А не твоё имущество. Обидно.

Я полдня пробыла в церкви. Говорила с батюшкой. Исповедалась. Грехи за последний год все рассказала. Включая сквернословие, блуд и затуманивание рассудка дурью. Он погладил меня по голове и сказал, что если  хочу, чтоб меня простил Бог, то я должна сама себя простить. А Бог меня всегда простит. 

А Илюшу мы покрестили в прошлое воскресенье. Мама его крёстная - Юля, а папа - Кош. И я рада, что и у моего сына теперь есть Ангелы. 

А на кладбище опять шприцы. Вы слышали! Эй! Нас сменили! Уже не мы...