Море летом: гладкий бирюзовый шёлк.
[700x525]

Если вы думаете, что жизнь логична и упорядочена, значит, вы не знакомы с работниками керченского водоканала. Это другой мир. Иное мышление. Это предприятие должно быть перемещено во времени - всем коллективом, со всеми их правилами, традициями и обрядами, во времена Великой Инквизиции. Торквемада определённо одобрил бы керченский водоканал. Он дал бы им медаль Заслуженного Инквизитора, это я вам говорю.
Почему? А у них там полный бардак. Во-первых, керченский водоканал очень не любит подавать воду. Вода это знает и течёт с большой неохотой. Жители верхних этажей вообще мечтают отрастить горбы, как у верблюдов. Думаю, лет через десять они таки эволюционируют. Приезжайте в Керчь через десять лет, и наслаждайтесь видом двугорбых аборигенов. Когда я была школьница, я думала, что у всех девушек, которые живут выше третьего этажа, вырастают красивые и стройные ноги от ходьбы по лестницам. Сама я жила на втором, и ноги у меня были как спички. Теперь я выросла и знаю: у тех, кто живёт выше пятого этажа, должен быть верблюжий горб. И несколько бочек для воды. И всегда полная ванна. Потому что без воды, сами понимаете…
Вернёмся к водоканалу. Хорошо, когда вода есть. А вот когда её нет… Знаете, что они делают? Они её привозят в таких машинах с бочкой. Это очень шустрые машины. Казалось бы, вот она, только приехала. Бежишь домой за ведром, спускаешься вниз – а нету машины! И стоишь во дворе с пустым ведром, как дура. И обязательно вокруг начинают ходить соседи, которые со злостью косятся на пустое ведро – и ведь понимаю, что бред и суеверие, а перейти людям дорогу не могу. А они, наверное, думают, что я их специально караулю. И вот мы стоим и топчемся, и косимся друг на друга со злостью. Они всё ждут, когда я начну им дорогу перебегать, радостно гремя пустым ведром. А я делаю вид, что вышла покурить. Ну, ведро. А что ведро? А это так, случайно… Идите уже в свою квартиру, у меня третья сигарета догорает… Ну и, конечно, нервы сдают у нас одновременно. Они тихо матерятся и бросаются к подъезду, и именно в ту же секунду я тихо матерюсь и бросаюсь туда же. Дальше – наперегонки. И не смешно, кстати: воды-то дома так и нет.
Есть такие люди, которые ненавидят свою работу, а ещё больше – людей, для которых они работают. Видели таких? А теперь умножьте это на целое огромное предприятие. Вот как водоканал нас не любит. Причём, я могу предположить, что есть объективные причины не любить должников. Но вот за что они ненавидят исправно платящих людей – ума не приложу. Это иная плоскость бытия. Но я вам больше скажу: водоканал ненавидит даже своих работников. Вот он какой. Я даже начинаю им гордиться.
Ко мне в течение недели приходили четыре (!!!) раза книжку проверять. В том числе - с представителями исполкома. Я три раза показывала книжку с оплатами, на четвёртый подняла крик на весь дом. Вот ЗАЧЕМ? Зачем они посылают людей по квартирам, если не фиксируют информацию, которую эти люди им приносят? Это они так развлекаются? Прикол у них такой?
- Хорошо, пришёл человек из водоканала. Посмотрел мою книжку с оплатой, ушёл. Куда он пошёл, пьянствовать? У него амнезия? Или он по дороге уволился и не донёс до организации благую весть, что у меня нету долга по воде?
- Ладно, всё бывает. Амнезия случается, а пьют у нас вообще через одного. Через день ко мне снова посылают лазутчика. Он тоже видел мою книжку. Куда он пошёл, я вас спрашиваю? Вы думаете, он пошёл в водоканал и рассказал, что я не должник? А вот хуй! Через день ко мне пришли уже с представителем исполкома!
Я им даже двери открыла. Мне работник исполкома удостоверение показал, я за него вежливо порадовалась. Ну, - думаю, этот не пьёт. Этот в водоканале скажет, что у меня всё оплачено. И что вы думаете? Через два дня ко мне пришли две водоканальские тётки! Они сказали, что я должник, и что внизу стоит карательная машина, которая приехала меня отключать!
- Знаете, как я орала? Я порывалась спуститься к машине. Дети держали меня за подол, а старший даже спрятал за спину мои сапоги. Я хотела сама, в полном объёме, доходчиво, раз и навсегда донести до водоканала информацию о том, что у меня нет долга! И что если они посылают людей по квартирам, им не мешало бы записывать то, что эти люди им говорят. И проверять своих работников на амнезию, алкоголизм, попытки перемещения во времени и склонность к похищению инопланетянами!
Тётки опешили, убежали на другой этаж, и долго оттуда извинялись. А я начинаю восхищаться керченским водоканалом: это ведь надо уметь так работать!
А вы говорите – инквизиция…

Сижу ночью за компьютером. Тишина, дом спит. И только сверху, на каком-то этаже, раздаются звуки падающего тела и мерных ударов. Пиздец. Пойду смотреть фильм ужасов.

Зима в Крыму. Странная, безжалостная, тоскливая. Резкий ветер с моря заставляет прятать голову глубоко в плечи. Под ногами – замёрзшая грязь. Скользко, скользко, чёрт, как же скользко! Людские тропы перемещаются на газоны. Там хрустит под ногами обледеневшая зелёная трава. Если присесть и приглядеться, можно увидеть зелёные листья одуванчиков и подорожника, обледеневшие стебли дикого цикория, покрытые тонкой корочкой льда домики улиток.
Ветер – безжалостный, изнуряющий, холодит пальцы даже в перчатках. Ноги теряют чувствительность. Ветер хлещет по лицу, словно мокрым полотенцем. Толкает в спину, рвёт из непослушных пальцев сумку. Серое, тяжёлое небо хмуро смотрит вниз, оно будто бы ненавидит всё, что лежит под ним – город, людей, всю эту медленно копошащуюся серость. Хорошо жить в Крыму? Ха! Приезжайте к нам зимой! Желательно в начале февраля. Добро пожаловать в прихожую ада.
Снег – редкий дар крымской зимы. Редкий, драгоценный и крайне недолговечный. Первый день снегопада воспринимается с недоверием. Как? Правда, снег? И – к окну. Увидеть своими глазами. Поверить тому, что видишь. Вот они: крупные снежные мухи лениво кружатся тучей, падают на подоконник, ложатся на траву, липнут к рукавам прохожих. Вечером снегопад становится сильнее, он клубится в лучах фонарей, мельтешит в свете автомобильных фар, ласково трогает брови и ресницы. И утром, проснувшись, первым делом – к окну: лежит? Лежит! За окном сияет так, что глазам больно. Нет больше чёрной замёрзшей грязи, нет изломанных, будто бы искорёженных веток деревьев, плавным изгибом лежит белое сверкающее полотно: первый крымский снег.
На улице тихо, только под ногами чуть поскрипывает. Куда-то подевался ветер, стихли звуки, даже машины, кажется, не едут, а скользят на цыпочках. Глаза прохожих ошалевшие. Вместо хмурого напряжённого взгляда то и дело встречается сумасшедшая искорка заговорщика. Так и хочется улыбнуться, подмигнуть, и сказать: «Снег, а? Надо же!». Вот идёт навстречу мужчина, тянет за собой новенькие санки. Когда они были куплены – вчера? Сегодня утром? Санки в Крыму – один из бесполезнейших предметов. Одиннадцать месяцев в году лежат они на антресолях, чтобы всего лишь одну неделю катать малышей. У папы ребёнка сияющий взгляд. Кажется, он ничуть не меньше сына радуется снежной погоде. Вот идёт полноватая тётенька. Двигается осторожно, уточкой, взгляд сосредоточен. Мужчина лет сорока прикрикивает на мальчишек, раскатывающих обледеневшую тропинку. Мальчишки неохотно уходят, не оглядываясь, и не видят, как мужчина, воровато оглянувшись, отталкивается и едет по импровизированному катку. Даже местные алкоголики, кажется, стали чище и светлее. Снегу удалось, казалось бы, невозможное: он растопил заледеневшие сердца и напомнил каждому о давно ушедшем детстве.
Снег украшает город, но только не море. Медленно перекатываются винцовые мутные волны, словно ртуть плеснули на набережной. Холодно, сыро, неуютно. Море зимой становится чужим и далёким, нет в нём той манящей лёгкости, присущей ему весной и летом. Даже осенью море кажется родным. В нём чувствуется жизнь, тишина рыбалки, щедрость богатого улова, золото солнечных лучей. И только зимой понимаешь, какой чуждой может быть морская стихия. Эта неприветливость чувствуется на расстоянии: никогда набережная не бывает так пустынна, как в зимние дни. Даже самые преданные жители приморского города, привыкшие гулять у моря, стараются обходить набережную стороной. Это - не наше время. Это не наше море.
А снег продолжает падать, и всё больше людей выходит на улицу. Особенно хорошо зимой в центре города, на тихих старых улочках. Только здесь снежные дорожки до сих пор посыпают не песком, а золой из печки. Обгоревшие угольки скрипят под ногами, в воздухе пахнет дымом, на развесистых лапах туй и кипарисов лежат тяжёлые шапки снега. Низкие одноэтажные дома с коваными воротами, выкрашенные в блёклый невнятный цвет, благодаря сверкающему снегу похожи на иллюстрации из детских книжек. Будто бы оживают старые советские открытки, на которых акварельные пейзажи были украшены серебряной краской. Город меняется, на него вместе со снегом опускаются невидимые нити волшебства.
Как жаль, что это не надолго! Проходит несколько дней, и погода меняется. Тает снег, превращаясь сперва в жёлто-белую кашу, а затем – в мутные ручьи, застывающие по ночам корочкой льда. Ветер вновь начинает дуть в полную силу, заставляя прохожих кутаться в шарфы и надвигать на глаза разномастные шапки. На календаре – февраль, а это значит, что ждать тепла ещё очень долго. Ещё придётся слушать вой ветра за окном, бороться с дверью автомобиля, растирать окоченевшие щёки и пальцы, и проклинать суровую крымскую зиму. Но остаются воспоминания. Воспоминания об искрящемся снеге, о запахе дыма в старом городе, о сверкающих белых кипарисах и смешливых глазах прохожих. И даже под самым суровым ветром с моря становится теплее от воспоминаний о другой, снежной крымской зиме.

Видимо, теперь я должна сидеть и разбираться со всем вот этим.

Терпеть не могу дневники.