Все искры романтики мы посвящаем лишь самим себе.
Обманываемся, думая, что посвящение проходит, словно тайная прецессия с индивидуальным участием.
Всё дело лишь в том, кто эти искры способен разжечь и какую величину возгорания способен придать. 

Здесь таинственность вырисовывает свои четкие круги на песке. И всё словно преображается. Становится пестрым и острием ощутимым. Таинственность - словно горчинка в приторно сладком блюде. Пикантностью нот блещет, очаровывая изнутри.

Привет, мой электронный маленький мир.
Я покинула тебя так надолго.
Прости уж.
Меня поглотили другие миры, более жестокие и мало щадящие мое маленькое детское сердчишко.
Но я не сетую тебе на них...
Почему?
Потому что я отлично знала о беспощадной пронзительно черствой действительности вокруг меня.
Мне было так хорошо в своей обособленной собственной Нарнии. Да что там.
У меня была целая галактика. Одна.
На одну меня. А ещё на тех немногочисленных завсегдатаев, что любили туда захаживать.
Точнее даже на тех некоторых, кто периодически захаживал по мере возможностей или в силу собственного желания.
Такие Вселенные часто манят к себе незнакомцев и странников, ютят их в своих нежных собственных объятиях.
А затем загостившие странники начинают обитать там уж слишком по-свойски, круша и переиначивая, переставляя все местами, не понимая, что каждой асбтрактной вещице, пусть уж на первый взгляд так абсурдно и нелепо громоздящейся ну в очень уж непригодном для сего пространстве,  отведено лишь свое собственное место, лишь ОДИН ЕДИНЫЙ порядок. 
И они могут жить, руководствуясь лишь СВОИМИ СОБСТВЕННЫМИ желаниями. А как только нахальные странники всласть нагостившись, начинают думать, будто это - их собственный дом, тут уж наступает маленький, но совсем уж из ряда вон выходящий апокалипсис.

Боже мой, бросьте.
Это так смешно, когда некий псевдовозомнитель, именуемый никак иначе, как (о да, столь самонадеянно и не менее громогласно) Властителем твоей Вселенной, говорит тебе о плановый изменениях, которые будут производится четко в соответствии с расписанием.
Добрый вечер, Доктор Фрейд. Не извольте уж тут прилечь?
Ах, да, простите, конструирование моей психосексуальной фазы развития ещё не завершено.

Так вот уж лучше изгонять дьяволов, чем уничижать собственное сердце о черствость шипов чужих сердец.
О, другие миры, я питаю слабость и жуткое любопытство к их самоотверженному познанию.
Они всегда таят в себе тайны, горечь затаенных надежд и веру в непоколебимое счастье в когда-либо из грядущих дней.
На самом-то деле мы все так похожи.


Реальность таковой и остается, если в ней самому ничего не менять.

                                                                                                                                               На часах уже 3.34, такое                     непозволительно ранее утро. Самое время занять прежние позиции в мире, куда более увлекательном нынешнего.
Будь со мной, Моя Нарния.

А мне бы хотелось, чтобы к моему балкону примыкала лестница и вела прямиком к тебе в дом, в комнату, где ты смотришь свои яркие бренные сны.

А я ещё, мне бы хотелось, чтобы нам тот час исполнилось бы по 15, пы тайком выползали из собственных бетонных коробок и встречались где -то на середине этой самой лестницы, поздно ночью, когда родители полагают, что мы спим крепким сном, а тем временем мы с тобой смотрим на ночное темноманящее усыпанное россыпью ярких звезд небо. И ещё спорим, какого цвета оно сегодня: темнее черного или иссиня голубое. Ловим падающие звезды, обжигая руки. И этими же собственными ручищами  меряемся, у кого якобы больше звезда, а чья - ярче горит.

На нас смотрят внизу проходящие мимо прохожие и ностальгически улыбаются, ведь у них тоже было свое собственное, такое наивно-беззаботное детство.

 

[700x584]

Наступил вечер. Словно заботливая мама в комнате сына задергивает шторы, так и море, почти мгновенно, укротило солнце и рассыпало на небе звезды. Осталось несколько часов перед сном и в это время все собирались вместе, и кто-то из взрослых начинал рассказывать детям удивительные истории. Много из них были о море. Это и понятно, ведь море позволило земле подняться из пучины и родить человека. Оно всегда рядом, его дыхание всегда слышно, словно напоминание, что этот дар оно всегда может забрать обратно. И часто, когда дождь обрушивается на остров как стена, и море с дождем объединяются в одну разрушительную силу, многие молятся, чтобы море пощадило их и дало им еще один шанс исправиться и быть достойным его решения подарить миру другую жизнь, такую отличную от того, что оно бережет внутри себя.

Но больше всего всем нравятся рассказы об удивительных странах, где вместо дождя на землю ложатся узоры неба. Эти узоры люди называют снежинками. Небо бережно складывает их из мельчайших частичек замерзшей воды и дарит людям. Эти узоры все разные, ведь это мысли неба, а оно думает о каждом, кто существует на земле.
Рассказывают, что снежинки можно поймать на ладошки, и снежинки растают от тепла ладоней или дыхания, превратившись в капельку чистой воды. Снежинок может выпасть так много, что они укроют всю землю, тогда все эти снежинки называют снегом и по нему можно ходить и слушать, как снег скрипит под ногами, одетых в специальную теплую обувь. Земля становится белой и чистой и этому не видно конца и края… В это волшебство здесь, на острове, почти невозможно поверить, ведь у них так мало белого цвета. А когда взрослые замечают, что у детей от этих рассказов уже распахнут рот, им говорят, что будь они там, на снегу, уже бы столько снежинок попало в их открытый рот! Тогда дети поспешно его захлопывают и в темноте видны только два больших удивленных от услышанных чудес глаза.
На остров приезжает много белых людей из тех далеких стран, где есть снег. Они говорят, что приезжают на отдых, но на острове верят, что они приезжают только для того, чтобы рассказать о снеге. О том, что по снежной земле можно ездить на «лыжах», а с горок, усыпанных снегом, можно съезжать на «санках». О том, что дети в этих странах играют «в снежки» и, играя, иногда строят целые крепости из снега.
Здесь, на солнечном жарком острове, ничего этого нет, и каждый здешний ребенок знает, что добраться до снежных стран ему в своей жизни, скорее всего, не удастся, и его мечта увидеть снег никогда не осуществиться.
И долго после этих рассказов дети не могут уснуть, но когда все же засыпают, им снятся сны про далекие снежные страны, как они идут по снегу и смотрят в небо. А небо улыбаясь, дарит им снежинки с мыслю о них, которые падают на землю, а некоторые из них – на обращенное к небу лицо и таят, превращаясь в капельки и делая почти незаметными слезы, которые появились из глаз, впервые увидевших снег.

Чёрт возьми, такие сопли развела тут.
Пора бы становится черствее, хладнокровнее и надевать вторую кожу, и разучится чувствовать хоть что-то. Так, вероятно, проще, правда?

Меня либо слишком много, либо я на исходе выдыхаю последний ритм.
Либо я в опьянении счастьем, либо бросаюсь в дрожь от охватившей истерии безумия.
Жить по максимуму - утомительно до нельзя. Вот именно, что нельзя, девочка.
А я ... Что до меня? Жизнедеятельствую таким образом вот уже n-ое количество лет. 
Кого обманывать? Максимализм - не лучшее, что можно перенять от детства. Это как бродить вдоль острия самого опасного оружия. Как бокс с боеприпасами - всегда чревато бегствием. Или бедствием? Судьбе лишь выбирать. И только. Властность случаев или безумие случайности? Вся эта жизнь называется сумасшествием. И если я уж спятила, то при рождении. А жить так - как с распоротой тесаком настежь грудью - восприятие обострённое, чувствительность на пике. Жить константно с воспалённым сознанием и бешенным биением в области рёбер. С широченно распахнутыми глазами и наглухо запертым от посторонних сердцем. Наглухо. На то она и девочка-катастрофа, стихийность обещает быть повсюду.

Знаешь, в мире теперь совершенно другие казни.
Люди дышат в клетках, никому ничего не рассказывают,
Забираются на самые высокие этажи.
Сжигают в себе все чувства и молчат о самом, о родном.
Я не помню, как город наш был сожжён,
И мы не знаем, кто мы теперь, и где утеряны стали под многотысячными мириадами трепетно далёких звёзд.
Просто будь со мною всё тем же, прежним.

Мир бренен, говорю тебе, точно.
И всё его великолепие в обыденно-будничной простоте. В смехе двоих в тишине пустых улиц, в брожении вдоль тонких оборванных бордюр и балансировании на грани, когда в спину впивается ветер с визгом проносящихся по проезжей дороге куда-то спешащих машин. В том, чтобы позволять себе роскошь чаще простого вести себя уж больно непозволительно глупо и как-то по-сумасшедшему. И, вероятно, ловить недоумение на лицах случайных прохожих - это тоже экстатического рода удовольствие. Странное такое, но знакомое. Так хочется разомкнуть пошире руки и возомнить себя уподобившись птицам, что стаями пролетают над головами странных чужих серых людей. 
 

Истина кроется вовсе не в шифрах спецслужб,
И не в маркированных грифом "секретно" папках.
Истина в той, которой ты все-таки нужен -
такой вот нескладный, растрепанный психопат.
В той, что носит с собою пластырь для твоих ссадин,
в той, что могла тебя бросить - но не бросает,
в той, что тебя прикрывает всегда сзади -
в девушке с волосами цвета неба ноября. 


Люди должны учиться отдавать всех себя, без остатка, и всё своё уметь отдавать. Дарить  - это и есть необходимая плата того, чтобы учиться ощущать истинную ценность каждой неумолимо мчащейся секунде. Ибо это даже приятней, нежели оставаться в роли получателя. Учитесь отдавать, господа. А ещё - ценить настоящее. Оно в одно мгновение становится прошлым. Поэтому - цените вдвойне, что есть мочи. Держась за дорогое, за важное.

Растопчи сервиз, затяни ремни потуже, да и завязывать пора уже с полуночными идеями кого бы обезглавить. С усталостью пора расправиться. Небо по ночам такое необъятно манящее со всей этой своей звёздностью, что вспоминаешь все детские мечты, в которые так беззаветно верилось, что практически взлетала, вздымалась далеко-далеко ввысь. Как сейчас помнится тот единственный незабываемо волшебный сон, где с такой несказанной легкостью парилось вдоль рек, леталось над лесами, набирая в лёгкие дозу леденящего воздуха. Это было в без восьми двадцатилетнем возрасте, кажется. Брежу. Почти наяву. Всё проходит прежде. 
Теперь всё ближе дни, когда снег хлопьями будет спускаться на твои тонкие плечи. А что сегодня? Сегодня всё странно. Только знаю точно, что счастлива. Я ведь генератор счастья. Не правда ли? Хоть это я делаю как-то по умолчанию.Тихо, еле слышно, сбивая дыхание. Просто дарить ощущение счастья, теплого, нежного, согреющего изнутри.
Я так привыкла. Жить самостоятельно, не боясь за себя постоять. 
В общем, будь счастлив, малыш. Просто будь счастлив. И пусть у тебя хватит смелости оставаться мужчиной, преисполненным мужественности.
Отнюдь не дурно, как по мне.
 

[500x331]

Один день из другой реальности. Один день жизни, где реальность поглощает иллюзии, и кажется, будто мир обрёл краски твоих мечтаний. 

Эти дни случаются. Случаются, насколько известно, не чаще пары-тройки раз в год. Но даже это способно подарить ощущение, будто я жива. Слишком, но жива. 

Хах, слишком жива... Не смешно ли? Каждый миг этой несуразной действительности пытаешься жить, затаив дыхание, с горящими глазами и искренностью, струящейся прямо из сердца. Эти куски искренности с меня сдирает время. Как пожелтевшие обои, сорванные с небрежностью и обнажая голую  нетронутую дикую плоть квартирных стен. Они ведь тоже пытаются стать живыми. Насыщаясь тем, что происходит в пределах этих стен, возведённых в пространстве, обрамляющей совсем уж интимную грань человеческой жизни. Казалось бы, что может быть ещё откровеннее, чем то, как человек способен оголить душу, вывернув свой внутренний мир наизнанку? И почему иногда так хочется вычеркнуть себя ото всюду и, исчезнув, проснуться где-то на краю другой неизведанной Вселенной? Или на другой планете, где по чьим-то догадкам существовала жизнь? Леденеет где-то внутри, откликаясь мурашками, щедро усыпающими каждый миллиметр кожи. Холодеет сердце. А всё от мысли о лжи, которая просачивается внутрь даже самых искренних надежд, отношений, веры... Она повсюду...  Как второе дыхание, что всегда следует за первым. И знаете, от этого вовсе не легче - -от осознания. Всё слишком двулико. Всё. Вся. Все. Это моя утопия, собственно как и любого другого, кого единожды/дважды/трижды/ раз за разом когда-либо предали. И не важно, что именно произошло. Важно только то, что после мы замечаем, как невмоготу становится по-новой доверять людям. Иногда даже выше любых приложенных сил. Особенно тем, кому бы следовало бы открыть своё сердце. Но, как и заведено, слова - это всего лишь то, что сотрясает пустоту. Всего лишь или ..? На самом деле реальность проста, если прикладывать усилия ко всему, что делаешь именно ТЫ.  Будь то поступок, действие или просто слово. Особенно слова. Сейчас такое время. Поколение информации. И  за каждое своё слово необходимо нести двойную ответственность. Даже более: всеми силами взвешивать то, что должно быть наполнено смыслом. Переосмысливание, попытки одухотворить, наполнить значимостью то, что мы обыденно произносим. Лишь это важно. Во истину. не облечь слова и себя ни в одну из условностей - это титанический труд. Но только это и способно предотвратить погружение в пучину рутинности и запутанности собственных приоритетов и не утратить собственные жизненные ориентиры, и что немаловажно - ценности. Оставайтесь верны тем, ради кого готовы меняться. Потому что именно такие люди способны воодушевить и привносить в вашу жизнь недостающие пазлы из общей целостности картины. Цените настоящее. Это действительно важно. И прежде чем питать себя другими людьми, требовать взаимности, искренности и доброты, дарите сами. Только так можно жить что называется "расправив крылья". 

- Ты всегда будешь для меня ребенком.

То ли слишком поздняя ночь, то ли слишком раннее утро. Ночью гораздо лучше получается быть собой. 

Когда позволяешь прикасаться оголёнными руками с засученными рукавами к самому сокровенному - фибрам своей души. Слишком уязвимому и ранимому. К самому хрупкому и настоящему, что в тебе таится. Внутри меня живёт вечный ребёнок: наивный, но мудрый, по-детски импульсивный, но рассудительный. На обозрение только единицам. Тем, кто когда-либо успел стать близким. А соль вся в том, что единожды открыв дверь в ту самую глубь души, после её уже не запрешь. Я могу пытаться сделать это несметное, бесчисленное количество раз и рассеиваться в тщётных попытках запереть на засов. Да всё с нулевым результатом.

Люди не умеют раздеваться односторонне. Расстегивая джинсы, расстегнуть все сокровенные уголочки души. Им постоянно надо вместе с бельём стянуть с себя все воспоминания. Просто не надо раздвигать ноги на ширину души, когда от тебя хотят только секса.
Это всего навсего наивность в последней своей инстанции. Душевное порно, обман о взаимности. Кому нужны твои способности ценить/любить/верить/заботиться, если это всего лишь одноразовая похоть. 
И

[495x496]

Девочка-катастрофа всё так же режется о листы бумаги, бьётся о всевозможные углы квартирных лабиринтов
и разбивается от всех этих людей в моём стеклянном пузыре.
Не буду писать огромное вступительное слово. Кажется, вернулась.
Не знаю рады или нет, но придётся снова меня терпеть.
Я рада.

Чтобы вас не забыли, останьтесь. Отпечатками пальцев на запотевшем стакане с холодной водой. Тогда, может быть, вспомнят, касаясь губами - мы однажды тут были. А что в этом всем? Только время. И тайны пустых коридоров, залитых потоками света из низких и маленьких окон. И скрип ржавых старых петель.
Я все это помню, я вижу, спускаясь по пыльным ступеням и поднимаясь наверх.
- Не закончится никогда, - говорю. - Не закончится. И свернется в тугую петлю толстыми черными кольцами, зажмет нас внутри и не выпустит бессмертное жестокое время.
Все всегда уезжают навсегда, вместо нас всегда возвращается кто-то другой. Другой - возможно это и ты сам, но на самом деле - это вовсе иной человек, и очень часто - чужой тем, кто остался. 
Так уж случается, мы всегда уезжаем навсегда. Те мы, которыми мы были. Возвращаясь, приходим туда, где учились жить и без нас. Учились - нет гарантий, что это было столь красочно и плодотворно. И не важно, плохо ли, или хорошо. Важно то, что возвращаются не те, кого ждали. 
С иными мыслями, переменённым сознанием и с сердцем, окрашенным в другие тона. Мы становимся другими без тех, с кем эти перемены необходимо бы переживать. Без тех, с кем учились быть настоящими, перед кем сдирали, порой вместе с кожей, свои маски и с кем не скрывали уязвимость и ранимость своих нежных натур. 
И лишь тогда приходит время выбора - сознательного или ошибочного - решать только нам. Тот самый выбор, кажущийся мелочным или буднично-повседневным, а на деле - судьбоносный - но всё тот же старый добрый приятель, мистер совладающий и покоряющий неслучайные случайности. 
Когда мы решаем, запереть ли плотно дверь в сердце на засов от тех, кто будучи близким, прощался с нами, провожая глазами уходящие поезда, или сократить, свести расстояние к минимуму, по-новой сблизившись с теми, от кого так звенящей тоской не хотел уезжать.
Путь наименьшего сопротивления не всегда бывает удачен. Он скорее провален, как зыбучие пески зловещей Сахары.
Случается так, что порой стоит приложить усилия, побороть барьеры во имя того, что некогда было важным, занимающим внушительных размеров место во внутренней Вселенной каждого из нас.

Оставайтесь светлыми пятнами в прошлом знакомых людей.
А лучше и вовсе - держитесь близкими.

А я  спотыкаюсь, разбивая коленки в кровь, на изгибах чужих судеб, что по воле случая коим-то неведомым образом пронеслись по встречной полосе линии моей собственной жизни.  Пытаюсь побороть барьеры и кровожадно согреться сердцами тех, кому не принадлежу. Долго ли ещё блуждать в темноте и мраке собственного сердца?
Иногда нужно разрушить всё , спалить всё дотла, чтобы потом начать всё сначала.
По вопросам собственной судьбы следует обращаться к своему сердцу. Оно, мудрое, стучит от первой нашей секунды до последней – как опытный радист, посылающий в эфир важные зашифрованные сообщения. Почему мы доверяем кому угодно, кроме себя? И о безвозвратно ушедшем, и о светлой надежде лучше всего знает сердце. И только потеряв с ним связь, мы набиваем шишки и коллекционируем шрамы.

[показать]

Запахи шумного города, врывающегося с разгорячённым ветром в окна моей неспокойной квартиры так и разгуливают вдоль стен, жадно впиваясь в мои ноздри, будоража рецепторы. Раскалённый солнцем воздух сжимает мои лёгкие, преврящая дыхание в утомительную процедуру. В полдень он и вовсе сжигает до тла все внутренности. Или это всё мои скучания по тебе?
В этом городе нас нет отныне.
Всего лишь месяц.
Всего лишь середина лета.
А внутри меня всё ещё не остыло.
Ночи становятся по-летнему несоизмеримо длинными. И всё чаще сны приходят на рассвете, когда небо вновь окрашивается розовыми переливами и я почти отчаиваюсь уснуть. Как-будто чьей-то невидимой кистью сгущаются краски в одном полуночном стакане, рисуя утренние блики на небе, где ранее кто-то щедро зажигал звёзды. В такое время кожа пахнет противокомаринными кремами. И завтраки уплетаются уже в послеполуденное время.
Знаешь, возможно мне просто удастся заполнить ту пустоту внутри себя. Заполнить себя собой же. И пульсирующие в моей голове навязчивые грёзы. . . Мне бы не тронуться умом или не изменить самой себе, с концами утратив рассудок. Уцелеть в битве с самой собой. Наверняка это искушение для санитаров психиатрических клиник.
Все эти суетливые люди, что отражаются в зеркалах манящих витрин. Они хранят в себе тысячи чужих пустот. Суета не наполнена смыслом. В ней выкипает жизнь, день за днём перегорают судьбы, сжигаются сутками напролёт.

[показать]

Поразительно, как многого люди могут не знать друг о друге.
Внутри нас целые театры, на сценах которых разыгрываются пьесы, драмы, вершатся судьбы и сплетаются воедино целые истории, чьё большинство остаются вне познания даже самыми близкими.
Как мало слов, так мало близости, так много игр, суеты.
Человек всю жизнь может жить праведно, а после - под давлением силы, вершащей, судьбоносной  - уйти на дно, медленно скатившись по скользкой наклонной, губя жизни миллионов людей одним касанием пальцев взорвать ядерную бомбу.
Люди становятся марионетками в руках других, более влиятельных личностей. А те в свою очередь смиренно играют роль кукловодов, не забывая при этом подчиняться велениям других кукловодов, являясь передвижными фигурками на шахматных досках.
Эта иерархия - системный механизм, что исправно работает со времён начала эпох.
Каждый из нас является вершителем чужих судеб. А прежде - и своей.
Сухие предводители скупы, но именно они руководят страницами, слоями наших жизней.
Пока мы отчаянно и непокорно подчиняем порывы рассудку, кто-то иной совершает свой следующий ход, жертвуя ферзём.
Судбоносные шаги - это мозаика всех ходов, так или иначе уже совершённых.
Люди становятся противниками, превращаясь в оружие массового поражения в руках и умах себе, казалось бы, подобных, истребляя жизни и души невиновных.
А тем временем пишется история, меняются реальности, ломаются стереотипы  и эволюционирует среда, обрамляющая действительность.
Люди - оружие в руках друг друга. Ибо именно они - вершители. Как собственных судеб, так и чужих. И лишь время способно уяснить вам, жизнь скольких из них была затронута вами, повёрнута вспять, вывернута изнаночной стороной. Были ли вы вольны на то, или нет.

Детство - это волшебство. Нужно лишь пошире открыть глаза и окунуться в "детство". Смотреть на мир сквозь другую призму.

- Nobody thinks that I can. But I can. I can be extraordinary! ©

Всего лишь имя
Всего лишь минуты
До завтра остаться
Секундной слабостью
Превращаясь в вечность
Стирая гримасы
Фальшивых витрин
Взглядами по ветру
Бросив, касается
Вновь отражение
Смелых причин.

К концу июня, Когда холод...
И солнца нету, Мы сомневаемся...
А вдруг обманули,
Вдруг. Нас. Обмануло. Лето.?
В периоды острой нехватки эндорфина
Мы убиваем в душе скребущих кошек.
Это не то, чтобы просто, Но и не сложно уже.
По ночам джаз...Мы как будто
Стали взрослее. Лежим и мечтаем,
Что кому-то еще, кроме нас,
Может быть на душе холоднее.

Надежда - самообман, но это всё что у меня есть. А по ночам вскрываются души, в обострении чувства, в накале эмоции. Всё становится ярче, больнее, - ощутимее. И теперь страшно. Признать, что всё собственно выдумка, грозные грозы. Бушуют в морях эмоций, пролетая чайками над поверхностью шумных течений. Смелых явлений, и приходов, как у наркомана. Будто бы всё не зря. Да зря, напрасно. Где-то там, наяву. Обманываешь себя, глупая. Это не жизнь, а медленное самоубийство души.
Внутри безлюдно, сыро, грязно, но много стульев. Все - пусты. Горечь обманутых надежд и тонкий приторный привкус лжи. Самой себе. Вновь обозналась. Самое время вывернуть себя наизнанку и выстирать.