И когда-то по зелёным волнам полей, к беграничному океану неба побегут незримые духи ветра и мы побежим вместе с ними... Бесконечно свободные, призрачно одинокие, но всё ещё помнящие запах земли... [700x466]
Є таке щастя - світити. Немає нічого ліпшого як відчувати себе сонцем для сполоханого нічного метелика чиєїсь душі. Твоє буття не є марним, коли ти запускаєш промінчик своєї душі у темну глиняну пустку криниці чужої безвиході і він, у, здавлось би, згаслих очах, знаходить відблиск. . Я знаю, зорям-гігантам є блаженство у тому, що від їх променистого погляду, на оповитих одвічним мороком і холодом планетах, розпускаються квіти... Як чуєш, що від твоїх учинків, слів, ба, навіть, погляду,, розквітає живе полум"я - то розпрямляються крила. Так, за спиною виростають крила, щоб згодом тріпонути білосніжним пір"ям і струсити із того живого пилюку та попіл від чужих київ, котрими так довго цькували ту згаслу душу.
Хочеться світити, будучи для когось центром галактики, а для когось лише пролітаючою зорею у гігантському космісі - не важливо. Важливо світити.. світити...
Проте, космос повен і чорних дір... Так, навіть світло надвеликих зір є скінченим. Світилам також потрібен час, потрібен спокій і простір, щоб сповнитись того теплого лілово-помаранчевого щастя, щоб знову нести світло, щоб знову роздавати його всім нужденним і тим, хто простягає за ним руки. І джерелам світла потрібна енергія, інакше вони виснажуються, спалюють себе дотла і перетворюються на безкінену порожнечу - чорну діру, котрій вже не стане світла й тисячі сонць, на шляху безглуздою горизонтальною вісімкою.
А ви ж черпаєте світло. Ви вбираєте його у себе, кожною клітиною душі, хто - з радості, а хто, либонь, з жадоби. Вам не чутно, як той кухоль їз сонячним промінням спустошується і як вже ваші руки шкребуть його глиняні стіни. Досить, досить... дайте лиш перепочити... Вам не почути тихого шепоту того духу, що вкотре здавили своїми ненаситними руками. Хіба не бачите - ваші руки залишають криваві рани? Не бачите, і сповнюєте ті рани гноєм власного Я, усим, що є в ньому мерзенним, байдужим, непотрібним, порожнім. Хочеться закрити руками лице і втікати геть од того егоїстичного, що, здавлює у обіймах і не чує хрускоту твоїх костей. Нескінченне Я, нескінчене у своїй безглуздості і несилі розгледіти власну персону трохи згори, знову хапає мене і несе у терни нескінченних марних слів. Ви витоптали мою луку, перетворвши світанкові трави на плацдарм для власного мазохізму, ще й запалили з сотню прожекторів, щоб прискіпливо розглядати мої нутрощі.
Залиште мене! хоч на мить! Дайте знову перетворити серце у квітучу оазу. Дайте-но поблукати по різнотрав"ю чужих гаїв, у яких, обіцяю, не зірву ані стаблинки. Дайте вітру розвіять увесть той сморід, що ви лишили по собі, дайте й мені трохи зігрітись у чужих променях, зовсім трохи, щоб лиш перев"язати обірвані струни душі. І я знову горітиму.
Бо є таке щастя - світити.
Мені знову і знову стрічається цей нав"язливий образ: хлопець із дівочими рисами обличчя і глибокими сірими очима, крізь які, здавалось би, вдивляється у цей манірний світ далекий спокій космосу, складений із промінчиків, що прямують до землі прожилками листочків у далеких зелених лісах. Світлий і ласкавий погляд, чи то занадто земний, чи то занадто космічний для цього світу...
А вот теперь мне нужно сбежать. Уехать чем дальше - тем лучше, чем быстрее - тем лучше, чем незапланированней - тем лучше. Разорвать эту чёртову цепь замкнутых кругов, чтобы приехать туда, где тебя точно уж не ждут, даже туда, где ничего тебе не шепчет о свободе, кроме порывов ветра в собственной душе. просто разорвать к чертям все связи, вырвать все корни, расплести все паутинки, чтобы оказаться там, о чём всегда мечталось: гордое одиночество на задворках чужих городов. Сбежать и быть там, где тебя нету, сбежать и жить там, где не живёшь.
В весенний вечер с зимним ветром прочь,
туда, где утро цвета льна и стали,
пока окрепшая уже плутовка ночь
не расплела в сознаньи магистрали.
Прочь от трясины мартовских пустот,
что лето превратит и в швы и в шрамы,
от скверной сцены, где который год
играют лишь комедии, не драму
И в такт изношенным колёсам поездов,
в такт звону повидавших жизнь стаканов,
читать молитву о значительности слов,
упорно веря в исполненье планов.
В вокзальной кассе лишь бы был билет
к востоку от тоски и к западу от боли
туда, где нет причин и есть на всё ответ,
где проканают все и явки и пароли.
Хоть смысл нет, не здесь, не в этих областях,
не в ценах, не в табло и даже не в граните,
возможно в нашем корне и в сетях,
что держат нас в себе хотите- не хотите.
Студенческий, рюкзак, комфорт всегда в цене,
проститься, убежать, пока не засосала,
коричневая грязь, присущая весне,
в сознаньи лужу не образовала.
Такой особый кайф, плацкарты, города,
пытливый взгляд из вне, как новое начало,
с зимой охота прочь, затем, чтоб как во сне,
мой Киев, и весна. Ну что же? Я скучала.
Я вас люблю. Так сильно, как только можно любить что-то живое,
врядли я когда-нибудь найду достаточно слов, чтобы сказать вам об этом.
Да и нужны ли здесь слова?
Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность болью прощания,
а ненависть силой того отвращения,
с которым мы помним свои обещания...
Я снова бреду по заброшенной улице
на мыс, где прибой по-змеиному молится,
качая права, и пока не расколется,
качать продолжает, рычит, алкоголится,
и пьяные волны мычат и тусуются,
гогочут, ревут, друг на друга бросаются,
как толпы поэтов, не втиснутых в сборники,
не принятых в члены, а призванных в дворники.
Стихия сегодня гуляет в наморднике,
душа и природа не соприкасаются.
Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания,
а совесть - всего лишь в себя превращение,
всего лишь с Началом Начал совещание...
А в море житейском с припадками ревности
тебя обгрызают, как рыбы-пирании,
друзья и заботы - источники нервности -
и все-то ты знаешь заранее,
и жуть возрастает в пропорции к сумме
развеявшихся иллюзий...
Кто был потупее, кто благоразумен -
тот взгляд своевременно сузил.
Но время взрывается. Новый обычай
родится как частное мнение.
Права человека по сущности птичьи,
и суть естества - отклонение,
измена, измена! - проклятье всевышнее
Адаму, а Еве напутствие...
Свобода - для мозга нагрузка излишняя,
она измеряется мерой отсутствия.
А море свои продолжает качания,
толкуя, как древний раввин, изречение,
что страсть измеряется мерой отчаяния,
и смерть для нее не имеет значения.
На пляже не прибрано. Ржавые челюсти,
засохшие кеды, скелеты консервные,
бутылки, газеты четырежды скверные.
Ах, люди, какие вы все-таки нервные,
как много осталось несъеденной прелести
на взгляд воробья - и как мало беспечности.
Модерные звуки как платья распороты,
а старые скромно подкрасили бороды
и прячутся в храме - единственном в городе
музее огарков распроданной вечности.
Лишь музыка помнит, что жизнь - возвращение
забытого займа, узор Завещания. Л
юбовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания...
Для жизни необходимо тепло. Для того, чтобы жить - надо жечь
воспоминания.
а когда их не остаётся, ты начинаешь сжигать
самого себя.
Для того, чтобы жить надо чувствовать. Да, нужна смертная обида, нужна дрожь в руках и бессонные ночи. Необходимо волнение, необходим животный страх, злость, ненависть, страсть, влюблённость. Нужно сжигать себя дотла вновь и вновь, чтобы с каждым разом возрождаться из серого пепла сиянием вечно живого счастья. Привносить свои наивные и жестокие принципы из интернет дневников в жизнь, да, в жизнь, в которой плюют на асфальт и плюют на твои высоко философские теории, где мудрец окажется лузером, а отличный теоретик - хреновым практиком. И разве без бессильной агрессии, обыкновенного переживания, неразделённой любви, можно проникнуть во все глубины этого чёрного ящика под названием жизнь? И все эти слёзы, все эти сжатые кулаки, эта дрожь - признаки того, что ты ещё не умер, что ты всё ещё человек, а сердце ещё не стало простым насосом. Чувствовать - значит быть человеком. Чувствовать - значит быть.