http://www.larisamiller.ru/blog.html
сайт Ларисы Миллер
Ветер клонит дерева.
Пробивается трава,
Пробиваются слова
Точно из-под спуда.
Хоть и девственна трава,
Да затасканы слова
Про земное чудо.
Все воспето до клочка,
До зеленого сучка,
Что колеблем птахой.
Что слова? Молчком живи,
Словом бога не гневи,
Вешний воздух ртом лови
Да тихонько ахай.
1973
А у нас ни двора ни кола.
Тихо тают в ночи купола,
Тихо таем с тобою в ночи —
Пришлый люд. Ни к кому и ничьи.
Светом в окнах не ждёт городок.
Не зовёт у причала гудок.
До зари никаких переправ.
Можно где-то меж неба и трав
Привалиться к берёзе плечом
И не думать совсем ни о чём.
Пересуды, и сборы, и путь —
Всё потом. Всё потом. Как-нибудь!
Ночь тепла, точно ворох пера.
Всё потом. Как пойдут катера.
Плёс, 1966
Какие были виды
В садах Семирамиды!
Какие пирамиды
Умел воздвигнуть раб!
Какой владеем речью!
Но племя человечье
Всегда венчало сечей
Любой земной этап.
И то, что возвышалось,
Со страстью разрушалось,
С землёю кровь мешалась.
Была бы благодать,
Когда б с таким усердьем
Учили милосердью,
С каким на этой тверди
Учили убивать,
Под кличи боевые
Вставать живым на выю,
Кромсать тела живые.
Зачем ранима плоть? –
Нелепая уступка
Вселенской мясорубке,
Которой и не хрупких
Под силу размолоть. 1975 г
Немного прозы:
Ах, лето красное
«Континент», № 110, 2001 г.
http://magazines.russ.ru/continent/2001/110/mi.html
Зиму нужно перезимовать (что хлопотно и тягомотно), а лето — не то перелЕтить, не то перелетЕть. Куда ни поставь ударение, все равно звучит игриво, легко, фривольно, что вполне понятно, потому что летняя жизнь мгновенна, мимолетна. В ней отсутствует оседлость. Она кочевая, бивачная, временная, даже если никуда не едешь. Лето короткое. Его переЛЕТАешь, перепархиваешь. Все в нем как-то не солидно, на фу-фу, на живую нитку, на скорую руку. Летняя фактура — жиденькая, сквозная, сплошные пазы, просветы. И в каждом кто-то чирикает, шуршит, жужжит, копошится. Как на взморье в курортный сезон, когда в любом углу, сарае, закуте идет жизнь: стряпают, моют фрукты, стирают легкие летние одежки, закручивают волосы на бигуди, чтоб вечером появиться на местном Бродвее в полном блеске. О, эти вечера: шуршанье, шелестенье, шепот, смех, музыка. Темнота фосфоресцирует от накала страстей. Как можно летом без страстей?
Он был рыжий, невысокого роста, совсем не привлекательный. Во всяком случае для меня. Но стояло лето, а летом… (смотри выше). Если встречаться вечером на темных аллеях парка при неровном свете фонарей, то вполне можно вообразить, что рядом со мной ТОТ, ДРУГОЙ, который далеко от меня и ближе не будет. Если не смотреть на спутника, а только слушать тишину, то можно сносно провести время, не выпадая из общего завораживающего контекста. А тишина наполнена стрекотом, щелканьем, плеском не то ручья, не то фонтана, древесным хрустом, шепотом, смехом. Мы сидели на скамейке, я — в его куртке, он — с моей сумочкой на коленях. Господи! Тоска-то какая! Лето — манок, обман, дырявые сети. Его ткань так воздушна, что ее почти нету. Сквозь нее зияет дыра, которую занавесили чем-то пестрым и легким, как занавешивают койку на курорте, когда сдают угол. А бывает, что в разгар сезона спят на топчане под открытым небом. Проснешься ночью, а над тобой звезды. Летом зыбкость существования, “невыносимая легкость бытия”, особенно ощутима, тоска особенно остра, счастье, которое дышит в затылок, особенно недостижимо. Зазор между “хочу” и “могу” — особенно заметен. “Ну иди сюда, иди”, — манит мать младенца, который учится ходить. Он делает шажок к ней, а она от него: “Иди, иди, не бойся”. Так мы всю жизнь и идем то на свет, то на голос. “Перешагни, переступи, перелети, пере-что хочешь…” А если не хочешь, если пропал кураж, если зазор перестал манить и мучить? Что ж, значит, пришли. И не потому что путь кончился, а потому что пропало чувство пути. Радуйся, если не пропало. Радуйся задору, с которым стремишься устранить зазор.
“Радуйся. Сладим-река течет”. Она течет все лето и дразнит тебя своим плеском и блеском. Где она? Тут, рядом. Где? Да вот она, вот. Знаешь такое английское выражение “make believe”? Оно точнее, чем русское “притворяться”, потому что буквальный перевод означает — “заставить верить”. Весна и лето — это сплошной “make believe”. О, как они умеют морочить голову, втягивать всякую живую душу в свою невидимую, сплетенную из тончайших нитей паутину. Зиме для этого не хватает красок и звуков, а осени — желания хоть немного смягчить тему конца. Уж слишком она по осени пронзительна и беспощадна.
А летом… Каждый раз думаю: “Ну, кажется, все. Вышла из возраста. Выпала из игры”, — и каждый раз попадаю пальцем в ослепительно яркое небо. “Make believe” продолжается. “Жизнь — легка и не обременительна”, — внушает лето. Верю. “Жизнь — сплошной праздник”. Верю. “Завтра будет таким же ослепительным, как сегодня”. Верю. “Все будет хорошо”. Верю.
Нет, я бы не хотела быть
Читать далее...