Ложь как приговор: на тяжелобольных детей у регионов «нет денег»
Я сразу поняла, что рассказ об этом человеке у меня может не получиться. То ли дело известные артисты или писатели: люди жадно глотают все подробности их жизни — знай пиши. А тут все наоборот: страшная болезнь, безнадежность — кому охота про это читать?
Снежана же не знает, о чем я думаю. Она варит кофе. И вдруг она поворачивается и говорит: это ведь тоже жизнь. Просто она другая.
Паша Митин, няня Раиса Емельяновна и верный друг Джимми.
Про Снежану Митину я узнала в Дарвиновском музее, когда увидела непривычные фотографии. Оказалось, Снежана привезла в музей тяжелобольных детей, и получился необычный праздник, что следовало из многочисленных фотографий. А фотография — дело такое: на ней все видно. И если праздника нет, то его и не будет, и никакие воздушные шарики не помогут. Я ей позвонила, и она приехала в редакцию. Вошла в кабинет и говорит: волнуюсь, парадную кофту надела. А я была в будничной одежде, но волновалась куда больше.
Кто не был в доме, где живет неизлечимо больной ребенок, не поймет этого невыразимого страха, который разлит везде. И глаза у родителей и бабушек-дедушек совсем не такие: оттуда на тебя надвигается безысходность, от которой хочется бежать хоть в дверь, хоть в окно.
На тяжелобольных детей у регионов «нет денег» (13 фото)
А Снежана все время улыбается. И смех у нее такой бесхитростный, что, не раздумывая, присоединяешься. Потом думаешь: чего смеялся? Да ничего — просто было весело.
* * *
Ее отец работал на заводе, а мама была секретарем суда. Родители развелись, когда ей было четыре года. Видимо, в детстве она и начала возводить первую в своей жизни крепость — чтобы никто не обижал, потому что было страшно.
В школе впервые проявился жгучий общественный темперамент. У всех девочек в классе были модные вязаные вещи, а у нее не было. И во время осенних каникул она научилась вязать крючком и явилась в школу в свитере цвета фуксии.
Вступительные экзамены на юридический факультет в МГУ провалила и пошла работать секретарем в Верховный суд РФ. Очаровательный был секретарь: лучистые глаза, толстая рыжая коса и россыпь золотых веснушек.
Однажды ей дали на одну ночь книгу «Графиня Рудольштадт». Она стояла на остановке под фонарем, потому что был декабрь, толпа внесла ее с книгой в автобус, и всю дорогу какой-то молодой человек защищал ее от разгоряченных пассажиров. Снежане было 18 лет, а студенту МАИ Евгению Митину 23 года.
Через год они поженились.
Вскоре у Митиных родилась дочь Оля. После декретного отпуска Снежана попробовала поработать бухгалтером и возненавидела эту работу на всю жизнь — невозможно представить себе более несовместимые материи, чем тихие денежные ведомости и ее пиротехнический темперамент. Потом она пошла работать помощником следователя и поступила в школу милиции.
* * *
В 2000 году у Митиных родился сын Паша.
У ребенка был очень тяжелый взгляд. Снежана сказала: я с первой минуты за него боялась.
Это был чудесный малыш, разве что чуть выше ровесников и говорил чуть меньше слов. Но врачи в один голос твердили, что все в порядке.
Когда Паше было 2 года 3 месяца, их направили в Морозовскую больницу на операцию по удалению пупочной грыжи. У ребенка оказалась парадоксальная реакция на наркоз: он не уснул. Врачи сказали, что дети с такой реакцией, как правило, оказываются носителями генетического заболевания. Им предложили выписаться и лечь в клинику для обследования. А это что, не клиника? Разыгрался скандал, но выписываться Снежана отказалась наотрез, и их перевели в бокс. Через три месяца поставили предварительный диагноз (как позже выяснилось, ошибочный) и выписали их домой.
Вернувшись домой, Снежана связалась с главным генетиком Москвы Геннадием Григорьевичем Гузеевым. Не успели они с сыном переступить порог его кабинета, как он сказал: у Паши классический синдром Хантера.
Какой синдром? Какого Хантера? Снежана никогда не слышала таких слов и подумала, что без анализов никто ничего определить не может и, значит, это ошибка.
Потом они получили направление в медико-генетический научный центр РАМН на улице Москворечье— там находится единственная в России лаборатория наследственных болезней обмена веществ.
Заведующая лабораторией Екатерина Юрьевна Захарова посмотрела на ребенка и повторила то, что они уже слышали: можете не сдавать анализы, у него синдром Хантера.
Как не сдавать? Заняли очередь. А перед ними оказалась женщина, которая сказала Снежане: если выяснится, что у ее ребенка синдром Дауна, она от него откажется, чтобы можно было устроить свою жизнь.
Снежане стало страшно. Не от того, что ее ожидало — хотя и от этого кровь стыла в жилах, — а от того, что люди считают возможным избавиться от больного ребенка.
Сдали анализы. Через три недели Захарова пригласила ее, без мужа. Снежана приехала с Евгением и попросила показать альбом с фотографиями детей с синдромом Хантера. Им показали альбом, и там были фотографии Павлика.
Читать далее...