Правда - это частный случай истины с определенной точки зрения.
Следовательно все мы, когда говорим об одном и том же, то не понимаем друг друга всего лишь из-за разности точек зрения. (Точка зрения - это ракурс нашего взгляда, и ничего более). Истина простая и доступная. Если бы мы еще и верили во множественность точек зрения...
".... - Учитель, - спросил задумчиво Малыш, - вы раздали нам узкие полоски бумаги с надписями. На одной стороне написано: То, что написано на другой стороне - есть Истина. А на другой стороне листка написано обратное утверждение: То, что написано на другой стороне - есть Ложь. Какое же утверждение правдивее?
- Оба утверждения правдивы в равной степени до тех пор, пока вы верите одной стороне. - ответил мудрый учитель...."
…Странности бывают разными. Иногда проявляются незаметно, в чьих-то мыслях и фантазиях. Внешне себя ничем не проявляя.
Иногда наоборот.
Люди со странностями – явление не такое уж редкое, как кажется. Но мы с этим смиряемся, утешительно полагая, что таков уж этот мир, и ничего с этим не поделать.
Вот, может и не кстати, вспомнилась мне такая история.
Николай Иванович обладал странностями «второго рода».
Работал он в одной скучнейшей конторе мира с традиционным названием «Госснабмашдальметиз» - счетоводом. Это старое название бухгалтера, наиболее точно отражало суть его работы, потому что в действительности, очень отдаленно напоминало нам бухгалтерию.
В те времена не было компьютеров, разных удобных навороченных программ и электронной почты. Были толстенные папки с номерами, была обычная почта, ну и конечно отчетность писалась обычными ручками с металлическим пером и чернильницами.
Раз в неделю, Николай Иванович получал почту, - целый мешок ведомственных пакетов.
Они приходили с разных городов, разных учреждений СССР, толстые и тонкие, завернутые в стандартную светло-коричневую бумагу, с рядом наклеенных марок, адресом отправителя и таким же стандартным штемпелем - «в производство», как и тысячи иных деловых бумаг, циркулирующих по территории огромной страны.
Это была таинственная империя могущественного Госплана, Госснаба, Госстата. А следовательно, кому-то была очень важна такая работа.
Тридцать лет день в день Николай Иванович приходил в свою контору, в комнатушку с арифмометром, счетами, шкафами с папками и пыльными стеклами на никогда не моящихся окнах. Одевал нарукавники и садился за огромный канцелярский стол.
Один день был похож, как две капли воды, на другой… И так все 10 000 дней его честной трудовой жизни в маленьком запыленном городке великой России.
Судьба меня свела с этим человеком совершенно случайно. Если верить вообще в случайности. Застрял я в этом неприметном городке не по своей прихоти, но и не по стечению обстоятельств
Была ранняя весна.
Оформив все положенные документы в отделе георазведки, я получил назначение в этот городок, в котором был назначен сбор дальней экспедиции и где находилась промежуточная база этого ведомства. Выехал я на две недели раньше с поручением подготовить необходимое снаряжение и материальное обеспечение для неё.
Без особых проблем устроившись в провинциальной гостинице, (где единственным гостем был я), приступил к исполнению своих обязанностей. А так как база была прикреплена к той конторе, в которой работал наш Николай Иванович, то и встреча с ним была неизбежной.
На следующее утро мы договорились о встрече, чтобы отправиться на склады. Они располагались вдоль железнодорожного полотна, и сам бы я никогда не нашел их в этой километровой череде длинных деревянных пакгаузов.
Утро обещало быть знойному дню. Поплутав с полчаса по серым безлюдным улочкам и переулкам, Николай Иванович вывел меня к цели. Две рыжие дворняги, виляя хвостом, бросились ко мне под ноги. «Охранники, - подумал я с удовольствием, гладя то одну, то другую восторженную собачью голову, - затоскавались от однообразия будней…»
К часу дня, одурев от лазания по пыльным полкам и ящикам да прилично проголодавшись, я обьявил Николаю Ивановичу отбой.
- Так, все Николай Иванович, достаточно на сегодня. Время у нас есть – успеем. Кстати, не будете ли вы так любезны показать мне , где у вас тут общепит находится. Короче столовая какая-нибудь? Бензин в душе кончился…
- А идемте ко мне, Юрий Павлович. Я хоть и живу один, без семьи, так сказать, но кулинарить умею.
- Ну что ж, если вам не в нагрузку, можно и к вам…
Так я и побывал в гостях, как позже оказалось, довольно оригинального и загадочного человека. Домик Николай Ивановича ничем особенно не отличался от других домов местных жителей. Достался он от родителей по наследству, но запущенным не был. Скорее даже очень ухоженным. Вокруг окруженный старым фруктовым садом, с шикарными кустами малины и смородины по периметру участка, увитый виноградной лозой со всех сторон, представлял из себе чрезвычайно живописное зрелище. Пройдя по дорожке, усыпанной гравием, мы подошли к двери. К моему удивлению, они не были заперты.
- Да не от кого тут запирать, -
Разлилась пустота с серых зимних небес. С НГ ни одной фразы не написано. Душа не лежит. Тело лежит днями, а ночами сон не приходит. Звенящее сталью пружины, время, со скрипом проходит мимо.
Разве не было никаких событий? Было. Множество. Это не тот застой, который нудным лейтмотивом знойного тусклого дня тянется к неизбежной вечерней грозе.
Напротив. Было множество всего такого, что будь у меня прежнее внутриощущение жизни, наверное раздражало бы.
В безумно снежное и морозное утро 13 числа я поехал на кладбище, где уже сорок дней покоится тело моей матери. Ей не холодно. Но говорят через сорок дней, душа получает на небесах прописку, паспорт, удостоверение и предписание прибыть в срок куда-то, где опазданий не приемлют. Некоторые знают, что опаздания случаются. Некоторые знают это еще при жизни. И тогда опоздавшему - горе. Быть ему неприкаянным духом, привидением или (особо сердитым) - просто полтергейстом. Но мать моя так намучилась перед смертью, что вряд ли станет опаздывать. Поэтому я за нее спокоен.
Кладбище в 50 км от города. Автобус туда ходит один единственный. Следовательно его цикл - два часа. Кладбище мне не знакомо. Хоронили, когда шел дождь, и ландшафт был иной. А тут снег в полметра и дорожки не расчищены. Оно прямоугольное. 3х2 км. Вот я и пошел по дороге в три километра. Рядом бежала стайка собак. Одна большая итри-четыре разномастных щенка. От горизонта до гаризонта одни кресты воткнутые в толстую снежную перину.
Идти было очень трудно и медленно. Да и ветер лицо морозил. Но вариантов у меня не было никаких. И я упрямо шел ища табличку с номером участка. Собаки давно отстали. Только маленький щеночек в черно-белых пятнах все бежал, то рядом, то бегая по сторонам, вроде ища что-то.
Участок я через час нашел. Но ни ряда ни места определить не удалось. Вывел меня именно этот щенок. И вывел точно. Сам бы я не нашел. Да и то, что было крайним рядом, за месяц прикрылось еще тремя рядами крестов. Люди мрут с невероятной скоростью. Пофоткав окружающие ориентиры отправился в администрацию. Еще 1,5 км по снегу. Там мне вручили свидетельство о праве на мое личное владение землей в 1х2 метра. Так я стал впервые в жизни - землевладельцем.
Потом долго ждал автобус. Но ничто во мне не вызывало ни раздражения, ни нетерпения. Внутри полнейший штиль и никаких чувств.
Вроде и не жизнь, а отбытие срока, полученного по приговору небес...И от меня всего-то и требовалось - перетерпеть этот срок.
Через пару недель подверулся случай обновить свою оргтехнику. Новый процессор, мощных два винта, вэбкамера, принтер-сканер...Какой бы радостью для меня это было бы лет восемь назад...
А радость вылилась в терпеливые бессонные ночи восстановления прежних программ...
Это тоже вид привязанностей. Ведь не всеми ж программами ежедневно пользуешься. Однако без них внутри пустота.
Много, очень много мелочевки в нашей жизни, цепляется к нашей душе. Будь -то любимый карандаш, дешевая ручка, безделушки по сути...А вот потеряешь - и будет в душе долгое беспокойство.
Со временем это проходит. Я имею ввиду - привязанности. Все легче с годами относишся к потерям, и все труднее к новым привязанностям.
И это правильно. Душа готовится к переходу. Зачем ей лишний груз?
Он знал, что умирает от ранения. Но после обезболивающего укола, он мог думать. А думать было не о чем. Солдат был слишком молод. Вспомнить ему нечего было. Поэтому он смотрел в окно.
За окном ему была видна ветка, усеянная молодыми весенними листочками и суетливыми воробьями.
- Как считаешь, он умрет? - спросил молодой воробей своего приятеля.
- Сегодня не умрет. - ответил второй.
- Почему?
- Да потому, дурак сопливый, что смерть заслужить надо... - вмешался в разговор старый сердитый воробей.
- Дедушка, ты ведь раньше говорил, что жизнь заслужить надо? - вмешался строптивый воробьишка.
В это время в палату вошел Доктор и Священник.
- Ну вот, отче. Можете ему отпустить грехи.
Священник поморщился и критически посмотрел на солдата.
- Какае грехи нафиг? Этот сопляк ухитрился ни одной заповеди не нарушить. Даже на войне никого не ранил, не то, чтобы убить.
Доктор: - Вот тут вы проехали, почтенный отец святой. Медицина в моем лице говорит вам: Каюк ему, сердешному. Короче - труба.
- Дуля тебе, медицина. (Прости Господи!) - священник перекрестился. - Не примет его Бог и баста!
- Да как это не примет? - возмутился Док. - говорю Вам как спец, хана парню.
- А я говорю - не примет. Ни Бог ни Сатана! Безгрешен он, сволочь. Даже в мыслях своих безгрешен.
Священник в ярости перекрестил солдата и развернувшись пошел к выходу.
- Понял, солдат? Капец тебе. Батюшка никогда не врет. Не заслужил ты смерти. Жить будешь! - доктор жалостливо посмотрел на солдата и скорбно отправился вслед за священником.
- Хм. - подумал солдат. - И чего так кипятиться-то? Лежал себе, никого не трогал. И так умудрился обидеть двух уважаемых людей...
Но меня это и не позабавило (как опытного психолога "с кой каким" образованием высшим и практикой), но и не огорчило. У меня нет на этот счет комплексов. Потому что знаю, что всю жизнь мы сплетничаем.
Мы сплетничаем о своих чувствах (если таковые есть), о своих проблемах, о политике и вообще...- о своем видении этого мира. НАШЕГО, как мы привыкли считать.
Но никогда себе не задаем вопрос: а этому миру мы как? Наши или не совсем?
Вот я и хочу посплетничать с "моей сплетницей", а по сути с коллегиней. Да знаю, что врядли она согласится.
Нас, левшей от рождения, переучивали...01-12-2009 02:40
Для меня переучивание ни в чем не стало трагическим. Талант к рисованию проявился раньше, чем научился писать и читать. А читать начал с пятилетнего возраста (родители вечно были заняты своей жизнью). У нас была огромная подшивка журналов "крокодил", и вначале я оттуда перерисовывал картинки /и ныне удивляюсь поразительной точности своих рисунков/. А позже заинтересовали меня и надписи под ними. Бабушка смешно меня учила грамоте: азы, буки, веди, глаголи...и так далее. А складывать их в слова, типа: рама мыла маму, мыло раму мыло...вообще без трудностей. Но так как рисовал я чуть ли не с рождения, то и писать научился автоматически, перерисовывая буквы, затем слова. И конечно левой рукой. У меня было развлечение: рисовать разные слова и соединять в предложенния.Сестренка моя каталась по полу, когда я все читал вместе. А вот в первом классе и начались проблемы. Моя училка, Марь-Иванна на свои деньги покупала стопки тетрадей, лишь бы я научился писать правой. Я ее уважал и за полгода научился. Как позже оказалось - на всю жизнь. Но так, как изначально я буквы рисовал, то и подчерк у меня был красивый, каллиграфический. Однако рисовать правой так и не научился. А в студии живописи мой учитель и не собирался меня переучивать. И выгода из этого получилась очень неплохая: у меня обе руки были полноценными. Всегда удивлялся, как это у других проблемы стричь ногти на руках возникают. Просто непонятны мне их мучения. С гранатой у меня не было проблем. Правая рука была чрезвычайно сильной. Но это спасибо моему дедушке. Он гнул подковы и пятаки. И лет с 12-ти меня этому учил. Лет с пятнадцати я уже толкал штангу в 115 кг. Но ни это было достижением, а именно жим. Штангу в 80 кг я жал три- четыре раза с одного подхода. Этого никто у нас не умел. Но карьеру штангиста мне бы и в страшном сне не привиделось. Много чего было куда интереснее, а времени на все, всегда не хватало.
Так я и стал и левшой и правшой и ни о чем не жалею. :)
Следовательно, для меня всякий, кто любит кошачий народ, априори хороший человек. Я верю в кошачьи миры и цивилизации. Хочу тут рассказать meadow про один недавний случай, свидетелем которого мне удалось быть.
Зима с его, часто весенней погодой, не могла не впечатлить разумный кошачий народ. По ночам слышаться стали их, не в сезон, серенады.
Иду я как-то позно вечером в магазин. Погода теплая. И вот вижу на углу дома под фонарем солидный котище "уговаривает" аккуратненькую домашнюю кошечку. Видимо и уговорил почти. А тут чья-то собака марки "боксер" выбежала с безумным восторженным лаем, отпущенного на свободу приговоренного к пожизненному сроку...
Кошечка конечно сильно напугалась и юркнула в свое парадное. Но реакция кота была неожиданная и молниеносная. С сияющими яростью глазами он вцепился всеми лапами в морду ошалевшей собаки. С разодранной мордой пес взвыл нечеловечьим голосом и дал деру, не разбирая дороги. Но не тут-то было. Кот не отступал и в несколько прыжков догнал "нарушителя конвенции". Вспрыгнув на спину пса, он так прочно вцепился зубами в его шейные складки, что собака буквально тут же сошла с ума. Ибо встав на задние лапы и сложив их в молитвенном жесте она так жалобно завыла в небеса, что у меня мороз по коже пробежал. Это и остановило ярость кота. Он спрыгнул со спины и отскочив на пару метров молча смотрел на результат своей работы. Затем мотнув крупной башкой, будто сплюнув, повернулся и важно пошел прочь.
Подошедший хозяин собаки ничего не понял. Вокруг стояла тишина и людей никого. Я стоял довольно далеко и на меня он внимания не обратил. Да и не до этого ему было. Пес, почуяв запах хозяина взлетел ему на шею, скуля, воя и обрызгивая своего, не менее ошалевшего хозяина, кровью.
"Прогулял собачку..." - подумал я, и продолжил свой путь.
Интересно все же, а какая у него будет версия по поводу случившегося?
Зато у собаки никаких версий, кроме ночных кошмаров и безумного страха перед кошачьим народом.
Пол дня солнце, а остальные полдня...Короче, как карта ляжет. Глобальное потепление. Я уже несколько лет знаю, что солнце раскаляется. И парниковый эффект тут совсем не причем. Но мне безразлично, взорвется оно или нет.
Вчера позвонил мне Саша:
- Привет! На акцию пойдешь? Часик и 20 гривен компенсации.
Мне не нужны 20 грн. Но любопытство и желание приобщиться к предвыборному безумию одержало верх, и я согласился.
- Подъезжай на майдан к 15-00. У макдональдса пересечемся.
- Ладно. Подъеду.
Сашу я никогда не видел и он меня тоже. Виртуальное знакомство. Но спрашивать, как я его узнаю - не стал. Студент видимо. Кто же еще. Выборы для них - хлеб насущный.
К 15-00 я уже был на майдане. Небо покрылось сплошным серым одеялом и моросило. Набираю номер:
- Ну, ты где там?
- Извини. Тут такие дела. Акцию на час перенесли, но я буду обязательно.
Ладно. Меня это никак не напрягло. Пока суть -дело, пофоткал на мобилку знаменитый майдан. В сумерках фотки получились отвратительными. Но опознать топологию местности все же можно.
Через час увидел и Сашу. Действительно, студент с очень серьезным озабоченным деловитостью, лицом. В блокнот он записывал "новобранцев". Записал и меня:
- Ты извини, но акцию отложили еще на часик.
Я улыбнулся. Меня вообще ничего не раздражало. Дождик уныло моросил. Маленькая группка вскоре рассосалась, чтобы встретиться через час. Стремительно вечерело. И постепенно Крещатик стал наполняться молодежной тусовкой в надежде на приключения.
Я спустился в подземку, заказал чашечку кофе "американку". Кофе было такое же лицемерное, как и все окружающее, вне зависимости от цены. Время шло незаметно и вскоре час миновал.
Саша был на месте и вскоре вся небольшая группа ринулась за ним. Я ничего не спрашивал. Мне было интересно наблюдать за разворачивающимся сценарием.
Вскоре все оказались под аркой киевского "пассажа". Чуть в сторонке, как оказалось, стояла групка активистов "комсомольского образца". Они что-то весело обсуждали.
Еще минут сорок все ожидали "вот-вот, скоро будет на месте администратор". Это важно сообщила гламурная "комсомолка". Стало еще интереснее.
Развязка приближалась. Но даже я не ожидал, насколько это будет смешно.
Тут она сообщила, что акции не будет, ибо ей сообщили, что в связи с эпидемией гриппа решили ее перенести на следующий месяц....
На самом деле, таинственный "администратор" просто сильно подгулял в загородней резиденции и был пьян, как свинья. Какая уж тут "акция". Ясное дело, не до того. А народ гудит возмущенно: Опять прокатили? Да мы никогда уже не придем на ваши призывы. Мы что, лохи?
- А вы что, только сейчас узнали об этом?
Я ехал домой ни о чем не сожалея. Дома меня ждал горячий грог и хорошая музыка. [640x480]
«От судьбы не уйдешь, и против судьбы не попрешь», -банальная истина. Все истины, вообще-то банальны. Или - «Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». А кто спорит-то? Подумаешь, какое открытие , пятилетнего разума. А в принципе, в устах младенца, у которого только недавно прорезались два молочных передних зуба, такая фраза, сказанная басом, произвела бы неизгладимое впечатление на счастливую мамашу. Думается мне, что после такой сакраментальной фразы, сердобольная мамаша стала бы истово креститься и причитать: - « Ой, горечко…. Свят, свят, свят…. Господи помилуй мя!»
С Евгением Александровичем, местным участковым терапевтом, что-то подобное, вероятно в детстве и произошло. Евгений Александрович имел изумительно артистическую внешность. Покатый лоб с благородной залысиной и тонкие иронично извивающиеся губы с вечно смеющимися глазами. Я вообще не понимаю, как он стал терапевтом. Но в этом, вероятно, роковую роль сыграли, не в добрый час произнесенные в младенчестве слова….
- Ну, ну,.. – елейным тоном говаривал он очередной пациентке, сладострастно потирая свои пухленькие ручки, - и что это у нас болит, болезная ты моя?
- Да вот, дохтур, сама поди не знаю…. Хворь одолела окаянная….
- А ты покайся, милая, покайся, - увещевал страждущую Евгений Александрович.
И «милая» начинала усердно каяться, видя такое доброе к ней, расположение «дохтура». При этом, она с удивлением начинала обнаруживать в себе самые невероятные болести….
Терпеливо выслушав в течении пятнадцати минут, свою пациентку, казалось бы и не собиравшуюся умолкать, Евгений Александрович вдруг вставал и громовым и строгим голосом провозглашал:
- А вот пропишу-ка я вам, разлюбезная, рецептик, - и ловким движением опытного иллюзиониста, казалось бы из воздуха, доставал драгоценную бумагу.
Неоднократно наблюдая за работой Евгения Александровича, я постоянно удивлялся его рационализму. Рецепты он заранее заготавливал на целую неделю. И все они были одинаковы: мазь Вишневского для натираний, пилюли Шерешевского и микстуру Шарко.
- Ты, мой друг, подумай, - говаривал он, - мои прописи абсолютно безвредны, а многим даже и очень полезны. А уж если что, то против судьбы, как говорится, и не попрешь. Тут уж, - многозначительно добавлял он, - медицина бессильна.
Ну что тут можно возразить. Тем более, что пациенты его просто обожали. Несомненно, Евгений Александрович был не просто творческим человеком, но и своеобразным поэтом медицины. Он был медицинским атеистом, то есть в медицину вообще не верил, но пациентов очень любил. Хотя мне всегда казалось, что он просто смеется над ними. Но это не так. У него была своя философия:
- Вам ведь известно, уважаемый, - говорил он мне с таким горестным выражением лица, что казалось, сейчас заплачет, - все болезни, - тут он делал длительную паузу, - от душевного расстройства. От дисгармонии тела и духа, так сказать. А душа, это как ваша квартира. Если, скажем, она не прибрана, то в ней и жить то не хочется.
Ему бы проповедником быть, - думал я, - цены бы ему не было.
Однако, когда на нашу ,бедную клинику наезжала очередная комиссия из гор здрава или другого какого-либо здрава, Евгению Александровичу не было цены. Он водил их по кабинетам, и так умело пудрил мозги, что главврачу там и делать было нечего. Любая комиссия ломалась и, после общепринятого, в таких случаях, обильного «пурше», с участием нашего тамады, в образе Евгения Александровича, удалялась в великом удовлетворении. Правда, наш скудный бюджет несколько существенно уменьшался. Но, зато и выбить внебюджетные средства потом было легче.
Так случилось, что меня не было в поликлинике почти месяц. Я читал курс студентам из мединститута по методике авторелаксации в рефлексотерапии. Когда я вернулся, то зашел по старой привычке, проведать своего друга Евгения Александровича. Он был на месте. Но я его не узнал. Осунувшееся, похудевшее лицо. Потухший взгляд. И, что еще более странно, я заметил мелкую дрожь его рук, лежавших на столе.
- Господи, - воскликнул я, - да что у вас здесь произошло, пока меня не было?
- …У меня жена умерла…. Шестнадцать лет, день в день, прожили мы вместе…. А теперь пусто. Прихожу домой, а там пусто. Только…. Понимаете….. Каждая вещь о ней кричит, каждая вещь, к которой она прикасалась….. Это невозможно вынести…..
Я увидел, как по его, внезапно постаревшему лицу, протянулись две извилистые блестящие полоски. И тогда я понял, что Евгения Александровича, веселого и неунывающего терапевта, любимца всех страждущих и болящих, уже нет.
Курка Ряба Михайловна была натурой философской и сильно задумчивой. Поэтому ей жилось на свете тяжело и сильно обидно. "Ну что за хрень такая, в самом деле? - говорила она самой себе, - только родишь в муках себе потомство, а придут эти живодеры и себе на завтрак. Да еще орут, несись мол больше, а то в суп ощиплем! Эх, жисть курячья - ну ее в болото!"
От огорчения у Рябы Михайловны даже аппетит пропал и всякое сексуальное влечение. Задумчива стала. Худеть начала. Дело до того дошло, что целыми днями молилась "куриному Богу". Это такой морской камешек с дыркой. Его дед повесил в курятнике, шоб щастье ему было и яичница по утрам...
Вот смотрит Ряба на этого "куриного Бога" и обижается. "Дырка ты, а не куриный Бог, - говорит ему. - Хоть бы раз вник в нашу куриную жизнь. У людев там Рай обещают после жизни. А нам что? Быть украшением лапши и не более того?"
Тут и явился пред Рябой сам "куриный Бог" в виде золотого петушка. Весь в слезах. Видно совесть замучила.
- Проникся я, - говорит, - твоим горем и печалями. Невмоготу мне стало. И вот придумал, как тебе помочь, чтоб и в лапшу не попала и деток твоих не лопали по утрам.
У Рябы Михайловны, и без того круглые глаза, стали размером с голову. Ну шок, и все тут. Но дамское любопытство победило шок.
А куриный Бог ехидно улыбается, аж светится весь. А потом напыжился весь да как произнесет заклинание. Кура аж присела и снесла пару яичек от страха.
- Да будет так! - грозно прокукарекал Бог. - Отныне будеш ты нести яйца не простые, а золотые!
- А нашо? - удивленно спрашивает Ряба, не врубившись в идею.
- Дык ты, Михална, сообрази. -терпеливо объясняет Бог. - Сожрать их низзя буит? Низзя. А хто ж тебя, рябую, в суп пожертвует, когда ты золото приносишь в дом? Да бабка сама замочит прожорливого деда, если он только заикнется об этом.
- А мышка как же? - напоминает упрямая Ряба.
- А кошка на шо? - рявкнул не по-петушиному Бог. - Сотворю я заодно и котяру!
И было ей счастье. И умерли с голодухи жадные старик да бабка, заваленные золотыми яйцами по самое немогу.
Жаркий день клонился к закату. Я и Серега лежим на травянистом склоне под углом градусов в двадцать пять и вяло болтаем. Только на горизонте вытянулись узкие темно-синие облака, окаймленные золотисто-оранжевым светом. Под таким углом была видна и часть озера, по которому лениво плавали давно одомашнивавшиеся дикие утки. Лет двадцать пять назад они остались зимовать в протоках «киевской Венеции», да так и остались. С моста, соединяющего Русановский остров, люди постоянно бросали уткам хлеб. А теперь дикие утки основательно заселили все многочисленные водоемы как в самом Киеве, так и в окрестностях.
- Хм, между жизнью и смертью лишь короткий полувздох. – вдруг произнёс Сергей. И потом добавил: - ну, это кому как повезёт.
- Не фига. – возразил я. – Ты же знаешь, сколько времени я проработал в онкологическом отделении. На моих глазах 25-летние девчонки за полгода становились сухими сморщенными старушками. Я уже и не говорю, что их глаза не могли выдавить ни одной слезинки от непрерывной боли. А вот перед самой смертью, примерно минут за двадцать, все боли исчезали. Лица разглаживались и сознание прояснялось. Смерти они давно ждали. Я это знаю. И совсем не боялись её. Вот эти двадцать минут, которые им дарил Бог перед уходом поражали меня какой-то простой и спокойной деловитостью. Они оставляли распоряжения для тех, кто остается и кто им был дорог. Я записывал это в специальную тетрадку, а потом передавал, кому они предназначались. Вот тебе типичное письмо из этой тетрадки; «Сестра моя, я умерла от рака. Позаботься о моих детях пожалуйста. Сонечке не говори, что я умерла. Она маленькая и не надо ее расстраивать. А Сашеньке отдай мой альбом с фотографиями. И пусть хорошо учиться и заботиться о сестренке. У нее же никого нет, кроме тебя теперь. Но ты терпи и расти мужчиной. Будь сильным духом и сдержанным, родной мой. А я попрошу Бога, чтобы судьба вас больше не обижала. Твоя мама.» И знаешь, Сергей, они так и умирали, тихо и спокойно. На полувздохе.
- А как ты думаешь, - Сергей помолчал и добавил, - после смерти есть что-нибудь?
- После смерти? Нет, Серёжа. После смерти ничего нет. Абсолютно ничего.
- Жаль. А так хочется верить в бессмертную душу…. – он помолчал и добавил, - и в Бога. Ты только посмотри, такую красоту создать…и без Бога…Как же это?
- Да. – согласился я. – Без Бога невозможно и представить.
Я аккуратно сдул с себя ползающего муравьишку и с горечью подумал: «Дарую тебе жизнь, а не смерть. Может я и кажусь тебе твоим Богом, но я тебе не Бог, потому что я не в силах тебя создать».
Ну и что тут общего? - спросит меня читатель.
- Да ничего общего. - отвечу я. - "Буриданов осел" был задумчив, потому и умер. Он же умирал от жажды и голода. Помните? А умер от задумчивости.
Да и как тут не умереть разумному ослу? Он же логикой владел...И
У меня на стене висит старинный японский эстамп: в ночном мраке идет человек. На его плече длинная палка, к концу которой прикреплен фонарь. Этот фонарь освещает небольшой участок пройденного пути.
Я часто смотрю на эту картину и всегда задаю себе один и тот же вопрос. Нет, я конечно понял смысл. Все так оно и есть. Наше сознание освещает бесполезный пройденный нами путь. А впереди всегда тьма. Но зачем нести груз этого фонаря?
И сам себе отвечаю: чтобы верить человеку, что он идёт по Пути.
Это было великое время начала девяностых, когда по разрешению, а читай – указанию сверху было произнесено: ВСЕ, ЧТО НЕ ЗАПРЕЩЕНО – ТО И МОЖНО!
Наш народ всегда смотрел вверх. С самых древних времен. И всегда видел что-то особенное, кроме неба, облаков и всяких там небесных светил. То он богов и ангелов там видел, то летающие тарелки. По мере эволюции своего удивительного сознания.
Ну, а те, кто не видел, те ссылались на батюшку царя, или на председателя КПСС, или даже колхоза, при этом многозначительно указывая пальцем в небо: УКАЗАНИЕ СВЕРХУ ПРИШЛО!
И против этого никаких аргументов не требовалось. Раз сверху, стало быть от начальства. А ему, как говорится, с «олимпов» своих виднее.
Даааа….Вот я и говорю…великое время было. Народ не успел от похмелья отойти, как оказался не в едином и могучем, а во множестве разных удельных княжеств. Жутко самостийных. Якуты тоже объявили себя державой. Стали республикой Саха. Почему Саха? Я не знаю. От сохатых что ли слово пошло? Но чукча не дурак. Тут же понял, что все якутские алмазы – его , то есть, главного якутского вождя. Об этом и шаманы твердили. Мы теперь, говорят, на эссэру наш моржовый клык положили. Сами, дескать, править будем…
Но я не об этом. Это я про величие времени того намекнул.
А застало оно меня в купе вагона, следовавшего по транссибирской магистрали в бывшую столицу бывшей родины. То есть пока свершались великие дела, я себе пошло валялся на верхней полке, и под стук колес, напевал про «широка страна моя родная…». И ни о чем не ведал. Я тогда работал в небольшом отделе геологических изысканий и возвращался в уже незалежну Украину.
Но об этом я, понятное дело, ничего не знал. Вернувшись из трехмесячной командировки с кипой документов, по которым собирался писать отчет, мне наш главный начальник обьявил:
- Ты, это, Александрыч, сильно не парься. Бабки свои ты конечно получишь. Но прими к сведению, что нашего отдела георазведки уже не существует.
- То есть как не существует, товарищ Наливайко, - вытаращил я глаза, - а что же существует?
- Пока не знаю…- задумчиво блестя лысиной, произнес товарищ Наливайко. – И вообще, Котов, отвыкай от этого старорежимного слова «товарищ». Нет у нас теперь товарищей. Уловил линию партии? Да и партии теперь нету. Так что иди в бухгалтерию, получи свои денежки, пока они есть и недельку дома отдыхай да в суть жизни вникай. А за недельку и я что-нибудь придумаю. Добре?
Неделька пролетела быстро. Телевизор бурлил восторгом. В Москве Ельцин и дума думу бурно думает, у нас Кравчук и парламент не отстает. Как делить и кто чем владеть хочет? – это вам не Ленин на броневике. Тут суматоха глобальная. И пока верха были озабочены купонокарбованцами, Котов быстренько конвертировал свои советские тысячи по знакомству в невиданные американские рубли. И не прогадал в этом, как потом сам и убедился.
Через неделю, как и договорились, я позвонил Наливайко. «Давай, приезжай завтра, есть идея!» - сказал он в трубку.
- Садись и слушай, - едва я вошел в кабинет, предложил Наливайко. – Я решил предложить тебе должность начальника маркетингового отдела….
- А чего маркеровать будем? – не понял я его
- Таак, понятно…тут без ста грамм ты не поймешь… - Наливайко деловито полез в сейф и достал бутылку коньяка и два фужера и какую-то толстую книгу. – Это я на базаре купил. Специально для тебя. Котлер –автор. Американский профессор по маркетингу. С картинками..- добавил мой шэф, разливая по рюмкам настоящий коньяк. – Короче, - тут шэф многозначительно поднял палец в потолок, намекая на божественную важность, - я тут посоветовался, сам понимаешь, с важными людьми…Ээээ….И мне они сказали, что ныне реклама – весьма прибыльное и востребованное дело. Улавливаешь мыслю?….Я скромно промолчал, не фига не улавливая, но рюмку выпил залпом. – Вот. Вижу по глазам, что оценил. – Самодовольно польстил себе гений.
Надо добавить, что в те времена небыло ни компьютеров ни мобилок. Но через неделю в моем персональном кабинете уже стоял на столе навороченный телефакс «панасоник». И день я потратил на его изучение. На полках у меня стояли толстенные и пока пустые папки с номерами. Внизу на полу пачки бумаги и рулоны для этого самого факса, да прочая оргтехника. С боку висела на пол стены карта Украины и рядом роскошная и подробная карта города. Все было солидно и авторитетно. А кроме того у меня появилась личная секретарша, выпускница какого-то технологического вуза. Очень смышленная и полезная, как позже оказалось.
Шэф мой, как
Эта фраза Гермеса, одна из самых ключевых и таинственных. Видимо в ней много содержания, ибо все маги о ней так или иначе слышали.
Но мне нигде не удалось найти её ясное толкование.
Мы привыкли к тому, что космос - это вакуум, то есть пустота, в которой плавают галактики.
Но вот я предлагаю вам задуматься об удивительном сходстве этих галактик с формой циклонов Земли. Даже направление вращения одинаковое.
Я не буду тут излагать свои соображения по этому поводу. Предлагаю сделать это самостоятельно. [500x375]
У меня есть соседка по площадке. Девчонка лет двенадцати. Когда я пару лет назад вновь объявился по этому адресу, то не только поверг в шок старых жильцов, которые помнят меня мальчишкой, но и сам был в немалом шоке.
Я догадывался, конечно, что за годы моего отсутствия все мы сильно изменились внешне. Но не до такой же степени. Так вот эта девчонка была точной копией другой, проживавшей в той же квартире в том же возрасте…только та, прежняя стала мамой этой. Вот такие зигзаги с изюмом.
В то лето я после идиотской болезни (будто болезни бывают не идиотскими), вышел в теплый весенний солнечный день, глубокомысленно посидеть на скамейке. Цвели каштаны, напоминая мне о затаившейся в их листве моем персональном дне рождении. Было хорошо, спокойно и задумчиво..
- Привет, буфет! – кто-то хлопнул меня по плечу.
- Санька? – я чуть не свалился, пораженный на месте, мгновенно заподозрив для себя, что незаметно умер, пока присутствовал в глубоком омуте самосозерцания.
- Я не Санька! – авторитетно заявила мне наглая мордочка вечного врага моего детства. – Я Настя, а Санька моя мама. А ты хто?
- Я? – медленно возвращаясь на этот свет, промямлил мой родной и знакомый голос. – Я живу тут. Воон тама…на третьем этаже.
- А я напротив, - с радостью констатировала бестия. – Будем знакомы?, - и протянула мне свою лапку.
- Будем, - с сомнением ответил я, незаметно пощипывая свой зад.
Настя неустанно крутила своей головой и болтая ногами безумно напоминала мне Саньку, изрядно попортившей мою кровь в для кого-то, беззаботном детстве, да только не моем.
- Пойдем, ты меня будешь водить гулять! – внезапно заявил призрак прошлых дней, - ты же сосед или кто?
- Сосед. Наверное. – покосился я с подозрением. – А куда тебя водить гулять?
- Пока мамки нет, пойдем, куда глаза глядят – твердо заявил чертенок в блекло-голубом платьице.
- А куда они глядят? – с любопытством спрашиваю.
- Как куда? – возмущенно глянули на меня синие небеса, - конечно на озеро. Я там купаться буду, а ты будешь следить, чтобы я не утонула, понял? А то мамка тебе такого даст, что мало не покажется.
Я и опомниться не успел, но уже покорно, как «буридановский осел перед судьбой» тащился к озеру. Честно, мне и самому хотелось на озеро моего детства. Странное это чувство. Неповторимое и не понятное. Проходит, скажем, множество лет…и вот, по воле случая ты оказываешься в том же месте и на той же улице, где так давно был, что из памяти, казалось бы все следы были стерты, как прибрежной волной наивная надпись на песке…И, о чудо! Память прошлого, как встреча после долгой разлуки, обнимает твою душу и бросает в бездну времен, в которую и верить давно перестал.
Мы неизбежно приближались к озеру. Все вокруг уже не так и не то. Новые дома и вместо грунтовой тропки добротный асфальт проложен и уже состарившийся морщинами своих трещин….Но хоть озеро-то прежнее? – с надеждой спрашивал я себя.
- А тебя зовут дядя Юр! – неожиданно серьезно посмотрела на меня маленькая чертовка.
- Да. – с неподдельным изумлением посмотрел я вниз. – А ты откуда знаешь?
- Мамка много рассказывала о тебе…когда ты тут жил. Давно. Когда она была еще маленькой.
- И что же она рассказывала? – механически спросил я ее, но уже думая совсем о другом.
- Что ты хороший. И что ты всегда ее защищал.
Вот тебе на, - подумал я с тоской. Защищал. Да дня не было, чтобы мы не подрались. Синяки не проходили у обоих. Правда, когда мы вдвоем стояли спина к спине против мальчишек с другого района, редко кому удавалось сбежать с поля боя без царапин, синяков и укусов от Саньки да разбитых носов от меня. А перемирие наше было только на время дружного поиска подорожников да закапывания оранжевого сока чистотела в свежие раны и царапины.. .
Странная это дружба была. Санька на полтора года младше меня. Вроде и терпеть друг друга не могли. Но вот друзья мои бывшие, да и враги тогдашние…теперь, по прошествии стольких лет говорят мне: Вы были «не разлей вода»…всегда вместе. Бешеные какие-то оба. Вас все боялись.
А озеро появилось внезапно. Не такое, конечно, как когда-то. А все же маленький кусочек прежнего остался. Пляж на этой стороне и пляж на той. И сорок метров, которые я проныривал на спор, едва не умирая от нехватки воздуха, но упрямо выходил на сушу с того берега. Такого никто не мог. Перед нырянием я минут пять лежал на спине глубоко и интенсивно дыша до коликов в пальцах и во всем теле. Гипервентиляция легких. Этой хитрости меня научил мой двоюродный брат, моряк дальнего плавания…однажды ушедший в свою морскую дорогу, да так и не вернувшийся назад.
- Юр! – дернула меня за руку Настя. – Ты тут сиди, ладно? И не бойся…я умею по-собачьи плавать.
- Как скажешь. Да я и не боюсь. Просто верю тебе.
Золотистое солнце клонилось к закату. Было необычно тепло и уютно. Среди озера плыла маленькая стайка крякв. А когда-то, совсем недавно, это были дикие утки.
За день снег на тротуарах полностью растаял. Опять о себе напомнило «глобальное потепление». Я сидела на единственном сухом люке у парадного. Люк был чуть теплым. Я знала, что будет дальше. Вот сейчас выйдет мужчина огромного роста покурить и обязательно меня заметит. Но вида сначала не покажет.
И действительно. Дверь парадного бесшумно открылась и вышел мужчина. Вокруг него чужой ему город, светился огнями окон многоэтажек, в которых не было дворов.
Он неспеша закурил и стал задумчиво ходить по маленькой алейке. От парадного, до угла гостиницы и назад. Меня он заметил почти сразу. Почувствовал мой пристальный взгляд и слегка смутился. Потому что мгновенно проник в мои мысли. Он умел думать образами а не словами. Как мы, кошки, но не как люди. Животные все умеют думать образами. Но у всех это по-разному. Только у нас дар видеть будущее. И когда спим, и когда бодрствуем. Поэтому мы всегда «сами по себе». Живем, как бы без привязанностей к тем людям, что считают себя нашими хозяевами. Но это неправда. Мы более других ценим человеческую ласку и заботу. И привязаны больше, чем собаки. Да люди этого не понимают. Они привыкли судить обо всем, что им видно. А видно им не так уж и много. Слепые они.
Мужчина при этом улыбнулся кошке. Но она этого не видела. Он предусмотрительно повернулся к ней спиной. Но не потому, что был уверен, что она не догадается. А просто не хотел смутить ее своей улыбкой.
Он опять вернулся к своим мыслям. И кошка замолчала, слушая его.
«на да…именно трехмерный лабиринт – думал мужчина. – Как же я сразу не догадался? Но как его построить? Ну примитивный видимо будет таким: Совместим одномерную проекцию так, чтобы выход был совмещен с входом и повернем вокруг оси…
- Не глупо, - не удержалась кошка от комментарий.
- Хм, не глупо-то не глупо. – мысленно ответил Мужчина. Да квадратный лабиринт тут не годиться. Ведь оси-то должны перемещаться по окружности для полного совмещения?
- Браво – прокоментировала кошка. – Конечно по окружности. Разве тебя не учили, что прямая – это всего лишь часть кривой.
- Не умничай, - улыбнулся мужчина. – Я в арифметике слаб очень. Высшая математика мне ближе. Ну вот сама подумай о смысле трансцендентых постоянных. Где там гармония? И этот остаток, тоже трансцендентный. А как было бы хорошо, если б они соединились до целого.
- Ну и дурень ты, - ответила кошка чуть прикрыв глаза, - забыл закон замкнутого пространства? Что в нем имеет шанс прогрессивного развития?
- Извини. – Мужчина поморщился, но согласился с аргументами кошки. – Занесло меня.
- Ты не отвлекайся а лучше скажи, - как ты вычислил лимит многомерных пространств? – проворчала обиженно кошка.
- Да как. Начал строить модель. Трехмерность по трехмерности. Вот и вычислил предел.
- Лихо. – кошка внимательно посмотрела на смущенного Мужчину. – Значит уже знаешь что предел ауры всего равен трем диаметрам?
- Знаю. Но не понимаю, как осуществляется взаимосвязь всего одномоментно.
- Ну ты и балда – усмехнулась кошка. – Сам же писал о Фридмановской точке. Сам же предполагал, что это и есть единственно возможный портал между высшими измеренниями.
- А я совсем забыл про это. – удивился Мужчина и взглянул прямо в глаза кошки. Но она блеснула шторой света и дала понять, что вход туда просто невозможен.
- А я боюсь своей теории – признался кошке Мужчина. – Я после того, как создал ее, хочу в Бога верить.
- Знаю. – кошка привстала и почесала себе за ухом. – Тогда верь в Бога. Так действительно легче.
- А я и пробую. Да только хуже мне стало. Никак не могу себе представить желтых, белых, красных и черных обезьян, которые вдруг по Дарвину одновременно захотели вдруг трудиться чтобы очеловечиться….А про Адама и Еву вообще меня замыкает.
- Да не парься ты так. Кто там знает о твоей «Топологии многомерных пространств! – кошка буквально скривилась презрительно. Ты сколько раз пытался его в инете поместить?
- Два раза.
- И что потом?
- Инфа всегда исчезала. Всегда.
- Врубился? Или как?
- Ну…это. Почти – да. Но ведь такого быть не может? Почему?
- Да потому, болван, что не лезь не в свои дела. – кошка от сердитости даже встала и обошла вокруг своего люка теплотрассы.
- Ладно. Не сердись. Идем ко мне. У меня там сосиски есть и пиво. Пиво для меня, а сосиски – тебе.
- Давно бы так. – И они пошли. Он впереди, а кошка сзади. На третий этаж захудалой гостиницы производства советских времен. Там была тумбочка и койка. А больше ничего. На тумбочке пиво и горстка сосисок в полиэтиленовом кулечке. А еще там было тепло. Очень тепло. Потому что плоские батареи были вдоль узкой кровати для командировочных. И это было самое лучшее удобство в зимнюю холодную ночь для уставшего и вечно одинокого человека. Умеющего понимать кошек.
Размышления о политиках и намордниках07-11-2009 01:07
Развели лохторат по Бютовски капитально. И главное, что все отлично получилось. Все в намордниках, драки в аптеках. Денежки рекой потекли Бютовским аптечным магнатам, вроде Губского. Забыты бютовские педики, забыт бютовский бандит Лозенко…Лимоны по сорок? Размели. Лука и чеснока уже и за 50 грн штуку не купить. Спасаются.
А в это время бравый презик Ющенко в одном костюмчике в мороз лихо встречает такого же бравого презика бацько Лукашенко, который тут же ляпнул: «оць зразу бачу шо ми оба з деревни…»…
Это же надо? Они без охраны, извините, и посрать не ходят, а здесь при мировой пандемии в костюмчиках….и без намордников.
Значит знают, «хде собака порылась?». Конечно знают.
И что интересно, сравните статистику. Ежемесячно в Украине умирает 36 000 человек. От спида, от туберкулеза, от рака, от инфаркта, от инсульта – и ни гу-гу. А тут счет на единицы идет и все только ахают с ужасом.
В пресловутом 1986 году, когда рванул Чернобыль и накрыл радиационным облаком пол Белоруссии и пол Европы, Киевляне весело расхаживали по улицам, вдыхая радиоактивную пыль, таскали за собой детские коляски будущих граждан свободной и незалежной, и никто – НИКТО не был в намордниках.
Тут на одном сайте ученый-вирусолог, для которого и минуты микрофонного времени не оказалось, поражался: «Какие маски? Это же вирус. Он проходит через маски, будто и нет их. Вирус даже при рукопожатии передается и даже через любой предмет, который был у зараженного человека. Врубаетесь, граждане?
И вирус неизлечим, как и СПИД. Или сам пройдет, или баста. Ибо вирус – это не живой микроб или бактерия, а сложное химическое соединение. Его нельзя убить. НЕЛЬЗЯ. Он и так не живой.
- А почему? – промычит ошалевший обыватель?
В свое время, по разработке бактериологического оружия работало не мало лабораторий мира. Больше всего занимались именно вирусными технологиями. В принципе – вирус это искусственный полимерный токсин в виде осень компактного молекулярного соединения, следовательно значительно меньших размеров, чем любой микроб или бактерия. В обычный микроскоп его не увидеть. Только в электронный.
Можно смело утверждать, что синтез вирусов это и были первые опыты по созданию принципов нанотехнологий.
Для простоты и краткости объясню их действие следующим образом.
Определенные интересы к ядам проявляли во всех странах разные ученые. Так появилась наука – токсикология. Всех интересовал механизм воздействия ядов на живой организм. И тут в помощь подключилась органическая химия. Её учение о валентных связях и свободных радикалах. И тогда тайна перестала быть тайной.
То есть все токсины (и не только) обладают способностью мгновенно вступать в реакцию с органическими веществами, создавая новый полимер.
Не стану вдаваться в подробности и тонкости этого процесса. Их любой школьник должен знать. Так вот вирусы – это и есть синтезированные композиты на молекулярном уровне с открытыми валентными связями. Они легко связываются с молекулами РНК и превращаются в полимеры с иными свойствами.. И живое становится неживым.
Разнообразие их воздействий ничем не ограниченно. Могут поражать только мышечную ткань, могут только нервную. Могут влиять на состав крови, или на материал сосудов, разрушая их. Так что все эти штаммы – это просто часть из бесконечной номенклатуры возможных вирусных образований.
Вирусы не обязательно синтезируются в мощнейших лабораториях мира. Они синтезируются и сами в многочисленных мусорных реакторах полигонах, где состав на 75% состоит из органики. Вот вам и птичий грипп.
В последнее время выяснилось, что возможны и такие бактериальные мутации, когда известная всему миру, допустим туберкулезная палочка, сама становится генераторов вирусов. То есть продукты ее жизнедеятельности уже не токсины, как было 200 лет назад, а уже вирусы.
Остановить этот спонтанный генезис на Земле уже невозможно. Процесс растет в прогрессии.
Но правят миром не ученые а политики. Политик – это особо опасная сущность узко запрограммированная на мошенничество, обман и жажду наживы. Вот такая психоструктура всегда ориентирована только на обман и жажду наживы. Все остальное их сознанию чуждо. Они отправляли свои народы (биомассу) на воины, результатом которых приобретали власть и богатство или теряли все это.
Я не стану приводить примеры и составлять тут список этих «фюреров-неронов». Пусть всяк, сам себе думает, что хочет. И всяк решит: тормоз это эволюции или ее прогресс.
Наши клоуны непобедимы. Они же тряпочные. Мы взрослеем, а они все прежние. Когда-то любимые, с котрыми мы делили свои детские горести. А позже мы взрослели, и наши клоуны нам уже не важны стали.
Но мы их не выбрасывали на помойки, интуитивно понимая, что они хранят наши детские души, но не знали что они очень тоскуют о нас. А позже мы и сами стали клоунами...да не заметили и как...
Мы стали взрослыми. И нам разрешили играть со своей Судьбой.
Одного мы не знали...Что стали для Судьбы просто тряпичными куклами, и что не мы, а именно она играет с нами. И когда-нибудь ... Да-да. И такое нередко бывает.
А кукле, пусть и тряпичной, больше всего хочется, чтобы её любили. Всего-то...
Потому что все живы, пока востребованы кем-то. Знаете ли вы об этом?