Когда Банкей проводил свои недели в медитации, с разных концов Японии собирались ученики, чтобы учиться у него. Во время одного из таких собраний поймали ученика-воришку. Об этом сообщили Банкею и попросили его прогнать преступника.

Банкей не обратил на этот случай внимания. Позднее этого ученика снова поймали за таким же занятием, и снова Банкей не стал рассматривать дело. Это рассердило остальных учеников и они написали прошение, в котором просили удалить воришку, в противном случае они покинут его в полном составе.

Когда Банкей прочел прошение, он собрал всех и сказал:"Вы - мудрые братья. Вы знаете, что хорошо, а что - плохо. Вы можете идти, куда хотите и учиться там. Но этот заблудший брат не может отличить хорошего от плохого.

Кто же научит его, если не я? Он останется здесь, если даже вы все уйдете."

Слезы потекли по лицу воришки. Все желание красть пропало.

Ладошками хватать фонтана брызги,
Банты из кос смущенно выдирать,
Смотреть в тебя из рук так близко-близко
В волне морской любилось мне играть...

В руках твоих то ласточкой взлетая,
То звездочкой веселья мчаться вниз
Верхушки елок на пути хватая
Любилось дождевой струсить с них бриз!

Кружась и прыгая тебе на шею,
Смеясь, опять выскальзывать из рук,
Иль платья юбку колоколом взвеять
Любилось мне давно, мой нежный Друг!

Когда Будда, говоря о перевоплощениях, описывал, как долго человечество находится в своем путешествии, он приводил в пример гору в шесть миль высотой, шесть миль длиной и шесть миль шириной. Каждые сто лет прилетает птица с шелковым шарфом в клюве и один раз проводит им по горе. Время, нужное для того, чтобы шарф стер всю гору, и есть то время, которое вы уже находитесь на пути. Если приложить это к собственной жизни, начинаешь понимать, что она короче мгновения ока и каждое рождение – всего лишь момент, подобный застывшей фотографии.

Есть же где-то город с пустыми улицами, с пустыми домами? Иначе тогда где я живу? Возможно, и этот листок так же упадет на какой-нибудь мост, скамейку, клумбу и никто его не найдет. И, хотя с невероятной настойчивостью я продолжаю исписывать лист за листом, я заведомо знаю, что он не поднимется в воздух. Я пробовала все, чтобы отправить это письмо: и сворачивала его самолетиком, запуская в небо, и ставила у ворот, на выезде из города, корзину со вкусностями, чтобы как-то заманить в город другого человека, и тогда он бы, возможно, смог отправить это письмо из другого города, и приручала голубей, чтобы они унесли это письмо, и даже если бы уронили его за чертой города, ветер бы докатил его куда-нибудь. И даже коршуна удалось поймать и однажды привязать письмо к лапке. Но – нет. Письмо, в сотнях экземпляров, лежит на каждой улице города. Я пробовала писать его и на обычной бумаге. Пробовала писать его на высушенных листьях деревьев, на одном лепестке розы… Ветер не загибает даже края письма. Потому что где бы я его ни писала, оно слишком тяжелое для отправки. Каждое письмо тяжестью в два невысказанных слова.