а у меня каждый день, как день сурка.
начались серые холодные будни. может быть, с течением этой городской суеты я забуду ласку твоих травяных глаз. может, в висках умолкнут твои прокуренные нотки души. а может, и обрывки воспоминаний станут всего лишь воспоминаниями без привкуса всяких чувств.
я не хочу ничего от тебя терять, ведь через какое-то время мы встретимся и поймем, что между нами, спустя сотни новых лиц, десяток получужих прикосновений, осталась та тонкая нить, та яркая искра, благодаря которой мы ближе, чем все они, другие. снова возникнет наше "мы". мы поймем, что никогда друг друга не забывали, всегда любили и наконец-то нашлись.
подойти к соседу/незнакомцу/врагу
"привет. сломай мне руку, пожалуйста"
просто плакать хочется.
знаешь, каждый день срываюсь на истерики.
кричу, об стены бьюсь.
рву волосы, кожей пол царапаю.
а слёзы не получаются. не осталось, понимаешь?
давно все растратила. а новые не завозят.
"так, что, поможешь? сломай руку, умоляю"
чтобы хоть как-то вылить из себя боль..
я умираю давно, я не могу без тебя
вот, все хорошо. думаешь, что в твоей жизни нет места для боли. нет и не было. а она просто притаилась и ждет подходящего момента. порой она начинает действовать в самый разгар счастья. и вот, что-то происходит, не важно в какой мере ужасное. и все рушится, абсолютно все. ты чувствуешь боль, дикую боль.
Всё настолько замечательно, что хочется свернуться клубком и выть, кусая кулаки.
говорят, люди живут в наших мыслях. если ты со мной даже так — я счастлива.
- Все таки есть что-то в этом слове "ЛЮБОВЬ".
- Конечно, а ты думала люди прыгают с 8 этажа из-за того, что хлеб в доме закончился? (с)
Любовь не имеет ничего общего с сердцем – этим мерзким органом, насосом, качающим кровь. Любовь первым делом сдавливает легкие. Глупо говорить: «У меня разбито сердце», нужно выражаться точнее: «У меня сдавило легкие». Легкие – самый романтичный из человеческих органов: все влюбленные заболевают туберкулезом.
так вот, у меня сдавило легкие.
я задыхаюсь, просто напросто задыхаюсь.
теряю сознание от нехватки чего-то важного, может быть, кислорода.
хотя без него, кажется, я бы еще смогла жить, а вот без тебя - нет.
дрожь, сильная дрожь, голова кружится. ничего не хочется
а я ведь стояла, ждала.
до самого последнего момента ждала, до последнего кусочка его майки из-за дерерьев.
ждала, ждала, надеялась на чудо.
мечтала хотя бы о том, чтобы он обернулся.
куда уж о большем мечтать. хотя...
ведь я жила только им. мир сузился до одного человека, на остальных было плевать, я от всех отдалилась.
что теперь? а ничего.
жить воспоминаниями и мечтой, что он меня простит.
***
один совет: позаботься о себе
одна просьба: не меняйся
одна мечта: не забывай меня
одна ложь: я не люблю тебя
одна правда: я безумно хочу быть с тобой…
не хочу ни от кого отдаляться, но так получается.
нет другого выбора.
просто мир сузился до одного человека.
никого больше не надо.
Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали - и они родились. Я был скромен - меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, - другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду - мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние - не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, - тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если моя выходка вам кажется смешна - пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.
(с)Печорин. "Герой нашего времени". М.Ю.Лермонтов
А лето в самом разгаре. Весь город, как в огне. Невыносимая жара.
Насколько я помню, это лучшее лето в моей жизни.
Никогда еще мне не было так хорошо.
Каждый день просыпаюсь с хорошим настроением, засыпаю с ним же.
И плевать, что лето очень быстро пролетит.
Жизнь прекрасна. Я наслаждаюсь.
Ну не может же быть все всегда настолько идеально. Всегда что-то новое да приключится.
Зато я не страдаю от обыденности.
стоит прилично одетый мужчина в Нью-Йоpке возле небоскреба и куpит. Подходит к нему журналист и говорит:
- здpавствуйте. я коppеспондент газеты "Нью-Йоpк Таймс". можно задать вам несколько вопpосов?
- да, задавайте, я в пpинципе не спешу.
- вот вы куpите. а, пpостите, как долго вы куpите?
- мне сейчас 43, и куpю я с 16 лет.
- а какие сигаpеты вы куpите, если не секpет?
- да, не секpет - "Мальбоpо".
- и последний вопpос - сколько сигаpет в день?
- пачки полтоpы - две.
жуpналист достает калькулятоp, что-то считает и снова обpащается к мужчине:
- вот вы знаете, если бы вы не куpили, то на сэкономленные деньги вы могли бы купить вот этот вот небоскpеб?
- сеpьезно?.. а вот вы сами куpите?
- нет, я не куpю.
- и что, небоскpеб у вас есть?
- нет, небоскpеба у меня нет.
- а я курю,и небоскрёб мой.
Я люблю тебя. Люблю твой нежный, немного прокуренный голос. Люблю твои глаза. Люблю каждую ресничку на них. Люблю каждый сантиметр твоего тела, каждый твой вдох и выдох. Я люблю тебя, как любят мороженое, детство и своих родителей. Один раз, крепко и на всю жизнь. Люблю тебя, как младенец любит свою мать. Ты для меня как воздух необходим. Ты мой. Мой до последней капли крови, до последнего вздоха, до последнего мгновения. Я люблю тебя. Годами, месяцами, днями, часами, минутами, секундами. Люблю тебя глазами, губами, сердцем. Я живу тобой. Дышу тобой. Ты мой кусок счастья. Огромный такой кусяра. Ты мой самый любимый наркотик. Без тебя внутри пусто, темно, больно. Все крутит, рвет изнутри. Я истекаю кровью. Ломка. Я люблю тебя. Вот так вот, просто. Без всех этих блядских сердечек, чмаффиков, и изрисованной стенки. Люблю тебя, как Сид любил Ненси. Люблю тебя круглый год. Днем и ночью. Вечером и утром. Я вдыхаю тебя. Затягиваюсь тобой. Тону в тебе, растворяюсь. Я тебя люблю.
смотри. я здесь. и я печальна.
во тьме моей души творятся чудеса.
и ты поймешь. что я коварна.
во сне ты вспомнишь про меня.
Указательные пальцы обеих рук дважды под ключицу. Потом два раза в направлении собеседника. "Я люблю тебя". Это так просто.
Каждый новый человек – это новый рисунок в моём сердце.
Он может быть нарисован карандашом, а может и ручкой.
Иногда написан краской, также расплывчато и пёстро. Яркое пятно, которое было большим впечатлением, но очень скоро смылось, расплылось, размазалось…
Ручкой в своё сердце я записываю только проверенных людей. Либо тех,кого хочу надолго запомнить. Ведь даже чернила рано или поздно выцветают…
Карандаш – волшебная вещь. Его всегда можно стереть.
Только след всё равно останется.
А ещё на него можно по-разному надавить…И от этого будет зависеть степень его врезания в сердце.
Вот такой вот получается музей в глубине каждого человека…
И хронология расстановки у всех разная.
-Скажи, а чайки тоже плачут, когда их море предает?
Спросила девочка у мальчика, когда весной кололся лед.
Деревья на ветру качались, и он ответил на вопрос:
-Чайки разбиваются о скалы, когда их море предает…
Летели годы словно ветер, и вот, они уже не дети,
Им стало восемнадцать лет.
О люди, как они любили, такой любви никто не знал!
Когда над ними вьюги выли, огонь любви их согревал.
И вот настал день белой свадьбы, холодной раннею весной,
Невеста в белоснежном платье, пришла к любимому домой.
Лишь за порог она ступила, любимый у двери стоял,
И, никого не замечая, другую нежно целовал.
На свете нет сильнее боли, она ступила за порог,
Глаза наполнили ей слезы, шептали губы «Как ты мог?»
Она стояла у обрыва, вдруг закружилась голова,
Она рукой глаза закрыла, из детства вспомнила слова:
-Скажи, а чайки тоже плачут, когда их море предает?
-Чайки разбиваются о скалы, когда их море предает…
