Когда костлявая с косой над изголовьем наклонится,
По ее жесту я пойму – мне изготовлена гробница.
Что поутру мне суждено в холодной дымке раствориться
И в расписании моем уже прочерчена граница.

Жестоким словом «никогда» судьба молитву отчеканит,
И неоконченный рассказ в листках у ночника оставит.
Рекою время проносясь, сотрет в душе воспоминанье,
И мудрой волею небес мне приготовит предсказанье.

Назначит время и число, когда вселюсь в иное тело,
И заново вступлю на круг, где ждет меня другое дело.
Другие встречи и слова, другие страны и печали,
Совсем, совсем другая жизнь и неизведанные дали.

Я с благодарностью приму всё предназначенное свыше,
И в сторону не отверну, коль суждено шагнуть мне с крыши.
Лишь об одном позволь просить, когда судьбу мою верстая,
Захочешь каплю счастья дать, меня за верность награждая.

Пусть наши души обретут друг друга в суматохе буден,
Я ради этого готов с утра стучать в шаманский бубен.
Пусть это странное письмо тебе воочию явиться,
Когда костлявая с косой над изголовьем наклониться.

Лишенный всех цветных оттенков
Омывши грех, как пот и грязь,
На солнце яркое косясь,
На волю рвался из застенков.

Там вольный ветер на просторе
Иссушит влагу на лице.
А той, стоящей на крыльце,
Махнет рукой - не плачь, не горе.

Вздымая грудь, рванется смело,
Вперед, и всем ветрам назло,
Избрав такое ремесло -
Хвататься за любое дело.

Из разных нитей судьбы свиты,
Покуролесил, на покой.
И прачка пухлою рукой
Сняла с веревки белый свитер.

Опять без объявления войны
Страна скорбит о павших братьях.
Клыки у злобных монстров не видны,
Они средь нас в гражданских платьях.

Но где же рыцари на рысаках,
В кольчугах, с крепкими мечами,
Что верно защищали Русь в веках
Щитом, не сладкими речами.

Ужели честь солдата не в чести,
И зря в боях погибли предки?
Дружина не способна нас спасти,
А только олигарха в клетке?

Никто с себя погоны не сорвал,
И не покаялся публично,
Но кто-то перед камерой соврал,
Что все сработали отлично.

От поминальных свеч в ночи светло,
Не спим, теракты обсуждая.
Не умерло, а притаилось зло.
Уснем, повтора ожидая?

Кому-то звезды на погоны,
Кому-то звезды в небесах
Чтоб зазвенели элероны
И утонул форсаж в басах.

Приборы зельем опоили
И, кажется, мой штурман врет
Что, мол, в глазах темнеет… или
Над Питером ночной полет.

Я по Фонтанке под мостами
Тихонько заложу вираж
И над Исакия крестами
Свечу «зажгу», войдя в кураж.

Над Зимним - штопор для фурора
А после звуковой барьер
Пройду над крейсером «Аврора»
Чтоб знали, с кого брать пример.

Эх, жалко нет боезаряду,
Над Смольным затяну петлю.
Устав, на Невский тихо сяду
Мой Питер, я тебя люблю.

Давным–давно, когда морозы было сильнее, снега белее, а сосны небеса подпирали, стояла на берегу красивого озера деревенька да барская усадьба. Озерное. Край тот был богат лесом да зверьем, а пуще того – красотами дивными. Куда ни глянь сказка одна. Особенно зимой. Тогда они не в пример нынешним были. Навалит снега по самую крышу и прихватит все морозцем… дворцы да терема стоят. Один диковиннее другого. На окраине той деревеньки, в самом бедном домишке жила девочка по имени Цветана. Беда не беда, да бедно жила их семья. Отца в солдаты забрили, а мать с пятерыми детишками с воды на хлеб перебивалась. Барыня, что жила в усадьбе, взяла девочку к себе. По дому помогать. Тогда все при господах значились – дворовые да крепостные.

А Цветанка смышленая и работящая была, за что ни возьмется, все у нее лучше других получается. Особенно кружева вязать. Уж искусница, да выдумщица, каких не сыскать. Барыня ее приметила. По праздникам домой отпускала, да в подарок то старое платье своей дочери отдаст, то денежку медную. Цветанка все в дом несет – матушке да сестрицам своим. Так и жили.
Однажды летом прошел слух, что матушка-государыня проездом в их края пожалует. Губернатор да предводитель переполошились. Хотят царице угодить. Везде порядок наводят, да выспрашивают, чем бы ее величество порадовать. Прослышали о мастерице Цветане из Озерного, мол, лучше кружевницы никто и не видывал. Сговорились с барыней, что государыня в усадьбу заедет. Отдохнуть с дороги да на кружева поглядеть. Тогда мода на тонкую ручную работу в большой силе была.

В назначенный день царица со свитой пожаловали. Шум, гам, суета. Слуги да придворные наехали, кареты, сундуки… Наряды пестрят такие, что Озерное словно по весеннему первоцвету преобразилось. Однако всех затмила сама матушка-государыня в сопровождении гусарского эскадрона. А те, как на подбор, статные да чернобровые, глаза озорные, девушкам проходу не дают. Был среди них удалец по имени Святозар. Красавец. Молод, а уж вся грудь в орденах и шпага с позолоченным эфесом.

После шумного застолья пошли девушки хоровод водить. Босиком по зеленой траве, в длинных расшитых сарафанах да кокошниках шитых жемчугами. Одно слово – лебедушки. Все хороши, а одна краше всех с косой в красных лентах до колен. Цветана. А как песню завела нежным голосом, так все и затихли. Не зря говорят, в красивых местах и люди красивые родятся. Матушка-государыня сама в ладошки хлопала да посмеивалась. Ай, да умница, ай, да красавица! Один Святозар молчал. Покорила его Цветана.
Позвала барыня царицу да гостей кружева смотреть. Тонкая изящная работа, да с выдумкой. Более всего понравились ее величеству кружева на темы русских сказок, особенно те, где Иван-царевич на сером волке скачет. Велела позвать мастерицу, чтобы ее с собой в столицу взять, да там своим мастерством гостей заморских удивлять. Хитрая барыня подтолкнула вперед свою толстощекую дочку. Удивилась царица, глядя на пухлые пальцы белоручки, но слово сдержала.

Проходит время. Барская дочка в столичном дворце живет, а ей с оказией из Озерного кружева привозят. Толстощекая до обеда спит, и царице каждый день приносит с поклоном новую работу, мол, сама сделала. Так бы продолжался этот обман, да пожаловал в город Санкт-Петербург французский посол. Во дворце бал в честь высокого гостя, музыканты играют, пары вальсируют, а гусары в почетном карауле стоят. Объявили о государыне. Все в низком поклоне застыли, посол ножкой кренделя на цветном паркете выписывает. Одно слово - царица. Она в сопровождении своих верных гусаров вошла, и заплясали вокруг огни от ее бриллиантов. Однако посол не на государыню-матушку смотрит. Скандал назревает. Церемониймейстер выясняет, в чем дело. Оказывается, посол увидел кружевной воротник у гусара из свиты и так поразился высокому искусству работы той, что грамоту от своего Людовика вручить позабыл.
Усмехнулась матушка-государыня, велела подойти гусару. А это Святозар, и на плечах у него подарок Цветаны. Признался красавиц, что певунья из Озерного пленила сердце его. В ответ на его пламенное признание, подарила Цветана сей вышитый воротник. Сравнила царица вышивку с работами, поднесенными ей боярской дочкой, и поняла, что это одних рук дело. Разгневалась. Велела привезти к ней в столичный дворец настоящую мастерицу. Три дня без отдыха и устали скакал гусар Святозар с двумя спутниками, а вернулся с тремя. Цветана так в мужском платье перед царицей и предстала. Все умеет мастерица, даже на коне не хуже воина скакать. Одно слово – русская красавица.

Затеяла матушка-государыня соревнование между Цветаной и барской дочкой, чтобы вывести обманщицу на чистую воду. В большом зале, на глазах у приглашенной публики обе принялись за работу. Главным судьей назначили французского посла, как большого знатока в кружевном деле. Придворные развлекаются, а обе девушки ни на миг от работы своей не отрываются. И все под присмотром француза. К вечеру срок соревнования стал истекать. Ждали ее величество для Читать далее...

Цветы, как люди в нашем мире,
Забава в чьих-нибудь руках.
Кто умер в замке, кто в трактире,
Иной прославился в веках.

***
У Рейна бился славный Хлодвиг,
Лишь на закате бой утих.
Хоть каждый в свите шёл на подвиг,
Но готы окружают их.

Хотят пленить монарха франков
Всё туже западни петля.
На берег стайкою подранков
Спешат, заступницу моля.

Над Рейном месяц, как лучинка,
И Хлодвиг видит Божий знак.
Из жёлтых ирисов тропинка
Едва виднеется сквозь мрак.

Цепочкой вброд без промедленья,
Ушли, забрав с собой цветы.
И герб французский в знак спасенья,
Хранит тот символ красоты.

К вечеру пошел снег. Поначалу робкий, он едва кружил над городом, но, заметив привлекательную женщину, припустил. Она так обрадовалась этому, что сняла перчатку и протянула ладонь ему навстречу. А снежинки, словно маленькие пташки, вились вокруг, не решаясь опуститься. Тогда женщина остановилась и замерла, словно прося милостыню. Осмелев, снежинки опускались на теплую ладонь и таяли. Другие едва касались ее лица, словно изучая на ощупь. Самые отчаянные вспорхнули на длинные ресницы. Это было так забавно, что женщина рассмеялась. Неожиданно и очень искренно, как ребенок.

Снежинки падали на теплые щеки и тут же таяли, впитывая в себя их аромат. Те же из них, что беззвучно ложились на чувственные губы, исчезали под ее дыханием, оставляя влажные следы, словно от поцелуев. Пушистые смельчаки касались ее шейки, оставляя неприметные бусинки на тех местах, где когда-то блуждали ненасытные жаркие губы. У нее даже закружилась голова от нахлынувших воспоминаний. А тут, как на грех, целая капелька скатилась под блузку, и, найдя ложбинку меж двух белоснежных холмов, покатилась дальше. Вниз. Туда, где кроются все сокровенные тайны.

Женщина даже обернулась, не видит ли кто. Однако, мысленно махнув на все рукой, подняла голову, подставляя счастливое лицо навстречу летящим снежинкам. Ей было невдомек, что снегом был я. Давно утративший телесную оболочку и превратившийся в небесное создание, я увивался вокруг красавицы, наслаждаясь каждым прикосновением. Всю неистраченную нежность я отдавал ей. Для меня это был подарок судьбы. Мужчины не умеют признаваться в любви, им не дано говорить о возвышенном красивыми словами, потому женщины не всегда понимают их.

Мне с грустью вспомнилась ранняя весна, когда я барабанил в девичьи окна и льнул к стеклу, стараясь выведать их тайны. Потом жарким июльским ливнем налетел на стайку девушек, которая бросилась врассыпную. И лишь одна, не испугавшись, раскинула руки для объятий и закрыла глаза. А я с размаха налетел на нее, отчаянную, окатив с головы до ног, не оставив и сухой нитки. Коротенькое платье, намокнув, словно исчезло вовсе, выставляя напоказ высокую грудь и крутые линии бедер. Но я уже мчался за другими, что с визгом, поснимав туфельки и подобрав платья, прыгали через лужи, прячась под балконами и козырьками домов. Лишь оглянувшись, я увидел ту, что осталась стоять посреди непогоды с безвольно опущенными руками, а по мокрым, прилипшим к спине волосам текла вода, и от ресниц на щеках прорисовались неровные черные линии. Тогда для меня все было лишь игрой.
Прошло время. Я стал совсем белым, но что-то понял в этой жизни. Теперь я падаю к ногам единственной неповторимой женщины, которая пройдет и оставит глубокий след. Мне повезло. Иных просто не заметят. Холодная метель налетит, закрутит. Кто-то забьется в щели, кто-то прилипнет к остывающим во дворах машинам и остынет ледяной коркой, остальные соберутся в сугробы, да так и останутся до весны. Прошлогодним снегом.

Мне повезло. Я кружусь возле ненаглядной своей красавицы, изнывая от желания. Знаю, что погибну, исчезну навсегда, но это пустяк по сравнению с тем мигом блаженства, когда я буду таять от прикосновения к ней. Я падаю и таю. И в этом коротком слове таю, для меня слилось два очень важных слова. ТА, которую ЛЮБЛЮ. Что моя никчемная жизнь! Я тебе отдам больше. Вот, посмотри на свою ладонь. Там - моя сНежная душа.

Опять шампанское в ведерочке томится
И мандарины окружают Оливье.
С утра сотрудников разглядываю лица,
Все после праздников, как будто в забытье.
Календари теперь с английскими словами,
Огни Нью-Йорка вместо снега над церквами,
А вместо водки Санта колу предлагает
И «эм-энд-энс», а не грибочки с расстегаем.
Душа тоскует по заснеженным полям,
Где мчится тройка и веселая гармошка,
Соседки озорной холодная сережка
Мне щеку жжет на зависть пышным соболям.
Частушек звонких перепалка с бубенцами,
Ведро шампанского и водка с огурцами.

Московская слякоть в декабре всегда вызывает ностальгию по теплым странам. Даже если там никогда не был. Особенно с приближением Рождества. Мокрый снег за окном офиса не вызывает ничего кроме мысли о том, что опять придется очищать машину от ледяной корки или грязм, а так хочется праздника. В детстве мечталось о Деде Морозе с мешком подарков, и эта вера в чудеса делала жизнь удивительно счастливой и насыщенной. Волшебство жило рядом, в соседней комнате. Нужно было только загадать желание и попросить о его исполнении. Ну, в крайнем случае - пообещать, не брать без спроса банку с вареньем. И верить, верить.. Трудно расставаться с детством, но теперь приходится собирать другие фантики, чтобы желание сбылось. И самому становится немного магом.
Все чаще я мечтательно прикрываю глаза и, тупо уставившись в монитор, представляю себе, как в туристическом агентстве передо мной раскладывают пасьянс красивых картинок самых сказочных мест на Земле. И я как лунатик, закрыв глаза и вытянув вперед дрожащие руки, готов идти в далекие теплые страны, повторяя бледными губами только одно слово – хочу, хочу, хочу!
Последние дни перед Рождеством я все чаще заглядываю на рекламные странички в Интернете, но кучка помятых фантиков, которую я должен обменять на поездку, слишком велика. Впрочем, желание моё не меньше, и я готов участвовать во всех дурацких конкурсах, дающих мизерную надежду на успех.
Кто ищет, тот всегда найдёт. И вот я уже прошел два тура, заполнив какие-то анкеты и ответив на нелепые вопросы. Сегодня с утра я - воплощение идеального менеджера, не отхожу от компьютера ни на шаг, то и дело заглядывая на заветную страничку, где изображен пустынный остров с одинокой пальмой. Финалисты конкурса должны весь день ждать, когда с пальмы начнут падать кокосы. Первый, кто кликнет «мышкой» на упавший орех, становится обладателем счастливого билетика. Как назло, звонки от клиентов идут один за другим, отчеты, заявки, справки… Работаю машинально, на большой скорости, отказываясь от кофе, перекуров и обеда. Директорат и совещание у шефа оставляют все меньше шансов собрать урожай.
Прозрачная вода призывно плещется у берега маленького острова, и легкий ветерок едва шевелит листья на макушке пальмы. Пара кокосовых орехов медленно уплывает в океан. На них никто не успел кликнуть «мышкой» пока они катились по берегу, а в воде они уже недоступны. Постепенно они скрываются из вида в серебристой бесконечности теплого и манящего океана, унося с собой надежду на встречу Рождества под ласковыми лучами солнца и взглядами стройных островитянок, у которых из одежды одно ожерелье из цветов.
Бесконечная реклама пытается отвлечь озабоченных охотников, прильнувших к мониторам в разных городах и весях страны, погрузившуюся в холодную зиму. Кто из нас окажется самым терпеливым и быстрым, сидя в засаде своего офиса, дома или ноутбука в дороге. Подобно снайперу из голливудского фильма, мы держим пальцы на спусковом крючке, стараясь не отвлекаться, но усталость берет свое. Кто-то из нас окажется на миг быстрее, или канал связи в Интернет именно в этот момент у других будет перегружен, или сосед отвлечет глупой просьбой. Да мало ли… Всего одна попытка. Никаких дополнительных жизней или возможностей. Только один выстрел.
Опустевший офис позволил мне сосредоточится на главном. Как я хочу быть там, на теплом острове, у ласкового океана, среди стройных островитянок, и отдыхать, отдыхать… Только голодному доступно удовольствие от корочки хлеба. Зажравшимся толстосумам этого не понять. Только выстрадавший победу в состоянии насладиться ею.
За сегодняшний напряженный день я выучил всю рекламу. Она так назойливо лезет в глаза, что мне хочется скрыться от нее под листьями пальмы, на самой верхушке. Я не хочу встречать Рождество в чуме или на ледоколе. Хочу лежать на белом песке маленького острова посредине теплого океана, чувствовать горячее солнце через закрытые веки и слушать шорох набегающих волн, среди которых вместе с серебристыми рыбками ныряют стройные загорелые тела. Я так размечтался, что едва не прозевал едва уловимый порыв ветра, качнувший пальму. Огромный орех в зеленой кожуре оборвался вместе с моим сердцем, и полетел вниз.
Очевидно, долгие тренировки в компьютерных «стрелялках» сделали свое дело. Я попал в орех еще в полете. Он застыл, не долетев до песка нескольких сантиметров, а рядом с ним высветился мой псевдоним. Чтобы не вспугнуть удачу я застыл, еще не веря своему счастью. Ощущение радости стало медленно наполнять меня. Неверие и настороженность сменилось ликованием. Но я позволил себе только откинуться на спинку офисного кресла. Как опытный охотник, я боялся вспугнуть подстреленную добычу. А вдруг она еще жива и соскочит в последнем смертельном броске.
К моей великой радости монитор сообщил о полной победе игрока с моим ником, и во весь экран замигали поздравления… Представляю, как все оставшиеся охотники со злобой выбрасывают свои «мышки» в корзины и выключают компьютеры. Птица удачи Читать далее...

Слушать этот музыкальный файл

В душистый сад своих воспоминаний,
Порой осенней часто захожу.
Калиткой, скрипнув, давешних желаний,
Я одиноко по лужайкам встреч брожу.

Тропинки грусть засыпала листвою,
Мой шаг уже не слышен в тишине.
И ветер шелестит пожухлою травою,
Как шёпот, что звучит ещё во мне.

Тот май сирень усыпал белыми снегами
И нас с тобою нежностью укрыл.
Обнявшись, мы бродили здесь ночами
Пока ноябрь метель не закружил.

Но сад хранит твоё прикосновенье,
Где за беседкой старый пруд.
И у качелей на двоих сиденье,
Мы знали, нас там не найдут.

И часто в это место возвращаясь,
Я сердце не могу своё согреть.
Как будто перешагивать пытаюсь
Дощечки на мосту, успевшие истлеть.

Но только здесь сирень, как прежде,
Цветёт и манит, душу теребя.
Среди кустов брожу в надежде,
Что снова здесь увижу я тебя.

Слушать этот музыкальный файл

Закат растаял, спрятавшись за шторы,
И серый сумрак отделился от стены.
Я вспоминаю наши разговоры,
О том, что для любви не может быть цены.

Дым сигареты тает в полумраке,
В воображении рисуя образ Ваш.
Представив вместе нас в счастливом браке,
Себе не лгу, ведь я смотрела на мираж.

Ещё не ночь, но исчезают тени,
И тьма надежду замещает пустотой.
Не выдержав, я стану на колени,
И помолюсь за нас заступнице святой.

Зажгу свечу и загадаю встречу,
Её огонь со мною будет до утра.
Едва войдете, тут же Вас замечу,
Оставив сумерки сомнений во вчера.

Слушать этот музыкальный файл

Тень летних снов присыпало листвою,
В осеннем парке поселилась тишина.
Клён старый с непокрытой головою
Тоскуя, ждал, когда появится она.

Шурша листвой, укроется в беседке,
И будет долго любоваться на закат.
Клён не открылся ветреной соседке,
Что сохнет от любви, который год подряд.

Надменный тон и мимолетность встречи,
Да леденящий душу молчаливый взгляд.
Клён всё прощал, и ждал, расправив плечи,
Чтоб снегопад пришёл сменить ему наряд.

Пусть стынет кровь, и ледяная кромка,
Прозрачным панцирем покроет всё лицо
Метели младшая сестра – позёмка
Хотя б на миг вокруг него совьет кольцо.

Печаль свечи заупокойной,
Как потаенная печать,
Которой суждено венчать
Разлуку, памяти достойной,
По храмам стала на постой.

По обе стороны границы,
Укрытой в пламени свечи.
От врат мерещатся ключи,
Куда стремится из темницы
Дух павшего в молитве ниц.

И лик ушедшего на веки
Вдруг померещится в огне,
Тень колыхнется на стене,
И сон навалится на веки,
И сердце остановит бег.

Миры сольются воедино,
В глаза заглянет молча тот,
Кто вечно смотрит на восход,
Найдя по воле Господина
Приют небесных Палестин.

Свеча погаснет в полумраке,
Дымок растает в тишине,
Но станет легче тем вдвойне,
Кто смог прочесть в горящем знаке
Письмо живущего во вне.

Александр Асмолов
Неровной, нервной линией отрыва
Слова в судьбу внезапно ворвались.
И балансируя у края черного обрыва,
От напряженья мои мысли запеклись.

Вся жизнь как пуля сплющилась о камень.
В какой-то узкой трещине застряв.
И белый свет закрыл тяжёлый ставень,
Я в одиночество упал, опору потеряв.

Из темной бездны голоса звучали,
И в зазеркалье мне мерещились глаза.
Они настойчиво меня с собою звали.
Спасенья не нашёл, упав под образа.

Душа металась раненной орлицей,
Уткнувшись в безразличья острые края.
Я сам себе казался глупой птицей,
Попавшей в клетки плен небытия.

Лишь шёпот милой моё сердце успокоил,
Он был сильнее шторма и могил.
В тот миг отчаянья дорогого стоил,
Он тихим счастьем мою душу напоил.

Александр Асмолов
До поездки на Филиппины с этим названием у меня ассоциировался только чемпионат мира по шахматам, прошедший в этом городе лет десять назад, да скандально известное семейство Маркос. Больше ничего интересного я не мог припомнить, ужиная на веранде виллы Сьерра Виста в кругу соотечественников, занесенных сюда волей случая. Надо сказать, что в октябре на Филиппинах солнце садится довольно рано - в шесть вечера по местному времени уже темно, так что мы ужинали всегда при зажженных электрических гирляндах, на свет которых слетались экзотические бабочки и жуки, а на потолке застывали верткие ящерицы, поджидая добычу. Вышколенный персонал старался не удивляться нашим причудам и быстро запоминал наши привычки. Стоило мне отодвинуть тарелку с крабами, как невидимая рука быстро убрала ее со стола, и тихий голос за спиной спросил - “Кофе, сэр?”. Сдержанно кивнув, я откинулся на спинку плетеного кресла, и оглянулся по сторонам.

Утомленный дневной поездкой и жарой, народ вяло переговаривался, отдавая должное мастерствуповара. Только семья американцев шумно выделялась среди немногочисленных посетителей, ведя себя, как и везде, по-хозяйски. Голубая вода бассейна, подсвеченная изнутри прожекторами, призывно мерцала среди пальм, обещая прохладу. Окружающая темнота хранила тишину. Вот и мой кофе. Его аромат привлек мое внимание, смешавшись с другими запахами душного тропического вечера. Если некоторые местные блюда вызывали незнакомые ощущения и даже протест желудка, то крепкий, густой кофе приносил истинное наслаждение. Его готовят из местных сортов арабика и робусты , создавая замечательный букет. “Сэр завтра едет в Багио?” - полуутвердительно спросил официант. “Тогда нужно захватить теплую куртку - там холодно.” Интересно - отметил я про себя - что значит в понятии филиппинца “холодно”...

Утреннее солнце отблескивало в зеркальной поверхности окружавшей нас речушки, когда мы выехали за ворота виллы. Кстати, название Сьерра Виста переводится как место с видом на горы. Дорога плавно поворачивает вдоль побережья, а впереди, над пальмами, уже виднеются горы. Совершенно спокойный океан сливается с ровными тростниковыми и рисовыми полями, вдалеке натыкаясь на груды разбросанных гор, чьи вершины прячутся в облаках. Действующие вулканы то и дело беспокоют местных жителей, иногда, к сожалению, очень серьезно. Однако, без них не было бы Филиппин. Поэтому, не побывать в горах - все равно, что не видеть Филиппин. А одно из удивительных мест, вернее - курортов, в горах это - Багио. Расположенный за перевалом, на высоте около тысячи двухсот метров над уровнем моря, Багио стоит на месте горной деревеньки.

Задуманный как туристический городок на двадцать тысяч жителей, сегодня он насчитывает более двухсот тысяч и еще строится. Сейчас Багио - один из крупнейших образовательных центров юго-восточной Азии: в шести университетах учатся более девятнадцати тысяч студентов соседних стран, овладевая профессиями филологов, архитекторов. лингвистов. Преподавание ведется на английском, хотя есть и курсы обучения национальному языку - филиппино. Кстати, на Филиппинах более шестидесяти наречий, корнями уходящими в испанский и малазийские языки. Причем, некоторые настолько различны, что жители отдаленных провинций не понимают друг друга, поэтому вторым национальным языком принят английский, что не в малой степени способствует размещению филиалов известнейших индустриальных корпораций мира.

Пока Вы читали эти строки, наш автобус упорно поднимался по горному серпантину одной из трех дорог, ведущих в Багио. Именно ее строили при активном участии бывшего президента Маркоса - он способствовал разработке проекта, курировал строительство и не забыл установить свой бюст на таком месте, что его видно почти с любого места этой горной дороги. Причем, сорока-метровый бетонный монумент все время обращен к Вам лицом, символизируя непобедимость бывшего диктатора - никто не может подойти к нему со спины. После свержения Маркоса, пытались свергнуть и монумент. Однако, тот был сделан на совесть, и после двух неудачных взрывов его оставили в покое. Теперь есть что показать туристам. Как и всякий народ, филиппинцы с гордостью говорят о истории своей страны, при этом терпимо относятся к памятникам ушедших монархов и господствовавших здесь около четырехсот лет испанцев и американцев. На этой же дороге мы остановились у восемнадцатиметрового железобетонного орла, держащего в когтях настоящее дерево. Дело в том, что на Филиппинах обитают самые большие в мире орлы - название этого вида переводится как поедающие обезъян. Размах крыльев достигает пяти метров. Их и сейчас еще можно видеть в горах.

На остановках идет бойкая торговля прохладительными напитками и фруктами, многие из которых зреют здесь же. Надо сказать, пить при такой жаре можно бесконечно и безрезультатно, спасают только кондиционеры - в отеле, в машине, в магазине, в офисе. И только в Багио европеец может вздохнуть легко - горный воздух существенно прохладнее, чем на Читать далее...

Александр Асмолов

Бывает, что чужая сердцу боль
Внезапно расцарапывает душу.
И я, вживаясь в чью-то роль,
Осознанно спокойствие нарушу.

Иной судьбы, касаясь невзначай,
Её беду всем сердцем понимаю.
И, ощущая острой бритвы край,
Проникновенье внутрь принимаю.

Подобно рыцарю, забрало приподняв,
Чужих врагов я рассмотреть пытаюсь.
В порыве, в стременах привстав,
Наткнусь, но удержусь, шатаясь.

Меня спасет любовь и доброта,
Как верный конь на поле брани,
Не даст в бою погибнуть чистота,
Едва коснусь смертельной грани.

Наверно, потому чужую сердцу боль,
Мы так доверчиво к себе впускаем.
Переживаний горьких, словно соль,
Мы впитываем, учимся, вникаем.

Александр Асмолов

Созвучность мыслей, образов и чувств,
Настроенных на нежный камертон,
Мешает мне укрыть, о чем молчу,
Хоть кутаюсь в бесформенный хитон.

Я даже от намеков прячусь в тень
Словесной повседневной шелухи
И, закружив метелью канитель,
Царапаю ажурные стихи

Все потому, что голос мой дрожит
Ресничками на северном ветру.
Когда твой взгляд мне кажется чужим,
Я прячусь в безразличия чадру.

Александр Асмолов
Это случилось совсем-совсем недавно, буквально – вчера. Не в каком-нибудь тридевятом государстве, а – в соседнем доме. Свернувшись калачиком и уткнувшись в подушку, плакал маленький мальчик. Горе его было так глубоко и безгранично, что все волшебные силы собрались из ближайших мест, но никто не мог ему помочь. Он всхлипывал, растирал слезы по всему лицу, а они всё катились и катились крупными каплями, и падали на влажную подушку. Ни мама с папой, ни друзья, ни добрые домовые, ни ворчливые барабашки, ни трудяги гномы, ни лесные бродилки не могли его успокоить. Они только грустно качали головами и приговаривали
- Ну что тут поделаешь. Нам тоже очень жаль.
Всем хотелось как-то утешить маленького мальчика, и они гладили его по голове большими и маленькими ладошками, пытаясь взять частичку его горя на себя. Но горе было огромным, и никто не мог с ним справиться. Оставалась последняя надежда на помощь Доброй Мудрости. Все разом подумали о ней, и она появилась.
- Почему ты плачешь, малыш?
Добрая Мудрость присела на краешек дивана рядом с мальчиком, и все замолкли. Они верили в силу добра и мудрости, и стали тихонько расходиться по своим делам, чтобы не мешать разговору.
- Я больше никогда не увижу своего Прибоя. Никогда-никогда…
Сквозь слезы еле проговорил мальчик. Его плечи вздрагивали, голос срывался, а руки искали что-то рядом и, не найдя ничего, прижимались к груди.
- Кто такой Прибой?
- Это моя собака. Мой друг. Он самый умный, самый добрый. А они
начали говорить, что он старый, что его надо усыпить. Сами тоже
болеют… Подумаешь, он ходить не может. Я бы его на руках носил,
сам бы уколы делал. А они его сегодня к врачу увезли, а потом
сказали, что он больше не вернется. Никогда…
Мальчишка опять заплакал, не в силах сдержаться. Он хотел что-то ещё и ещё говорить, но слова застревали, и он только закрыл лицо руками и опять уткнулся в подушку.
- Мне очень жаль, я понимаю тебя. Но так устроен мир. Все
рождаются и умирают – и цветы, и птицы, и люди.
- Почему, почему, почему?
- Нас учат любить и дорожить любовью. Своей и чужой.
- Но ведь я так его люблю.
- Малыш, но его же не специально усыпили. Просто пришло его время.
И Прибой не хотел уходить. Он тоже тебя очень любит и будет
скучать, но вы обязательно встретитесь. Всему своё время.
- Как встретимся. Когда?
Он мигом вскочил, всё еще прижимая руки к груди, где что-то так сильно болело. В широко раскрытых глазах были надежда и недоверие. Он готов был бежать, что есть сил, сражаться и умереть. Он готов был на всё!
- Не сейчас. Это сучится позже. Иди я тебя обниму и расскажу одну
простую историю. Каждому даётся возможность родится и научиться
за свою короткую жизнь не только ходить и говорить, но – думать и
любить. Мы умираем и рождаемся заново. Мы учимся не по
книжкам, а по-настоящему.
- Почему же я ничего не помню?
- Твоё сердце всё помнит. Только прислушайся к нему.
- И у меня опять будет новый Прибой?
- Нет. Никто не знает, кого ты встретишь. Это может быть кто угодно.
- А как же я его узнаю?
- Его будут звать по-другому, а может, ты его и сам назовёшь. Это не
так важно. Главное, чтобы ты открыл своё сердце для любви, а не
для ненависти.
- И так будет всегда?
- Пока ты не научишься. Это как школа, в которой девять классов.
Правда, плохих учеников оставляют на второй год.
- А мне еще долго?
- Если ты спрашиваешь о жизни, то у тебя – седьмая. Если ты
говоришь о встрече, то всё зависит от тебя. Родственные души и
любящие сердца обязательно встретятся. Научишься ждать и не
размениваться по мелочам, всё сбудется. Это зависит от тебя.
- Я очень-очень буду его ждать.
- Только не забудь об этом.
Добрая Мудрость улыбнулась. Ей хотелось верить, что маленькое сердце не устанет ждать, и не обманется, разменявшись по пустякам. Так редко ей приходилось встречать чистые души, способные искренне любить и верить.
- Как Вас найти, если мне нужно будет поговорить?
- Я в каждом из вас. Нужно только спросить своё сердце.
В тёмной комнате, широко открыв глаза, лежал маленький мальчик. Он прислушивался к мыслям, звучавшим внутри него, и верил. Верил, что скоро всё случится, и он опять сможет обнимать и прижимать к своему сердцу самое дорогое на свете существо, которое он всегда любил и будет любить. Это успокоило его, и он медленно закрыл глаза. Добрые сны уже витали вокруг, готовые рассказать об удивительных событиях, которые будут происходить в Читать далее...

Александр Асмолов

Листва с прожилками былой любви,
Позолотила клен несбывшихся желаний.
И я молил ненастье - только не сорви,
Засохший символ давешних признаний.

Не дай развеять по ветру заветные слова,
Что я шептал, щекой к стволу прижавшись.
А он впитал в себя все чувства, чтоб молва
Их не трепала. И молчал, со мной обнявшись.

Так незаметно став поверенным души,
Со мной восторг любви переживая,
Отшельник клён жил в парке, как в глуши,
Свою тоску от соплеменников скрывая.

Его соседки наряжались летнею порой,
Манили тишиной и нежною прохладой,
Но клён со мною бредил лишь о той,
Чей взгляд был сказочной наградой.

Как только осень пробежала холодком,
Соседки так поспешно обнажились,
А клён остался неприступным мужиком,
Терпел, хотя снежинки уж кружились.

Он был хранителем несбывшихся надежд,
И пальцы не разжал, чужую боль скрывая,
Он мою тайну уберег от хамов и невежд,
Но листья не отдал, под снегом засыпая.

Я был растроган, это для себя открыв,
Его обнял, прося забыть мои секреты.
И тут же ветра неожиданный порыв
Вернул в душе и наяву зимы приметы

Александр Асмолов

Последние дни осени в этом году были удивительно тёплыми. Первый робкий снег давно растаял, а тёплый влажный ветер напоминал скорее ноябрьский день в курортном посёлке черноморского побережья, чем столицу. Это подталкивало к воспоминаниям о летнем отпуске, о море, о пляжных знакомствах.

У Насти от таких мыслей стало тоскливо на душе. Вчера на вечеринке в ночном клубе она окончательно поссорилась со своим парнем. Да, не прошло и полгода. Вот они отпускные романы. Возникло желание с кем-то поговорить и поплакаться, но идти с бутылкой «Мартини» к подруге не хотелось. Она вспомнила о своей бабушке. Это была самая добрая душа на свете. Хоть и несовременная, порой категорически не принимающая всяких новшеств, но выше всего ставила любовь. С ней всегда можно было пошептаться и пореветь всласть. А как она могла убаюкивать любую душевную рану…

- Ба, я заеду к тебе на часок.
Настя знала, какую интонацию нужно придать своему голосу, чтобы услышать в ответ.

- Ну, конечно, солнышко. Я как знала, затеяла печенье. Приезжай, пошепчемся.

Сев в машину, Настя отыскала диск со старыми казачьими песнями. В часы душевных переживаний это было испытанное лекарство. Боль не исчезала, но растворялось в этом удивительном всплеске эмоций - то грустном, то неистовом. Да, умели наши деды петь, а мы теперь только слушаем.

- Привет, бабуль! – Только и успела выпалить Настя, бросившись в пухлые объятья.

- Здравствуй, солнышко моё. Давненько не была,- запричитала баба Галя, стараясь смахнуть навернувшиеся слёзы. Её морщинистое лицо улыбалось, а помутневшие с годами голубые глаза плакали, – проходи на кухню. Уж и самовар поспел.

Для Насти это была тихая заводь. Только сюда она приносила самые сокровенные тайны своего неспокойного сердца. Здесь она залечивала душевные раны. А непременный участник всех её откровений – самовар, умел хранить секреты. Глотая горячий чай и слезы, Настя поведала бабе Гале о своём горе. Та никогда не торопилась с советами или упрёками, умела выслушать всё до конца, и лишь когда внучка замолкала, вопросительно поглядывая на старушку, та медленно начинала говорить. Так случилось и в этот раз.

- Твоя беда, солнышко, это полбеды. Вот послушай, что я расскажу о своем первом сватовстве. Никогда не говорила, да сейчас случай такой. – Она перевернула чашку вверх дном и поставила на расписное блюдце. – Было мне тогда семнадцать годков. Мы с родителями жили в Краснодаре. Познакомилась я с парнем. Красавец. Казак. Влюбилась в него просто страсть. Через месяц решили мы пожениться. Тогда порядки были строгие в семьях, не то, что сейчас. Уговорил он меня поехать к нему в дом на смотрины. Так положено – сначала в дом к жениху. Иначе никак нельзя. Я так испугалась, что всю дорогу до станицы, где родители его жили, была ни жива, ни мертва. А как в хату зашли и за стол сели, тут у меня вообще туман перед глазами. А там казачья семья в два десятка душ. Все на меня уставились, спрашивают что-то, а мне самое время в обморок свалиться. Глазки прячу, смущаюсь всего, боюсь, что не так сделать…. Как закончилась эта пытка, не помню. Только жених проводил меня домой и сказал, что в следующую субботу они к нам придут. Знакомиться. Как я со своими родителями да двумя старшими братьями объяснялась, то отдельная песня.

В следующую субботу собралась у нас дома вся родня. Тоже казаки, только городские уже. Столы поставили так, что из комнаты в комнату зигзагом стоят, а уж наготовили…. По-нашему. С утра ждём, а их нет и нет. Мужики к самогонке тянутся, а жёны их отгоняют. Они с расстройства дымят, что паровозы. А у меня и без того от волнения туман в голове. Вдруг звонок. Бегу открывать. Ведь никто кроме меня родителей жениха не знает. Смотрю, стоит здоровенный мужик. Уже навеселе. Вроде бы похож. Такой же чернявый, морда красная, усища. Я его спрашиваю – Григорий Степанович? – Он хмыкнул, и говорит – Да, дочка. – Ну, тут его наши под руки подхватили, и … к столу. Все ж заждались. И, как полагается, - за встречу, за знакомство, за молодых. А этот и не сопротивляется. Его потом спрашивают, что ж один-то пришёл. Он возмутился, как один – там два кума на скамеечке сидят. Только они стесняются ваших городских порядков… Через минуту двое молодых казаков уже сидели за столом, и все пили за крепкие родственные связи и молодую семью. Я сижу с краешку и помалкиваю. Не положено невесте слово молвить. В разгар веселья кто-то спрашивает – А который жених-то? – Те ничего сразу не поняли, молчат. Они ещё до прихода к нам были выпивши, а за столом посидели – на всё согласны. Потом оба молодых казака стаканы подняли и кричат – За Галю! - Все на меня обернулись, а я от страха голос потеряла. Дрожу вся. Тут звонок в дверь. Уж кто там гостей встречал, я не знаю. Входит мой жених со своими родителями. Я сразу вспомнила – Григорий Сидорович! Как я могла отчество перепутать, да и усы у этого другие. А что исправить-то. Тут Читать далее...