Написанное пушкинской рукой,
У многих согревает душу.
Печаль и радость, дерзость и покой
Чего там только нет. Послушай.
Как виртуозны мысли и слова,
Без узелков изящны кружева.
И рифмой, словно бахромою
Подшиты строчки меж собою.
Незримый мир невиданных страстей
Добра и зла переплетенье,
Героев сказок появленье
От витязей до леших и чертей.
Кто не любил и с детства их не знал,
Не перечитывал, забыв финал.
А образ Тани или Натали
Для многих дорог и поныне.
Читая, не влюбиться не могли,
Доверившись его картине.
Друзей, знакомых, ровно и врагов,
И тяжесть накопившихся долгов
Тянулись шлейфом и за нами,
Разволновав чужими снами.
И выстрел словно «Выстрел» прозвучал
Он, не в пример своим героям,
Не ждал, чтобы события строем
Красиво развернулись… Не смолчал.
Сюжет отложенной дуэли
Лишь для других предусмотрели.
Теперь его стихи, как свет звезды,
Погибшей в позапрошлом веке.
Издалека идут к нам, как следы,
Потом сходясь в библиотеке.
И пусть глупцы, бравируя собой,
Пытаются позвать его на бой,
Собою заслонив светило.
Смешно. Оно всегда светило.
Его тепло, и мудрость, и печаль,
Столетия неистребимы,
Навеки искренне любимы,
Что вместе с ними умереть не жаль.
Он, как добро, в душе нашел приют,
Его читают, слушают, поют.
В городке под названием Русов,
Жизнь текла, как ручей без дождя.
Простота, без заморских искусов,
Но шушукались – нам бы вождя…
Старый барин хворает в столице
Порыбачить и то недосуг.
Оставалось в церквушке молиться,
Чтобы вырос смышлёным барчук.
Годы шли, и однажды на Пасху
К ним приехал известнейший цирк.
Городок стал похожим на сказку
По щелчку мир привычный – кувырк.
Вечерами в шатре представленье,
Детям – пряники, взрослым – восторг.
Всё запретное на обозренье,
Не смущал чей-то гневный укор.
Циркачей неприметный хозяин
Разговаривал, глядя в упор.
Обещал всем в долгах послабленье,
А работникам – новый топор.
Утверждал, что для жизни роскошной
В избах должен стоять телефон.
Сомневался крестьянин дотошный,
«Нам больничку бы, самый резон.»
Но циркач убеждал грамотеев,
«Это связь с внешним миром, братан.
Развивайте торговлю смелее!»
«Дык, продать что? Вот, разве, баян…
Нам бы лучше построить дорогу,
Чтоб распутицам наперекор.
Поднялись бы тогда понемногу…»
Но сосед прекратил этот спор.
«Лучше лавку. А то – супермаркет,
Инвестиций ещё бы чуток.»
«В чём проблема? Понятно кухарке.
Нужен только конкретный звонок.»
И товар под залог ближней рощи,
Всех полей, где пшеница растёт,
Да завода невиданной мощи
Без задержек идет круглый год.
Чипсы, крекеры, Кока-Кола
На прилавке красиво лежат.
Почему-то закрылась вдруг школа,
На врачей не хватает деньжат.
Появились князья и дворяне,
Иноземцы в столице гурьбой.
Не приветствуют слово славяне,
Но талдычат взахлёб голубой.
Назначают себя в депутаты
Лицедеи, спортсмены, шуты.
Криминальные аристократы
Для страны стали очень важны.
В суете стали жить горожане,
Наводненья, пожары, суды...
От лихих новостей, как в дурмане.
Полицаями стали менты.
Но однажды притих город Русов,
Пандемия накрыла весь мир.
Разноцветные маски, как бусы,
Для туземцев от шустрых проныр.
Тишина, как война, прокатилась,
Только зверь стал в лесах посмелей.
Он не просит защиты, как милость,
У звериных своих королей.
А в домах телефоны трезвонят -
Смерть с косой никого не щадит!
Обойдет стороной лишь тихоню,
Схоронись, а намордник – твой щит.
Не гудит на полях посевная,
На работу народ не спешит,
Но законников ловкая стая
Затевает в стране плебисцит.
Собрались мужички на задворках
Погутарить за странный указ.
Надоело сидеть в своих норках,
Ведь в амбарах не вечен запас.
Покурив, помолчав для порядка,
Подождали, что скажет старшой.
Тот погладил штанину с заплаткой
И, нахмурившись, стукнул клюкой.
«Неспроста этот цирк затевали,
Будем новый закон принимать.
Не отдельно, по каждой детали,
А гуртом! И опять – на полать!» **
«Бают, нынче не выйдем из дома…»
«Хочешь крестик поставить, Сафрон?!», –
Подколол простофилю кум Фома, –
«А зачем провели телефон?
Позвони и скажи, что согласен,
Или гордо скажи своё нет».
Все молчали, теперь не до басен,
Каждый думал, где взять бы монет.
«Не козу выбираем, ребята,» –
Тихо молвил угрюмый старшой.
«Дык, теперь заживём все богато.»
«Кабы так… Не спеши, голубь мой».
Вновь старик засмолил самокрутку,
Глядя в прошлое сквозь едкий дым.
Поначалу он принял за шутку,
Непонятную суть остальным.
Управляемой кем-то машине
Не поверил обычный мужик.
И заплатке своей на штанине
Прошептал: – «Вот зачем этот цирк».
** ПОЛАТЬ, арх., диал. – Деревянные нары, настил для спанья.
Вся наша жизнь исполнена объятий,
Разлуки, встречи, радость и беда.
Оберегая близких от проклятий,
Мы прижимаем к сердцу их всегда.
Объятья матери нас в детстве согревают,
Любовь и радость нам передают.
Но те, кого заботой в детстве обделяют,
Убогими и злобными растут.
В обнимку с другом детства мы клянёмся,
Что друг за друга жизнь мы отдадим.
И женихом с невестой сразу назовёмся,
Когда, обнявшись, с кем-то во дворе стоим.
А школьный бал в объятьях первый танец дарит,
И первый поцелуй в объятьях лишь звучит.
И летний вечер звёздным небом манит,
Когда в объятьях сердце бешено стучит.
Сурового отца прощальные объятья
Всю жизнь мы в памяти храним.
В дорогах дальних нам друзья, как братья,
Обнявшись с ними, перед смертью устоим.
И пусть судьба подарит счастье
Вернуться в дом, где любят нас и ждут.
Под крики «горько» - жаркое объятье,
И губы милой мои губы обожгут.
И первенца, в волнении глубоком,
Я обниму, дыханье затаив.
И все обиды, что свершит он ненароком,
Прощу, обняв и голову склонив.
С годами мы становимся мудрее,
Со временем объятья всё добрей.
Не то, чтоб звали мы костлявую скорее,
Ну, а придет с косой – обнимемся и с ней.
Он охладел к своей избраннице на Пасху,
Едва не предлагал ей поиграть в снежки.
Забыл, как страстно добивался её ласки,
А нынче позволял намёки и смешки.
Стал увиваться подле встречных незнакомок,
Дерзил, пытаясь подхватить под локоток.
Вдруг затихал, всем видом говоря, что робок,
И чуток. Если пошалил, то лишь чуток.
Потом, раскаявшись, пытался всё загладить,
Врал, что научится держать в руках свирель.
И соловьём свистать, моля лишь о пощаде…
Весна простила – что там, ветреный апрель.
Жил-был кон по прозвищу Старый. Давно жил, потому так и прозвали. Не в смысле больной и дряхлый, а потому что все его знали. Более того, жили с ним вместе. Всегда. Случись что, Старый тут как тут, рассудит по справедливости и все споры миром уладит.
Всяк знал, что его русам волхвы подарили. Ну, чтобы наРод знал, как поступать надобно и старцев по пустякам не тревожили. Потому как волхвы жизнь свою праведную посвятили общению с богами нашими. Были магами, а полученные знания собирали в кон. Хранилище мудрости всего Рода – как мир устроен и как жить в нем, как хранить и приумножать.
Никто его специально не писал и не читал. Старый жил в душах русов. Так и передавался от родителей к детям. Если кто поступит скверно, все без пересудов знали, что кон нарушен. Могли в лицо сказать, что неправ, могли изгнать. Старый в почете был.
Как-то появились в селениях русов пришлые. Из каких земель и почему покинули их неведомо. Поначалу пришлые вели себя скромно, просили у костра обогреться. Ни у кого рука не поднялась прогнать путников с малыми на руках. Им так и сказали: вот земля, вон кон. Будете жить, как Старый велит, станем вас русскими считать, то бишь уважающими кон русов. Можете своим богам молиться, только кон соблюдайте.
Пришлые оказались хитрецами. Согласились, но затаили коварное. Потихоньку, помаленьку отщипывали от Старого, убеждая русов, что это всё во благо. Наивные чистые души верили. Когда спохватились, поздно было.
Пришлые через девок своих в знатные семьи пролезли, а то и в князья. Стали новые правила сочинять. Русы те писульки заКонами прозвали, потому как отРодясь такого в их Роду не было. Тут и открылась личина пришлых – они себя назвали избранными их богом, потому и главными на любой земле. О, как!
Русы часто воевали за свой справедливый кон с иноземцами. Всяк стремился изгнать Старого из русских душ, чтобы приручить. Только силен был дух у русов. Бились насмерть, чтобы жить в справедливости. Сильны были в своём единстве. От мала до велика. Их женщины тоже бойцами непокорными были. Никто не мог одолеть.
Тогда пришлые новую хитрость удумали. Стали детей русов приманивать всякими вольностями, убеждая, что всё дозволено и всяк волен поступать, как хочет. В юных душах стал появляться мусор, а потом поселились алчность да зависть. Не смог с ними ужиться Старый, обиделся и ушел. Тут пришлые кинулись писать заКоны для русов. Все с ног на голову перевернули, потому как поклонялись они только своему богу. Золотому тельцу. Ради него всё дозволено.
Нынче на земле русов хаос. Главным стало золото, и не важно, как и где оно украдено. Именно украдено, потому что честным трудом столько не скопить. Впрочем, теперь пришлые и не упоминают о том, что трудиться надо. Теперь надо вертеться. У них главный тот, у кого сундуки круче. Ворье правит и заКоны новые строчит. Столько наплодили, что сами разобраться не могут и опять переписывают.
Смотрит Старый на всё это безобразие и никак в толк взять не может. И потомки славных русов тоже понять не могут, как всё случилось и что делать. Они друг без друга что дети малые. А истина проста – им только вместе выжить можно. Потому и ждёт в уголках души каждого русского кон предков по прозвищу Старый.