Ещё зелёную траву осенняя листва скрывает,
Широким жестом приглашает пройтись по яркому ковру.
Задира ветер с ней играет, узоры новые сплетает,
Вглубь парка манит детвору, затеяв новую игру.
Забыв про книжки и тетрадки, они несутся без оглядки,
Весёлой шумною гурьбой, между собой затеяв бой.
Хрустящий лист гребут в охапки, редутов стройные порядки
Уж поднялись на холм цветной, и клён стоит как часовой.
С весёлым визгом, кувыркаясь, они резвятся, наслаждаясь,
Последним солнечным теплом, совсем не думая о том,
Что скоро серый дождь, стараясь, сотрёт всю красоту, не каясь,
И, может быть, покроет льдом. Но это будет лишь потом…
Теперь же, как лесные братья, они лежат, открыв объятья,
Застыв от звонкой синевы, предчувствий радужных полны.
Следят, как тают без проклятья, на клёнах бархатные платья
Среди шуршащей тишины в плену у сказочной страны.
Кто не знает русских, просто не поймет,
Что у нас так часто все наоборот.
Раздадим последнее, а душа поет,
На защиту слабого вскинется народ.
В драку лезть подумает, на войну пойдет,
И наврет костлявой, что его черед.
Отродясь предателей нет в его рядах,
Только иноверцев одолеет страх.
Разбазарит по ветру злато в закромах,
Спалит перед ворогом все свои дома
Все простит, уверовав, счастье впереди,
И таких, как русские, больше не найти.
Душа моих предков в большом сундуке,
Что врос за века в старый пол возле печки.
Он тайны хранит не на крепком замке,
В нем руны на темных и гладких дощечках.
Среди сарафанов, кафтанов и бус,
Под старой шкатулкой с медалями деда,
Монеткой в платке, что оставил француз,
Упрятана книга от немца и шведа.
Прабабка читает ее по ночам,
И Велеса просит за нашу буренку.
Да, чтобы снохе не ходить по врачам,
У Макоши молит здоровья ребенку.
Как дорог мне предков утерянный мир,
Его различаю сквозь смутное время.
И не наливайте мне крови в потир,
Я – Рус. Отвергаю вампирово племя.
В ущелье средь скалистых гор,
Покрытых редкими лесами,
Река по имени Джанкор
Бежала вдоль аула Галли.
С кувшином по тропе крутой
Спускались девы за водою,
Посмеиваясь меж собой,
Мелькали змейкой озорною.
Хотя… Меж них была одна,
Задумчива и молчалива,
Изящной гордости полна
И жестами красноречива.
Гордячку звали Нириет,
Бастард из княжеского рода.
Для многих был большой секрет,
Что дядя её в детстве продал.
Она училась в медресе.
Читала вслух по-арамейски.
Но вот беда, её эссе
Сочли в дворце однажды дерзким.
Теперь в ауле кузнецов,
Кудесников дамасской стали.
Храня традиции отцов,
Они ещё искусней стали.
Булат и Нириет пленил ─
Тайком училась фехтованию,
И с ветром билась, что есть сил,
Зачем, не ведая заранее.
Джангир, соседский паренёк,
Влюблённый в юную гордячку,
Занятья в тайне уберёг,
Приёмы показав чудачке.
Он подарил ей свой клинок.
Соврав домашним, что утерян.
В учении был предельно строг,
И был в взаимности уверен.
С годами стало всё трудней
Девчонке кроткою казаться.
А тут, в один из тёплых дней,
Судьба грозила им расстаться.
В аул приехал женишок,
И Нириет готовят к свадьбе.
Он неказист, и невысок,
Да, вот, живёт в своей усадьбе.
Толстяк, прознавши о родстве,
Невесты знатной из аула,
От дяди получил ответ,
Осталось, чтоб она кивнула.
Гордячка знала, что уже
Её судьба определилась,
И в бедной девичьей душе
Сомненье жуткое родилось.
Кинжал блеснул в её руке,
Но кто-то постучал в окошко…
Наездник в чёрном башлыке
С ружьём, в начищенных сапожках.
Пред нею не Джангир ─ джигит,
Во взгляде мужество и сила
И конь, как вкопанный стоит,
Аллат его благословила. **
От восхищенья Нириет
Застыла, на джигита глядя…
Вдруг за спиною звон монет -
В дверях толстяк, посланник дяди.
Монисту выронил жених,
Увидев Нириет с кинжалом.
Сватья в накидках кружевных
Шепнули разом ─ “все пропало…”
Подарок бросив на полу,
Процессия поворотилась.
Хиджаба подобрав полу,
Из сакли наутёк пустилась.
Невеста, улучив момент,
На крышу в три прыжка взлетела.
Согласно множеству легенд,
С разбега бросилась вниз смело.
Рванулся конь, и на скаку
Джангир поймал её в объятья.
Подобно острому клинку,
Мелькнул, оставив лишь проклятья.
Их конь умчал тропой крутой
В старинный замок над Джанкорой,
Где под загадочной луной,
Строенье виделось собором.
Когда-то здесь скрывался князь,
При нападенье иноземцев.
В сраженье с воинами сроднясь,
Пал от оружия пришельцев.
С тех пор прошло немало лет,
Но здесь никто не поселился,
Бродил лишь только лунный свет,
Отображаясь в разных лицах.
Как привидения мелькал,
В бойницах узких над рекою.
Хозяйничал средь острых скал,
Отпугивая всех собою.
Легенда родилась сама,
О лунном замке над Джанкорой.
Где тайна с мистикой дружна,
Прикрыта вековою шторой.
В нём притаились беглецы,
Надеясь скрыться от погони.
Их не пугали мертвецы,
Принявшие без церемоний.
Раздался топот у ворот -
Десятка два бойцов умелых.
Бежать возможно только вброд.
Но это слишком даже смелым.
Решившись на последний бой,
Они обнялись напоследок.
И прыгнул в руку сам собой
Эфес, и страх им был неведом.
Недолгим был жестокий бой.
Изранены. Едва дышали.
Они решили меж собой,
Что бросятся в стремнину сами.
Луна вдруг спряталась в туман,
Густая тьма весь мир укрыла…
Их души не нашёл шаман.
Джанкор ту тайну сохранила.
PS
На неразрезанных листах
В старинной книге Ватикана
Красивым шрифтом и в цветах
Описано всё без обмана.
Чтоб обрести любовь свою,
Ты должен в ночь на полнолунье
В том замке отыскать скамью
Из камня с профилем колдуньи.
Когда коснётся лунный свет
Изящных завитков над ухом,
Ты прошепчи ей ─ ”Нириет”
И пообщайся с ею духом.
Она подскажет, где найти
Голыш с ладонь в реке бурлящей.
Из рук его не упусти.
Найдешь того, кто настоящий.
** Аллат — древнеарабская богиня неба и дождя. Слово «Аллат», возможно, является заменой запрещенного имени божества и образовано из нарицательного «илахат» («богиня»). В пантеонах арабов Сирийской пустыни Аллат — женская параллель Аллаха, его супруга и мать богов,
Июльский полдень как-то охладел
К своей избраннице прелестной.
Ссылаясь на обилие важных дел,
Её встречал улыбкой пресной.
Стихи о томных чувствах не писал,
Объятья жаркие, скупясь, утратил.
В глазах её загадку больше не искал,
Вокруг шептались, что он спятил.
А ведь она красавицей слыла,
Считалось, что ему была невеста.
Тугим бутоном страсти расцвела
С испанским именем – Сиеста.
Во многих жгучий жар её очей
Воспламенял вулкан желаний,
Лишая грешных сна среди ночей,
Наполненных романтикой мечтаний.
Признаться, было чем свести с ума,
Красотке знойной с пышным телом.
Рвались наружу два волнующих холма
Со змейкой на изгибе загорелом.
Как трудно ветреность мужчин понять,
Их вечный поиск и непостоянство.
В своём желании необъятное обнять,
Они впадают в крайности и пьянство.
Вначале, захмелев от девичьей красы,
Июльский полдень в верности ей клялся,
И обещал наряд из утренней росы,
Чтобы обряд венчания состоялся.
Их встречи были таинства полны,
И сладкой дрёмой наполнялись их объятья,
Загадкой чувственности переплетены,
О чём молчали наспех брошенные платья.
И бренный мир покорно с ними замирал,
Всецело предаваясь наслаждению.
Когда Сиесте тихо нежности шептал
Июльский полдень, увивался рядом тенью.
Но вот, однажды, будто невзначай,
Из предсказаний звездочетов воплотилась,
Знакомым летним дням, пообещав «на чай»,
Не торопясь, Осенняя прохлада появилась.
Она была по-детски искренне чиста,
Неясным обликом своим мечты пленяла.
В ней сочетался ясный ум и красота,
А сдержанность загадкой наделяла.
Июльский полдень, изнывая от жары,
К прохладе юной всей душою потянулся.
Ему казалось, что дремал он до поры,
И лишь её, увидев, он проснулся.
Теперь он знал, что может он любить,
Чем может в жизни наслаждаться.
Коварный, смог Сиесту позабыть,
Осеннюю прохладу начал добиваться.
Он с непогодою решил дружить,
Товарищей своих дерзнул оставить.
А летний зной не смог ему простить,
Такой измены. Что теперь поправить?
Тепло заторопилось в дальний путь,
За ним стрижи на юг собрались.
Июльский полдень всё не мог уснуть,
С его причудой больше не считались.
За первыми дождями Спас прошел,
Осенняя прохлада в гости зачастила.
Но лишь Сиесту холод в трепет не привел,
Она вендетту в Бабье лето отложила.
Не знаю, чем закончится рассказ,
Июльский полдень не находит себе места,
Он не решил, кто ближе его сердцу в этот час,
Осенняя прохлада иль – испанская невеста.