Ты уйдешь – грустить не буду,
Просто сердце заболит.
Ты - весенняя простуда,
Я – сопливый индивид.

Я лежу на верхней полке,
И скучаю ни о ком.
Ты уйдешь в зеленый полдень
Без трусов и босиком.

О своей судьбе печалясь,
Паровоз взревет трубой.
Мы с тобою не встречались,
Не знакомы мы с тобой.

В час душевного затишья,
У вселенной на виду
Ты конечно возвратишься.
Скажешь «Здра…»
А я уйду.

Фотографии Серж_Гонобобель : Смотрю и вижу

Фотографии Серж_Гонобобель :

Я смотрю вокруг.

Мы сначала топтались в танце, неловкие и душные. Потом механически кружились, как куколки из музыкальной шкатулки. Выскакивали, все ускоряясь, из пятен света и исчезали в провалах полутьмы, натыкались на пьяненьких друзей, хохотали, восторженные и неземные. Наконец, не удержавшись, рухнули на паркет, не слыша аплодисментов.

Ее щекочущий шепот вошел в мое сознание навсегда.
«Я тебя никому не отдам».
Немного по-киношному, но вполне осязаемо. Такие фразы впечатываются стальными гвоздями в доску памяти.

Я никогда не объяснялся в любви. Никому. Ни разу. Возможно, не умел или не хотел любить. Подсознательно испытывал страх перед сильным чувством, как начинают испытывать боязнь высоты, еще не поднявшись на крышу.

Ах, эта юношеская потребность выглядеть невозмутимым, это вечное стремление не быть, а казаться.
Природная эмоциональность была заперта в чулан - до сентиментальных старческих времен.
Сердце покрылось ледяной коркой, не сразу, а постепенно превращаясь в функциональный придаток организма.
Виноваты осколки зеркала снежной королевы? Ха-ха, я гляжусь в них, бреясь по утрам.

Она говорила, что не отдаст никому меня! Меня, глупого идиота восемнадцати годов от роду. Тогда был удивителен сам факт того, что меня (меня?!) кто-то может любить. И не просто кто-то, а самая красивая девчонка курса. Это было чудом, дьявольским наваждением – неужели это была та самая лю-бо-вь?

Сидели в комнате, говорили ни о чем, упорно не встречаясь взглядами. Вышли покурить на балкон. В руках я держал пепельницу. Молчали, стеснялись самих себя. Но изнутри уже накатывало неведомое, страшное и волнующе сладкое. Затушил сигарету, встретился с ней глазами. Как два разнополюсных магнита, медленно и неотвратимо потянулись друг к дружке. Все, как в кино, мелькнула мысль. Разряд молнии – поцелуй. Неожиданно долгий, пахнущий никотином и духами «Аллегро». И летящая с балкона пепельница, и звон разлетающегося хрусталя.

Потом полгода отношений. Никакого секса! Девственность, как говорил поэт, можно хоть рамкой обрамить. Потом это: «Я тебя никому не отдам». Я знал, что за ней ухлестывают человек пять. Все – мои знакомые, нормальные парни. Принцы под балконом несмеяны.

Однажды у меня случилась ангина. Компрессы, полубред, жар, ее прохладная рука на лбу, и тот же щекочущий шепот.

«Я сделала выбор… Долго думала… Илья меня любит… И Олег мне очень дорог…»
Я похолодел внутри.
«Но… Я выбрала тебя…».
Слезы. Цирк и мишки. Через месяц они с Илюшей расписались. Я великодушно был приглашен на свадебный шашлык.

Ах, этот милый мазохизм, чувство горечи на корне языка, и внезапные приступы сердцебиения, отчаяния, разбитые о стену предметы – протуберанцы, прорвавшиеся сквозь ледяную корку спокойствия и невозмутимости.

Как знакомы ожоги этих протуберанцев. И, хотя с каждым разом их амплитуда становится все меньше, и уже не страшный хохот слышится внутри, а язвительный смешок, я с ужасом жду их беспощадного пламени.

Вот и сейчас.
Увидел ее, новую, воздушную, почти виртуальную, свободную от всего и всех.
От меня.
Лопается коньячная рюмка, рвутся электронные письма, кричат фотоснимки. Ничего уже не нужно. Ничего прежнего не будет.
Я бреду по пустоши, подбивая ногами серый пепел эмоций. Не жалко.

Человек многомерен.
Добродетель или зло в чистом виде - плоски и скучны.
Мистер Хайд и доктор Джекил, на которых иногда пытается разложить себя альтер эго – это лишь декоративные фигурки, возникающие от лености и боязни копать глубже.

Занимаясь настоящим самокопанием, можно наткнуться на залежи дерьма.
Не приходилось?

Когда чувства истлеют как прошлогодняя сон-трава, когда небо нальется черным светом разочарования, когда произнесенные про себя слова покатятся чугунными шарами по тропинкам бумажных городов, в которых надежда хрупка и быстросохнуща, а любовь несерьезна и прилипчива, я войду в наш сквер, влезу с ногами на скамейку, задеру голову вверх, туда, где рваная ржавчина кленов полощется в осенних дымах, и громко скажу: идите все нахуй.

Я скоро перестану скучать
Теряя чувства день ото дня
Ну сколько можно в трубку молчать
Ну сколько можно мучить меня

Пускай слова - всего лишь слова
Разменная монета разлук
Любовь свои качает права
Надежда с верой рвутся из рук

Пускай встает судьба на дыбы -
Да так, что невозможно не выть.
В дешевом магазине судьбы
Нам выпало игрушками быть...


Это должно было стать словами песни.

Это такое состояние, которое трудно идентифицировать в данной точке времени.
Счастье всегда постфактум. Счастье всегда Yesterday. Радость – да. Вот она, яркая, бурлящая, как поток, переполняющая душу, заставляющая задыхаться, она осязаема - здесь и сейчас!

А счастье всегда оказывается за спиной. Его осознавание, осмысление запаздывает, иногда надолго.
Счастье - послевкусие чувств. Разве не был я счастлив именно там и тогда, когда и мыслей об этом не было?

Когда я трое суток сидел в продубевшей палатке на высоте 4600, а дождь все сыпал и сыпал железной трухой, а утром, проклиная все на свете, я, проваливаясь по пояс, сцепив зубы, тропил дорогу вверх по свежей, ухнувшей сверху лавине, чувствуя дыхание тех ребят, что идут сзади, разве я не испытывал счастье преодоления, но уже потом, внизу?

Разве, лежа на дачной раскладушке и потягивая холодное чилийское, я не был счастлив своим спокойным одиночеством, но уже после, дыша смогом раскаленной Москвы?

Разве, однажды тусклым зимним вечером забежав в забегаловку, заказав харчо, селедку и сто пятьдесят, я мог предположить, что грядущая ночь окажется забавной и радостной даже для меня, малоэмоционального мужчины, потому что на скользкой улице я столкнулся с необычайно взволнованным мужиком, который кричал, что хорваты обыгрывают англичан, и срочно надо выпить, и мы побежали в супермаркет, где я купил водки и огурцов, а потом у этого мужика дома мы досматривали футбол, и орали «Го-о-о-ол!», и утром мне было хреново, потому что между первой водкой под харчо, и победным стаканом под футбол была бутылочка омерзительной клюквы на коньяке, но сегодня я понимаю, что был счастлив в ту ночь среды, тупым пьяным счастьем, не требующим никакой внутренней работы.

А прохладные пальцы любящего человека, щекотный шепот в ухо, пронзительные СМС-ки, неумелые губы – разве это не будет для меня воплощением счастья через неделю, год, сто лет?

Думаю, что радоваться нужно всегда, всему и всем, и понимать, что вот оно, здесь рядом, а не в прекрасном далеко. Оно сиюминутно и ускользающее, как льдинка в руке, просто нужно немного задержать дыхание и дать ему проникнуть в сердце.

Совсем ничего не хочется.
Ни бабьего лета в золотом ажуре веточек, трепещущих от еще солнечного восторга, но уже чующих близкую летаргию.
Ни луж цвета крепкого чая, в которые так страшно и так любопытно было заглядывать в прошлой жизни.
Ни Че Го, ничего сегодня не хочется. И не надо звать меня туда, в этот некогда любимый лес.

Полтора часа в электричке промелькнули так же быстро, как советское кино на пленке шосткинского комбината.
Потом были тропинки, по которым мы шли, загребая ногами ворохи отмучавшейся листвы.
Лес был добр к нам.
Было тепло и холодно. Солнечно и пасмурно, ну в общем, как всегда, когда рядом ты.
Хорошо идти, делая вид, что не думаешь ни о чем.

Ты нашел эту почти игрушечную полянку на берегу ручья, и радовался как ребенок, устраивая пикничок на двоих.
С пакетиком корейской морковки - но без вилок. И пришлось подхватывать ее палочками. С коробочкой морской капусты - даешь вегетарианство! И с липко-голубым немецким сыром. Очень живописно.
Кто эту скамейку здесь оставил, какой такой плотник, было непонятно. Но скамейка эта здорово вписывалась в ландшафт, и мы на ней сидели, как два натурщика, позируя художнику-невидимке.

Красное вино хорошо сочеталось с твоими губами.
И лес был до краев наполнен щемящими ароматами осени.
И день застыл, как прозрачный холодец - бери и ешь.

Ничего не хотелось, так же, как и сегодня.

Потом мы валялись на листьях, глядя в никуда, то есть в небо, то есть друг в друга.
И наверное знали, что все бессмысленно.

Поэт. Музыкант. Путешественник. Богат - в смысле жизненного опыта. Иногда с ужасом думаю, что я взрослый.

[350x511]