Я не умер.

Давным-давно, когда большинство из вас ходили в школу или садик, повышенная стипендия была 40 рублей, а книжки Фрейда, поступавшие в Облкниготорг, расписывались по разнарядке третьего секретаря обкома КПСС, я интересовался современной психологией. Психиатры называют это «синдромом транзиторной метафизической интоксикации», а проще говоря – это когда человек, не обладающий никаким жизненным опытом, пытается теоретическим путем постичь смысл жизни.

Тем не менее, я тогда много чего набрался. Самым сложным для меня были измененные состояния сознания и инсайт. Я принципиально не экспериментирую с наркотиками, а медитации мне кажутся занудством. Короче, тогда я решил, что это чепуха.

Итак, когда я носился по городу, на дикой скорости, с затуманенной головой, оглушенный, у меня в голове вдруг стали звучать какие-то слова, которые постепенно складывались в фразы, а фразы – в короткие сюжеты.

Совсем разные сюжеты. Про улицу, которая ведет почти вертикально вниз. Про странные рисунки на стенах домов. Про жучка, который случайно залез в машину, бегал по внутренней стороне лобового стекла и спасался от дождя. Я смотрел по сторонам, а сюжеты прыгали на меня отовсюду.

Это было удивительно, потому что я раньше не замечал таких мелочей. Вдруг они стали интересны.

И я стал Ей о них писать. Без надежды на ответ.

Удивительным был процесс письма. Я ни секунды не задумывался, какой будет форма, или насколько длинным получится текст.

Но это и не «поток сознания», потому что сознание было в полной отключке, затуманенным и оглушенным. Я чувствовал, что моей рукой и рудиментами мыслей движет какая-то сила (типа там «прана») исходящая из какого-то энергетического центра. Внизу живота. Оттуда, где индусы помещали какую-то чакру, китайцы – центри чи, а европейцы, извините, половые органы.

Это были настоящий инсайты, без ЛСД, грибов, пения мантр и разглядывания янтр. Я писал Ей, писал, писал, день за днем, тупо уставясь в монитор, не зная зачем, не рассчитывая на ответ. Это стало смыслом – писать Ей.

Но однажды невидимая рука отдернула завесу тумана, и мир вновь зазвучал.

Она написала, что приезжает, и мы можем увидеться.

Был конец весны и грязь. Я поехал мыть машину.

Ожидание чуда – странная штука.

Оно преследует тебя, когда ты восьмиклассником по дороге на вечернюю тренировку по волейболу специально проходишь мимо подъезда девочки, сидящей с тобой на физике, и мечтаешь: а вдруг она выйдет в этот самый момент…

Когда слегка диковатым курсантом решаешься наконец подойти на танцах к понравившейся девушке, и когда она прижимается к тебе под музыку Стиви Уандера в исполнении гарнизонных лабухов, начинаешь мечтать, как сейчас вы договоритесь на завтра, когда у тебя увольнение…

Когда командировки превращаются в пытку, потому что не можешь уснуть в одиночестве гостиницы и прислушиваешься к шорохам в коридоре и ждешь: вдруг зазвонит телефон или кто-то постучит. Смотришь до утра передачи и фильмы на непонятном языке, а потом встречаешь рассвет на 15 этаже «Кемпински», или на 4 этаже гостиницы «Жезказган» глядя, как огненный шар встает над серым степным городом.

Когда становишься старше, понимаешь, наконец, смысл слов: «Да не бегай ты за ними, сами за тобой бегать будут», и уже знаешь, когда и что говорить, когда взять за ручку, когда скользнуть по телу выше или ниже. И вечный сценарий всегда один и тот же, и в принципе, как говорит мой друг «хрен на хрен менять – только время терять…»

Когда чудо вдруг случилось, я не ждал его. Оно ворвалось, ослепив невероятной улыбкой, поражая длиной тонких пальцев, дурманя наркотической смесью запахов. И оказалось, что весь опыт ничего не стоит. И ты опять с надеждой идешь мимо ее подъезда, и мечтаешь: а вдруг, в этот самый момент…

Когда мы знакомились, у меня оказалась ее визитка. Мы начали с безобидных обсуждений любимых стихов, по мейлу, церемонно общаясь на «вы». Я не поклонник поэзии, наизусть помимо останков программы средней школы знаю-то всего пару, буквально. И одно из них оказалось ее любимым:

…Cross that rules the Southern Sky!
Stars that sweep and wheel and fly,
Hear the Lovers' Litany:
Love like ours can never die!..

Когда ожидание ответов по почте стало казаться чересчур долгим, мы перешли в ICQ, Однажды, глубокой ночью, уже в аське, - на «ты».

Когда ее значок был красным, я знал, что она ответит после двух. Я ждал этих двух часов, а потом ответа на свое первое сообщение. Если долго не было – шел пить кофе, курить, возвращался и лихорадочно нажимал зеленый цветочек в правом нижнем углу.

Когда хотелось рассказать больше, чем позволяла аська, мы снова переходили в мейл. Она рассказывала про себя, я – про погоду, ну и иногда про себя. Все убеждало меня, что я нашел Ее: понимание друг друга на расстоянии, нумерологические совпадения... Я чувствовал себя уверенно, зная, что я хочу, и что это - на расстоянии вытянутой руки. Наши отношения стали превращаться в вариацию «вечной игры», и я повел себя так, как казалось бы нужно. "Чем меньше женщину мы..." В общем, я дал повод для ревности.

Тогда она отключилась. Не появилась ни на следующий день, ни через один. Без ответа оставались звонки и мейлы.

Тогда я понял, что теряю ее, и запаниковал. Мою голову как будто заволокло туманом, уши заложило… Я носился по городу, превышая скорость, чего раньше никогда не делал. Я чувствовал, что она ускользает, и ничего не мог поделать.

И тогда появилось новое, невероятное чувство, в существование которого я раньше не верил. Оно разливалось по моей затуманенной голове и шептало в заложенные уши:

«МНЕ НЕ НУЖНО БОЛЬШЕ ЖИТЬ».

Всегда знал, что я одиночка. Не то чтобы совсем, нет. Просто на работе я не люблю всяких групповых обсуждений и дискуссий, потому что наперед знаю решение, а убеждать в течение часа взрослых и предположительно образованных людей в очевидных истинах – не мой конек. Студентов – с удовольствием, они хоть слушают с благодарностью, а вот коллег по работе – увольте.

По той же причине обрывались мои романы. В какой-то момент я понимаю, что нужно объяснять вещи, которые я совершенно не хочу объяснять. Скажем: «Почему ты сегодня поздно?». Или вот вопрос – рекордсмен по отсутствию смысла, обязанный своей популярностью мобильным телефонам: «Ты где?» Что надо ответить? «В четырех с половиной километрах от въезда в город»? Или «На шоссе»? Или «В дороге»? До сих пор не знаю.

А еще я «обожаю», когда меня спрашивают: «О чем ты сейчас думаешь?» Невозможно ответить на это вопрос, если пытаться это сделать честно. Я не с первого раза сообразил, что надо придумать уже какой-то стандартный отмаз, типа «О нас».

Жалко, что записать нельзя, такие глупости плохо запоминаются.

И вот когда я решил, что романы не отличаются один от другого, и никакого нового опыта, кроме изучения возрастных и физиологических нюансов, я не приобрету, меня пригласили на очередную професиональную тусовку (вовсе не на тему сексологии).

Я стоял и серьезно обсуждал с коллегами какой-то проект. «Шла любезная, но несколько натянутая беседа, когда спустилась вниз гостья и с порога уставилась на ...(меня – авт.) как и он на нее.

Он видел перед собой женщину, которая могла быть его сестрой... Сухощавостью, бледным лицом, черными бровями темными волосами она была словно его двойник, его второе заколдованное «я»...»

В голове пронеслись все литературные штампы на тему любви, разделенных напополам душ и предназначения людей друг другу. Я понял, что если есть хоть доля истины в том, что говорилось и писалось на эту тему, то это случилось со мной, и прямо сейчас.

Я понял, что встерил женщину, которая никогда не спросит, если не нужно спрашивать.

Которая поймет, когда тебе нужно быть одному.

Которой нельзя соврать, потому что она знает, что ты думаешь на самом деле.

С которой можно вечность разговаривать или вечность молчать.

Я впервые перестал чувствовать себя одиноким.

Я был счастлив.

У нас обоих были семьи и дети.

(Продолжение следует)

Сегодня с утра впервые что-то вроде ругаюсь с человеком, пригласившим меня на этот сайт. Я вот уже высказывался в том ключе, что чувствую себя здесь как будто в бане случайно зашел в женское отделение и дверь захлопнулась и ключа нет.

Ну то есть сидят там за бутылкой пива или вина и рассуждают про супы, тряпки, мужиков а ты так вваливаешься полуодетый, и поначалу из-за пара ничего не видно, и вроде все в равном положении.

И вот вроде уже надо смириться, в бане моются-таки, не стоять же как пень. Находишь себе шкафчик в дальнем уголке...

Ну вот чем дольше ты здесь, тем яснее видишь что деушки кругом одетые, в смысле не то чтобы в простынях, а при полном параде, а ты уже почти нет... Такое в кошмарных снах никому не снится? Часто описываемый такой кошмарик.

Вот объясню почему так кажется. Меня прямо корежило, когда я писал в третьем лице о своих – т.е. я понимаю, что когда я называю жену «жена», то речь не совсем о моей жене, потому что я не называю жену «женой» в жизни даже за глаза. Про детей и говорить нечего – у них миллион смешных прозвищ, и уж никак не «сыны-дочи».

А когда читаешь другие посты – там, например, «муш, муш...», или такие благостные с превосходными степенями заметки – и вот тогда понимаешь, что это не совсем правда, или совсем неправда, и девушки одетые, а я уже не совсем. А выйти некуда, а если одеваться на глазах это вообще со стыда лопнуть...

Пойду в душ. Один. Подумаю.

У моей жены нет подружек. Ну таких, с которыми собираются на девишники, ходят в сауну, болтают про мужчин и т.п. Уже нет. Знаете почему? Догадались? А вот и не поэтому! И хотя библейская заповедь гласит «Не возжелай ЖЕНЫ ближнего своего», не давая никаких указаний женам (и не женам) в отношении ближних чужих мужей, – не из-за того, что все они побывали у меня в кровати. Я вообще довольно аккуратен в отношении романов на стороне (девушки, которые пишут о несомненной верности своих мужей: расслабьтесь, они тоже). Тут ведь что главное: либо чтобы связь была очень дальней, либо настлько «ближней», чтобы само подозрение казалось дикостью. Так вот, подруга номер один отпала, когда собрав из третьих рук информацию о моей довольно безобидной «дальней» интрижке, вывалила супруге все в деталях. Конечно же, из самых благих побуждений. Все уладилось, но дальнейшее общение с того дня протекает без всякого энтузиазма.

Номер два была по совместительству женой моего друга. Они как бы во всем следовали за нами – на полгода позже сделали ремонт, на квартал позже забеременели. Когда мы попробовали соорудить совместный бизнес, подруга попала в подчинение к жене. Что дальше – понятно, да: неуправляемость – склоки – развал.

Номер три была из компании, получавшей вместе с моей супругой второе высшее заочно. Долгое время она существовала для меня только как имя. Каждую сессию их группа довольно активно отмечала сдачу экзаменов в ночных клубах, обсуждала своих мужей, и вот на одну из таких вечерин по инициативе благоверной занесло меня. В общем, все могло бы случиться там же на бильярдном столе, но по счастью хватило мне решимости отбиться и в тот момент, и позже. А почему (и почему для мужчины это бывает долоьносложно) – тема другого поста.

И все это происходит из столкновения двух совершенно неизживаемых чувств: тщеславия – с одной стороны (типа «посмотрите, вот он у меня какой», и еще – «вот как я с ним управляюсь»), и зависти – с другой («хм, и вовсе не такой», или «хм, и вовсе не у тебя»). В принципе, форма «Мама живет с ребенком, в соседних трех комнатах – другая мама с ребенком. Дети играют, матери по очереди готовят и говорят о своем, о женском. Детям хорошо, мамам необидно» – существовала в истории, и даже еще кое-где сохранилась. Называется «гарем». Это вариант. А вот в официально моногамном обществе будьте уж добры как-то нас терпеть какие мы есть. Иначе дело в брачный сезон до боев за самца дело дойдет.

В какой-то момент я понял, что могу очаровать любую женщину, к которой испытываю хоть маломальский интерес. Даже не осознаю, как и почему, это абсолютная интуиция. При этом я очень добр, и стараюсь никогда не причинять женщинам вреда. Даже иногда позволяю им поверить, что это они от меня уходят. Потому что я вообще искренне люблю женский род. Любовь со мной – это как инициация или психотерапия.

Однако эти связи оставляли мое сердце холодным. Я точно знал, как начать новый роман, кем в нем быть, как и когда его закончить, чтобы не было больно, получал новый опыт и питался эмоциями своих любовниц.

Но однажды я встретил Анну, в которую влюбился в первого взгляда. И понял, что против настоящего чувства я совершенно беспомощен.

Теперь я могу судить о том, чем страсть отличается от любви.