Ни одной фотки с Минска вместе, ничего, никакого упоминания обо мне в контакте...Дрочка блять, на Сурина...Ты вообще в нормальная? Говоришь отношение нормальное? Хорошо, я сделаю тоже самое, посмотришь.
Нелепые обвинения в мой адрес, так это вообще ппц! Я ей изменял...Делать блять мне больше нечего чем рушить всё что сам строил! Головой подумай сначала!

„Они вечно торопятся на работу, — я видел их тысячи, с завтраком в кармане, они бегут как сумасшедшие, думая только о том, как бы попасть на поезд, в страхе, что их уволят, если они опоздают. Работают они, не вникая в дело; потом торопятся домой, боясь опоздать к обеду; вечером сидят дома, опасаясь ходить по глухим улицам; спят с женами, на которых женились не по любви, а потому, что у тех были деньжонки и они надеялись обеспечить свое жалкое существование. Жизнь их застрахована от несчастных случаев. А по воскресеньям они боятся погубить свою душу. Как будто ад создан для кроликов!“
— Г. Уэллс, "Война миров", 1897

Партия Контер Страйка и бутылка виски с хорошим другом решает многие проблемы...Но не все...И на время...
Но так хочется чтобы их не было вовсе, а рядом был человек, родной твоему сердцу...

Во мне? Hо от меня ничего не осталось... Я чувствую, что вместо моего тела теперь существует только оболочка из кожи, что внутри я пуст,абсолютно пуст и черен.
Боль, ненависть, обида, злость...

Ниже приведена версия рассказа из сборника «Летнее утро, летняя ночь» (2007), в который вошли рассказы и фрагменты, не вошедшие в повесть «Вино из одуванчиков», в их первоначальной редакции.

Весной тысяча девятьсот тридцать четвертого в Центральную школу пришла учительствовать мисс Энн Тейлор. Было ей тогда двадцать четыре года, а Бобу Маркхэму — четырнадцать. Все умы занимала Энн Тейлор. Для этой учительницы дети несли в школу то цветы, то фрукты и без напоминания сворачивали после уроков зеленовато-розовые карты мира. Если она проходила по улицам, то, казалось, как раз в ту пору, когда дубы и вязы отбрасывали кружевную тень, отчего на лице у нее играли солнечные зайчики, а она шла не останавливаясь, и при встрече с нею каждый загадывал что-то свое. Была она как нежный персик среди зимних снегов, как глоток холодного молока к завтраку в душное летнее утро. Выпадали, случалось, редкостные дни, когда мир обретал равновесие, подобно кленовому листу, которому не дают упасть благодатные ветра: такие деньки точь-в-точь были похожи на Энн Тейлор, и в календаре их следовало бы назвать ее именем.
Что же до Боба Маркхэма, октябрьскими вечерами этот паренек слонялся в одиночку по городским улицам, а за ним гнался ворох листьев — ни дать ни взять мышиные полчища в Духов день. Весной движения его замедлялись, и весь он становился похож на белую молодь форели, что водится в терпких водах речки Фокс-Хилл; за лето белизна сменялась коричневым отблеском спелых каштанов. Частенько он, валяясь на траве, взахлеб читал книжки, даже не замечая муравьев, ползавших по страницам, а то еще играл сам с собой в шахматы на крыльце бабушкиного дома. Приятелей у него не было.
Когда мисс Тейлор пришла вести свой первый урок, Боб учился в девятом классе; никто из учеников не шелохнулся, пока она выводила на доске свое имя аккуратным, округлым почерком.
— Меня зовут Энн Тейлор, — негромко сказала она, — я ваша новая учительница.
Казалось, в классную комнату вдруг хлынул свет, словно чья-то рука сдвинула кровлю. Боб Маркхэм держал наготове пульку из жеваной бумаги. Через полчаса он незаметно уронил пульку на пол.
После уроков он принес в класс ведро воды, взял тряпку и стал протирать доски.
— Что происходит? — Обернувшись, она посмотрела в его сторону из-за учительского стола, за которым проверяла диктанты.
— Доски грязноваты, — сказал Боб.
— Да, верно. Ты сам решил этим заняться?
— Наверное, полагается разрешения спрашивать, — смущенно выдавил он.
— А мы сделаем вид, будто ты так и поступил, — улыбнулась она в ответ, и от этой улыбки он мигом справился с работой: белые тряпки и губки так и летали у него в руках, и если бы кто заглянул с улицы в открытое окно, то подумал бы, что в классе кружатся хлопья снега. — Дай-ка вспомню, — сказала мисс Тейлор. — Ты ведь Боб Маркхэм, правильно?
— Да, мэм.
— Ну, спасибо тебе, Боб.
— А давайте я каждый день буду доски мыть? — предложил он.
— Тебе не кажется, что все должны дежурить по очереди?
— Да мне не трудно, — сказал он. — После уроков.
— Можно попробовать, а там видно будет, — решила она.
Он медлил.
— Теперь беги домой, — велела она, помолчав.
— До свидания. — Нога за ногу, он поплелся к выходу.
На следующее утро он уже маячил у пансиона, где поселилась мисс Тейлор, в то самое время, когда она выходила из дверей.
— А вот и я, — сказал он.
— Честно говоря, — ответила она, — меня это не удивляет.
Они отправились в школу вместе.
— Давайте я ваши книжки понесу, — предложил он.
— О, спасибо тебе, Боб.
— Не за что, — откликнулся он, принимая у нее книги.
Вот уже несколько минут они шли бок о бок, но он не проронил ни слова. При взгляде на него — искоса и немного сверху — она заметила, что он не только не смущен, но сияет от счастья, и решила дать ему возможность заговорить первым, однако это ни к чему не привело. На подходе к школе он вернул ей книги.
— Наверно, дальше надо поодиночке, — сказал он. — Ребята не так поймут.
— Да я и сама не вполне понимаю, Боб.
— Ну как, у нас дружба, — со значением произнес он.
— Боб… — начала она.
— Да, мэм?
— Ладно, неважно. — И она зашагала вперед.
— Я со звонком приду, — сказал Боб.
Конечно же, он пришел со звонком и каждый день на протяжении двух недель оставался после уроков: не говоря ни слова, тщательно мыл доски, полоскал тряпки и снимал со стены карты, а она тем временем проверяла тетради. До четырех часов между ними висела тишина: в этой тишине солнце клонилось к закату, по-кошачьи сновали тряпки, шуршали тетрадные страницы, поскрипывало перо, а в высокое оконное стекло с натужным жужжанием билась сердитая муха. Иногда молчание затягивалось часов до пяти, покуда мисс Тейлор не замечала, что Боб Маркхэм устроился за последней партой и не сводит с нее глаз.
— Ну, пора домой, — по обыкновению говорила мисс Тейлор, поднимаясь со стула.
— Да, мэм.
И он бросался доставать из шкафа ее пальто и шляпку. Потом брал у нее ключ и сам запирал дверь, если к тому времени еще не появлялся школьный сторож. А дальше они спускались с Читать далее...

ОДИН ЗВОНОК МОЖЕТ ИЗМЕНИТЬ ЧЕЙ ТО МИР! ОДИН ЗВОНОК МОЖЕТ РЕШИТЬ СУДЬБУ ЦЕЛОГО ПОКОЛЕНИЯ! ОДИН ЗВОНОК!!!

При расставании с человеком, который реально был для тебя всем, мир вокруг рушится. Весь твой привычный образ жизни разрывается в клочья. Каждая мелочь, каждый предмет который имел хоть какую то связь с ней, приносит воспоминания, а вместе с тем и боль, что это всё кончилось, и мимолётная мысль что такого больше не будет. Даже неприметная раньше станция метро Шаболовская режет слух и предательски будоражит сердце...В такие моменты понимаешь что такое любовь и что такое разлука. Ты из за дня в день пытаешься себя переубедить в том что всё, это конец, хэппи энда не будет. Вспоминаешь все самые плохие моменты из вашей совместной жизни, откапываешь всё, что в любой другой момент могло вывезти тебя из себя, но всё равно ловишь себя на мысли что это всё пустяки, что она именно та, которая должна быть всё время рядом.
Мысль о том, что она может быть счастлива и без тебя убивает наповал.
Из этого круговорота не выбраться. От тебя оторвали огромную часть души, а взамен оставили пустоту…Которая нереально болит.
И самое смертоносное и обидное…Нельзя просто взять телефон и набрать до боли знакомый номер. И услышать ставший таким родным голос...Просто потому, что это должна сделать она. Она должна понять, что и она нуждается во мне, ровно столько же, сколько и я в ней.

Где то внизу раздавались жалобные крики. Я стоял на обрывистой скале и смотрел на горизонт…Где то там далеко, виднелись очертания зелёных холмов, прозрачного неба, и чистейшей воды…На лугу, около домика резвились младенцы, красивее и милее которых я никогда не видел…Где то там была и она. Возможно ждала меня…Возможна любила. Возможно никогда не забудет. Ветер приятно шелушил перья крыльев за моей спиной…
Я перевёл взгляд вниз…Огромная пропасть…Внизу протекали багровые реки…Оттуда пахло мерзостью и предательством… Но что там притягивало меня и звало…Я ступил вперёд, чтобы лучше рассмотреть что там твориться…Их было много…Красивые…Распутные…Манящие…Они сидели на берегу и наполняли свои бокалы из багровых рек…Вино…Это было вино…
Я взял нож…Два неуловимых движения…И рядом со мной упали крылья…Крылья любви…И я шагнул в эту пропасть…Круговорот манящего ада…Из которого вытащить сможет только она…

Я так и не понял, как все получилось. Она так странно пахла...Это был запах счастья, которое я искал. Запах сбывшихся надежд и реализованных планов.
Мы сидели на ее кухне, я пил чай и за окном лениво двигались огни никогда не отдыхающего города, и у меня внутри было как никогда спокойно и легко. Я остался в этой квартире. Прошло много месяцев, а я забил на все и на всех. Работа пролетала незаметно, и я торопился домой, к ней. Мы гуляли по городу, пинали ногами листья, проваливались в сугробы и мокли в лужах... Словно я погрузился, перешел из одной реальности в другую реальность, мы были там, где нет ничего и попали туда, где есть все, что нам нужно. Про нас говорили гадости, мы разосрались со всеми, чтобы быть вместе. Все, что нам нужно. Это было ни на что не похожее, наполненное вязким счастьем время.
Потом все пошло наперекосяк.
В старом зеркале смеется незнакомое лицо настигающих будней.
Всё кончилось. Кажется, вся жизнь остановилась. Всё вокруг застыло. Земля, наблюдая за происходящим, прекратила вращаться вокруг своей оси. Время суток приобрело одинаково серый цвет. Ее больше не было в моей жизни, и время перестало существовать, я начал жить по собственным часам.
Она меня бросила? Может я её? Или всё-таки она? Может быть, это было взаимно? Может мы не хотели расставаться, но вопреки желаниям договорились? Или просто это обстоятельства? Важно ли это теперь? нет... отнюдь.
Когда из твоей жизни исчезает человек, вырываешь ты его сам из души или он просто умирает, это каждый раз ужасно. Вырвать кусок из души - все равно, что вырвать кусок мяса из тела. Обратно его уже потом не вставишь. Он уже сгниет, это кусок. Рана будет долго и мучительно заживать. И поначалу каждый раз будет хотеться выть, когда к ней прикасаешься. Потом останется большой уродливый шрам, и он будет ныть. Тоже и у меня внутри... и нужно немало времени, чтобы рана превратилась в шрам.
Я впал в деп. Настоящий деп. Я пил, я был в неадеквате. Я больше не мог жить как раньше, не мог и не хотел. Не видел в этом смысла.
Я вообще не чувствовал себя живым...Всё было бесполезно. Я сходил с ума.… Надо было выходить из этого состояния, если я хотел остаться в этой жизни. Надо было просыпаться. Надо было забыть ее и жить дальше.
Может быть, нужно время? Оно лечит? Говорящий это - тупорылый мудак. Время не лечит, оно растягивает твою агонию. Все равно уничтожает тебя, метается эхом несбывшегося в нежелающей ни о чем уже думать голове. Время будет день за днем стараться лишить тебя рассудка, обесчувствить, ослепить, оглушить, причиняя неимоверное количество боли.
Кого бы я не трахал, перед глазами вставала она, одна она... Это ее я трахал в разных позах, это ее тело я целовал... я засыпал, просыпался, смотрел на девушку рядом и понимал - это не она, что она была гораздо лучше.
Иногда я приходил в себя. Ненадолго. Очень ненадолго. Затем я снова выходил. Терялся. Ходил кругами и не находил себя в себе. Забывал где вход, запасной выход, окна. Искал лазейки и не находил. Терял ключи, забывал код от замка, логин, pin -код от sim -карты… Я не мог вернуться внутрь. Жил вне себя. Существовал. Я ждал. Не понимал чего и зачем. Но ждал… Оно не помогло. Я перестал ходить на мячик и игнорировал звонки парней.
Прохожие на улицах оглядывались мне вслед. Я был привидением, живым воплощением негатива. Чем-то уже потусторонним, с печатью холодного живым людям мира на лице...
Боль пришла и захлестнула нереальным валом. Слезы. Они капают сами по себе и я падаю на колени. Крик бьется в тесной пространстве лестничной клетки, вырывается в коридор. Господи, как же больно! За что? ЗА ЧТО?! Хуярю кулаком в стену. Еще, еще раз и еще… Пока не перестаю чувствовать руку. Кентуса тут же распухают. Вместе с кровью в кулаки вбились цементные крошки. Аккуратно убираю их. Падаю без сил. Долго лежу.Так хуево физически мне не было давно...
Опять пью...

Все барьеры разрушены очень давно, осталось потерпеть чуть-чуть и всё пройдёт. Потом уже будет "И ты наверно не та, да и я наверно не тот..." И всё)
Раз не пережили этот период - значит не судьба идти дальше.
Да, отомстила больно. Даже человека забрала, которого я считал по крайней мере товарищем. А вместе с ним и весь фанатизм, тот что твориться вокруг футбола. Резвись ты - потом может поумнеешь, я туда больше лезть не хочу. Общих мест у нас не осталось. Там где фанатовцы - меня нет. А больше нам видится негде.
И да, по факту. Друга у меня тут по сути два. Ден и Настя. Которые реально беспокоятся. И больше жертвовать я не буду. Курить не курить...Пить не пить...Да по настроению. Я буду таким, какой я есть, а не искусственным. Больше я первым не напишу, не приду, не позвоню. Ничего. Меня больше нет.
Отлично? Значит отлично, ты давно этого хотела. Я знаю что ты легче себе вены перережешь, чем напишешь первая.
Я уже не сорвусь, этап пройдён. Ничего нету и не будет с таким отношением. А не будет - значит это и не надо.
А ты? Помни своё любимое гавно, которое ты всегда с радостью вспоминаешь и припоминаешь. Живи с ним, раз не можешь простить. Ищи ,тот кто будет соответствовать твоим требованиям. А потом лёжа под ним, любя меня, вспоминай что сломала окончательно всё сама. Плачься друзьям, как тебе поломали твой любимый зонт. В общем будь счастлива.
Раз мы уже решили выше, что ты точно не напишешь, и теперь я не напишу, и что больше некому тащить на своём горбу отношения, то всё, это конец. Хотя нет, конец был после чиптрипа. Так что всё. Вот это конец и его вижу и чувствую, и будущего не вижу. Чем меньше я тебя вижу, слышу, читаю тем легче. С каждым днём всё больше и больше.
Это всё.

Еще на выходных ко мне приезжала она. Мы перед этим поСМСились и она приехала меня проведать ближе к вечеру. Еще помнит мой дом и даже подьезд. Мало что меняецца - даже после капремонта, который скрыл изрисованные стены подьезда. Лифт ,постоянно воняющий мочой, то же граффити у двери подьезда,по которому каждый безошибочно находил его в немаленьком дворе,облегчая мне задачу обьяснить как меня найти.
Она пришла не с пустыми руками - с пивом, пиццей и запахом женского Hugo Boss. Мне нравяцца эти духи. Хотя запах в моем лифте мне как-то роднее - видно, привык я к нему с децтва... Я вышел на лестничную клетку в семейных трусах, светя своей впалой грудью и, прихрамывая своими тоненькими волосатыми ножками - меня всегда за это ругает мама, за мою тягу временами к натурализму и постоянное забивание на приличия, по крайней мере, у себя дома. ''Такой вот он оказался Вася...'' как любит приговаривать один мой нынешний коллега...
Пиздец, всегда поражался своей способности иногда часами говорить ни о чем - потому что с некоторыми людьми слова не важны, нести можно любую пургу и не думать что несешь, прихлебывать пиво ,смотреть на человека и понимать что в тоже время между вами происходит что-то важное. Или вам просто хорошо вместе - в обществе друг друга, рядом. Просто хорошо и спокойно. И только.
Мы говорили о многом. Пили. Я показал частично отремонтированную квартиру. Потом мы сидели у меня в комнате на диване... потом... было кое-что и потом. Так уж получилось. И это ,наверное ,к лучшему - я вдруг понял, что она далеко от меня. А я от нее. Осталась память и чувства - но при этом мы сами сильно изменились. Это тяжело принять. И это уже не та Аня, которую я знал. И я уже не тот. И секс уже не тот, и вкус у поцелуев, и плачет она по-другому, и смотрит на меня, и не моя она уже... Рвецца в ней какая-то часть ко мне - но появилась и другая часть, которая держит ее в теперешней ее жизни, и эта жизнь во многом лучше прошлой жизни со мной - новые друзья, мылдчел, новые возможности. И воспоминания при этом. Она разрываецца и какой бы она выбор не сделала - ей будет плохо. Потому что сама не знает,чего ей для счастья надо. И я не знаю. Я не понимаю многих достаточно простых вещей - но я ее слишком давно и слишком хорошо знаю, даже родителей я, наверное, знаю хуже - она единственный человек, которого я могу ЧИТАТЬ. И это не то чтиво, которое мне сейчас хотелось бы прочесть...
Потом она ушла. В свою настоящую жизнь. Мне показалось даже, что она пришла ко мне как на экскурсию - экскурсию в свое прошлое, и ей тоже наверняка сейчас отчего-то мерзко на душе, как и мне. На подушке остались ее волосы и запах духов. И я вдруг пожалел, сильно пожалел ,наверное, впервые в жизни - по поводу того, что у нас сейчас случилось.
Словил деппрес, глядя с балкона на вечер моего старого района. Почему все так вышло, с махачем этим нелепым и ногой, почему я сейчас не глушу синьку с другами-конями где-нить в часе езды от меня... Стою и тупикую.
Закурил опять. Хуево. Дым успокаивает дыма. Едкий сигаретный успокаивает легкого. Жизнь продолжаецца, куда она ,правда, меня выведет... Саморефлексия - это один из моих главных жизненных пиздецов.
Всем нам когда-то бывает херово. Иногда - ни с того ни с сего, иногда - по совершенно конкретным причинам. Все это, как густое марево, будто у тебя под ногами запалили дымовуху, накрывает с головой и не дает отряхнуцца от черных мыслей. И кажецца, что все хорошее куда-то ушло безвозвратно и больше не вернецца, не находишь никак себе покоя и внутренний голос сводит с ума... и не заснуть и не соредоточицца ни на чем. Мерзкое состояние.
До тех пор, пока не покуришь, не выпьешь стопку хорошего вискаря и не начнешь вспоминать, какими трагичными казались совершенно невинные и незначительные заморочки.

Пусть говорят дела о человеке, потому что, они не умеют врать и приукрашивать.
Cogitations poenam nemo patitur-Никто не несет наказания за мысли
Nitinur in vetitum semper, cupimusque negata-Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного.