То ли всему виной чудо-таблеточки, то ли выгорела, но я ничего не чувствую, кроме такого ироничного удовольствия, глядя на чужие (о да, уже чужие) имена. И хорошо-то как, товарищи, слов нет.

А вы уже видели лысых медведей?

Вот однажды мне стукнет двадцать, и мои наивность и человековерие будут уже вообще не к месту, а только портить все. И тогда я решу от них избавиться. И пойду топить их в речку Кальмиус. Или не Кальмиус. В речку Днепр. В Москву-реку. Или дождусь, в конце-концов, дождика послечетвергового, сапоги резиновые надену и на улицу пойду - в луже топить. Достану из-за пазухи. Из горячей грудной клетки (или где там все эти непонятности живут-располагаются?). Достану, значит, и в воду. С размаху. Так и попрощаемся. Будут приходить они, конечно, ко мне призраками в темные холодные ночи, но и все на этом.
А пока, пока живем так. Зато потом, потом я на них отыграюсь. Но пока, пока, все же, живем.

Люблю я таких людей. Веселых и ярких. Живых. И даже слушать нравится больше, чем говорить. Маленький солнечный заряд.
Настоящий Человек. Женщина даже. Свои независимые ни от чего взгляды. Возможно, что немного наивные, но очень теплые. И голос до того живой. Улыбаюсь.
Хорошо, что есть такие.

Заиньки, ну Заиньки. Ну вы уже заебали. Серьезно. Я вас не трогаю, грязные тайны и тайны не особо грязные не рассказываю. Мне уже даже почти плевать на всю ситуацию. Или вас как раз и смущает, что кто-то не думает о вас круглые сутки?) Пока-пока. Надеюсь, не свидимся боле.

Все свои некрасивости я прячу за язвительными словечками и закрученными фразами. Мне плевать на этих людей, а они смотрят с уважением. А я несу им откровенную чушь. Банальную чушь. Просто с очень уверенным видом.
Безумно хочется, чтобы кто-то пришел и сказал: "Хей, детка, какую же херь ты несешь."
Никто не приходит, не говорит это искренне. Вот и остается мне скучать. И от скуки нести всякую псевдонаучную белиберду.

Я из серии людей, что легко меняют свое настроение и свое выражение лица по собственному желанию. Для особых смехотливых случаев у меня есть невидимая супер-кнопка на левом плече. И все это крайне круто. "Не, ну вы чо! Я могу неплохо обмануть большинство!"
И да, это прекрасное качество. Незаменимое. Быстро менять свое настроение, неплохо играть перед неважными. Это очень помогает мне.
Только меня это пугает уже. Желание держать себя под контролем. Стискивать зубы и улыбаться.
Черт. я боюсь представить, как же все-таки выглядит искренняя улыбка на перекошенном от ненависти лице.

Интересно, правильно ли пересиливать себя ради какого-то там долга перед другим человеком? Такой тяжелый этический вопрос.
Если, скажем, вы тяжело больны, за вами ухаживает любящий (и даже любимый вами) человек. Вы при смерти. Все, уже никаких планов на будущее, попросту ничего. Только помощь и любовь этого человека.
А потом, представим, трац-бац, лекарство нашлось. Изобрели что-то новое иль еще что, не суть как важно.

Вы здоровы, вы живы. И тут вы влюбляетесь в другого человека. Сильно. Или просто перестаете любить старого, но по-прежнему любящего вас. Что делать? Как поступить правильно? Что важнее: свое неточное счастье или долг перед кем-то?

Лицемерно говорить "все будет хорошо", когда ты сам толком ничего не знаешь.
Надоело.
Я больше не говорю этих слов, если никак не могу обеспечить эту хорошесть.

Да, кстати, ребятки-ребятушки. Я так понимаю, что на ближайшие месяца 2-3 тут будет один сплошной литдыбр, никаких полюбившихся всем витиеватых описания и сравнений. Так что медленно, но верно от меня отписываемся. Андестенд?

Мелкий снег залепляет очки. У нас холодно; хорошо, что больница в 5 минутах ходьбы от дома.

у меня новый доктор. И она охуенная. Ей лет 30-35, она красивая, у нее необыкновенные глаза и доброе отношение ( а еще она хочет понять, почему).
И у меня все отлично. У меня практически идеально работает сердце, это редкость.

Сидим дома, пьем таблетки, читаем книги, смотрим фильмы и живем. И да, крокодил по-прежнему ищет друзей.

И даже самая жестокая правда почему-то ничего не меняет. Ничегошеньки. Совсем.

Навеяно этим.

А я, помнится, была крайне впечатлительным ребенком. И так же, как и сейчас, любила управлять людьми. А лучшим инструментом манипуляции было и остается аккуратное действие на подсознание.
Говоря человеческим языком, я училась играть.

Это было вступлением.
Во времена моего славного детства была у меня копилка-хрюша. Розовая такая, с ехидной ухмылкой на не менее розовой свинячьей мордочке. В принципе, она и сейчас есть. Стоит себе где-то на моих бескрайних пыльных полках и хранит в себе кучу раритетной мелочи нашего НацБанка. Но суть не в том.
Хрюша была, есть и останется еще долго время глиняной.Тяжеленной такой. Сейчас я понимаю даже, что такая свинья - почти орудие убийства. Приложить такой по голове - голова не встанет. То бишь, была хрюша образца старого и без всяких этих новомодных резиновых открывалок в розовом пузе. Денюшка изымалась старательной тряской, угрозами ножевых ранений и жалобно-просительными "Ну пожааалуйста, ну еще два пятьдесят!"

Но собственно, это было очередное лирическое отступление и ахи-вздохи автора по ушедшему официальному детству. А все можно было свести к одной фразе:

Когда мне срочно надо было заплакать, я представляла, как колошматят эту свинину.

Так что необъяснимая любовь к свиньям у меня с детства.

Это цитата сообщения вишня_без_косточки Оригинальное сообщение

:pinK:

Стоял копилкой на высокой полке розовый слон. Чтобы закинуть в него очередной пятачок, детям приходилось вставать на зелёный стул, оставшийся еще от бабушки, а может от прабабушки (может и от прапрадедушки, ну, кто эту родню разберет). Слон был по каким-то, вероятно, объективным причинам, прозван в семье Стефаном (не самое подходящее имя для слона, но выбирать не нам). Стефан боялся высоты и потому практически всегда смотрел на занавешенное окно. Бояться-то боялся, но интересно же! Вот вниз и посматривал, тогда страх прокатывал от кончика хобота до хвоста, а монетки внутри позвякивали. Ему определенно нравился этот звук, казалось, что кто-то разговаривает в самой голове. Так и жил он то в шторе, то в пропасти, а когда существуешь в таком мелком разнообразии, поневоле задумаешься а что там дальше, когда монеты окончательно, доверху, абсолютно заполнят тебя? Откуда-то он взял. Что должны его всенепременно расколошматить молотком. Все решено, а если решено и не мной, то я сам, - такие самостоятельные мысли сами лезли ему в самую голову. Каждый раз при этом смотрел вниз, где стоял тот самый старый стул. Стул обыкновенно молчал, так как считал себя слишком мудрым для бесед с молодыми керамическими слонами да еще и такой вульгарной расцветки, но, тем не менее, Стефану вечно чудилась ехидная улыбка в изгибах деревянной пролаченной спинки (возможно, она была сделана из липы). Смотрел, вздрагивал и ждал, когда будет уже совсем тяжко держать в себе чью-то холодную заначку. Монетки падали в копилку, Слон все ближе подползал к краю полки. А девочки все хуже спали из-за какого-то непонятного звона по ночам.

Что-то ещё

Хей-хей! В хорошие черноэтические руки отдается занудный чудесный логик. Логик обязуется активировать по БЛ, занудничать и всячески проявлять свое неуемное любопытство. За хороший уход, качественную мотивацию и прочая-прочая возможна искренняя и прочная логическая любовь.

Собеседование с хорошими черноэтическими руками проводится ниже.


А знаете, что? Похуй на соционику. Крокодил ищет новых друзей. Любых.

Девушка, при чем тут ваше сердце? Нервы лечить надо, нер-вы.

И снятся мне сны удивительные. Странные и необъяснимые. И Терминатора, всем известного, детство вспомнили. И конец всего сущего на 2032 год перенесли лихо так. Даже с педофилами при деньгах, но в голубой машине отчественной, пообщаться успели.

Только как все это относится к единственной беспокоящей меня мыслью - какого я не успеваю записывать все, что путного приходит на ум?

Чувствую, это будут не самые веселые три недели в моей жизни. Все погрузилось во мрак. ©
Карантин в школах, каникулы в вузах, у нас закрыли даже театры. На улицах люди в масках, а в аптеках масок уже нет.
Это будут веселые три недели. Почти безвылазное сидение дома. Чего еще желать? Даже такому домоседу, как я.

Остается уповать на курсы по биологии и кружок журналистики. Хотя, так подозреваю, надежда уже разлагается.

Меня ежедневно потчуют ананасами в шампанском. И если от шампанского я еще какое-то удовольствие получаю, то на ананасы у меня уже аллергия. Даешь клубнику со сливками, что ли.

Я уже минут сорок пять сижу под кабинетом сердечной диагностики, ожидая, когда "докушают" врачи. Делать нечего, в сумке дремлет Ницше. Сражаюсь с собой и с легкостью разбиваю флотилию противника, наугад нажимая на кнопки. Рядом стоит и так же ждет врачей из соседнего кабинета ветеран-афганец. Рассказывает о себе, о том, как и что было. Победа. Телефон выдает мне "Поздравляю! Вы герой войны. Хотите попробовать еще раз?"
Интуиция работает, поздравляем. А бумажные пакеты выдаются слева по коридору.
Противно от себя.