Е.Х., 2005 г.
Что можно сказать по поводу работы В. М. Лурье «История Византийской философии» (Лурье, В. М. История Византийской философии. Формативный период. – СПб.: Axiôma, 2006. – XX+553 с.)? Классическая «постмодернистская» (столь странная характеристика для с виду традиционной работы объясниться позже) компиляция по поводу истории теологии, долго собираемая из «лего»-статей специалистом в области мировоззрения Восточных дохалкидонских церквей. Именно такой – неоднородно текстуальный – облик получает любая книга, бывшая обобщающей историософской попыткой узконаправленного специалиста. Такой объемный ресурсоемкий труд облегчен ныне цифровой технологией обработки текстов, поэтому стоит сказать, что подобных книг в будущем даже в теологически отсталой РФ будет все больше и больше. Сразу стоит оговориться, предваряя критический посыл рецензии, что сие произведение обязательно для детального ознакомления всем российским теологам – от студентов «молочной кухни богооткровенных слов» до крупнейших специалистов в области византийской догматики; одни в короткое время приобретут ключевые пункты «картографии» христианской ортодоксии, а другие, заметив в авторе крупную полемическую фигуру, обратятся к насколько интереснейшему, настолько неоднородному и спорному компендию. Начальное впечатление от книги обескураживающе парадоксальное: само название «История Византийской философии», которое как будто пришло со времен советского подпольного богословствования, вводит в заблуждение «профессиональных философов», пришедших за гносеологией, онтологией, и т. п., а получивших в ответ раздутую историю-схолию христиански модифицированных аристотелизмов («природы» и «ипостаси»); первая сотня страниц (вплоть до обсуждения христологических споров V века) вообще прочитывается в недоумении «Кому понадобились консервативно примитивное переложение нескольких умеренных протестантских библеистов, отдельных идей Парижской богословской школы, «бессмертных» для студенческих курсовиков В. Н. Лосского и И. Мейендорфа?»; к тому же общий настрой портит отсутствие адекватных сносок на чужую рефлексию (выявление кантианских антиномизмов в ортодоксальной вероучительной системе, инициированное о. П. Флоренским, мысль католического иезуита-литургиста М. Арранца о принципиальной догматичности первохристианских богослужебных компонентов, суждение В. Н. Лосского о сотериологическом критерии всей догматико-полемической истории, и т. д., - эти и подобные теологообразующие мнения введены в русскую богословскую традицию конкретными людьми, а так как они еще не до конца влились в «абстрактное православное мышление», то и не стоит их распространять как само собой разумеющиеся истины, как очевидности «символьного» порядка, исходящие из уст любого правоверного). Но не спешите выставлять «смертный приговор» за нелепое школярство вводных глав такой классной для «рассейских земель» богословской работе, начиная с обещанной по предисловию пространной «христологической» части о VI веке, выявляются все мастерство и компетентность исследователя. Здесь в отличие от эпигонский рецитаций зачина господствует легкость, полемичность, склонность к здравым обобщениям, правдоподобным историческим реконструкциям, адекватным оценкам, и главное – встречается редкий источниковедческий материал, нащупываются недавно открытые сферы. Да, пусть в данном случае труд является детализированной калькой с фундаментальных исследований Грилльмайера и Co, монографий Мёллера, Лоофса, Брока, Эсбрука; но это поистине органичный, понимающий, продуманный опыт рецепции, когда ученый еще по сути ничего не открыл, но его потенциал огромен и он готов к решающему порыву. Здесь идет схватка на плоскости мировых научных стандартов (все-таки специалистов в области восточно-христианской теологии VI века не так уж и много, их легко идентифицировать). Причем из исследовательских творений выверенный взор автора выделяет крыло консервативнейших представителей католицизма XX века, игнорируя умеренное критиканство римских собратьев или протестантов. Проявляется «консервация» в мелочах; библейские книги Ветхого Завета датируется намеренно более ранними сроками (Священнический кодекс относится к допленному периоду, когда академическим консенсусом он датирован поздним послепленным временем; в действии неписаный принцип «чем древнее, тем духовнее»), официально канонизированные святые «по указке автора» действуют только вдохновенно и рационально (например, неприглядная роль св. Феофила Александрийского в деле Златоуста объясняется более важной церковной икономией по изъятию оригенизма, совершенно неудачные религиозные
"В Неделю Пятую Великого поста Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл за малым входом возвел в сан протодиакона с возложением камилавки за активное миссионерское служение и работу с молодежью диакона Андрея Кураева".
http://patriarhia.ru/db/text/606646.html
У нас, в УПЦ, он был бы уже архидиаконом
[показать]
Но всё же рад и поздравляю. АКСИОС! (Победителей, как говорят, не судят!)
[320x240]
Для россиян православие и христианство совсем не синонимы. Такой вывод можно сделать по данным социологических опросов ВЦИОМа и Института Европы РАН, которые на праздновании 5-летия газеты "Кифа" привела бакалавр богословия и кандидат социологических наук Анна Алиева.
Она в частности сказала, что православие и христианство – "две далеко друг от друга отстоящие реальности": к православию положительно и с уважением относятся 80-90 % россиян, а к христианству – лишь 20-25 %. Отрицательно о православии высказываются не больше 1-2 %, тогда как о христианстве – от 35 до 50 %.
Если православие так далеко от христианства, то к чему оно близко? Как и следовало ожидать, в сознании россиян православие близко к этническому фактору. В пределе это выглядит так: социологи спросили, можно ли некрещеного русского человека отнести к православным, и 84 % ответили утвердительно.
Кроме того, православие оказалось гораздо ближе к магии, суевериям и оккультизму, чем к христианству.
Отрывок из книги Кураева "Протестантам о православии"
"Со студентом Свято-Тихоновского Православного Богословского института, где я преподаю, однажды произошел случай и смешной, и характерный. Как и к любому молодому москвичу, к нему уже многократно приставали уличные проповедники. Обычно они завязывают разговор с приглашения: «А не хотите ли Вы придти к нам на вечеринку (собрание, студенческий кружок, семинар и т. п.)?». Он уже издалека научился распознавать своих не в меру общительных сверстников из сект, и поэтому, когда на станции метро к нему направилась очередная улыбчивая пара, он внутренне приготовился сразу дать им отпор, чтобы не тратить время на прения. Но ответ-то он заготовил на один вопрос, а задали ему другой. В результате диалог состоялся такой: «Скажите, а Вы верите в Бога?» – «Нет, я православный!»".
Настроение сейчас - Рабочее
I. [Макаров, Д.И. Последний диспут свт. Григория Паламы. – СС. 7 – 15]. Молодой ученный византолог, уже проявивший себя несколькими трудами, предваряет публикацию текста небольшой исторической статьей об истории издания памятника и краткого избранного анализа текста и его значимости в истории паламитских (= исихастских) споров. Макаров пишет, что в настоящее время известно 17 рукописей этого «Диспута», заглавие в них разнится, например в одном такое заглавие: Факрасиса протостратора[1]краткое изложение диспута святейшего Фессалоникийского кир Григория и Григоры философа, который состоялся в палатах пред лицом императора, или – другое, более краткое, название: Сокращенное изложение, составленное Факрасисом, прения Григория Паламы и Никифора Григоры.[2] Впервые текст этого «Диспута» опубликовал испанец-иезуит, специалист по исихастским спорам о. Мануэль Кандаль в 1950 г., хотя о существовании его знали уже и старые патрологи (Монфокон, Фабриций), о. М. Кандаль датировал рукопись XIV в. (ранее Монфокон – XV в.). Текст источника перепечатал П.К. Христу в 4-ом т. собрания творений св. Григория Паламы. А.Г. Дунаев считает, что это сочинение лишь условно можно считать творением Паламы. Но, как бы там не обстояло дело с атрибуцией, следует признать огромную важность этого источника в истории развития паламитской полемики «на ее позднем этапе, в середине 50-х гг. XIV в.» (С. 7). Ведь текст Факрасиса «проливает свет на позиции, которых придерживались ко времени спора два его главных протагониста»: Палама и Григора. Никифор Григора, «Вождь антипаламитов», был философ – традиционалист и неоплатоник, именно такое представление о Григоре господствует в современной науке (С. 8).
Текст источника ставит несколько вопросов перед исследователями и переводчиками:
Недавно ученные-археологи порадовали общественность, паче же христиан. Хотя, стоит сказать, что это новость произвела сильный резонанс в христианском мире (полемика протестантов, иудаистов с католиками и православными). Иорданские археологи обнаружили пещеру, которая, по их предположениям, может являться самой старой христианской церковью в мире, сообщает "Би-би-си".
Пещера, которая, по оценкам ученых, относится к 33-70 годам н.э., могла служить как небольшая часовня для верующих и их жилье. Предполагается, что в ней скрывалась группа христиан примерно из 70 человек, преследуемая еврейским синодом и бежавшая из Иерусалима.
Первые христиане были вынуждены тайно исповедовать свою веру до тех пор, пока через несколько столетий христианство не стало официальной религией Римской империи. Обнаруженная пещера расположена под церковью святого Георгия, которая сама по себе считается одной из самых древних в мире христианских святынь. По словам директора Центра археологических исследований в Рихабе Абдула Кадера Хасана, многое указывает на то, что в подземной пещере выполнялись христианские ритуалы задолго до того, как над ней была построена церковь.
В одном из помещений пещеры сохранилось подобие круглого алтаря - апсида - и каменные сиденья вокруг него. Ученые утверждают, что наличие апсиды не оставляет сомнений в том, что там проходили религиозные ритуалы.
По словам Кадера Хасана, в мире существует всего лишь еще одна пещера с апсидой, которую ученые признали местом прославления первых христиан. "Мы обнаружили массу прекрасных вещей: керамические черепки, лампы с надписями. К тому же оказалось, что к церкви примыкает древнее кладбище", - сказал исследователь. Кроме того, из пещеры выходит тоннель, ведущий к цистерне, которая некогда снабжала водой обитателей подземного жилища.
В самой церкви святого Георгия, построенной над пещерой, на потолке сохранилась надпись с упоминание "семидесяти возлюбленных учеников Сына Божия". По мнению археологов, те, кто возводил церковь, таким образом, решили увековечить мучеников веры, спасавшихся бегством от преследований.
Кадер Хасан уверен в том, что дальнейшие раскопки и тщательное изучение тоннеля и цистерны помогут ученым добыть еще много интересных фактов о жизни первых христиан. "Мы хотим расчистить тоннель и провести там более глубокое исследование. Но и сейчас мы уже обнаружили там древние надписи, монеты и крестики, сделанные из железа", - сказал исследователь.
Другие ученые пока осторожно относятся к заявлениям иорданских коллег. Они говорят, что хотели бы более тщательно изучить находки. По их словам, пока самые старые образцы христианских церквей относятся к третьему веку нашей эры.
<Из второй книги Парамонова патерика, гл. 12, не имеющая заглавка, но в ней описываются трагические вещи и вспоминаются былые счастливые дни, упоминается об аввах Прокле, Гедеоне и Киндее и о смерти аввы Пароэна, блаженных сестрах Атэкусе и Анфусе и о других вещах>
Но вернемся к нашему повествованию, к тем радостным и беспечальным временам, сменившимся позже вышеперечисленными злоключениями. Итак, агапа была назначена после всенощной и должны были прибыть на нее уважаемые братья. Но из всех подвижников, как оказалось, прибыли лишь сестра Анфуса, брат Памфил, кои были замечены в церкви. На середине службы, брат Прокл, быстро покинул собрание, и никто не ведал, куда он пошел. Встретив в притворе блаж. Анфусу, Прокл сказал ей, что скоро будет, а пока что, повелел ей собрать братьев и прибыть на место встречи. Сам же выйдя, он весьма винил себя, что поступает лукаво. Ибо, будучи инициатором агапы, брат Прокл, в то же время вел двойную игру, ибо шел на встречу с сестрой Атэкусой, которая просила его побыть с ним, ибо,
II.11. Как-то раз бл. Анфуса (цветок, ибо так ёе имя, но точно не ясно какой), размышляла с аввой Проклом и др., пытаясь не отстать от мужей в познании и красноречии, говорила: «все мужи одинаковы». Этим она думала выказать своё великое разумение бытия. На что брат Гедеон ей сказал: «цветы, сестра, бывают и пустые, хотя и хорошо пахнут и приятны на вид. Выказывать же между остальными дела сердечные вовсе признак гордыни и тщеславия. Впрочем, и действительно трудно полюбить женщину, чаще любят её тело, оно нежно как цветок, и сладко как мёд, но это только мираж в пустыне. Тем паче, что всё проходит, сказал Премудрый Екклесиаст как с весенних яблонь цвет, и смысла нет в любви к женщине, есть только желание, оно же угашается или от удовлетворения, или от противного. Для души же нужно другое, но этого никто из женщин дать мужам не может, ибо и Екклесиаст (Соломон) преткнулся через них, хотя думал получить. Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки (Еккл. 1:4). Означает сие не то, что земная твердь незыблема, а то, что желание переходит от предков к потомкам, только и всего. Поэты всех времен и народов называют это желание любовью, но мудрые эллины разделяли в своём языке понятие любви, как вожделения (Еккл.6:1), любви дружеской (Ин.15:19) и любви агапической, т.е. не обусловленной влечением плоти (1Кор.13:3,4,8). Посему сестра приди в себя, ты не более остальных жён в своей миловидности, которая, как сказано в Притчах, обманчива. Причём не редко бывало, что сестры, выказывая дружеское расположение, многих ввели, если и не в грех, то в соблазн. А про соблазняющих не хочу и поминать, следует читать Евангелие. <СТ.>
<Из второй книги, гл. 9: Где авва Прокл вспоминает о приключившимся с ним и блаж. Анфусой и рассуждает о причине этого злоключения >