Когда сугробы таяли и улицы наполнялись журчащими ручьями, когда небо низко наклонялось над городом и кроны деревьев начинали громко шуршать, она выходила на улицу и шла по широкой аллее к своему любимому синему кафе. Косой дождь яростно хлестал по асфальту и лужам, и зонтик закрывал лишь голову, но она не ускоряла шаг. Вот кто-то прошмыгнул в кусты. Она улыбнулась – это была странная рыжая собака, похожая на лису, которая часто перебегала дорогу женщине и, кажется, всегда приносила ей удачу.


В кафе она медленно снимала плащ и вешала его на крючок, а зонтик прислоняла к стене и вокруг него образовывалась лужица. Она всегда заказывала грибной жюльен и кофе с молоком. Заказ приносили быстро, но она не спешила есть. Женщина смотрела в окно, на котором дождь рисовал причудливые узоры, и ей виделась фигура в плаще и шляпе. Она вздыхала и в ее глазах блестели слезы. Какие-то редкие прохожие мелькали за окном и вдруг ее сердце дрогнуло – фигура в плаще и шляпе скрылась за углом. Женщина прильнула к окну, провела рукой по запотевшему стеклу, но на улице никого не было, только огромные капли разбивались о серый асфальт.

А он стоял за углом кафе, мокрый и несчастный, и сердце его разрывалось на части. На нем был черный плащ, простроченный серебряными нитями дождя, а у его ног крутился рыжий пес, похожий на лиса. Каждый раз он провожал ее в кафе, а потом провожал домой и сердце его плакало от того, что он не мог обнять ее и сказать: «Иногда, когда тебе особенно тревожно, я прохожу за твоим окном и ты чувствуешь, как внезапно открывается твое сердце и горячие слезы бегут по щекам. Плачь, милая моя, плачь! У тебя все впереди, любимая моя, все будет хорошо»
Потом он посылал лиса в кафе и пока женщина допивала свой кофе, он накладывал ей полные карманы мандарин, орехов и шоколада. И еще записочку. А когда она надевала плащ и обнаруживала полные карманы сокровищ, лис прятался под столом и улыбался, глядя на недоумение женщины. Она растерянно смотрела по сторонам, забывала зонтик и выходила под дождь. Она шелестела оберткой и откусывала кусочек шоколада, а дождь не переставал лить, но она не намокала. Этот шоколад был волшебный, от него становилось так весело и казалось, что все будет хорошо. Женщина доставала мандаринку и вдруг увидела аккуратно сложенный листочек бумаги, вырванный из тетрадки. Она опять удивилась и остановилась по середине улицы. И если бы кто-то это видел, то тоже бы удивился: в пелене проливного дождя образовался островок, куда не попадала ни одна капля. И красивая женщина с распущенными волосами читает что-то с листочка и ее лицо озаряет улыбка. А в записочке три слова:»Я тебя люблю»
А за углом в черном плаще, прошитым серебряными нитями дождя, стоял тот, кто зажигает фонарики в темноте и тот, кто проплывает под окном, если особенно тревожно, тот, кто посылает лиса наполнить ее карманы мандаринами и шоколадом и тот, кто напишет три слова на листике бумаги, вырванном из тетрадки.

Уже который день ей хотелось спрятаться, как в детстве – под столом, где у нее было укромное местечко. За длинной скатертью ничего не было видно, было так уютно и безопасно. А там, в большом мире были мама и бабушка, которые берегли ее покой, окружали заботой и любовью. А сейчас под стол не залезешь, в голове звенит - то ли от перемены погоды, то ли сквозняк свистит сквозь дырку в душе. И нечем заткнуть и не за что зацепиться. «Странное дело, - думала Маша, - мужчины и после расставания вампирят.


Мы, женщины, способны брать энергию из пространства, выкачивать ее из воздуха, а они – выкачивают из нас. Эта энергетическая связь остается еще долгие годы после разлуки, я чувствовала мужа долго, он был как будто третьим в наших отношениях с Петровичем, таким себе незримым наблюдателем. А тут еще не успели расстаться толком, а меня уже крутит, ведь знаю, что думает обо мне ежеминутно. Неужели нечего сказать на прощанье после стольких лет?» Маша лежала под пледом и не в силах была даже расстелить постель, чтобы нормально лечь спать. Вдруг накатила такая вселенская пустота и усталость, что хотелось свернуться клубочком и забыться, но мысли не давали покоя. Раздался звонок мобильного, так поздно мог позвонить Макс. Меньше всего ей хотелось сейчас договариваться с ним о встрече. Максим проявлял нетерпение, молодой, здоровый, как конь педальный, ему бы только трахаться. Да и она позволила себе по телефону расслабиться, завела мужика…А у самой настроение встречаться пропало не из-за чего, просто так, пропало и все. Маша посмотрела на номер, это был Петрович - "Напился, наверное, ну отвечу»:

-Алле..
-Маруся,это я..
-Слышу,что ты…
-Ну что…что скажешь…это все?? У нас с тобой все,да??
-Петрович, иди проспись..
-Я уже неделю в рот не брал
-А что случилось?
-Не идет, настоения нету, надо поговорить
-Говори
-Хотел по-людски попрощаться, раз такое дело. Столько лет были вместе, хочется, чтобы память от меня осталась..
-Неужели?? Ты что – головой стукнулся? А может Клава сковородкой навернула?
-Я серьезно. Давай в субботу встретимся. Пойдем тебе что-то выберем.
-Мне ничего не надо,у меня все есть.
-Ты ж хотела дубленку, да и сапоги надо.
-??? Ты точно здурел, Петрович! Не пьешь – значит белка, пойди выпей!
-Я серьезно, Маруся. Я без тебя пропадаю, сохну. Уже деньги снял, где какие были, хочу тебе дорогой подарок сделать.
-Ну хорошо, Петрович, выпей корвалол и ложись отдыхать, завтра созвонимся.
-Ты меня еще не забыла?? Тот другой тебя так не будет любить, как я. Поматросит и бросит…А я для тебя все сделаю..
-А что ж раньше все не делал?
--Прости меня,старого дурака..
-Ладно, Петрович, мне на работу рано, спать хочу, до завтра, созвонимся.

Маша отключилась, голова разболелась еще больше, на глаза навернулись слезы .Она накапала себе 25 капель корвалола, постелила постель и наконец-то улеглась спать.

Встретились они с Петровичем в субботу в полдень у центрального рынка. Маша заметила, что он очень осунулся, как-то постарел, был небрежно одет и сквозь расстегнутую рубаху была видна морщинистая шея. Что-то кольнуло в душе, она подошла, застегнула ему пуговицу, поправила шарф:

-Ну что ты хотел мне подарить? Если правда дубленку, то пойдем по рядам пройдемся, там я видела недорогие и хорошие. Но все равно гривен 700-750 надо, у тебя точно есть деньги?
-Есть, я ж сказал. Я не хочу тебе искусственную, если брать, то натуральную.
--Ты совсем опупел? Ты знаешь сколько стоит натуральная??
-Знаю, пошли!

И они пошли в магазин. Там Машенька выбрала себе дубленку классического покроя, чтобы носить эту добротную вещь лет десять. Дубленка была темно-коричневая, легкая, с овчиной на два тона светлее. Петрович настоял, чтобы она сразу надела ее, потому что на улице ветер, а у нее слабое пальтецо. Маша удивительно изменилась в дубленке. И пусть она стала сразу выглядеть на свои годы, но роскошная вещь удивительно оттенила ее карие глаза и каштановые волосы, придала уверенности выражению лица. Маша взяла Петровича под руку и они пошли в отдел обуви. Купили кожаные сапоги под цвет дубленки, теплые, на цигейке. Но Маша наотрез отказалась надевать новые сапоги, потому что на улице таял снег, было мокро и грязно. Поэтому продавщица их упаковала, положила в новогодний пакет и отдала в руки заботливому «мужу» с понимающей улыбкой.
А потом они под руку шли по городу, молчали, Петрович хотел купить еще что-нибудь, но деньги в его кошельке растаяли, осталось совсем немного и Маша сама предложила купить что-то покушать и пойти на квартиру, чтобы не выбрасывать зря деньги в кафе. Петрович так обрадовался, что напрочь растерялся. Он стоял посреди улицы и шапка съехала набок, а прохожие бесцеремонно толкали «деда» то с одной, то с другой стороны. Машенька подхватила его под руку и потащила в гастроном, где делали хороший гриль. Там они купили курицу, пару салатов, хлеб, фрукты, сыр и бутылку вина.
На их квартире ничего не изменилось. На Читать далее...

Максим не звонил третий день. Первый день Маша была спокойна. На второй день она делала все медленно, очень медленно. Может быть для окружающих она делала все обычно, но для нее все вокруг было, как в замедленном кино. Наверное, ее заботливое подсознание хотело растянуть время, чтобы один день длился подольше, и чтобы дождаться звонка. Но наступил и третий день без звонка. Утром она, как всегда, встала раньше всех, поставила чайник, сделала всем по бутерброду с сыром и по бутерброду с колбасой. Это был их любимый завтрак, когда были деньги. Маша удивилась, что совсем не хочет есть, отхлебнула немного кофе и ушла на работу. Повседневные дела захватили ее, она бы и не заметила, что пора обедать, но Нина была тут как тут:


-Я сегодня свежины немного взяла, да шкалик. Пошли в кассу, Томка приглашала, сегодня начальство после обеда сваливает, так посидим нормально.
-Ну, хорошо, доделаю дела, пойдем…
-У тебя ничего не случилось? Что-то ты мне не нравишься, подруга.
-Все нормально, может немного промерзла на остановке, надо температуру измерить.
-А наш юный друг звонил?
-Нет, не звонит уже.
-А что случилось?
-Ничего. Не звонит и все.
-Маш, а что ты хочешь? Это ж Интернет, человек может уйти и до свиданья не сказать. Да и вообще, ты знаешь со сколькими он переписывается? Пару десятков у него точно есть, какая-то моложе и удобнее подвернулась и бай-бай. Не расстраивайся, еще найдем.
-А я и не расстраиваюсь…

Домой Маша пришла пьяненькая, расслабленная, но ступив на порог квартиры она поняла – он вернулся, вернулся противный, скользкий и холодный зверек. Он проник в ее грудь даже сквозь барьер алкоголя, сквозь тепло подруг, сквозь работу, сквозь все. Он проник и уселся там, похоже надолго. Настя вышла из кухни с большой чашкой чая:
-Мам, ты телефон на зарядке забыла, несколько раз звонили, незнакомый номер и смс-ки были.
Телефон был Макса. И несколько смс-ок:
«Почему ты не берешь трубку, сердишься?»
«Я не мог позвонить раньше, отзовись»
«Маша, ты хочешь меня помучить?»
«Хорошо, я терпеливый, позвоню позже»
Очень знобило, очень! Наверное, температура все-таки, надо бы измерить. Где градусник? Нет, лучше горячую ванну с пенкой и лежать, лежать, долго. Маша набрала в ванну воды, положила рядом телефон и с наслаждением погрузилась в воду. Макс позвонил через пол часа:
-Ну, слава Богу, я уже подумал, что ты обиделась. Маша, так больше не делай, бери трубку, ну мы же не школьники в такие игры играть.
-Максим, я забыла телефон дома, а мои незнакомым номерам не отвечают.
-Значит, забыла дома телефон…И то, что я не звонил два дня тебя мало волновало? Ты ни разу меня не набрала.
-Понимаешь, я привыкла, что ты мне всегда звонишь…Мне самой неудобно набиваться. А ты почему не звонил?
-Что значит набиваться? Что за слово такое, Маша.. Я был на районе по работе, пришлось задержаться с ночевкой, видно покрытие плохое, потому что лайф вообще не брал. Вот вернулся, перекусил и звоню сразу.
-Как хорошо, что ты звонишь, ты говори, говори…
-А ты что в постели?
-Нет, я ванну принимаю
-Машенька, а ты позволишь мне тебя покупать?
-Купай
-Нет, я серьезно. Когда мы встретимся, можно я тебя покупаю сам, всю, потом заверну в полотенце и положу в постель..
-……….
- А потом натру тебя кремом, всю…А потом…Маша, ты где?
-Я здесь…Скажи мне что-нибудь, скажи…Скорей! Пусть будут звезды до неба!
-Заполони, опустоши…
-Но все-таки, скажи мне что-нибудь!
-Святая и неосторожная, чего ты просишь? – правды? лжи?
-Но шепчет женщина – Скажи…скажи мне что-нибудь хорошее.
-Маша, я тебя прошу, если ты передумаешь встретиться со мной, как договорились, пожалуйста, не отключай телефон и не выкручивайся. Скажи прямо. Я готовлюсь к нашей встрече и мне нужно точно знать – приедешь ты или нет.
-Максим, а я тебя прошу, не исчезай больше на три дня, не предупредив меня.
-Маша, послушай меня и запомни. Я могу быть очень занят.Позвоню я или не позвоню, смогу дать смс или не смогу. Ты просто знай – я тебя люблю. Ты просто знай это. Ты поняла? Маша, ты меня слышишь?
- Да, я поняла, да…И я тебя люблю.

Маша часто видела сны. Ее сны почти всегда были с сюжетом, она даже разговаривала с людьми, иногда даже со своей покойной бабушкой. Но всегда во сне она знала, что это ей снится, и проснувшись, всегда с удовольствием вспоминала и пыталась понять, к чему бы это. Только вот то, что было сегодняшней ночью, совсем не походило на сон. Эффект присутствия в реальности был настолько полным, что Маша во сне вытирала капельки воды со лба, с груди, с живота…А они опять появлялись, она улыбалась и опять гладила руками тело. А снился Машеньке океан. Будто лежит она по пояс в воде, кожа чувствует прохладу накатывающих волн, а внутри тепло-тепло. Маша знала, что рядом Максим, но не видела его, а впереди была только бесконечная вода, легкий ветер в лицо и брызги соленой воды. И еще были руки Макса, они такие же мягкие, как вода, они проникают везде, в каждую клеточку, в каждую ее пору…Машенька понимала, что скоро эти руки обнимут ее всю и что уже Читать далее...

Маленький, гадкий зверек с острыми коготками опять забрался за грудину Маше. Он давно не залезал туда и гладь его, не гладь – так просто не избавиться. В последнее время он стал появляться реже и она с удивлением обнаруживала, что его нет на месте вечером. А раньше он приходил в одно и то же время, перед сном. Он как будто хотел напомнить ей, что в жизни есть Единочество и есть Одиночество, и что она, Маша, как бы не старалась быть «Е», а пока она «О» и все еще стоит под проливным дождем в красном плюшевом пальто.

Маша иногда вспоминала тот дождь, когда пришел зверек. Тогда ей было лет семь, родители ругались и собирались разводиться, и мама отвезла ее в село к бабушке. Машенька любила бабушку, но село не любила. Своим маленьким сердечком она поняла, что происходит, поняла, что папа уже не будет жить с ними. Ее привычная схема мироздания рушилась и она втихомолку плакала, залезая на печку, якобы пощелкать семечек. Однажды лил дождь, как из ведра. Она надела красное плюшевое пальто и вышла во двор, зашла за угол дома и стала под козырек дровяного сарайчика. Тогда она впервые узнала зверька, он свернулся за грудиной холодным мокрым комочком и долго лежал там. А Маша подумала – «Зачем я здесь?» Не в смысле у бабушки, а вообще Здесь… И сама испугалась своей мысли, немного помялась и побежала в хату, греться на печку.

А сегодня зверек вернулся. Все было хорошо и дома, и на работе, и Макс звонил. Все было хорошо, пока не позвонил Петрович. Он был пьян, нахален и груб. Он был таким всегда, просто Маше долгое время было не с кем его сравнить, она знала, что без его денег им будет намного тяжелее жить, поэтому ничего не хотела замечать. А сейчас их диалог привел ее в тихое бешенство. Петрович пыхтел в трубку:
-Маруся, ты меня совсем не любишь. Пучури свою бережешь, смотри не передержи. Или уже пристроила где-то?
-Петрович, иди проспись, потом поговорим.
-Что уже и деньги не нужны? Или новый ебарь дает? Да кому ты нужна, где ты тут кого найдешь? Еще сама будешь приплачивать.
-Петрович, может я и не нужна никому, но и мне ж никто не нужен. Оставь меня в покое.
-Ты еще приползешь, как жрать будет нечего.
Маша знала, что это было только начало разборок, такие звонки будут повторяться ежедневно. Он пьяный домой может припереться и на работу. Господи, какой стыд, и деться некуда. Она нигде не чувствовала себя в безопасности и никакие разговоры и успокоения подруг не помогали. Она приходила с работы, боялась услышать звонок, занималась домашними делами и только перед сном могла немного расслабиться. Потому что было одно лишь место, куда она могла деться – это хрупкий виртуальный мир, сотканный из фантазий, эмоций и нереализованных желаний, мир ее и Макса. Макс начал звонить еще с лета. Сначала Нине, потому что Маша запретила давать свой телефон. Нинка по-дружески болтала с Машиным «кавалером» пару раз в неделю и весь отдел следил за развитием сюжета с бабской жадностью. Однажды Нинка таки подсунула ей телефон во время очередного звонка Максима. Маша так застыдилась, как будто ее поймали за мастурбацией. Она покраснела, вспотела и отвернулась к окну. Хотела строго сказать – «Здравствуйте, Максим», но вместо этого перепуганно пропищала: «Хи-хи…привет». В трубке она услышала неожиданно низкий голос, спокойный, медленный и серьезный:
-Добрый день, Машенька. Я уже даже стал сомневаться, что вы реально существуете. Но ваше фото у меня на рабочем столе и я решил, что пока не узнаю, живая вы или плод моего воображения – не отступлю.
-……Я живая,пока…- она хотела пошутить, но получилось грустно и нервно.
-Вы не волнуйтесь. Я сам на грани кондрашки, думаю, может кого за валидолом послать?
-В вашем возрасте валидол рано.
-Давай на «ты»,мы уже так давно знакомы.
-Давай.
С тех пор он стал звонить ей почти каждый день. Он никогда не настаивал на встрече, не требовал быть в роли духовника или психотерапевта. Они болтали, как друзья-одноклассники, иногда как родственники, живущие в разных городах. Иногда Макс осторожно выяснял, что Маша будет делать на НГ, но она сразу же ссылалась на семью и Макс уходил от разговора. Потом он осторожно пытался выяснить, куда Маша собирается в отпуск. Маша становилась серьезной и говорила, что ей не до отпуска, что ее отпускных не хватит даже на дорогу. Макс говорил, мол, деньги не проблема и что только ее желание и можно было бы вместе куда-то съездить. Маша почему-то сердилась на такой поворот разговора, а Макс делал вид, что проехали, но потом опять ненавязчиво рассказывал, что они с друзьями путешествовали и каждый платил за себя и что с ними были девчонки, которые тоже платили за себя и что никто никому ничего не был должен. Вот так вот они мирно поотдыхали и вернулись все довольные. И что необязательно ехать за чей-то счет, а потом оказывать какие-то услуги. В конце концов он может просто одолжить ей немного денег и они поедут как друзья. И никто ни к чему не будет Машу принуждать, а если ему, Максу, понадобится женщина, то он снимет без проблем. Потому что ему, Максу, главное Читать далее...

Она не помнила, чтобы Новый год был когда-либо чертой под чем-то в ее жизни или итогом чего-то. Старый год всегда плавно перетекал в новый, перетекали и все ее заботы, все маленькие радости, все проблемы. Так и все ее мечты кочевали из одного года в другой и по большому счету ничего не менялось. А сейчас стало по-другому. Маше казалось, что она закрыла большую, пыльную книгу, которую долго читала, она уже надоела ей, но нужно было дочитать до конца. Хотя она заранее знала, какой будет конец, но в силу своей педантичности все же предпочла дочитать. Прочтение до конца не принесло ей удовлетворения, хотелось, чтобы Автор закончил как-то по-другому, более возвышенно что ли, ведь столько лет отдано этой книге, этому человеку. В случаях душевных волнений ей всегда приходила на выручку ее Марина, ее тайная подружка:

"Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же
Лишь тебе указала в тени обожаемый лик.
Было все в нашем сне на любовь не похоже:
Ни причин, ни улик… "


Не смотря ни на что, Маша верила в любовь, не смотря ни на что, Маша верила в мужчин. Она считала, что заслужила своего мужчину. Жизнь отняла у нее любимого человека, но она не сломалась. Она сделала все, чтобы вырастить и выучить свою Настю. Для этого она отказывала себе во всем. Маша ночами штопала носки и колготки, чтобы сэкономить, перешивала из своих и маминых платьев наряды для дочери. Она распускала старые свитера и кофты, чтобы связать ей модные вещи и в школе все думали, что это очень дорого стоит. Маша совсем не ела сладкого и деликатесов, чтобы купить Насте фрукты. Она забыла о косметике, смазывала сухую кожу или молоком, или растительным маслом. Но как бы Машенька не ущемляла себя, к 45 годам она выглядела очень хорошо, правда в последнее время немного таки набрала вес, но полные ножки и бедра ее ничуть не утяжеляли, а выглядели гармонично. И в конце концов она отдала почти десять лет мужчине, которого не любила. Из деда и импотента Петрович превратился в уверенного в себе мужчину. Они дали друг другу все, что могли. Она отдала ему точно, все что могла, а он мог больше, но не захотел.
Маша была уверена – она заслужила свое счастье! Ей казалось, что вот-вот Он покажется из-за угла ее дома, такой высокий, седой и красивый, с добрыми и чуть печальными глазами. И не сможет пройти мимо нее. Она стала ждать его еще с прошлого лета. Она ждала его и на улице, и на работе. Ей казалось, что откроется дверь и зайдет не начальник цеха и не главный энергетик с масляными глазками, а незнакомый мужчина. Он будет командировочный, но отчего-то не женат, а может вдовец. Он зайдет к ним по делу, увидит ее и уже не сможет уйти. Иногда она отрывалась от бумаг и улыбалась, прокручивая этот эпизод, смотрелась в зеркальце, поправляла прическу и подкаршивла губы. Она себе нравилась в последнее время, особенно глаза стали такие лукавые с искринкой.
А девчонки щебетали вокруг Нинкиного компа, целыми стайками налетали из других отделов, похихикают и опять разбегаются. После того, как в отделе подключили Интернет, жизнь у них стала бить ключом. В отделе было шесть женщин, трое замужем, а она, Нина и Света - нет. Нина еще весной поставила все три анкеты на майл.ру. И хоть Маша категорически протестовала, но против коллектива не попрешь и подруга загрузила пару ее прошлогодних фоток. Тогда они отделом ходили в кафе, гуляли по городу и фотографировались. Фотки получились хорошие, Маша вполне ничего вышла и было не стыдно выставлять. Правда все записали в месте жительства не свой город, потому что стеснялись, что вдруг знакомые увидят. За эти несколько месяцев повеселились они хорошо. Узнали что хотят мужчины, знакомясь с женщинами по инету. Узнали о таких разнообразиях сексуальной жизни, что такого ни в одной книге не прочитаешь! Нинка даже пару раз съездила на свидание и каждый раз долго плевалась после поездок. Маша смотрела на все эти забавы скептически, иногда подходила смотреть на фотки мужчин, но никогда не отвечала, предоставляя вести диалог Нине. Тем более, что все письма были фигвамские – ни здрасьте, ни до свиданья, а типа – «Познакомимся?Территория есть?»или «Ты правда хочешь или балуешся?» Или же, наоборот, с прямым предложением полизать киску или поиграть в золотой дождь. Да, были еще и скопированные в инете длинные-предлинные стихотворения про любовь и душещипательная проза «для души».
Этого парня Нина заметила не сразу, а Маша вообще не подозревала о его существовании. Однажды, еще в начале лета, Нина оторвала Машу от работы:

-Ну иди посмотри, иди! Хоть один написал нормальное письмо. Да и с виду нормальный парень. Может сама ему напишешь?
-Нин, ну отстань, напиши что-то сама или вообще удали, так лучше будет.
-Маш, ну не могу. Лицо у него интеллигентное больно, да и писем он тебе уже десяток написал, это ж невежливо не ответить человеку. Иди, посмотри какой хороший.

Маша вздохнула и подошла к Нине. С фотки на нее смотрел молодой мужчина лет 35, с курчавыми русыми Читать далее...

Этот новый год был особенным. Особенным уже потому, что выпало много снега и деревья были в снежных шапках, и в каждом дворе стоял снеговик! Давно такого не было, обычно к 31-му все таяло, а то и дождь шел. И еще особенный потому, что у Маши были деньги. Конечно, деньги у нее были всегда, но не столько. Осталось еще 300 долларов, что дал Петрович, и на работе получила зарплату, что бывало у них редко. И Машенька радовалась! Она бегала по магазинам, скупала продукты, присматривала недорогие подарочки маме, дочери и подружкам. Она шла по улице румяная и, несмотря на мороз, сбрасывала капюшон и все видели ее густые каштановые волосы с тонкими прядями гранатового цвета, а на губах сверкала перламутром новая помада любимого цвета спелой вишни. Но не только это добавляло ей уверенности. Машенька впервые в жизни купила стринги, которые забавно ушли в глубь складочек, и еще новый черный кружевной лифчик с застежкой спереди. Он был такой мелкий, что грудь едва не выпадала из него при быстрой ходьбе.


Все это веселило Машу и она чувствовала себя юной. "Вот почему молодежь сексуальная - думала она - поносишь такое белье, так и гормональный фон изменится. А гормоны для женщины – это все, это молодость. Значит, дизайнеры одежды сохраняют молодость, и почему я раньше это не носила?" Маша жила в ожидании перемен, она чувствовала это кожей, она хотела этого так страстно, как хотела когда-то давно, в прошлой жизни, когда еще не была «веселой вдовой».Веселой вдовой ее называли подружки, шутили так, потому что знали - за внешним весельем зияет рана, только лишь затянувшаяся тонкой и непрочной пленочкой. Впервые за несколько лет у Маши было такое чувство, будто жизнь налаживается. Семья ее радовала, работа тоже, хоть и нервная и годовой отчет еще не сдан. Но какие девчата рядом, годами вместе, как будто члены семьи. И Петрович рядом, внимательный стал, звонит каждый день, на квартиру зовет,денег дал прилично. Но Машенька отнекивалась, мол некогда сейчас, много работы.Хотя конечно, нужно сбегать к нему, скорей всего 31 утром, столько лет вместе, любит меня все-таки, да и я его, наверное. Куда ж деваться, карма нам такая быть вместе" - от этих мыслей становилось немного грустно, но и спокойно, что она при мужике, пусть даже при женатом. Человек заботится о ней, беспокоится…хотя больше о своем члене беспокоится, но ведь все они такие, что ж поделать.
И действительно, сейчас у нее не было времени бежать на квартиру. Маша приходила с работы выжатая, а вечером еще по магазинам надо и домашние дела ждут. Новый год на носу, нужно коржи печь на «Наполеон». И еще булочки с изюмом и мармеладом, холодное варить, ну вообщем, стол должен получиться изумительный. Решили собраться 31-го в обед - они втроем, Петрович и три близкие Машины подруги – Нина, Валя и Света.
Ну, вот он и наступает….31-го Машенька проснулась рано, раньше всех. Приняла душ с новым гелем, намазала тело новым кремом. Сделала прическу с помощью фена, легкий макияж…Потом проверила коробочку с подарочками для гостей и стала доставать праздничную посуду. Вдруг зазвонил телефон, Маша даже вздрогнула, кто это мог быть так рано? Звонил Петрович:

-Маша, выйди к подъезду на минутку.
-Петрович, ты зайди. Ты чего так рано?
-Времени нет, спешу. Выйди, тут тебе подарочек, забери.
-Что ты еще придумал? Ну, сейчас выйду…

Машино сердце застучало, что только не передумала. Господи, что он придумал? В ее воображении возникала большая коробка, упакованная в золотистую бумагу и перевязанная красной лентой. А что в той коробке, она и представить не могла. Или….? Она вдруг подумала – а что если это маленькая бархатная коробочка, а в ней золотое колечко и сережки с жемчугом, которые они когда-то смотрели в магазине. Или….может это стиральная машинка, ведь он же знает, как она нужна в доме. Маша накинула старое пальто поверх халатика, потом передумала и сбросила халатик, а надела черное платье с декольте и рубиновое колье, освежила губы помадой, глянула на себя – хороша Маша! Лифт был занят и она за минуту слетела с седьмого этажа. Машина Петровича стояла у подъезда, а рядом с ней стоял мешок.

- Зайчик, я тебе картошки привез. Думаю, пригодится, праздники впереди. Там еще немного свеклы и морковки. А моя заболела, грипп, наверное. Боюсь ее оставить одну, у нее сердце слабое. Сегодня не приду. Может завтра на квартире с утра встретимся?

Маша засмеялась…Потом подошла к Петровичу, поцеловала его в лоб и сказала

-С наступающим, Петрович. Спасибо за картошку,конечно пригодится. А я тебе одеколон купила. Ну, созвонимся, договоримся, когда встретиться. Помоги до лифта мешок донести.

Они взялись за мешок и потащили к лифту, Петрович предложил:
-Может до квартиры помочь?
-Не надо, ты спешишь, иди.
-Я еще позвоню.
-Ага.

Маша нажала на кнопку и попала в 5-й этаж. Руки дрожали от чего-то, замерзла, наверное. Она и сама не могла понять своих чувств, обида – не за что обижаться – жизнь есть жизнь, разочарование – Читать далее...

Маша не стала класть 500 долларов в сумочку, все таки в маршрутке ехать, она положила их в самое надежное место – в бюстгалтер. И хоть ее «блядский» бюстик был прозрачный и мелкий, но он так плотно прижимался к полной груди, что деньги никак не могли выпасть. Она не пошла в этот раз в супермаркет, потому что дома продуктов хватало, а заспешила домой, чтобы найти надежное местечко для зелененьких."Своим пока говорить не буду, - думала она – а то еще ремонт затеют, а мне сейчас не хочется что-то". Маше очень хотелось почувствовать себя женщиной – купить хорошие духи себе и дочери, пару дезиков, кремов для рук, лица и тела, новое белье и много чего по мелочам. Она уже много лет пользовалась детским кремом для всех частей тела, одним мылом для всех частей тела и дешевой туалетной водой. Машенька выглядела всегда ухоженной, пахнущей и цветущей, но все это было ее генетическим типом, а ей хотелось непременно вложить в себя некую сумму, данную ей Петровичем, как будто бы вложить в себя частичку его любви. Ей было очень важно в жизни, чтобы больше любили ее, а она лишь позволяла себя любить, и от осознания этого она становилась счастливой.

Маша почему-то вспомнила своего отца. Она редко его вспоминала, с мамой они развелись, когда ей было семь лет. Вспоминать особо было нечего, только его равнодушие да окрики на маму, да еще один раз они втроем ездили в цирк. Вот и все воспоминания, она так и не поняла толком, почему они развелись, вроде он и не пьяница был и работал, правда, его отеческой заботы она никогда не чувствовала. «А Петрович заботливый, - думала Маша – всегда спросит про теплые колготки, про шарф не забудет узнать, поздно одну домой не отпустит» Она вспоминала, как Петрович задирает ей юбку зимой, чтобы посмотреть есть ли на ней теплые штаны, прежде чем выпроводить из квартиры. Ее всегда это раздражало, но он все равно каждый раз укутывал ее, как ребенка, а если не дай бог что-то болело, то бежал в аптеку за лекарствами и даже не пытался приставать к ней с сексом. Они просто обнимались и спали.

Дома все было тихо, все были довольны – творожок с чаем для мамы еще не закончился, новая помада, карандаши и шампунь для дочери куплены, а ее ждал любимый кофе и большой кусок халвы. Доча слушала диски с английским, мама беседовала с подружкой по телефону о новых методах лечения сахарного диабета, а ее кухонька была свободна. Маша поставила кофе, включила старенькую кассету с итальянцами и достала халву. Боже, сколько всего она себе позволит, как же она любит все эти баночки с гелями, кремами, шампунями, лаками… Да! И в парикмахерскую надо, освежить покраску, немного подстричь концы или может быть сделать стильную стрижку? Нет, Петровичу нравятся ее длинные рыже-каштановые волосы. Ох, Петрович, ох, сукин сын… хитрющий жуть, если ему надо, то и денег не пожалеет и девственности лишит так, что и не заметишь. Маша улыбнулась, у нее было именно такое чувство, что ее незаметно и красиво лишили девственности. Странно, но ей не хотелось сразу бежать в душ, как обычно после свидания с Петровичем. Что-то удерживало и смущало ее, хотелось разобраться не в чувственных сторонах происшедшего, а в глубинном смысле сегодняшних ощущений. Она до сих пор чувствовала его язык и губы внутри себя, ее сфинктер хранил память от мягкого вторжения, а у пупка свернулось клубочком чувство беззащитности и полного подчинения…"Неужели это и есть причина того, что они так любят анал?" – думала Маша и ее лицо запылало, – «Может быть, может быть…Но что же тогда меня так волнует? Неужели глубоко спрятанная, генетически обусловленная жажда полностью принадлежать мужчине?» Она вспомнила странное чувство, боязнь пошевелиться, когда поняла, что ее канал заполнился. В первую секунду страх двигаться казался из-за возможной боли, а потом поняла, что нет – это из-за страха неосторожным движением спугнуть что-то глубоко соединяющее ее с мужчиной, полную зависимось от него, полную отдачу в его власть. Соединение всего, всех соков, всех внутренних энергий. Это не было пошло, не было противно, это было дурманяще, томительно сладко и первобытно страшно.
«Но это же повторится! Это повторится опять. Отказаться совсем от Петровича? Нет, я не могу его потерять теперь, когда он стал ценить меня по-настоящему, стал щедрым. Да и привыкла я к нему, может не так люблю, как нужно любить мужчину, зато могу им крутить и он ведется». Она поймала себя на мысли, что на квартире нужно было привычно кончить, освободить энергию, скопившуюся внутри, а не быть бестолковой и пугливой 45-летней дурой! А теперь вот от мыслей разболелась голова, чувство распирания не только в висках, грудь поднялась, как тесто, пупок горит и в области промежности начинают бушевать волны. «Я эротоманка, эротоманка…красивое слово вообще…Мне сейчас нужно скрыться всего на пять минут» - Маша зашла в ванную, включила воду, но в душ не захотела – было слишком горячо внутри и снаружи, ей хотелось погасить огонь, справиться с волнением, а потом уже нормально и Читать далее...

Маша уже две недели отказывалась от свиданий. Отказывалась и все тут! Она понимала, что деньги скоро закончатся, потом на работе будет аванс, которого хватит всего на неделю, а мамина пенсия вообще не бралась в расчет, потому что она уходила на лекарства. Маша не хотела сейчас думать об этом, они с Настей выполняли культурную программу - сходили в кино, потом в гости, погуляли по городу, заходили в кафе и не жалели денег на дорогой кофе, лишь бы посидеть в красивых креслах за красивыми столиками. А Петрович звонил и звонил, уже все привыкли к его звонкам, Маша ему объясняла-объясняла, что ничего ему не должна, что это он ей должен и вовеки не рассчитается. И в конце концов послала его нахуй, после чего вообще не брала трубку. Прошло еще несколько дней и Петрович действительно испугался. Можно ли было сравнить то, что давал он Маше, с тем, что давала ему она? Нельзя, и он это осознавал. За несколько лет их связи Петрович из деда превратился в мужчину и не только в смысле потенции. Он стал моложе выглядеть, модно одеваться, пользоваться хорошей туалетной водой, он даже машину сменил на более новую. Но дело было не во внешних атрибутах. Маша вернула ему молодость.

Под кат только взрослым и морально зрелым


Петрович никак не чувствовал себя на 65, да и внешне ему было не более 55 лет. Эти перемены заметили все, даже на работе к нему стали относиться по-другому и собственная секретарша строила ему глазки, несмотря на юный возраст. Это разные вещи - быть просто дедом-огородником-рыбаком и быть мужчиной-любовником. И поэтому Петрович испугался. Через две с половиной недели он позвонил Маше:

-Привет! Что-то ты вообще меня забыла, совсем не любишь…А я только о тебе и думаю, давно уже начал откладывать для тебя деньги, вот насобиралось 500 долларов, если хочешь – приедь, забери…

Маша как будто впервые увидела их гнездышко. А что - гостинка вполне уютная, огромная и удобная кровать, напротив висит панель телевизора. Слева барная стойка, символически отделяющая кухню, два высоких барных стула, кстати, очень удобных. Маша взобралась на стул, открыла мини-бар и улыбнулась – вместе с ее любимым ликером стоял дорогой хороший кофе и лежала халва, а под халвой пять стодолларовых купюр. Купюры под халвой особо умилили Машу и она почти с нежностью посмотрела на Петровича. А Петрович собирался в душ, он по-деловому складывал свои вещи в стопочку и доставал из шкафчика свои «блядские» халат и тапочки. У Машеньки тоже накопилось очень много «блядских» вещей, которые уже так привыкли к этой квартире, что и домой не хотели. Маша ласково посмотрела на Петровича и сказала:

-Я там поставила интимный гель – намой хорошо своего хробачка.

Петрович довольно улыбнулся и пошел намываться. Машенька знала, чего он ждал он нее сегодня, ужасно соскучился, будет весь трястись. Но сейчас это не вызывало в ней отвращения, ее душу грели 500 долларов, она знала, что теперь в любой момент сможет отказаться от встречи, если будет не в настроении, что сможет купить что-то вкусненькое для своих родных, и если вдруг что-то с мамой или дочке нужна будет какая-то двадцатка, чтобы погулять с девчонками по городу, то она всегда может открыть заветную шкатулочку и достать денюшку. И от этого ей было так тепло, так спокойно, что процедура с минетом совершенно ее не корежила. Она налила себе немножко коньячка в кофе – мммм…кофе с миндальным ликером это нечто, это вполне эротический напиток. Она отрезала кусочек халвы и только он стал таять во рту, вышел Петрович.
Несмотря на свои 65 лет он не был обрюзгшим, сказывалось то, что в молодости занимался спортом, да и гены не подкачали – широкие плечи, длинные стройные ноги, а небольшой животик вовсе не портил картину. Петрович сел, полы халата распахнулись и Маша увидела хробачка, мирно висевшего между ног. Она улыбнулась, подошла почти вплотную и чтобы не вставать на колени, хотела положить его на кровать. Однако Петрович оказался ловчее, он неожиданно схватил Машу за ноги, приподнял и повалил. Она не сопротивлялась, пусть уж, заслужил. Дрожащими руками он стянул с нее трусики и начал покрывать поцелуями низ живота, пробираясь туда с таким усердием, как жаждущий путник к роднику.»От блять, - подумала Маша – таки добрался» Но сегодня ей не хотелось с ним ругаться, она спокойно лежала, поглаживая его голову, пытаясь все таки получить приятные эмоции от этого действа, как нормальная женщина, ведь она знала, что всем ее подругам нравится куни. Вскоре стало тепло, почти так же, как если бы ее ласкали пчелки, однако язык Петровича был куда более проворный и настырный, он не оставлял ни одного миллиметра, ни одного закоулочка без внимания и Маша перестала думать о работе и даже о том, какие духи она купит. Ее внимание полностью сосредоточилось на бутончике, который выростал, лепесточки расширялись, а сердце стало стучать сильно и глухо. «Вот бы он не спешил, не нужно так сильно, я сейчас кончу…»- думала она, но стеснялась произнести вслух, поэтому немного Читать далее...

Приятно было держать 50-долларовую хрустящую бумажку, она грела и руку, и душу. Маша передумала покупать сапоги, старые можно густо намазать кремом и еще сойдут на этот сезон. За то какой пир дома будет! И она зашла в супермаркет. Прежде всего нужно купить любимый кофе, до чертиков надоел этот кофейный суррогат. Доча и мама предпочитают чай, значит купить черный и зеленый. Потом сладости – халва для нее, черный шоколад для Насти и зефир с лукумом для мамы. И еще курицу, колбасы вареной и копченой, булку с маком, сыр обязательно. Список мог быть бесконечен, но нельзя же все сразу прожрать, этих денег хватит для шикарной жизни на целую неделю. Предстоит неделя праздника! Притащив два пакета деликатесов, Машенька решила тут же приготовить ужин, чтобы порадовать домашних, они были в курсе их отношений с Петровичем. Настя спросила:


-Мам, а что это Петрович так расщедрился?
-Ну, он же давно обещал деньги на сапоги.
-Так это с сапог? Может ты бы сначала купила их, а со сдачи бы уже гуляли?!
-Успею купить, не переживай.
-Так ты что ли деньги потратила? Ну все, достанется тебе от Петровича, занудит он тебя.
-Будет нудить - будет со своей Клавой сидеть на мешке с долларами. Зови бабушку!

После риса с курицей, кофе, шоколада и халвы стало так спокойно, хорошо, щеки разрумянились, захотелось просто лечь, обнять Настькиного плюшевого зайца и бездумно лежать… В квартире было прохладно, лицо пылало, а ноги и руки замерзли, и Маша решила принять горячий душ. Она переоделась в банный халатик и подколола волосы. В зеркало на нее смотрела зрелая красивая женщина с длинной шеей и маленькими, аккуратненькими плечиками. Машенька сбросила халатик и критически осмотрела грудь. «Вот грудь не очень» - подумала она. Грудь была, как два средних бидончика, на дне которых красовались почти идеально круглые ореолы и длинные коричневые соски. Она вспомнила про Петровича и скривилась. Иногда он спьяну говорил – «Ох, Маруся, как вспомню, во! – и он показывал кукиш так, что большой палец торчал из него сантиметров на пять, изображая тем самым ее большие соски. Обожал Петрович Марусины длинные соски, как присмокчется к ним, так отодрать невозможно.
«От мудак» – думала она – «завтра звонить будет, а может больной сказаться? Так он на работу позвонит да еще домой припрется. Нет, скажу как есть, что деньги проели, а на сапоги теперь еще надо, тогда он будет пару дней дуться, а мне передышка. Задолбал уже». Маша ступила на холодное дно ванны и сбоку в зеркале увидела свое отражение. «Пусть грудь подвисает, - думала она - зато талия какая, а попа! Не даром на нее покушаются мужики.» И правда, попа у Машеньки была круглая, упругая, совершенно без следов целлюлита, да и ножки хороши, в меру полненькие, с изящной ступней. Она включила душ и задернула клеенку. Горячая струя окатила голову, потом плечо, бедро, пятку. Маша подставляла по очереди все части тела, чтобы согреться равномерно. Она была похожа на мокрую стриптизершу с закрытыми глазами, только шестом был водопад. И еще не хватало музыки. Она прислушалась, музыка играла в комнате дочери, что-то знакомое, мягкое, обволакивающее и сексуальное. В ванной все стало, как в тумане, тяжело дышать, но воздуха было достаточно, просто что-то незнакомое, а может давно забытое, приятно сдавливало грудь. Маша вылила на руку немного геля и намазала сначала шею, потом хотела нанести на грудь… и вздрогнула. Она давно уже не ощущала свою грудь такой полной, такой упругой, как арбуз. Сосочки налились, стали багрово красными и к ним невозможно было прикоснуться, вернее, прикосновение вызывало такое волнительное чувстсво предсладострастия, что Маша качнулась и схватилась за полочку. Она ведь не любила, когда Петрович теребил ее грудь, когда впивался губами в сосок и покусывал. Ее оргазм с ним был скорее механическим, он возникал от стимуляции точек именно в месте совокупленя, а предварительные ласки были ей не нужны и очень часто доводили до бешенства. Но сейчас было другое, какое же это потрясающее чувство - ласкать руками разгоряченное тело, когда нет страха и некуда торопиться. Нет, она не представляла мужчину в этот момент, она вообще ни о ком не думала, она наслаждалась прикосновениями, отсутствием стыда, страха, комплексов. Множество струек, как множество ласковых пчелок, впивались ей в шею, в сосочки, в руки, в живот, в лобок. Машенька почувствовала, как ее потайной бутон стал увеличиваться, наполняться и вот ему уже мало места, ему нужно расцветать, выпускать из плена свои розовые, ароматные лепестки. Она села в ванную на корточки, раздвинула ноги, чтобы дать больше свободы бутону. Дыхание стало таким глубоким, что немного кружилась голова, она помедлила, думая, что освобождение будет слишком быстрым, а хотелось немного удержать Это - это мгновение, это ощущение, это предчувствие, это нечто, названия которому Машенька не знала. Еще немного удержать, еще… С Петровичем ей хотелось быстрой разрядки, отстреляться, освободиться и забыть. А сейчас ей хотелось Читать далее...

Тело горело и саднило, но Маша терпела. Ее замучил не то остеохондроз, не то радикулит и Петрович делал ей массаж. Он считал, что чем крепче делать, тем лучше, купил какую-то вонючую мазь и крепко натирал ее тело. Маша терпела изо всех сил и когда он закончил, облегченно выдохнула. Петрович обеспокоено спросил:

-Ну как ты, легче стало?
-Как после асфальтозакаточного станка, хорошо…

Петрович смотрел на круглую розовую попку Машеньки, как кот на масло, он погладил ее по ягодичкам, а потом его широкая ладонь ловко скользнула между половинкам. Маша огрызнулась:

-Ты здурел?!
-Кисуля, а давай в попочку?
-Чем ты собираешся в попочку?

Машенька села, накинула плед и повторила вопрос, глядя между ног Петровича:

-Чем?

Петрович задумчиво посмотрел вниз, взял в ладонь своего червячка и грустно сказал

-Вот именно, чем?

Они посмеялись, потом немножко выпили, закусили и Петрович предложил:

-А ты сначала минетик сделай, а потом будет чем.

Маша возмутилась, мол, только придешь к тебе и разговоров никаких нет, только чтобы изо рта не вынимала, а как попросила сапоги, так денег нет. Надо сказать, что Петрович не очень-то баловал Машу. Давал ей только на самое необходимое, но этих денег хватало только на продукты, а новые вещи приходилось выбивать из него то кнутом, то пряником. Маша работала на одном предприятии много лет и куда-то переходить не было смысла, да и некуда идти в такое скрутное время. Ее зарплаты хватало лишь для того, чтобы одеть Настю, а на себя денег уже не оставалось и надежда была лишь на Петровича. Сам же Петрович очень расстраивался, когда приходилось отдавать деньги. Расстраивался до такой степени, что Маша боялась, хотя бы у него инсульта не было. Он краснел, надувался, аж руки тряслись. И поэтому она всегда носила с собой кучу таблеток, это были и сердечные, и успокаивающие, и обезболивающие.
Вот и сегодня разговор предстоял за зимние сапоги. Старые Машенькины сапоги облупились, да и не кожаные они были и холодные, а новые стоили минимум долларов восемьдесят, а эта цифра для Петровича почти убийственна, хотя совсем недавно его жена Клава ездила на Кипр и он хвастался любимой женщине, что каждый год отправляет свою за границу. Маше было очень неприятно слышать такие вещи, она не раз прямо говорила Петровичу, чтобы он свои семейные дела оставлял дома, но он как будто не слышал ее. Стоило ему пропустить рюмочку-другую, как бахвальство перло из него и ему было наплевать, что хвастается он перед одинокой, беззащитной, финансово зависимой от него женщиной. В эти минуты Маша ненавидела Петровича и очень жалела себя. А ведь она знала совсем другие отношения между любовниками и это не давало ей покоя. В ее отделе работала женщина, они близко дружили и делились самым сокровенным. Подружка была серой мышкой, казалось ни чем не примечательной, но однажды на вечере, который устраивал завод, она познакомилась с командировочным. Ему было около 70, а ей 40. Разница в возрасте не испугала женщину, кавалер был галантным и она решилась… Оправившись от первого разочарования в сексе, она поступила мудро – оттрахала дедушку, как могла, хотя бы в благодарность за шикарный стол, роскошные цветы и дорогущий коньяк. Она уже собиралась распрощаться с ним, но дедушка стал проявлять настойчивое любопытство ее жизнью, расспросил как живет, на что живет, с кем живет. А женщина жила с ребенком, примерно в такой же квартире, как и Маша, с вечно неисправной сантехникой и облупившейся плиткой. Не прошло и года, как в квартире подружки был сделан евроремонт, завезена вся нужная домотехника, новая мебель, а дочь поступила на платное отделение пединститута. Вот это дед! Это не дед – это настоящий мужчина. И Машеньке было обидно – чем она хуже? Ведь она красивая, сексуальная, не наглая, много денег не требует. Почему ей приходится выбивать каждую копейку из своего любовника?
Петрович был на своей волне, пока свое не получит – за деньги нечего и говорить. Он хотел поцеловать Машу в губы, но она ловко увернулась, она вообще перестала любить целоваться. В такой ситуации лучше было запрыгнуть сверху и имитировать позу наездницы, потому что это не был секс, это была мастурбация, однако Петрович повернулся на живот и сказал:

-Засунь мне пальчик в попу
-Ты совсем ох*ел?
-Ну немножко
-Без перчаток не буду!

Маше стало смешно, она уселась на спину Петровичу и добавила

-И без сапог не буду!

Потом встала и пошла курить. Петрович от чего-то взбесился, стал одеваться, кричал, что ей от него только деньги и нужны, что она его никогда не любила. Потом вдруг сел, вытер пот со лба и побледнел. Маша привычно достала корвалтаб и валидол, налила в чашку водички и дала ему. Петрович запил таблетки, крякнул, достал из нагрудного кармана 50 долларов и протянул Маше.

Продолжение следует...

Маша жила в двухкомнатной квартире улучшенной планировки вместе с дочкой и мамой. Квартира была просторная, комнаты большие и светлые, но две, а их трое. Маму свою Машенька очень любила за спокойный характер и рассудительность, в бытовые мелочи мама не лезла, а занималась только своим здоровьем. Маша могла бы существовать в комнате мамы, но там всегда пахло разными мазями, растирками, маслами, мочой, которой мама натирала больные суставы. Каких только болезней нет на свете и все они, похоже, были у мамы. А у Настюши своя жизнь, дочь любит тишину, много читает, слушает свои диски, готовится к парам, серьезная девочка. Поэтому Маше оставалась кухня. Свою кухоньку она очень любила, вылизывала ее, подкрашивала и подбеливала, шпаклевала облупившуюся штукатурку и покупала милые дешевенькие безделушки. Она любила сварить кофе, положить ноги на табуретку и под обжигающую сладость напитка закурить…

Думалось Машеньке в кухне легко и мечталось легко. А мечтала она об одиночестве. Нет, не о вселенском одиночестве души, а об одиночестве тела. Она мечтала жить в уютной однокомнатной квартирке, чтобы было в ней все, как нравится ей. И чтобы никаких мужиков. Чтобы, придя с работы, можно было никуда не спешить и даже не готовить еду, достать давно заброшенную, ручную бабушкину машинку и перешить из старых блузок и платьев много новых и модных нарядов. Маша умела это, она всегда была рукодельницей. Она хотела приглашать своих девчонок с работы не на кухню, а ставить круглый стол в гостиной и угощать гостей пирогами. Маша умела вкусно печь, это тоже у нее было от бабушки. И еще много чего интересного было в мечтах у Машеньки, только бы ей отдельную малюсенькую квартирку. Она бы каждый день ходила и к маме, и к дочери, готовила бы им, стирала и мыла полы, но потом бы возвращалась в свою келью. Это было бы для нее большое счастье. В Машиных мечтах вообще не присутствовали особи мужского пола, никак и ни за какие деньги.
Вот и сейчас она сидела в кухоньке, покуривала и о чем-то думала. Зазвонил телефон, Маша вздохнула, она знала – это Петрович.

-Киса, мы сегодня встречаемся? Я уже взял ключи. Что купить покушать?
-Что хочешь, Петрович. Я буду там минут через сорок.

Маша всегда была женщиной педантичной и свои обязанности выполняла строго и качественно. Перед свиданием со своим нелюбимым мужчиной она намывалась, делала прическу, свежий макияж, намазывала тело кремом и орошалась легкими духами. Работа есть работа. А она ей очень нужна и пока Настя не встанет на ноги, эту работу потерять нельзя. Больше всего Маша любила состояние до встречи с Петровичем и после встречи. До встречи, потому что она прекрасно выглядела и когда шла по улице, люди всегда обращали на нее внимание. Ей еще в юности говорили, что она похожа на Элину Быстрицкую, а с годами ее тело приобрело более округлые формы и пройти мимо такой роскошной женщины было трудно. Много раз с ней пытались познакомиться на улице и в транспорте, но Маша всегда грубовато пресекала попытки мужчин.
А время после свидания с Петровичем ей было вообще в кайф. Во-первых, несмотря на нелюбовь, она все-таки получала физическую разрядку, после которой чувствовала себя легко-легко. Во-вторых, Маша была в сладостном предвкушении аж трех дней свободы! Она всегда просила Петровича не беспокоить ее пустыми разговорами и звонить только накануне встречи.
Еще один момент ужасно портил настроение Маши. Когда бы она не пришла на квартиру, Петрович всегда смотрел порнуху, почему-то это ее страшно раздражало. Насмотревшись всяких поз, где обдолбанные коксом или чем-то другим, актеры могли часами демонстрировать мужскую «силу», Петрович хотел непременно все это испробовать с Машей. Больше всего Маша ненавидела куни, она готова была сделать все что угодно, лишь бы ей этого не делали. Ее это совершенно не заводило, мало того, она вообще теряла над собой контроль и могла послать Петровича нах… Но вечно выпимший страдалец не обращал на такие выпады внимания, он накатывал еще водочки и начинал подход с другой стороны. Машенька не любила алкоголь, разве что рюмочку-другую миндального или какого-то другого вкусного ликерчика, и Петрович на это дело денег не жалел, он всегда покупал ей ликеры из дорогих. Машу это бесило, мол, лучше бы мне эти деньги отдал, козел, а то ведь мне копейки даешь, а на ликер не жалко. Но Петрович так не думал. Хороший ликер успокаивал Машеньку, она уже не так сопротивлялась и позволяла делать с ней очень многое, и в конце концов, как награда каждому мужчине, был красивый и бурный оргазм, смотреть на который было огромное, ни с чем не сравнимое наслаждение.

Продолжение следует...

Петрович, по-своему, хорошо относился к Марусе, но по-своему, но хорошо. Он так считал. Маша ненавидела имя Маруся, а он как назло обожал произносить его. На Петровича можно было положиться в трудную минуту, когда заболевали она или Настенька, Петрович был тут как тут на своем подержанном авто, приносил еду, фрукты, лекарства, деньги. Но как только Маша выходила на работу, денежные дотации строго регламентировались соответственно сексуальным удовольствиям.

Если Машенька была не в настроении делать минетик, Петрович зажимал денюшку, иногда ограничиваясь лишь обедом, а также сладостями и фруктами для Настеньки. Но все ж таки был заботливый, никогда не забывал о девочке. Вот и сейчас, придя на свидание, он принес два пакетика, один для них, а другой для дочери. Душевный, вобщем, человек. Дома у Петровича проходил ремонт, да не простой, а с золотыми унитазами и рогами, как любила шутить Маша. И поэтому Петрович снял квартиру не на три часа, как обычно, а на весь день. Это ужасно удручало Машеньку, она бы уже пошла домой, но совесть не позволяла – ведь он потратил уйму денег, заплатил аж за целый день, а оплата почасовая. Такие деньги Маша держала в руках только в день аванса или зарплаты, поэтому уйти ей казалось кощунственным. Петрович захрапел, тут же проснулся и глянул на Машу. Она устало поднялась:

-Пойду в душ.
-Киса, а потом минетик сделаешь?
-Петрович, я ж тебе сказала, что без презерватива больше минет делать не буду. Или ты хочешь, чтобы меня вырвало?
-А если бы я тебе покупал вместо натурального кофе заменитель, тебя бы не вырвало? Ты б вообще сюда не пришла.
-Конечно бы не пришла. Ты и так на мне экономишь, что я имею? Даже презики не купишь.
-Мне осточертели твои претензии, а что я имею? Такое я могу и со своей Клавой поиметь.
-Ну так и иди до своей Клавы, и пхай ей в рот. Ха-ха! Она тебе сковородкой быстро мозги вправит!

Такие разговоры были нормой в их отношениях. Дело в том, что только так до Петровича доходило, что если он немедленно не раскошелится, то придется довольствоваться скучным сексом или вообще втихомолку заниматься онанизмом. А Петровичу очень хотелось, ну очень! Ему даже в молодости так не хотелось, потому что много работал, потому что решал проблемы с детьми, с жильем. А теперь, когда всего в этой жизни добился, теперь как прорвало! Одно горе – денег жалко, ох и не любил Петрович денежки на ветер пускать. А это ж пустые траты, потому что секс должен быть за секс, удовольствие за удовольствие. Во как.
Маша, однако, думала по-другому. Ей, 45-летней вдове, секс был вообще не нужен. Пережив свою любовь, похоронив мужа, она поняла – чтобы ей снова этого захотелось, нужно было пережить сильные эмоции,всеобъемлющее чувство, смешанное со взрывным гормональным коктейлем. А иначе – ничего и не надо. Но если уж так пришлось, что Петрович прилип к ней, как банный лист, то пусть компенсирует деньгами свой возраст, вечный перегар, неумение, маленький и вялый член, наконец,пусть платит за минет, который Машенька никогда не делала даже своему любимому мужу. Потому что они не знали этого, никогда и не думали о таком. Лишь однажды в гостях у друзей им показали порнофильм и она хорошо запомнила слова мужа: «Не хотел бы я совать свой **й в рот любимой женщине». После фильма мужчины пошли выпивать, тщательно скрывая свое возбуждение, а у Маши было чувство распирания всего организма. Ей казалось, что ее голова лопнет, а низ живота треснет, и бюстик стал неимоверно давить. Придя домой, они не сговариваясь пошли в ванную и там неловко, но бурно отдались друг другу, неумело меняя позы. Маше часто казалось, что откуда-то из другого измерения муж видит, чем они занимаются с Петровичем и ему ужасно неприятно смотреть, как она берет своими розовыми пухленькими губами этого старого червяка. Странное чувство одолевало Машеньку, с одной стороны ей была противна даже мысль об этом процессе, но когда она начинала это делать, то возбуждалась и тогда уже ничего не стоило довести ее до оргазма. И Маше было стыдно за себя, стыдно перед мужем, стыдно перед Петровичем, которому она врала, что ничего не испытывает, и чувство стыда не покидало до тех пор, пока она не вычищала рот и не выдраивала себя в ванной.

Продолжение следует...

Маша сидела на пуфике у зеркала и разглядывала свое лицо. Халатик небрежно расстегнут, видна немного обвисшая грудь и небольшой курдючок живота. А лицо милое, свеженькое, румяное, как после прогулки по морозчику. Прогулки не было, был не такой уж желательный, вытребованный, долгий, вначале доведший ее до бешенства, но закончившийся все-таки бурным оргазмом секс. И глазки блестят, и губки розовые, и….. Тяжелая рука Георгия Петровича легла на Машину грудь, пальцы больно сдавили сосок, она не выдержала:


-Петрович, что тебе не лежится! Дай мне спокойно посидеть!

Маша резко встала и пошла делать кофе, Петрович потянулся и весело прохрипел:

-Маруся, я хочу твою марусю…

Он подошел к ней сзади, прижал к кухонной стенке и запустил лапищу между ног, нащупывая бутон. Маша резко повернулась и стукнула его чайной ложечкой по лбу:

-Козел старый! Ляж и лежи, я хочу кофе попить и покурить! Чего ты руки тянешь??

-А чего ты себе молодого козла не нашла? Или боишся, что молодой тебя *бать будет за так?? Кто тебе деньги будет выдавать? Ты меня за них только и любишь…

-Што?? Я тебя за деньги люблю?? Ха-ха-ха! Да ты даже не представляешь, КАК я могу любить за деньги! А за те копейки, что ты мне даешь, я тебя только ТАК могу любить!

Маша раздражалась постоянно. Она и сама не понимала, откуда берется в ней эта агрессия. Отношения с Петровичем длились уже несколько лет, сначала были бурные, строились планы на будущее, он даже хотел бросить свою старую жену и перейти к Маше, но так и не решился. Спирал все на возраст, да и в самом деле, 65 – это не время менять лошадей. Но дело было не в этом. Маше всегда казалось, что если человек любит другого человека, то ему хочется дарить, давать, делиться всем самым лучшим и в духовном, и в материальном.
Так было всегда, всегда в той, прошлой жизни, когда был жив ее любимый муж, когда они меняли гарнизоны и города, когда вместе с маленькой дочкой ездили по России, выполняя приказы. С тех пор прошло 10 лет, все изменилось, изменилась страна, вся жизнь, но внутренний мир Маши так и остался на том уровне, он упорно не хотел меняться, упорно не хотел понять, что могут быть другие отношения, другие эмоции, что мужчина может вызывать не только нежность и преданность. И это бесило ее, это отнимало у нее здоровье, но она ничего не могла поделать. На свою мизерную зарплату Маша не могла выучить дочь. А она хотела дать ей хорошее образование, хотела, чтобы Настя хорошо питалась, модно одевалась, имела хорошую косметику. И ради этого она готова была любить и она полюбила Георгия Петровича, полюбила искренне, почти так же, как своего мужа. Почти так же.
Маша курила, она всегда делала это с наслаждением под кофе или под рюмочку миндального ликера. Она курила и вспоминала, как семь лет назад впервые увидела Петровича. Это было в компании друзей и знакомая женщина попросила присмотреться к этому мужчине, мол, человек хороший, состоятельный, не против познакомиться с тобой, но одно «но» - жадноватый…»Может ты его раскрутишь?» - добавила в заключение приятельница. Маша понаблюдала за Петровичем и подумала – «Я столько не выпью, чтобы переспать с ним».Подумала, потом забыла про него, напилась. Тогда напились все и она уже не помнит, как оказалась в машине. Пришла в себя через пару часов на чьей-то даче, она лежала с кем-то спина к спине, а народ еще не угомонился – парились в баньке и выбегали голые на мороз. Этот кто-то и был Петрович, вот так начался их роман.

Продолжение следует...

Несколько случаев, произошедших со мной в разное время, убедили меня в том, что человек лишь песчинка в океане бытия и почти не имеет влияния на свою судьбу. Но в тоже время он не беспризорная песчинка, что всегда с нами рядом есть сущности, готовые прийти на помощь и в материальном мире, и проводить(правильно проводить) человека в другой мир, чтобы он не болтался где-то в пустоте неопределенное время. Вот в этом случае все и зависит от человека, от его настроя, от его любви к миру и от его веры.


Однажды мы рыбачили около берегов Марокко. Командир погнался за косяком селедки и заскочил на пару миль в погранзону. Потом он конечно отпирался, как мог, но мы-то знали, что зашел, зашел, хотел хапнуть побольше.Однако их погранцы не дремали. Как-то рано утром я проснулась и не услышала машину, а если машинное отделение не работает в открытом море – это беда. Корабль становится как щепочка. Я выглянула в люмик и увидела картину – напротив пограничный марокканский корабль с пушками и негры расчехляют эти самые пушки. Не успела ничего и подумать, как прилетел мой муж и стал тянуть меня в нижние отсеки (чтобы спрятать) А следом прибежал помполит и велел принимать какие-то меры, если будет обстрел. А какие меры? Единственно,нужно было развернуть госпиталь,а все хирургические инструменты и перевязочный материал у меня были всегда наготове.Я выселила второго штурмана, старпома, деда и радиста из своих кают, принесла туда все необходимое и стала ждать.
Они бы не стреляли, если бы капитан согласился следовать за ними в порт, чтобы поставить нас под арест.Вы представляете, что это такое. И командир решил рискнуть – вызвал наших погранцов,которые при СССР имели влияние в морях и океанах, и с ними считались. До прихода наших было несколько часов и кэп морочил голову их капитану, разговаривая на плохом английском и неся всякий бред. Вобщем негры начали стрелять по воде – то за кормой, то за баком, то за баком, то за кормой… И нашу этажерку колыкало, как ржавое корыто, и всякие мысли лезли в голову. Я вспоминала своих родителей и бабушку, думала – хоть бы глазком еще на них глянуть. Муж прибежал тянуть меня в машинное отделение, где сидели буфетчица и прачка, мол, там безопаснее,а наверху переборки тонкие и пуля пробивает их насквозь. Я уйти не могла, лежала на полу в амбулатории, муж лег со мной рядом. Говорит, если с тобой что-то случится, мне не жить. Так мы и лежали, пока не почувствовали – что-то изменилось,моряки начали бегать по трапам, оживленно разговаривать.
Мы выскочили на шлюпочную палубу, прямо под нами качался на волнах наш пограничный катер и такие родные русские лица дружелюбно и весело смотрели на нас и махали нам автоматами. Уж не знаю, как они договорились, но негры свернулись и стали уходить. А пограничники еще несколько миль провожали нас в безопасную зону. Во время обстрела в укрытии были все, кроме капитана, начальника радиостанции, меня, мужа и боцмана. Мы-то понятно почему не спустились, а вот почему боцман сидел у себя в кандейке да еще на баке(на носу)?? Мужики подкалывали – хотел здаться первым :) Только потом я узнала почему. Так вот, у него был свой личный покровитель и помощник, которого он сам выбрал – Ихтиандр.Во все трудные жизненные минуты Коля обращался к нему с вопросом – это уже гаплык и ли так, шутка?? И Ихтиандр посылал Коле знание, всегда. В этот раз Коля тоже спросил и узнал – это была шутка…
С тех пор я тоже выбрала себе покровительницу – святую Варварушку, она спасает именно от внезапной смерти и охраняет, чтобы человек не ушел в мир иной без покаяния и причастия. И в трудные минуты всегда обращаюсь к ней с вопросом – это уже гаплык и ли шутка? И знание приходит – иногда сразу, иногда погодя, а бывает так внезапно озаряет, что диву даюсь.

Тем летом мы отправлялись из Мурманска своим ходом в Лиссабон на МРТО(мелкий ремонт технического оборудования).Это значит, что на нашем корабле мы должны были преодолеть двухнедельный переход, потом месяц простоять в ремонте в Лиссабоне.

Тогда Тралфлоту еще было выгодней ремонтировать наши БМРТ-шки в Португалии, чем в перегруженном Мурманском порту. В самом деле наша этажерка требовала самого что ни на есть капитального ремонта, но порт выжимал из нас все, а дал деньги только на мелкий ремонт. Мы выполняли и перевыполняли план, а наша безопасность никого не волновала.Но на свой страх и риск командир пошел в рейс, видимо полагаясь на русский авось и профессионализм своей команды.
Я ничего не знала об этих проблемах, да и зачем мне лезть не в свое дело, если меня перед рейсом мутызгала по всем правилам санстанция, эпиднадзор, медсанчасть и еще все, кому не лень. Все моряки были больные и прогнившие до мозга костей и мне приходилось отбивать их у портовых врачей, возлагая на себя ответственность и обязуясь проводить в море противорецидивное лечение язв, простатитов, холециститов, стенокардий, гипертоний и множества посталкогольных неврозов и манечек.
Ну и вот счастливый момент – мы уже на рейде! Значит почти в море, остались пограничники и таможня, но это быстро, а потом вперед! Свобода! Двухнедельный переход - это безделье, преферанс, коньяк, водка и всякие деликатесы, увезенные из Мурманска.Это счастье моряков и мой кошмарррр. Не так-то просто работать психотерапевтом :) попробуй всех выслушай, заживи словами душевные раны, обиды. Ведь все моряки жуткие распиздяи, они много раз женятся и разводятся, имеют женщин во всех портах, а хотят, чтобы жены их верно ждали и пылали страстью к моменту возвращения. Хотя сами от длительного воздержания и хронических простатитов почти все имеют проблемы с потенцией. Но своим ребятам я говорила совершенно другое и они чувствовали себя героями! :))
Не успели и 100 миль от Мурманска отойти, как остановились. А мы как раз только в преферанс сели играть, расслабились, кофеек с коньячком потягиваем. Первым напрягся дед(стармех). Пьяный-не пьяный, а корабль чувствует, лучше чем свое сердце. Позвонил в машинное и сразу убежал, за ним разошлись и все остальные. Корабль мелко дрожал и бестолково качался на волне. Оказывается, рулевое управление отказало. Хорошо, что не далеко отошли и шторма не было, а то бы был гаплык.
Не знаю, кто помог нам в этом рейсе выжить – Божья Матерь, иконку которой дала мне с собой бабушка, или Миколин Ихтиандр, или Варварушка, к которой я неоднократно обращалась, но я была уверена – ничего страшного с нами не может произойти. А пока шел ремонт, ребята решили сходить на берег. Уж не знаю, кто был инициатором этой вылазки, но спустили шлюпку и 4 человека - мой муж, 2-й пом. капитана и два матроса собрались в путь. До берега было 5 миль, потом поле, за ним деревня, а там сельмаг.
Ждали их очень напряженно и часа через три шлюпка, наконец-то, пришвартовалась к кораблю. Ребята несли что-то в сумках, а на плече у моего был большой мешок. Все моряки, стоявшие на палубах, ржали и когда посланцы стали подниматься по канатному трапу, я тоже "засмеялась" - все они были "готовы". Я ушла к себе, вскоре дверь каюты распахнулась - на пороге стоял мой супруг. Он поднял мешок и вытряхнул к моим ногам его содержимое. Я стояла по пояс в северных полевых цветах - летних, ярких и пахнущих особым, заполярным ароматом!
Запустив рулевое, мы бодро двинулись в плавание и через пару недель были уже в р-не СЗА(северо-западной Атлантики). Там мы попали в сильный шторм. Положение было серьезное, командир даже шлюпки приспустил, повернул корабль на волну и машину на полный ход, только в этом спасение. Представьте: бак(нос) ныряет глубоко в волну и такая тишина вдруг, что сердце останавливается.Это длится несколько секунд, которые кажутся вечностью.Потом корабль начинает мелко дрожать, появляется вибрация, потом лязг, скрежет и бак медленно выходит из волны. Потом корабль резко опрокидывает нос вверх, но это уже не так страшно.Я поднялась на мостик, чтобы во всей красе видеть мощь океана.И когда в очередной раз нос нырнул глубоко в волну, даже немножко глубже обычного и штурман выругался, я поняла – мне страшно. И ушла в каюту. Мое воображение рисовало картины крушения и это меня пугало до дрожи в теле, тем более, что в такой шторм выжить практически невозможно.
В этот момент я чувствовала себя не просто песчинкой, я чувствала себя просто болтающимся никому не нужным опЭздалом в черной дыре Вселенной. Я хотела прочитать молитву, но ничего не могла вспомнить, ничего! Тогда я обратилась к святой великомученице Варварушке – «Неужели это все? Это конец? Так глупо…Я хочу жить…Варварушка, милая, любимая, ты пострадала за веру, тебя били кнутами и родной отец предал тебя, он смотрел, как ты утопаешь в собственной крови.Ты была красавицей и любила жизнь, ты как никто знаешь ей цену. Помоги нам Читать далее...

Было жаркое лето, мы рыбачили где-то в Атлантике, промысел удался, трюмы ломились от рыбы и вскоре мы должны были идти в Антверпен. Все было спокойно, больные выздоровели, все травмы зашиты, а моряк с аппендицитом сдан оперироваться на плавбазу. Все ожидали «золотого» захода в Бельгию, чтобы накупить кожи, загрузиться подержанными автомобилями и вообще погулять и попить хороших напитков, потому что корабельная самогонка надоела :)

А пока тянули тралы, шкерили рыбу, играли в карты и смотрели да пересматривали полюбившиеся фильмы. А мы с Надюшкой еще и загорали. Надюшка – буфетчица, то есть официантка кают-компании и по совместительству любимая морская жена командира. Маленькая, крепенькая, ладная сибирячка цепко держала в своих нежных ручках видавшее виды сердце нашего капитана. Мы с Надюшкой дружили, да и что нам было не дружить – обе любимы, счастливы, любящие свою работу и море :) Загорали мы топлес, вернее топлес только Надюшка, да и то когда на мостике был командир. Из рубки в боковое окно было видно пеленгаторную палубу и он при первой возможности выглядывал и любовался ее почти кустодиевскими формами. Правда мы на рыбной диете и без сладостей немножко исхудались, поэтому до этих божественных форм не дотягивали :)
Пеленгаторная палуба – самая верхняя, диаметром метров 10, над ней радиолокационная установка. Но мы были молоды и беспечны и не думали ни о каких вредностях. За то какие виды открывались нам!! Это фантастическое ощущение – стоять на пеленгаторной палубе во время движения корабля в океане.С обеих бортов нас сопровождали дельфины, они прыгали и кувыркались, зазывно кричали, но никогда не попадали в трал вместе с рыбой. А киты! Они не подплывали близко к кораблю, но сверху их большие блестящие тела видны, как на ладони, а брызги фонтанов в лучах солнца напоминают праздничные фейерверки!
Был обычный день, после обеда Надя управилась в кают-компании и мы пошли загорать. Я задремала, когда услышала звон пожарного колокола и сирену. Сначала ничего не поняла, а потом услышала запах и увидела дым, валивший из жилого отсека шлюпочной палубы, оттуда, где была каюта капитана, моя каюта и амбулатория, изолятор и лазарет. Там же каюта 2-го штурмана и радиорубка. Матросы суетились на баке, боцман с двумя матросами уже надевали огнеупорные костюмы и собирались заходить в зону огня. Я смотрела на пожар, как на кино. Мой мозг не готов был принять это, кто-то сочувственно обнимал меня, что-то говорили, пытались поддержать, Влад принес горячего чаю, меня знобило, он увел меня вниз, в каюту к своим фабрикантам(он был пом.капитана по производству). Горящие каюты проверили, людей там не оказалось, все моряки были на открытых палубах. Боцман Коля с двумя матросами зашли внутрь и за ними задраили двери. Пожар удалось погасить своими силами, хотя вокруг нас кружили несколько пароходов, предлагая помощь.
Я не помню, когда мы смогли войти на место пожара – в этот день или уже утром… Зрелище выгоревших помещений ужасно… Все мы, кто жил на этой палубе, остались в том, в чем были в момент тревоги, выгорело 4 каюты и амбулатория с лазаретом. Но главное – все были живы! Никакая жизненноважная аппаратура не была повреждена и нам разрешили завершить промысел и все-таки зайти в Антверпен! Вот за это спасибо портовому начальству, могли бы сразу отозвать в Мурманск. Ведь нужно было разбираться в случившемся. Как потом выяснилось, якобы причина была банальной – короткое замыкание, где-то была повреждена изоляция и случилось возгорание. Все знали, что судно аварийное и давно пора его в резку. Кстати, это был последний рейс нашего БМРТ(большой морозильный траулер).
Я зашла в свою каюту и ничего не узнала, выгорело все, а что не выгорело – оплавилось до неузнаваемости. Стала разгребать палкой в надежде найти свои золотые колечки – да где там, все в пепле и саже. И вдруг – я не поверила своим глазам! Я и сейчас пишу, а у меня мурашки по коже – в месте, где был стол, под останками магнитофона я увидела бабушкину иконку Божьей Матери! Она была в пластмассовой рамочке, которая полностью оплавилась. А сама иконка целехонька, лишь по краям чуть тронута пламенем. Как такое могло произойти? Я взяла ее, вытерла пепел и заплакала. Никогда я раньше не плакала на корабле, как бы тяжело мне не было. А тут слезы ручьями полились из глаз, слезы
А потом мы зашли в Антверпен, накупили одежды, радио и видеоаппаратуры, подарков друзьям и родителям, и провели пять счастливых дней в этом сказочном городе.

Продолжение следует...

Звали его Микола Балтыков, он был боцманом на БМРТ Мурманского Тралфлота, бороздившим вместе с нами моря и океаны. Микола был калмыком по национальности, мужчиной крупным, высоким, с головой, как сковородка, узкими глазами и густыми вьющимися волосами. На первый взгляд он производил пугающее впечатление, особенно на меня в первом рейсе - такой грубый морской волк, непонятный сленг и одежда вся какая-то драная и мешковатая. Но это только первое впечатление. Стоило Коле подойти ко мне чуть ближе, как я физически ощущала его силу и температуру тела. Мы быстро подружились, да и невозможно было с ним по другому, он заходил в любую каюту в любое время суток и это было нормально, весь его облик, и внешний и внутренний говорил: "Я свой, я - ваш".


Он был хозяином на судне, ничто и никогда не происходило без него. Каждое утро Николай приходил ко мне в медпункт, чтобы сделать УВЧ на какую-то шишку у него на руке, которая сидела там много лет и рассасываться не собиралась. Многие ребята ходили ко мне "лечиться", нуждаясь в самом деле лишь в психотерапии или в простом женском внимании. После процедуры мы шли пить кофе, потом мой друг немного медлил, не уходил и с нетерпением произносил: "Наташа, ну набивай уже свой бамбук, а то мне бежать надо." Надо сказать, что за пару недель до захода на судне заканчивались сигареты, но не для Коли и, естественно, не для меня. У него всегда было "трошки для себе". Сейчас мы подходили к Канарам, все приличное курево закончилось, остались только без фильтра. Без фильтра я курить не хотела, поэтому Коля раздобыл мне эбонитовый муншдтук. И теперь каждое утро он с вожделением ждал, когда я достану сигарету, разомну ее в пальцах, вставлю в муншдтук и с наслаждением закурю после утреннего кофе. Я проводила эту процедуру в удовольствие и себе и ему, а он говорил: "Ты моя Муза, после кофе с тобой я знаю - день не пройдет даром, а завтра опять наступит утро." Он не мог без меня, а я без него. Мой муж сутками находился на фабрике, общаясь со мной или в кают-компании во время еды, или в коротких перерывах между сном и работой. Коля же всегда был рядом, он неожиданно появлялся, как джин из бутылки, если слышал по радио:"Доктору спуститься в пищеблок", если начинало штормить, если ребята ставили хороший фильм, если в трале было что-то экзотическое, например омары. Коля сам мне делал салат из омаров и ничего вкуснее я не ела ни до того, ни после. А однажды он притащил мне живого омара, метра полтора длиной, мы напустили забортной воды в ванную изолятора и омар там жил пару суток. Он был такой забавный: глаза,как пуговки настороженно следили за мной, а мощными клешнями он держался за линейку, смешно переваливаясь. Сначала мы хотели его съесть, но потом передумали. Я боялась, что Коля однажды заберет его и пошкерит, а он первый спросил:"Может за борт его?" Я обрадовалась! Боцман без страха взял омара, мы спустились на промысловую палубу, чтобы ниже было и отпустили его домой.
Коля любил женщин, но он не был бабником. Вернее, бабником он был, как и все нормальные мужики, только не таскался за каждой юбкой. Он любил только тех женщин, которых любил. У него было три жены - одна настоящая, а две бывшие. Но бывшие - они лишь формально бывшие, в самом деле Коля их тоже любил и всегда помогал. Прихожу, говорит, домой, а моя(настоящая) говорит:"Звонила твоя первая, сходи к ней - карнизы надо повесить." Коля брал все, что нужно, в смысле, выпивку и закуску, а также подарок обязательно, шел, вешал карнизы, говорил по душам....Только приду от первой,моя опять - "Сходи ко второй, плачет, чего-то случилось, помощь нужна." Коля думает недолго, ведь на берегу он редкий гость и надо успеть всем помочь. Фотографии всех своих жен и детей он всегда брал с собой, рассматривал время от времени и я удостоилась доверия видеть их. Все жены были русские, все блондинки с голубыми или серыми глазами, все красавицы! А все дети яркого восточного типа, копии папы - чудо, как хороши! И за пять месяцев рейса я стала обожать его детей, его жен и его самого!
А вот и Санта Крус, как хочется ступить на землю, да еще и на канарскую! Нас поставили на рейде, потому что места в порту пока не было.Было 30 декабря и все опасались, что до Нового года мы так и просидим на судне. Вскоре приехали таможенники, ко мне даже не заглянули. Потом полиция - привезли паспорта, пообещали. что лоцман буде уже сегодня к ночи. А это значит, что скоро нас поставят в порт! Скоро-то скоро, но до ночи еще долго, а мочи уже не было! И мужики начали пить самогонку, которую выгнали в аккурат к заходу. Когда дождались лоцмана, трезвыми были только 2-й штурман и матрос-впередсмотрящий. Вночь с 30 на 31 декабря нас поставили в порт Санта Крус четвертым бортом. А это значит, что мы от причала были уже четвертым судном, стоявшим борт за бортом. Но разве это беда? И мы компанией человек 20 стали собираться "на заход", да что там собираться? Одели джинсы и футболки фирменные, взяли паспорта и деньги, некоторые взяли с собой пляшки с Читать далее...

Подходили мы к Исландии, было лето, но остров почти всегда в туманах и долго ничего не было видно. Я стояла на шлюпочной палубе, на своем любимом месте и всматривалась, в надежде вот-вот увидеть очертания острова. Он появился сразу, как будто кто-то всесильный резко отдернул белую шелковую занавеску. Зрелище было настолько сказочное, что трудно передать его словами. Только представьте горные пастбища, такие ровные, словно начерченные под линейку, а по ним неспеша двигаются беленькие пушистые овечки. А местами поднимается пар от гейзеров, на какой-то момент он застывает в воздухе, становится похожим на лед с причудливыми рисунками, а потом устремляется ввысь и сливается с низкими облаками. И пока не видно города, картина получается библейская....

Акюрейри - город второй по величине в Исландии, вроде и ничего особенного, чистенькие улицы, одноэтажные частные дома, дети на прогулке, держащиеся за длинную веревочку, окна домов без занавесок даже вечером и видно, как большие семьи отдыхают у каминов и за столом, пьют свой бесконечный кофе. В городе не видно полицейских, правда есть два рокера - добродушных мордатых парня, да одна проститутка, якобы. Но это так, для виду, чтобы как у всех было. Больше всего меня поразило отсутствие порта, то есть не порта, как портала для захода судов, а ограждения и охраны. Мы причалили недалеко от центра города, вышли на берег, метров через 30-40 было трасса, а за ней дома, магазины. Не надо было никаких пропусков, даже охрану на трапе не выставляли.
Я любила ходить в город одна, одевалась всегда не как обычная морячка-рыбачка, а как леди, по крайней мере, мне так казалось. Я брала с собой в рейс свою лучшую одежду, купленную на чеки в "Альбатросе". Вот и сейчас я надела длинный белый плащ, туфли на каблуке в тон и захватила изумительную маленькую, кожаную сумочку с серебряной цепочкой. Ребята улюлюкали мне вслед и кричали: "Доктор, возьмите охрану! Здесь нет преступности, но вы можете спровоцировать и будет международный скандал!!" Я ходила по маленьким магазинчикам, приценивалась, выбирала сувениры, мне было приятно разговаривать на английском и казалось, что никто и не поймет, что я не местная.
Потом я заглянула в маленькое уютное кафе, там почти никого не было, взяла кофе, горячий бутерброд и села за столик. В баре был только крупный мужчина, лет 45, волосы с проседью, на вид приятный и добродушный, он был немного навеселе от пары бокалов пива. Мужчина наблюдал за мной. Я выпила кофе и решила, что пришло время коктейля, подошла к бармену , заказала в бокал - коньяк, апельсиновый ликер, апельсиновый сок и побольше льда. Взгляд незнакомца жег мне щеку, я все же немного смутилась и быстро пошла к столику. Отпив немного чудного напитка, я вдруг поняла, что сумочка осталась в баре. Но было поздно, незнакомец держал ее в руках. В этих больших, грубых руках, созданных для гаечного ключа, этот предмет смотрелся совсем неуместно и я улыбнулась. А человек посмотрел на меня так призывно, так нежно, бережно поднес сумочку к губам и стал ее целовать!! Я вздрогнула...В этом не было никакой двусмысленности - он целовал меня и я это чувствовала. Смотреть на это было невозможно, я отвернулась к окну и засмеялась. Смеялся и бармен и еще пара посетителей кафе. Потом бармен вышел, взял у мужика сумочку, подошел ко мне и молча, без улыбки, бережно положил ее на стол. Свой коктейль я допила залпом, вышла на улицу, было хорошо.... Сначала я хотела взять такси, чтобы сразу поехать в порт, но погода была чудесная, был разгар короткого исландского лета....и я пошла пешком.
Я шла не спеша и не оглядываясь. Я не боялась, ведь это был не Буэнос Айрес, где могли в одну секунду вырвать сумочку и исчезнуть, или посадить в машину - испугаться не успеешь. Через некоторое время я увидела большой парк, в центре которого был открытый искусственный водоем с трамплинами и вышками. Народу было много, особенно детей, люди сидели на полянках, раскладывали еду или просто загорали. Я пожалела, что нет купальника, купила газету и уселась рядом с бассейном. Солнышко припекало и впору было искупаться. Вскоре я услышала гомон, обернулась и увидела наших ребят под предводительством супруга, который озабоченно крутил головой, наверное, искал меня.

-Я так и знал, что ты здесь.
-Ты случайно купальник мой не захватил?
-Купайся в белье, тут никто ни на кого не смотрит.
- Ага, не смотрит...Давай твою рубашку!

Я переоделась в рубашку и мы пошли купаться, вода в бассейне была подогретой и мы долго дурачились, скатываясь в воду с высоты. Потом "накрыли стол", ребята достали бутылочки кока-колы, наполненные по вкусу: кому - виски, кому - коньяк, кому - ликер, кому - самогон. Отдыхать стало еще веселей и я даже не удивилась, когда появился George. Так звали любителя женских сумочек. Оказывается он уже познакомился с нашими моряками, да и вообще всегда приезжал в порт, когда там стояли советские корабли. George сел с нами, договорился с ребятами, что завтра заберет несколько Читать далее...

Paroles...paroles... По-французски звучит очень точно, слова - они, как пароли, открывающие любую дверь, будь она из прочного металла или из тонкой паутины наших чувств. Слова западают нам в душу, рождая мечту, а потом притягивают из Вселенной нужные события и нужных людей, чтобы эту мечту осуществить. Это не философия, это закон, изменить который невозможно.

Тогда я не могла знать этих законов, я просто верила Феде. Федя - племянник наших бывших соседей. Мы жили в маленьком дворике, где было несколько одноэтажных домов, построенных еще в конце 50-х. Федор наведывался к своим родственникам два раза в год, он был моряк - рыбак Мурманского Тралфлота. Мне он казался сказочным принцем - высокий, черноволосый, черноглазый, улыбчивый, щедрый. А особенно, мне, пятилетней девочке, нравились его подарки, они были сокровищем - ароматные жвачки, цветные наклейки, вкусные-превкусные конфеты в ярких железных коробках! Эти коробочки я хранила много лет. Я была безумно влюблена в Федора, трепетно ждала его приездов и писала ему письма в море. Да! Из-за своей первой любви я научилась писать и читать в 5 лет, меня даже хотели сразу взять во второй или даже в третий класс, но кто-то там не разрешил. Когда Федя приезжал, я ужасно смущалась и пряталась под стол, где у меня был свой мир - своя больница, свои больные и где я была главврачом. Федя находил меня в этом убежище, вытаскивал всю красную, как рак, подбрасывал высоко вверх и говорил:"Ох, Наташка, вот подрастешь немного, я на тебе женюсь и увезу тебя за тридевять земель, заберу с собой в море! Хочешь?" Я закрывала лицо ручками и хохотала до колик в животе. Да, я хотела! Как я мечтала об этом! Эти слова запали мне в душу, крепко прицепились к моему маленькому сердечку. Но еще я очень хотела быть врачом, поэтому с тревогой спрашивала у папы:" А можно и врачом, и на корабле работать, как Федя?" Папа почему-то отвечал:"Нет, женщин на корабль не берут." Но я не верила, я знала - берут! И когда я вырасту, меня возьмут!
Прошло много лет, о море я забыла, жизнь шла своим чередом. Но мое подсознание помнило о детской мечте. Слова моего друга, породившие эту мечту, потихоньку творили реальность. Когда-то запущенный во Вселенную пароль, открыл нужные каналы и притянул те события и тех людей, которые должны были ее осуществить. И уже ничего не зависело от меня, все было решено Свыше.
Я работала на скорой помощи и однажды, 9 мая, после работы пойти было некуда, потому что все компании погуляли уже с утра. Идти никуда и не хотелось, но что-то внутри тревожило и требовало каких-то действий. Я позвонила приятельнице и уговорила ее поужинать в ресторане. Зал был почти пустой, занято всего 3-4 столика, мы вошли без особого фурора - смотреть было некому, хотя смотреть было на что. Мой красный кожаный пиджак, черное шелковое платье и копну волос цвета спелой пшеницы не заметить было невозможно. Но это я поняла потом, а пока мы с подружкой уныло сделали свой скромный заказ. Я увидела Влада, когда заиграла музыка, просто почувствовала спиной, что меня идут приглашать и обернулась. Он был высокий, худощавый, темно-каштановые волосы и темно-карие, почти черные глаза. Я вздрогнула - он был очень похож на Федора.
С тех пор мы с Владом не расставались, провели три дня вместе, а потом он уехал в Мурманск - он был моряком, рыбаком. Влад говорил мне :"Я увезу тебя за тридевять земель, я заберу тебя с собой в море, я не отпущу тебя ни на шаг." И я верила ему. Разлука наших тел ничего не значила, все было уже решено, мы были вместе каждую минуту - летели радиограммы, раздавались телефонные звонки из разных частей света. Потом я уехала к нему. Мы были вместе пять лет - я стала настоящей женщиной, я увидела мир и научилась его любить, я увидела смерть и перестала ее бояться. Было все. А потом мы расстались. Никто не был виноват, просто мы уже ничего не могли дать друг другу и каждый пошел своей дорогой. Тогда я еще не знала, что это не было трагедией, да и вообще от нашего желания ничего не зависело, закончился определенный период в жизни и с этим ничего нельзя было поделать.

Продолжение следует...

Рыбачили мы в северо-западной Атлантике. Промысел шел спокойно, времени было достаточно и я два раза в неделю принимала ванны из забортной воды. В изоляторе стояла большая чугунная ванна с приспособлением для забора морской воды, потом нужно было подогреть воду электрическим кипятильником. После процедуры я ложилась на кровать, открывала иллюминатор и наслаждалась воздушной ванной. В этот день все шло, как обычно, но когда я легла, что-то стало меня тревожить. Я почувствовала чье-то присутствие.

Быть этого не могло, потому что в изолятор снаружи войти невозможно. Я привстала с постели и в ту же секунду увидела глаза напротив. В углу сидела большая серая крыса, глаза ее были оливкового цвета и в них не было страха. В них было явное присутствие интеллекта и ожидание моего дальнейшего поведения. Я замерла. Что-то тяжелое, похожее на первобытный страх подступило к грудине. Но я не из тех дамочек, которые боятся мышей. Я вспомнила, что ребята рассказывали о судовых крысах, которых здесь огромное количество. И если их гонять и травить, то в конце рейса увидишь свою береговую одежду и свои ценные бумаги разорванными в клочья. Крыса была крупная, с блестящей темно-серой шерстью и широко расставленными передними лапами. Она была свиду незграбная и кремезная, и я сразу нарекла ее Чуней. Прошло минут пять, пока я решилась начать разговор : "Да, дорогуша, тебе здесь неплохо живется, с виду ты не худая, да и не пуганая, видать." Крыса не пошевелилась. Ее глаза охватили всю комнату, оценили обстановку и спокойно сфокусировались на мне. Я продолжала: "Слушай, Чуня, а ты любишь салями? У меня и цукаты есть. Сейчас принесу, подожди." Я с опаской поставила ноги на пол, но крыса - не собака, не кинется же она на мои ноги. Не глядя в угол я встала и пошла в амбулаторию к холодильнику. Нарезала колбасы, взяла горсть цукатов и немного хлеба. Но крысы уже не было. Я поставила в уголке угощение и ушла.
На следующий день, заглянув в изолятор, приманку я не увидела. Но меня удивили разбросанные по полу лоскутки ярких тканей. Откуда они здесь взялись? Вдруг по моей коже "поползли мурашки" - это был подарок от благодарной крысы! Она не училась в школе и не читала умных книг, но она точно знала законы Мироздания. С тех пор мы с моей Чуней стали закадычными подругами. Встречались через 4-5 дней, я приносила ей еду, а она мне различные палочки, фантики, лоскутки, обрывки журналов и судовых документов. Я всегда выражала ей свою благодарность, глядя в умные всепонимающие глаза.
До захода оставалось несколько дней, мы подошли к Канарам. Судно поставили на рейде в нескольких милях от порта и командир предупредил, чтобы мы не раскатывали губу - скорей всего до Нового года нас в порт не поставят. Как же не хотелось отмечать праздник на корабле, тем более, что вожделенная земля была совсем рядом! У нас с Чуней был очередной сеанс связи и я жаловалась: "Чунь, представляешь, 5 месяцев болтались в море и теперь места не дают в порту! А тебе не надоело? Небось тоже бы по земле побегала, да и знакомые у тебя есть в Санта-Крусе, наверняка. Ну что делать, не добираться же до берега вплавь."
Вдруг Чуня развернулась, просунула свое толстенькое тельце между перегородкой и плинтусом и исчезла. Я удивилась, никогда раньше она первой не уходила. На следующий день, 30 декабря, я услышала шум и смех на мостике. Поднялась, чтобы узнать о причине радости и 2-й штурман сообщил, сверкая стальной улыбкой:"Лоцман на борту!" А это значит - сейчас нас поведут в порт!
Я и сейчас уверена, что стать в порту перед Новым годом нам помогла Чуня!! Праздник закрутил нас, мы увидели карнавалы, салюты, фейерверки, мы насладились настоящим праздничным Чудом теплого острова. Чуню я больше не видела, может быть ей надоела морская жизнь и она решила остаться в этом райском уголке.

Продолжение следует...