Настроение сейчас - пишется

в далекой комнате, до которой надо идти по долгому-долгому коридору, на полосатых коврах, обхватив колени руками, сидели трое.
одного звали Потерянный. его искали в двух мирах: в одном года три, во втором всего-то пару дней. он знал, что на том-то углу дома и в такой-то газете, и даже в новостях по телевизору просили его вернуть, найти, сообщить о местонахождении. но никто ничего не знал. потому что он умел теряться, пока никто не видит. шаг сквозь витрину магазина, и ни осколка, ни звона - тишина. он потерялся в скрипку.
другого звали Прозрачным. сквозь него видны были иные мира, изменчивые, как небо. и однажды он ушел в себя и там, наглотавшись метели, устав, провалился в ту же самую скрипку.
и третий... а третьим был я. я просто построил себе дом - скрипку. она играла, подбивая мою душу полетать, сосем чуть-чуть, пока никого нет, над нашим снежным миром. но когда душа, на цыпочках пробежав по снегу, подпрыгнула и понеслась под морозным небом, то выглянул месяц.
душа застеснялась, ведь тело-то осталось дома, а она тут такая... и рухнула на снег.
но месяц тихонько рассмеялся:
-глупая, ты прекрасна, не вздумай стесняться. лети сюда, сыграем в догонялки!
и они летали, быстрее, быстрее, так быстро, что однажды месяц, не рассчитав сил, вылетел за границу мира. и не смог вернуться.
душа плакала. она стала ещё одной скрипкой, даже наверное искуснее... с тех пор она мечтала об одном: чтобы кто-то, как снег влетел в скрипку и, прервав её мелодию, заговорил о каких-то чепуховых вещах. например, что надо связать шапку, потому что в этом мире без месяца стало холодней, а лучше связать месяц. а потом перевернуть его - пусть будет лодкой и, доплыв до границы мира, бросить месяцу спасательную лестницу.

в далеком-далеком мире скрипка благословляла небо. обхватив колени руками, в комнате с голым ковром трое вязали лодку.

в первый день ноября мне рассказывал сказку останкинский пруд. я не помню слова и героев, только знаю, что грустный конец. а начала там не было вовсе, только снег и плывут облака, фонари говорят, их не слышат, и замерзшие песни у птиц...как на елке повисли под небом - небо тоже наверно рука .и мохнатая, верно, бывает, только цвет не зеленый - любой.
купола отражаются всюду, даже в лицах кормящих людей,иногда появляется солнце, и на лавках сидеть нам теплей. и лучи по обветренным, бледным губам свои тени - улыбки...
задержать, задержать, если сможешь, чудак. только вряд ли. тут нужно молчанье, а тебя гонит дальше и дальше твой друг(?).
оглянуться, поймать легкий вздох.
это грустная-грустная сказка о тех, чей дом вечно с какого-то краю, тех кто видит и слышит так редко, что не сможет понять лист-одиночку, застывший в узоре выше деревьев, на остановке, если идти по дороге, навстречу двум другим.
[480x640]

"это не чудеса случаются со мной, а я с чудесами" - случаться только, там где случаются чудеса.
много или мало этих штрихов, по прямой или кривой... и что между? сон? точка, точка, точка.
не жизнь, а случайность.


когда мало спишь, много пишется, наверное это такая плата.
может сны -это буквы, по которым мы ходим, кутаясь в одеяла, а где-то у головы подушка - луна этого мира сна. угадывая буквы, шагать...
и находить новые буквы и с краешку кого-то.
и дальше что-то непередаваемое. и соскальзывать вниз, а потом мир переворачивается, и уже летишь вверх.
и там сам над собой склоняешься:
- и зачем тебе что-то говорить ты и сама знаешь - сумасшедшая.
и ничего с этим не сделаешь.

хочу наши детские кассеты, те которые с лентами и белыми рисунками, занавески. те которые весели раньше. и за ними ждать своего часа. а ещё половинку коробки для карандашей, она была таким настоящим микрофоном. а диван весь завален игрушками, там даже мамины: ослик иа, самого несчастного вида, и мишка, который видит только одним глазом, а ещё из него пока высыпались не все опилки, поэтому он молчит. но они прекрасные слушатели. это всегда был день...
а сейчас вечер, и мне надо идти на кухню, готовить ужин.
и никто, никто не включит кассету, ту которая с лентами и белыми рисунками, занавески, половинку коробки, желтый живот мишки, хвост Иа, пластмассовые глаза и наши музыкальные представления.

Настроение сейчас - закрыть глаза и кружиться

стоим на остановке, небольшой снег. говорю:
- вообще я люблю, когда он пушистый-пушистый.
и повалило, того самого, хлопьями.
- ну что, Ника? Получила!
получила ^_^
- черт, больше не будем её слушать, - ежась от холода, Леня Алене (просто я вчера всюду про снег болтала), - вот лучше бы ты пообещала потепление, где-нибудь +15...
да без проблем.
заходим в автобус, его градусник показывает плюс пятнадцать.

под моими ногами нет крыши, но где-то в волосах запутался ветер пятого этажа и выше, а горло леденит холодный свет звезд. щеки касается широкий шарф, я не вижу его цвет: темно, но слышу шаги, того кто только что его набросил и удаляется, быстрей. быстрей, он так боится, что я обернусь и встречусь с ним раньше времени. напрасно. мне не шевелясь стоять, пока не перевернут снежные часы, и в ладонь не ляжет ровно две секунды холодный снег. потом он станет теплеть и, пробегая по линиям рук, капать, как весной капель. так он собирает только хорошее, что есть в нас, собирает и запоминает, а потом в небо, записывать свои бесконечные, волшебством тающие истории о нас.
если однажды стать снежком на чуть-чуть (чтобы можно было вернуться и быть для кого-то только хорошим) и пробраться в ту самую комнату, где в цветных закорючках узнаешь свое лицо...
сразу не поверишь, будешь удивленно читать и спрашивать брошенные ручки и карандаши:
- я - сказка? нет-нет, это не так.
но если таять, кому-то дольше, а кому-то самую малость, то где-то в блестящих глазах, а может быть на запястьях начнет проглядывать сказка. сначала несмело, пугливо, боясь вновь замерзнуть, а затем вдруг раз! и зажила.

города влюбляются, не отпускают: отменяют рейсы, дождем плачут. я их не слушаю, уезжаю, пусть ни автобус, а "Ижевск - Питер" - поезд, но уезжаю. не будь мне вашей птицей в клетке, не вить гнезда в какой-нибудь квартирке.
работа, телевизор, пора спать? а может дети, муж? нет, не согласна.
вечно там, а не тут, вечно тут, а не там, и уехать быстрей, чем поймают в капкан.
да люблю города, очень странной любовью:раскидаю улыбки, наберу чудеса и опять, и опять до свидания!
да вернусь же, вернусь, обещаю. не держи моих рук, просто молча пожми. обними, если хочешь, и хватит.
я туда возвращаюсь, где ждут по ночам и всегда напоят меня чаем.

довелось мне сегодня покататься на этом поезде. я читала лекцию, писала в лекции, понятное дело - бред, плела фенечки, а напротив меня за стол садились всякие девушки с пакетами *там всякие конфеты и печенье. мне кажется они могли бы поделиться, все-таки я им тут библиотеку устроила =Р* и читали книжки.
удивительное дело, но в Питер я не уехала.
подъезжаем к Москве, проводница протирая окна:
- с этой Москвой никогда не угадаешь, всегда она разная.

Слушать этот музыкальный файл

-Никаа, возьми трубку!
- это не мне.
в этом городе больше некому мне звонить, потому что домашние задания в школе закончились.
зато в этом городе я просыпаюсь поздно, а за окном такая капель, что кажется проспала всю зиму, и сейчас уже весна. а на улице легко на ходу показывать плетение фенечек, они не падают в лужи, так как ветер. лужи, птицы, зонты с людьми. да именно зонты с ними, разве люди бы вышли гулять под дождем. нет, их вытащили зонтики, соскучившиеся по монотонному говору дождя.
если бы я достала сегодня из сумки зонт, то превратилась бы в карусель, ту которая крутится под огромным зонтом, ту которая с разноцветными лошадками.
ленточки вечно из карманов, а самая главная пила дождь и становилась рыжее.
потом сушились кроссовки, носки, и появлялся альбом "простенькое счастье".
это все, что выше плюс воздушные пирожные. нет, не просто воздушные пирожные, а угаданные воздушные... я загадала их перед тем, как уйти гулять под дождем, а когда вернулась, через пару минут они уже лежали на кухне.
ещё могу написать об простеньком открытие. вдруг оказалось, что я была совершенно права, называя бред фантиками. а кто же ест фантики, их можно коллекционировать, чем я и занимаюсь (просто сколько-то лет назад одна маленькая девочка попросила 312 фантиков), но сами конфеты - это важнее, это нужнее и приносит больше пользы. я про смысл, смысла все так же рядом со мной нет.
а фантики... чтобы кто-то улыбался.

В том, что к нам залетел лист виновата, конечно, только я: уходя оставила форточку открытой , а когда, вернувшись, увидела лист на подоконнике, вместо того, чтобы вернуть его городу , случайно скинула в нашу комнату. Лист упал куда-то между столом и батареей, и я о нем забыла. Но вскоре то ли от теплоты, то ли от чего-то ещё, он вырос. Настолько, что из-под стола показался его нос. Уверена ли я в том, что это был именно нос? Абсолютно, ведь следующим шагом этого не по годам растущего чуда был поход к нашему обеденному столу. А у нас там всегда баночка с моим сахаром стоит, вот листище его и учуял, наелся (обсыпав весь пол сахаром) и подрос ещё.
Я у него спрашиваю:
- Лист, на кой черт, ты нам сдался? Занимаешь место метр на метр, объедаешь да ещё постоянно шуршишь.
А он что-то прошуршал вроде:
-Ша улише шолошно, - и ловко проскакал на тонкой ножке по лесенке на второй этаж моей кровати, прислонился к стене и, кажется, задумался. Прошел, наверное, час, и лист изрек:
-Хорошо, я тебя покатаю. Я уже такой большой, что выдержу, я буду твоим листом-самолетом.
Так и залетали мы в дождь, в ветер, в небо.
Мне уже начало казаться, что лист живет у нас с того самого дня, как мы получили ключи от комнаты. Привыкла к его шуршанию, очень-очень. И так неожиданно было от него услышать где-то в середине ноября:
- Знаешь, а мне, пожалуй, пора. На юг мне надо, на солнышке погреться, яркость вернуть, моря глотнуть. Ну, ты понимаешь.
- Что ж… Ты только возвращайся когда-нибудь. Весной, обычно.
-Посмотрим. А ты мне баночку сахара в дорожку обеспечишь, а? Подкрепляться буду.
Улетел, довольный, я осталась. А мне тоже, знаешь, красок не хватает. Ты, наверное, смелый, нарушаешь законы природы, вам листьям положено летать ниже, к земле, а ты совсем как птица.
Может тоже нарушить чьи-то предписанья, придумать крылья. Что ещё там, чтоб птицей в небо?
Что-то важное, наверно время.

если бы сейчас был дождь, то это был бы снег.
сегодня будет сниться, как я подбегаю к окну, а там он.

карты

Любовь Марсова

А в карточном замке полно чудес,
бубновые двери распахнуты ветру назло.
В карточном замке палаты из рюмочного стекла -
лунным звоном разносится карточный смех.
И где-то в палатах, конечно, она -
одна из многих, в свадебном платье из тетрадных листов,
имя ей - номер сто двадцать два,
фамилия - триста нездешних слов.
Валет разносит вино из чернильных слез,
зажигает камин из стружки от карандешей -
это какой-то дурацкий дом,
дом для кого-то, но не для людей.
Зеркало пола трещит на куски -
словно гроза накатила чума -
имя ей - триста нездешних слов,
фамилия ей - номер сто двадцать два.
И тело бросая в бумажный дом,
джокером взвизгнув, уйти на дно.
Кабы была королева жива,
может, и был бы другой игрок.
Шуткой ли нет ли -
король безголов,
голова как шестерка летит в тарантай.
- Слышишь, дурацкий бумажный звон?
- Глупый, не останавливайся, а играй!

4:44, следует загадать желание. Нечем дышать, жарко, жарко, хочется пить – у меня температура?
Кое-как спускаюсь по лестнице с кровати, включаю чайник, до щелчка смотрю в окно. Листья все так же стремительно падают, падают, падают. Можно подумать деревья решили атаковать землю, чем листва – не стрелы? Никогда я не видела, чтобы осенью падали так, и никогда мне не приходило в голову выбежать на улицу, чтобы расшвырять этот желтый ковер, пусть возвращаются на деревья. Разлеглись тут, сдались!
Забавно будет сейчас зайти в дне… Щелчок.
А шкаф раскрыт, шкаф поглощающий. Быстро прятаться в гнезде одеял.
Через несколько часов моего довольно бредового и мало связного сеанса снов, встает Валя, собирается уезжать домой.
Трогает на прощание мне лоб: «Горячий…». И я с моим ощущением температуры остаюсь одна.
Вспоминаю о чае Малахитницы, не жалея накидываю в кружку, включаю музыку, пою, не трогаю лоб и повторяю: «я здорова, я здорова», в общем делаю вид, что температуры нет, слабости нет и я так замечательно спала.
Чай весь распустился, а я подумала, что раз уж он был подарен на Патриарших, то значит в нем должна быть и волшебная сила этого места, к тому же я как раз собралась в этот день наконец-то туда сходить.… Вспомнила даже о маленькой иконке со святой Вероникой, как обычно призналась, что достаю её только когда страшно… и что-то просила, быть здоровой, логично.
Потом позвонила мама и подала блестящую идею (мне и в голову не пришло), что градусник можно купить в аптеке.
Вышла на улицу. Грешные Магистры, как тут хорошо дышать! Я смотрела в небо и что-то мысленно говорила, про то, как люблю жизнь и сколько всего невероятно будет, если успею.
Иду обратно, все так же не прекращая болтать.
Я ведь не часто прошу, тем более о таком важном, отдаю любую свою встречу, только пусть температуры не будет.
Закапал ласковый дождь. А я гадала: небо, ты оплакиваешь мою судьбу? Или?
Раз, два, три, представляю, как ртутный столбец ползет вниз, четыре, пять.
Тридцать шесть и два.
Не верится, ещё раз и два, и три.
Тридцать шесть и два.
Спасибо!

что осенью, вместо листьев, опадают с деревьев письма, и пока ещё безлужье и безтучье люди бродят по всему городу, подбирая сложенные листы, ища свои, раскидывая чужие. им надо так спешить, ведь скоро дождь.
и дождь, потекли слова, как трудно их разобрать в блестящих зеркалах воды, там где-то было "здра..." а вот уже "...идания".
а кто-нибудь крикнет:
- мне, мне, это письмо было мне! я успел прочитать, у неё все отлично и она ждет, меня ждет!
- выдумываешь ты все, - фыркнет другой, отходя от лужи.
все чернила вытекут и листы, удивительно белые, полетят вверх.
- вот и снег, - скажешь ты и чиркнешь на пролетающем листе короткую записку: "сегодня тебе будет длинное и удивительное письмо, я таких ещё никому не писал".
быстрым шагом дойдя до дома, не раздеваясь и не поев, запрешься в своем катке, наточишь коньки и накатаешь письмо, с искорками скорости вместо точек и запятых.

а я позже напишу в своем дневнике:
"сегодня мне пришло удивительное письмо, которое можно прочитать лишь на катке, скользя, освещая фонариком участки льда."
я напишу, а ты?

есть такие слова - окна: человек говорит, а ты понимаешь, что видишь больше, что дышишь лучше, что слышишь каждую фразу проходящих мимо, и что они говорят удивительно важные вещи. это раскрылись окна, которые ты уже ни за что не закроешь.

я так не хотела оттуда уезжать, что наверное как-то неосознанно была дана клятва скоро вернуться.
и скоро растянулось в срок более месяца. а потом ещё удивляюсь почему не спится и вспоминается.
все, завтра точно туда съезжу.

Настроение сейчас - пары нет ^_^

я сегодня так спешила в метро, что забежала в волшебный вагон, посвященный книгам. все стены расписаны фразами вроде "книги - это переплетенные люди", но самое главное: нарисованы,написаны целые страницы из "Волшебника изумрудного города", "Витя Малинин в школе и дома" и т.д. )
как бы хотелась все-все эти вагоны прочитать...

то чего я боюсь на самом деле: машины скорой помощи, которая приедет за...
в общаге карантин, за эту ночь увезли троих...
-свинной грипп
-двухсторонняя пневмония...
не думать!

как и следовало ожидать я в очередной раз забыла о своем дне ангела. это уже вошло в привычку, но мне напомнили, стоило ступить на ковер коридора и обнять маму. теперь у меня есть брелок-рыбка.
-ой, у тебя глаза накрашены?
-не, это дождь.
Ковров, я люблю тебя такого, блестящего счастьем и дождем, когда ты прогоняешь всех людей по домам, чтобы они включали волшебный свет окон.