"Наш президент"
Я приехал в гости в Мевасерет Цион-маленький поселок для новых репатриантов в Иудейских горах под Иерусалимом. Мой друг встретил меня на автобусной остановке в прорубленном в скалах ущелье и повел по асфальтовому серпантину, чтобы по мостику перейти на другую сторону шоссе.

На автостраде машины кишели как муравьи, а на перекинутом высоко мостике и на самой дороге к поселку было пустынно в этот час. Потом вдали показалась автомашина, большая и дорогая. Кажется, «кадиллак». А впереди неслись на сверкающих никелем мотоциклах два дюжих парня в черных кожаных куртках и галифе и в белых пластиковых шлемах.

— президент Израиля, — почтительно сообщил мой друг. — Тут, в горах, его дача, и он каждое утро в сопровождении охраны едет в Иерусалим в свою резиденцию.

Мы сошли с дороги и остановились, чтоб пропустить кортеж, а заодно поближе рассмотреть президента еврейского государства, которого я знал лишь по газетным портретам, и он мне казался очень похожим на старенького детского доктора, как их рисуют в сказках для детей.

При виде сверкающих мотоциклов сопровождения и черного лака шикарного автомобиля я невольно подтянулся, как бывший офицер, вытянул руки по швам и от волнения и торжественности почему-то захотел затянуть негромко, хотя бы шепотом, государственный гимн.

«Кадиллак» с мотоциклами впереди миновал мостик, а мы ждали его на повороте, круто уводившем асфальтовую ленту вниз, к автостраде. Мотоциклисты лихо заложили глубокий вираж, наклонив машины под опасным углом. И один мотоцикл, потеряв равновесие, шлепнулся на асфальт чуть не под колеса «кадиллака», чудом успевшего затормозить. Белый пластмассовый шлем охранника покатился по насыпи. Сам охранник лежал на земле и морщился, потирая рукой в черной перчатке ушибленное плечо.

В черном «кадиллаке» открылась дверца, и на асфальт неуверенно ступил седенький еврейский дедушка в черной старомодной шляпе и таком же пальто, засеменил к упавшему мотоциклу, кряхтя опустился на одно колено и прижал к себе голову своего незадачливого стража. Дюжий парень, затянутый в черную кожу, стал всхлипывать на его плече, а он гладил его кудрявую голову, совсем как своему внуку. Выглядело это все нелепо и комично, как в еврейском анекдоте, но поверьте мне: вместо того чтобы рассмеяться, я чуть не заревел в голос. Потому что такое можно увидеть только в еврейском государстве, непохожем на все остальные. И до своих последних дней я никогда не забуду этой картины: плачущий солдат, ушибший плечо, и глава государства, утешающий его, как дедушка

https://alex-the-priest.livejournal.com/298492.html

Вчера посмотрел ролик про американского президента и про фуражку, слетевшую с головы морпеха. На первый взгляд ситуация смешная. Сдуло ветром фуражку с головы солдатика, а он стоит на вытяжку перед президентом и не смеет пошевелиться. Трамп бегает за его головным убором, пытаясь водрузить его на место. Он понимает, что парню нужно помочь и что в этот момент тот здорово переживает.
Пишут, что над Трампом за эту фуражку здорово посмеялись. Только смеяться мог тот, кто ничего подобного в своей жизни никогда не испытал. А у меня было.
Году в 1987 я молодой бравый офицер шагаю по улице в городе Владимире. Выхожу на центральный мост. Движение на этом мосту всегда весьма и весьма плотное. Вдруг неожиданным порывом ветра срывает у меня с головы фуражку и несёт её прямо на проезжую часть. Какое-то время она ещё катится, словно колесо, и ложится точно посередине.
Думаю ну всё, сейчас её раздавят. И чувствуешь себя одновременно смешным и по детски несчастным. И случилось неожиданное. Все, кто в этот момент ехал по мосту, одновременно нажали на тормоза и движение разом остановилось. Я побежал и схватил свою фуражку. Потом, вернувшись назад помахал ею мужикам точно флагом, и отдал честь, а они в ответ нажали на клаксоны. Незабываемое чувство единения.
Сейчас вспомнился тот случай, как все остановились, одновременно и резко. И понимаешь, люди оттормозились даже не размышляя делать им это или нет. Пожалели, не задумываясь, потому что это внутри.
Так что и Трамп хотел помочь бойцу не задумываясь, потому что нормальный мужик. И ещё, этот паренёк спустя годы будет своим внукам рассказывать историю про фуражку, и о том как сам президент бегал ловить её рядом с вертолётом. А они будут слушать дедушку и гордиться своей страной.

https://alex-the-priest.livejournal.com/298018.html

Оригинал взят у philologist в Андрей Тарковский: "Я никогда не умел отделять свою собственную жизнь от фильмов, которые я делал"Читать далее...

«Старик и девочка»
Виктор Иванович человек пожилой и очень основательный. На пенсию он уходил с должности начальника цеха огромного металлургического комбината. Условия работы и постоянная ответственная за подчинённых приучили его к аккуратности в делах и неукоснительному исполнению требований техники безопасности.
Привычка исполнять всё как положено, осталась у Виктора Ивановича и на пенсии. Приходя на почту, в магазин или сберкассу, пожилой человек ожидал и от других столь же ответственного отношения к своим служебным обязанностям. Всякий раз, сталкиваясь со случаем нерадивого отношения работника к его основному делу, принимал данный факт близко к сердцу и очень расстраивался. Поначалу он даже выговаривал продавцу или кассиру, но слишком часто в ответ наталкиваясь на хамство, прекратил делать кому бы то ни было замечания, продолжая переживать глубоко в себе проявления человеческого разгильдяйства.
Став верующим ещё в той своей прошлой жизни пенсионер Виктор Иванович так же ответственно, несмотря на частое повышенное давление, исправно каждое воскресение приходит в храм на молитву. Да и кроме храма у него много дел. Он захаживает к старикам, чинит краны, розетки, приносит продукты. Конечно, годы берут своё, но Виктор Иванович, хоть и с трудом, но продолжает нести своё служение.
А ещё он и апостол. Встречаясь со знакомыми, исподволь, как бы, между прочим, старается перевести разговор на дела в храме. Рассказывает о службах, и о том, что услышал на проповеди от отца Георгия, их приходского священника.
Обычно по воскресениям, причастившись святых Христовых Таин, Виктор Иванович возвращаясь домой, прежде чем подняться к себе в квартиру на третий этаж, присаживается на скамеечку что возле подъезда и начинает рассказывать своим пожилым соседям какое это счастье побывать в храме, помолиться на службе и подойти к Чаше.
Его переполняет искреннее желание поделиться испытанной радостью со всеми, в том числе и с соседями. Те его вежливо слушают, согласно кивают головами, но сами в храм не спешат. Могут через верующего соседа передать в церковь на службу имена усопших сродников или заказать сорокоуст. Но не более. Много лет они слушают Виктора Ивановича, по-своему уважают его, но с места не сдвигаются и в церковь не спешат.

Недавно, заканчивая литургию, отец Георгий сказал:
- Дорогие мои! Хочу обратиться ко всем, кто сегодня причастился. Мы с вами стали участниками удивительного действа, сущность которого не объяснит ни один самый разумный человек на земле. Потому что оно превыше нашего человеческого разумения. Для нас это тайна.
Мы знаем только, что непостижимый Бог соединяется с обыкновенным виноградным вином и хлебом, испечённым руками наших просфорниц. И этот хлеб, и это вино в Таинстве Евхаристии становится Его Телом и Его Кровью. Вдумайтесь, мы только что приняли в себя Бога. Он велел нам совершать это Таинство, и вот уже две тысячи лет мы это делаем.
В Таинстве соединяясь с Богом, мы соединяемся и друг с другом. А ещё с теми, кто вошел в церковь задолго до нас, и с теми, кто присоединится к нам после. Вдумайтесь, время не властно над Церковью, наши таинства выше времени, они и есть подлинная вечность.
Читая о том, как причащались христианские подвижники, узнаешь что потом, уединяясь где - нибудь у себя в келье, они переживали в себе не проходящую радость от встречи с Творцом. Они искали уединения, чтобы подольше оставаясь с Богом, продолжать сохранять в себе это чувство.
Вот и мне хочется предложить вам сегодня, после причастия возвращаясь домой не вступать ни с кем ни в какие суетные разговоры. Не заходить в магазины, а придти домой и снова прочитать благодарственные молитвы. Давайте, ещё хотя бы на час сохраним в себе это удивительное, и такое несвойственное нам земным небесное чувство.
Послушав батюшку, Виктор Иванович задумался. Это что же получается? Если после причастия нужно молчать, значит, возвращаясь домой, он просто пройдёт мимо сидящих на лавочке соседей и не расскажет им о сегодняшней службе. И о празднике никому ничего не расскажет, и о поминаемых нынче святых.
Тогда как прикажете свидетельствовать людям о Христе?! Батюшка сам же и говорил, что каждый из нас православных христиан ещё и апостол.
Оставшись после службы, он подошёл к отцу Георгию.
- Батюшка, вот ты мне объясни. Разве я не должен делиться радостью от службы и от причастия с теми, кто меня окружает? Если мы соль земли, то зачем прятать от мира нашу солёность?
- Виктор Иванович, мне кажется, мы так много всем всё пытаемся объяснять. А нужно ли это? Как зрячий расскажет слепому о зелёных листьях и голубом небе? Как почувствует запах тот, кто лишён обоняния?
Хотите поделиться радостью, говорите с теми, кто испытывает чувство сродное вашему, кто способен услышать вас и понять.
Пройдёте сегодня мимо ваших соседей, помолитесь о них, поздоровайтесь, улыбнитесь им и поднимайтесь к себе. К разговорам они уже привыкли, Читать далее...

«Дождь»
Торжества в честь дня города были заявлены на ближайшее воскресенье. Смущало одно, дождь. Каждый день в течение целой недели он, то начинался, то вдруг заканчивался, или шёл, не заканчиваясь вовсе, словно издеваясь над метеорологами и игнорируя их прогнозы. Выходило, предсказать, как поведёт себя небо можно лишь на ближайшие два – три часа, и то не всегда.
Вот и сейчас. Начало торжественной части было намечено на два часа по полудню. Целое утро до назначенного времени работники дома культуры вместе с волонтёрами выносили аппаратуру с огромными колонками на городскую площадь. А когда аппаратура была установлена и подключена, как всегда неожиданно пошёл дождь. Правда, сперва он только накрапывал.
Надеясь, что этим всё и ограничится, народ оставался стоять на месте и слушал поздравления официальных лиц. Хотя дождик только усиливался никто не уходил. Людям и в голову не могло придти, что никто из ответственных за проведение столь важного мероприятия не позаботился заранее разузнать о предстоящей погоде. Ведь не просто так четыре с половиной часа носили и подключали аппаратуру, чтобы в итоге всю эту дорогостоящую технику угробить, залив водой.
Но дождь, лишь усиливаясь, превращался в ливень. Ожидание закончилось, и всё вокруг официальных гостей немедленно пришло в движение. Одни, несмотря на ливень, выбегали из дома культуры, и кусками полиэтилена укрывали от воды звуковые колонки и прочую технику. Другие наоборот бежали в фойе, чтобы самим укрыться от ливня.
В это же самое время приглашённый оратор из районной администрации продолжал своё выступление. Но слушала его одна единственная девушка, маленькая, почти подросток.
Отец Георгий, тоже приглашённый поздравить жителей с днём их города, ещё раньше обратил внимание на эту девчушку. Потому что у всех зрителей в руках были зонтики, а у неё одной зонтика не было. А когда все, кто находился на площади, уже разбежался от дождя, она всё продолжала стоять и слушать выступающего.
Почему она не уходит, спрашивал себя батюшка, сам же себе и отвечая. Наверное, этой девчонке просто очень хочется праздника. Она устала от холодов. Ей надоел дождь и небо, постоянно затянутое тучами. Её одинокое стояние под дождём – это вызов, это требование дождю прекратиться.
Наконец даже оратор не выдержал:
- Девушка, что же вы продолжаете стоять под дождём?! Вы же простудитесь!
После представителя районной администрации микрофон должны были передать батюшке. Но поскольку выступать было уже не перед кем, он счёл свою миссию выполненной, и, открывая зонтик, направился к выходу из дома культуры.
Отец Георгий так и не выступил, а жаль. Он рассказал бы людям о том, что в этом году день города совпал с памятью святого, в честь которого всего за квартал от дома культуры построена прекрасная часовня. И ещё о том, что с завтрашнего дня начинается пост. Да и вообще, он нашёл бы что им сказать.
- Уже уходишь?
Отец Георгий обернулся и увидел знакомого музыканта. Тот курил, прячась от дождя под козырьком над входом в дк.
- Сейчас наладится, батюшка. Дождь пройдёт и всё будет хорошо.
- Непременно хорошо. Я в этом не сомневаюсь.
На самом деле, к вечеру небо прояснилось, и праздник удался на славу. Если не считать нескольких пьяных драк. Но какой праздник без водки, и что за выпивка без драки?
На следующий день только и было слышно:
- А кто подрался-то?
- Да тётки какие-то мужиков не поделили.
- Да, времена меняются. Раньше было наоборот.
А ночью снова пошёл дождь.

Пару дней спустя, возвращаясь машиной из райцентра, и въезжая в свой город отец Георгий ещё издали заприметил нескольких молодых ребят лет по пятнадцати. Направляясь к дороге, они шли и о чём-то между собой разговаривали. Высокие стройные и очень красивые. Про себя отметил, наверняка занимаются спортом. Если им пятнадцать, то, скорее всего, именно он каждого из них когда-то ещё малышом опускал в купель со святой водой. А после причащал Кровью Христовой, в каждый крошечный ротик по такой же крошечной капельке причастия.
Дождь. Они идут и совсем не обращают внимания на приближающийся автомобиль. Так, словно его и нет. Резко нажав на тормоза, машина остановилась. В другом месте отец Георгий, может, и не стал бы этого делать, но это был его город и его дети, за которых он отвечает. Он опустил стекло и крикнул:
- Ребята! Нельзя быть такими беспечными! Берегите вашу жизнь!
Перейдя дорогу, они остановились, и молча уставились на священника.
- Наверняка они меня знают, - подумал батюшка. - Меня здесь все знают, тем более школьники. Сейчас кто-нибудь обязательно извинится.
Но они молчали. Наконец один из ребят, аккуратно постриженный сероглазый блондин, спокойно, не повышая голоса, сказал:
- Молчи, дед. Не то в лоб получишь.
И отправились дальше. Уверенные в себе, спортивные и красивые.
«Всё будет хорошо», - прозвучало в этот момент по радио.
- Это я Читать далее...

«День сегодняшний»
Сегодня отслужив молебен, полдня мотался по району. Занимался самыми рутинными вопросами по регистрации, построенной нами в посёлке часовни. Потом ездил к энергетикам. Нужно ведь электричество подключать. Энергетики меня увидели, глаза выпучили.
- Как, вас ещё прошлым летом должны были подключать?!
- Простите, но только сейчас удалось собрать все согласования, которые вы же с нас и потребовали.
На следующей неделе обещали всё сделать.
Я расчувствовался. Всё-таки пять лет длилась волокита с разрешением на подключение электричества. За это время родилась и успела вырасти Полинка, моя младшая внучка, а полуторагодовалая на то время старшая Алиса осенью уже пойдёт в школу. Окончательные документы по регистрации нашей часовни обещают вручить четвёртого июля. Звучит, словно песня.
Я так привык к добыванию бесконечных ходатайств, справок, решений и постановлений, что не представляю, как мне теперь без всего этого жить? Тем более, я только – только воткнулся в логику движения бумаг из одного кабинета в другой.
Утешает одно, в параллельную электрическую контору я ещё должен буду представить то ли два, то ли три дополнительных акта и выверку на прибор, установленный нами в прошлом году взамен на прибор, устанавливавшийся нами до того. Видимо, снова придётся менять, официально счётчик у нас не работал.
Иногда меня спрашивают, не жалеешь, что вообще затеял строительство часовни? Может, хватило бы одного храма в деревне за полтора километра от посёлка? Сколько сил и денег на это потребовалось. Не знаю, время покажет.

https://alex-the-priest.livejournal.com/297127.html

«Велосипед»
От посёлка, где живёт большинство наших прихожан, до деревни, в которой располагается храм Тихвинской иконы Божией Матери, километра полтора. Для кого-то молодого минут пятнадцать ходу, а для старого – так все сорок. А тут ещё и мост через речку сломали. Не то, чтобы взяли какие-то хулиганы и сломали, а по плану сломали. Чтобы по замыслу высокого районного руководства отремонтировать его к началу осени, или зимы. Короче всё будет зависеть от самого процесса, то есть как дело пойдёт.
Теперь на всё лето посёлок отрезан от всей его кормовой базы с дачами, грядками и огородами. Есть ещё одна дорога, но только в объезд, что с учётом левых поворотов на федеральной трассе, далеко и небезопасно. Народ стал массово пересаживаться на велосипеды.
Я тоже пересел. Как мост сломали, так я про свой велосипед и вспомнил. Вспомнил, как прошлой осенью после поездки в лес за грибами он у меня заскрипел и окончательно вышел из строя. Я даже не стал ставить его в сарай, а оставил в подвале, предлагая всем желающим разобрать сломавшуюся машину себе на запчасти.
Мост сломали, и я про него вспомнил.
- Это же велосипед, - сказал мой алтарник Серёга, - там ломаться-то нечему. Завези мне его в гараж. Мы с соседом моим Петровичем, махом твой транспорт наладим.
Взял ключи, пошёл в подвал. Смотрю, стоит мой велосипед. Никому он не нужен. Целёхонек, даже колёс не сняли. Только очень уж грязный.
Вытащил я его на улицу. Нет, такой грязный везти на ремонт неудобно. Помыть бы, а у меня квартира на пятом этаже. Сосед Саня курит возле своего восемнадцати скоростного красавца, и сочувственно кивает головой:
- Ты на мойку его свези. Там керхером минута и готово.
Думаю, нет, до мойки его ещё дотолкать надо. Пойду ка я к Николаю Ивановичу, ещё одному соседу с первого этажа и порошу у него воды с тряпкой. Скажу, что хочу помыть велосипед.
Услышав мою просьбу, Николай Иванович отчего-то обрадовался и воскликнул:
- Минутку подождите! Сейчас я вам его помою.
Вот ещё! Чужой человек будет мыть мой велосипед. Хотя, может, мне это только послышалось.
Уже через минуту Николай Иванович в резиновых сапогах и с ведром в руках решительно направлялся к велосипеду. Я как мог протестовал, но сосед даже слушать меня не хотел:
- Да что вы понимаете в велосипедах! Вы даже помыть его путём не сможете. Я как никто другой умею мыть велосипеды. Потому садитесь на лавочку и, пожалуйста, не мешайте!
Я смирился и отошёл в сторонку. А Николай Иванович разошёлся не на шутку:
- Батюшка, вы помните свой первый велосипед?
- Да, конечно. Это был «школьник» красного цвета. Мне его купили году в 1972.
- А вы помните, сколько он тогда стоил?
- Точно не скажу, но, по-моему, что-то около сорока рублей.
- «Что-то около сорока рублей»! – Передразнил меня старик. – Вы даже не помните, сколько он тогда стоил. А посему? А всё потому, что вам его родители купили. А я сам заработал на свой первый велосипед.
В пятидесятые годы мы с родителями жили под Солигаличем в деревне за двадцать пять километров от райцентра. Если вы не знаете, то в деревне велосипед первейшее средство передвижения. И мне очень хотелось иметь свой велосипед, чтобы ещё и путешествовать на нём по району. Только стоил он на те, ещё дореформенные деньги, целых шестьсот пятьдесят рублей!
Пошёл я к батьке просить у него денег. А он мне сказал:
- Прости, сынок, но таких денег у меня нет. Если хочешь иметь свой собственный велосипед, зарабатывай на него сам.
И я принялся собирать целебные травы. Весь сарай был увешан пучками цветов. Я их высушивал, потом нёс в магазин на взвешивание, а потом ещё относил сырьё за два километра от деревни на базу. Собирал не только травы, но и ягоды, и грибы. Через два месяца, когда у меня уже было пятьсот рублей, кто-то принёс весть, что в магазин в Солигаличе завезли велосипеды!
Накопить денег на велосипед было очень важно, но, даже имея деньги, ты не всегда мог купить то, что тебе хотелось. Велосипеды завозились от случая к случаю, и нужно было спешить. Отец дал мне таки сто пятьдесят рублей взаймы, и я побежал в Солигалич. Да – да, именно побежал. И бежал так все двадцать пять километров. Зато я купил его, мою мечту, велосипед. Большой взрослый с рамой. Мне он тогда ещё был великоват, но я приспособился и ездил на нём подлезая под рамой, пока не вырос.
Рассказывая, Николай Иванович не забывал делать своё дело. Он мыл мой велосипед приговаривая:
- Вот, сейчас мы помоем сиденье, раму, а теперь крылья и перейдём к колёсам. Разве вы нынешние моете сейчас колёса? Да никогда вы их не моете! А я мыл, я каждую спицу по отдельности протирал.
Поезжу неделю и ставлю велосипед на техобслуживание. Разбираю каретку, по-новому набиваю подшипники солидолом. Шесть лет он мне отслужил верой и правдой, а когда меня в армию забрали, то ещё и братан на нём сколько лет отъездил.
А сто пятьдесят рублей, которые отец дал мне в долг, я ему Читать далее...

https://alex-the-priest.livejournal.com/296585.html

Эту часовенку мы построили у себя в посёлке. Сейчас служим здесь молебны и панихиды. Здесь же причащаю старичков. Сегодня тоже служил. Как раз пошёл сильный дождь. А люди всё равно пришли.
Поселковая администрация поставила рядом с часовней пару лавочек. Задумка хорошая. Только теперь эти лавочки облюбовали алкаши. Хотим просить или убрать их совсем, или перенести в сквер подальше от часовни.

https://alex-the-priest.livejournal.com/295949.html

Матушка повезла девчонок на море, оставив мне, словно Золушке список неотложных дел, которые я должен переделать к её возвращению. Сегодня перебирал и пылесосил книги. У меня много книг. Ещё больше я уже перевёз в библиотеки, и в нашу церковную, и в светскую, а их всё равно целых три шкафа.
Сегодня, как и много лет подряд, вытирая пыль вдруг подумал, а у моих молодых дома только детские книжки. Дочь много читает, но в основном только по ридеру. Выходит, эти книги, что я упорно протираю тряпочкой и пылесошу, кроме меня больше никому не нужны. Матушка тоже приспособилась читать на айпаде, и последнее время прозрачно намекает, что пора уже избавляться от всех этих собраний сочинений.
Моя сестра всего пару лет назад отнесла на помойку полное собрание сочинений товарища Ленина. Родители, почти ослепнув, никак не могли оторвать от себя пятьдесят аккуратных томиков в синих переплётах с тиснёным профилем вождя. Хотя никто в них никогда не заглядывал, и даже просто не открывал.
Да, пора начинать избавляться. Только руки никак не решатся. Какой библиотеке сегодня нужны полные собрания сочинений Толстого? Или тот же Бальзак. Сразу нести на помойку? Не могу. И никогда не смогу. Хотя нередко вижу книги в ящиках рядом с помойными контейнерами. Иногда начинаю в них копаться. А однажды принёс одну из книг себе домой.
Помню, как-то освобождая номер в отеле, я упаковывал чемодан и всё что не нужно бросал в помойное ведро. Смотрю, а на столе осталась булка белого хлеба. Нетронутая в упаковке. Мне она была не нужна, но бросить хлеб в помойку я не смог. Оставил лежать на видном месте. Подумал, пускай девушка негритянка, убираясь после меня в номере, сама бросит его в помойку или возьмёт себе. Короче, переложил решить проблему другому человеку.
Вот и книги. Пусть мои дети несут их к помойному контейнеру.

https://alex-the-priest.livejournal.com/295669.html

«Ландыши».
Отец Георгий поужинав, собирался посмотреть книги, что накануне друзья привезли ему из столицы. Только он было открыл верхнюю, самую толстую, заманчиво пахнущую свежим типографским клеем, как раздался поздний звонок на его мобильный телефон.
- Да, я, дома. Конечно. Приезжайте.
Уже через полчаса батюшка в облачении с неизменным чемоданчиком на коленях, трясся по просёлочной дороге, устроившись на месте рядом с пожилым водителем.
- Куда едем? – Спросил отец Георгий?
- В Авдеевку, это недалеко.
- Знаю. Дорога туда, все кишки вытрясешь. Кто умирает? Из ваших местных?
- Нет, москвич один, дача у него здесь в деревне. Лет шестидесяти пяти, не старый ещё. Долго болел. Лечился, года четыре наверно, не меньше.
- Верующий?
- Не знаю. Мы с ним эту тему не поднимали.
- Почему мне позвонил? Никольский храм к Авдеевке ближе будет.
- Сам попросил. Говорит, однажды заезжал к вам в церковь. Видать, что-то его зацепило.
- Каким он был? Я имею ввиду, что он за человек по натуре?
Водитель пожал плечами.
- Неразговорчивый был мужик, суровый. Стакан выпьет, это ещё до болезни, в себе замкнётся, слова из него не вытащишь. А так, ничего особенного, как все.
- Ко всем священника не зовут, а к нему позвали. Значит, всё-таки «не как все».
- Не знаю. Увидишь, сам решишь.
Подъехали к дому. Просторный деревенский пятистенок, хорошо срубленный. В большой комнате на диване полулёжа, облокотившись на спинку, сидит мужчина. Ему тяжело, он болен. Улыбается измождённой улыбкой:
- Батюшка, ты уж не сердись, выдернул тебя из дому, на ночь глядя. По нашей дороге трястись заставил. Прости, до завтра не подождал. Просто время для меня идёт уже на часы.
Он посмотрел в сторону окна и спросил:
Как там на дворе? Я уже давно не выхожу на улицу.
- Холодно, - зябко поёжился батюшка. – Май, а снег, словно потерялся во времени. Уже цветы распустились, а он ничего не хочет понимать.
- Боюсь, что весна вообще никогда не наступит. Апрель, май, нечего их ждать в этом году. Февраль. Всё продолжается и продолжается февраль. Какое сегодня число?
- Двенадцатое мая.
- Вот, а на моём календаре всё ещё сто первое февраля. Боюсь умереть, так и не дождавшись тёплых дней. Знаешь как обидно.
- Но цветы, несмотря на холода, уже распускаются.
- Распускаются, только в холоде они не пахнут.
Батюшка, я тебя вот зачем позвал. Совесть не спокойна, грызёт она меня. Может, вспомнишь, как-то был я у тебя года два назад. Зашёл, в храме никого. Я ещё спросил, как можно попросить прощения у тех, кого уже нет здесь на земле? Ты сказал, нужно покаяться. Два года я об этих твоих словах думаю. Что значит «покаяться»? Перед кем? Перед усопшим? Тогда твоя помощь мне не нужна. Съездил на могилку и попросил. А если перед Богом, так в Него ещё поверить надо. Как без веры каяться?
Поехал на кладбище, заплакать хотел. Не получается. Я тогда уже болел, и понимал, что времени у меня в обрез. Два года я мечтал о том, чтобы поверить. Сейчас мне кажется, я готов покаяться, тем более, что моё время закончилось.
Я родился в семье фронтовика. Отец, инвалид войны, умер вскоре после моего рождения. Мама растила меня одна. Единственный ребёнок. Неудивительно, что я стал сосредоточением всей её так и не реализовавшейся любви. На самом деле, ей бы троих таких как я, а то и пятерых. Ещё бы и внуков дождаться. На всех бы её хватило. А так вся эта лавина маминых чувств обрушилась на одного меня. Сыночек любую мамину заботу воспринимал как само собой разумеющуюся.
Понятно, что я рос избалованным самовлюблённым ребёнком. Закончил школу. Успевал так себе, но вместо того, чтобы отправиться служить в армию, мама сделала всё, чтобы её сыночек поступил в университет. Учился плохо без интереса. С учёбы меня вышибли с последнего курса, правда, с возможностью восстановиться через год. Но меня тут же заграбастали в армию.
Мама искала возможность остаться мне служить где-нибудь рядом с Москвой, но видимо что-то не срослось, и меня на два года отправили охранять знаменитый ракетный полигон Капустин Яр. Вдобавок меня занесло ещё на Байконур.
Потом слышал, как некоторые мои знакомые, вспоминая время, проведённое ими в армии, называют его самым лучшим в их жизни. У меня же всё наоборот. Самое страшное время – это время на Байконуре. Место вообще гиблое. Постоянная нехватка пресной воды, и вообще любой воды. Еда. Кормили нас отвратительно. Но самое страшное – это палящее солнце летом и пронизывающий до костей ледяной ветер зимой. Минус двенадцать, казалось бы не так много, но ветер. Внезапный и беспощадный. Я замерзал даже в тулупе. Отпусков не давали вообще. Попасть на родину всего-то на десять суток, не считая дороги, для нас становилось несбыточной мечтой. Если кому и доставались вожделенные десять суток свободы, так только взамен на их личную трагедию – смерть самых близких людей.
Помню, одному парню из нашей роты Читать далее...

Сегодня, 8 мая, как раз накануне дня Победы, ездили в Москву на Бутовский полигон. Однажды мы здесь уже были, в самом начале двухтысячных. Нового грандиозного храма в честь святых Новомучеников тогда ещё не было и в помине. В тот наш давнишний приезд служили панихиду в маленьком деревянном храме и узнали, что наш псаломщик Рудаков Дмитрий Иванович, оказывается, уже прославлен во святых. Как мы радовались. Через год прославили и нашего настоятеля протоиерея Сергия Руфицкого.
Сегодня в нижнем храме на иконе, посвящённой святым, казнённым на полигоне 27 ноября 1937 года, отыскали изображение наших дорогих отцов и послужили им молебен с канонами священномученику и мученику.
Ходили под дождём со снегом среди огромных правильной формы могил с тысячами в них погребенных. Могилы ухожены, кругом всё очень красиво. Трудно представить, как здесь восемьдесят лет назад совершались чудовищные злодеяния.
Экскурсовод рассказывал о том, что людей, прежде чем расстрелять, предварительно заставляли раздеться и только потом стреляли им в затылок. Убитых присыпали песочком, и отдельно сбрасывали в могилу одежду заключённых. В следующий раз, расстреливая очередную партию приговорённых, их тела клали сверху на тех, кто уже был расстрелян в прошлый раз. Третью партию казнённых, соответственно - на вторых, и т.д. В каждой большой могиле пять таких слоёв.
- А почему с них снимали одежду? Не всё ли равно в чём закапывать? - поинтересовалась одна наша прихожанка.
- Видимо, для того, чтобы не было возможности опознать тела.
- Ишь ты, а я всю жизнь голову над этим ломала.
Уже когда мы возвращались к себе домой, эта наша прихожанка рассказала мне историю своей тётки. Их семья жила на Урале неподалёку от города Магнитогорска в маленьком посёлке под названием Куйбас. Отца, несмотря на тот факт, что в семье без кормильца оставалось семь человек детей, арестовали и отвезли на работы в Магнитогорск.
- Мать знала, где работает команда арестованных, в которой находился её супруг. Урал, кругом одни горы. Заключённые работали на одной вершине, а она вместе с детьми забирались на какую-нибудь рядом и просто стояли. Отец знал, что это его семья пришла к нему на свиданку. Пересчитает, ага, жена и семеро детей. Хорошо, все живы. А они так на него издали поглядят и отправляются назад в своё Куйбас.
Однажды тётка, а ей тогда было около десяти лет, играя с подружкой на холмах, случайно наткнулась на странную и очень страшную находку. Представь себе, большая глубокая яма. Вокруг ямы по периметру всюду аккуратно сложенная в стопочки женская одежда и обувь. Когда они подошли ближе к яме и глянули вниз, то увидели, что яма наполнена телами убитых голых женщин. Видимо, казнь закончилась совсем недавно, потому как некоторые из расстрелянных ещё стонали и шевелились.
Из увиденного девочку больше всего поразили аккуратненькие и очень красивые туфельки красного цвета. Народ жил бедно. Такие туфельки казались девочке настоящим сокровищем. Главное, вот они. И хозяйке эта обувка уже явно не понадобиться. А ей, ох, как ей хотелось взять себе эти красные туфельки. Но не решилась. А вернувшись домой рассказала маме о своей страшной находке, и о тех туфельках тоже. Мама за голову схватилась:
- Не вздумайте туда ещё хоть раз пойти! Если вас увидят, меня точно арестуют. А вы останетесь сиротами.
На следующий день девчонки, разумеется, снова отправились посмотреть на ту страшную яму. Все расстрелянные накануне женщины уже умерли. Никто не шевелился и не стонал, а тела присыпали песком. Одежда всё ещё продолжала лежать на прежнем месте, в том числе и замечательные красные туфельки.
Больше они уже на то место не ходили, но красные туфельки тётка вспоминала всю свою жизнь до самой её смерти.
У нас в Верхнеуральске тогда находилась большая женская тюрьма, видимо расстрелянных женщин привозили откуда-то оттуда. Хотя, точно этого уже никто не знает.

http://alex-the-priest.livejournal.com/293792.html

В этом году в самый день Пасхи мы вдвоём с Мариной, моей добровольной спутницей, отправились в город А., чтобы принять участие в епархиальном крестном ходе. После многочисленных служб страстной седмицы и двух бессонных ночей подряд мне, как водителю, нужен был человек, который бы всю дорогу о чём нибудь рассказывал, пел песни или читал стихи. Специально кого-то об этом просить неудобно, но Марина вызвалась сама. А если учесть, что по профессии она школьный учитель русского языка и литературы, то со спутником мне явно подфартило.
Марина беженка из Донбасса. Ещё недавно в её городе шили бои. После вступления в силу пускай и относительного, но всё-таки затишья, родители вернулись на родину, а она осталась здесь у нас. Работает, чтобы хоть немного помочь родителям с их крошечными пенсиями.
Я веду машину, а Марина рассказывает о том, как ещё там у себя дома, настоятель храма, куда они всей семьёй ходили молиться, благословил её поступать в университет, чтобы стать учителем и работать с детьми.
- Ты будешь преподавать историю, или тот же русский язык и рассказывать детям о Боге. Помни, совсем не обязательно всюду произносить имя Христа. Старайся воспитывать их в христианских традициях, а о Нём говори только в самый важный, в самый ответственный момент, как о драгоценности, чтобы не обесценить.
Мне и самой хотелось выучиться на педагога, а здесь ещё и такое благословение. Когда уже в школе стала работать, как могла всеми силами старалась исполнить батюшкин наказ. Годы идут, тружусь, а плодов своего труда не вижу. Мои ученики как были, так и остаются такими же далёкими от веры, что и дети из параллельных классов.
В школьную программу, как вариант на выбор учителя, включались изучение православных молитв. В пятом классе мы с ними учили на память «Отче наш», а в шестом Символ веры. Никто из детей особо не вредничал, учительница задала, значит надо выучить, тем более, что на оценку. Но был у меня в классе один ученик, мальчик. Ну, какой вредный. На всю жизнь я его запомнила. Упрётся, точно ослик, не буду учить молитву, и всё тут! Лучше я стихотворение Пушкина расскажу:
«Мороз и солнце; день чудесный»!
Доводил он меня. Я к нему всё с добром и добром, а он всё равно ни в какую. И других ребятишек подначивал. Молилась я тогда, в храм ходила. Даже постный день себе в понедельник добавила. А этот упрямыш всё свою линию гнёт.
Сама не заметила, как за всеми этими событиями я стала впадать в уныние. Ещё и месяц на дворе соответствующий настроению – ноябрь. Промозглое серое небо, ветер, холодные обложные дожди. Я иду по улице по направлению к школе, а в голове у меня вызревает план сейчас же пойти к директору и написать заявление об уходе. Раз я не могу справиться с каким-то мальчишкой, значит плохая я учительница и негодная христианка. Решилась и на душе сразу же стало легче.
Подхожу к школе. Вижу, мне навстречу из школьных ворот выходят два маленьких гномика под одним зонтиком и в куртках с капюшонами. Мальчик и девочка, погодки – брат и сестра. Оба держатся за ручку одного зонтика и что-то поют. Прислушалась, а это:
«Христос воскресе из мёртвых, смертию смерть поправ! И сущим во гробех живот даровав»!
Встала как вкопанная, обернулась и смотрю им вслед. Ноябрь, ветер, холодный дождь, а во мне зазвучала Пасха! Стою и, словно заворожённая, повторяю, и повторяю за детьми слова пасхального тропаря: «Христос воскресе из мертвых»! Понятно, что после этой встречи я отказалась идти писать заявление об уходе.
Потом я учила этих ребятишек русскому языку, узнала их маму, трудную судьбу их семьи, но это уже отдельная история. Хочу закончить о том мальчике, который никак не соглашался учить молитвы у меня в пятом классе. Когда на Донбассе уже произошли все эти трагические события, и началась война, спустя какое-то время, навещая родителей, я совершенно случайно встретила на улице этого моего бывшего «упрямыша». Уже взрослого и сильного молодого человека. Я его узнала, и он меня узнал. Бросился ко мне, схватил мою ладонь обеими руками:
- Спасибо вам, дорогая Марина Николаевна! И простите, что изводил вас тогда в детстве своим упрямством. Хотел я того или нет, а повторяя за остальными, я тоже выучил и «Отче наш», и Символ веры. А когда случилась в моей жизни тяжёлая минута, то закричал я Господу словами молитв!
И с каким уважением не относись к наследию великого Пушкина, когда тебе тяжело и страшно, то в первую очередь на ум приходят слова молитв, и забываешь про:
«Мороз и солнце; день чудесный»!

http://alex-the-priest.livejournal.com/291025.html

Если из нас кто-то и молится, то чаще всего он делает это по молитвослову, читая, а лучше сказать "вычитывая" молитвы, составленные кем-то из людей духовных. Не удивительно, что при вычитке мысли "молящегося" улетают далеко-далёко от темы его молитвы. А кто-то при этом ещё и засыпает.
Отец Иоанн Кронштадтский о молитве:
"Во время молитвы ум и сердце молящегося сами должны плодить из себя благие мысли и чувствования"
Зачем тогда нам молитвословы? (мой вопрос)
"Готовые молитвы должны только наводить (ум и сердце) на собственные их чувства, например, благодарности и славословия, или на прошения о своих собственных нуждах.
Молитва должна быть ДУХОМ и ЖИЗНЬЮ для молящегося, чтобы всё шло от души, из её жизни, из её потребностей. Чтобы слова лишнего не говорила Богу, то есть слова, не вымолившегося, так сказать, из души, из её потребности".
О. Серафим Тяпочкин, и другие подвижники, прошедшие через советские лагеря смерти, вспоминали о том времени, как о времени самой замечательной молитвы. Никогда потом они не молились так, как в концлагерях. Оно и понятно. Когда нам плохо мы кричим Богу, а не вычитываем.
Отец Иоанн приобрёл навык кричать Богу всегда, даже тогда, когда внешние обстоятельства его бытия оставались вполне комфортными.
Духовные дневники этого человека камня на камне не оставляют от нашего кажущегося жалкого благочестия и точно палкой подгоняют к покаянию.

http://alex-the-priest.livejournal.com/283341.html

«Медвежонок»
Бабушка Рита подошла к зеркалу. Завтра у неё день рождения, ей исполнится семьдесят восемь лет. Она ещё помнит, как из большого во всю стену зеркала в тяжёлой деревянной раме, что стояло их в родительском доме, смотрела на неё маленькая семилетняя девочка. Время шло, девочку из голодного военного детства в зеркале сменила юная девушка, потом молодая женщина с маленьким мальчиком на руках.
Сынок её Женька рос ребёнком послушным, и очень способным к наукам. Ещё он умел тонко чувствовать музыку, потому на слух самостоятельно выучился играть на нескольких музыкальных инструментах. Особенно мальчику полюбился баян.
Она вспоминает его совсем ещё маленьким. И как однажды, будучи в гостях у соседского мальчика, Женька у того среди игрушек увидел большого забавного медвежонка. Он был такой уютный с мягкой короткой шерсткой, глазками бусинками и твёрдым пластмассовым носом.
Женька весь вечер не разлучался с понравившимся ему медведем, а когда они с мамой вечером уходили домой, прощался с ним, словно это была не игрушка, а самый дорогой и любимый ему на свете человек. У папы того соседского мальчика был фотоаппарат, и он сфотографировал Женьку вместе с полюбившимся ему медвежонком, а потом подарил малышу фотографию, где он сидит в обнимку с игрушечным медвежонком.
Бабушка Рита вспоминала как, бывая по случаю в городе, во всех галантерейных магазинах искала тогда сыну такого же мишку, но не нашла, и купила ему собаку, такого же размера как и мишка, но на мальчика та собака не произвела никакого впечатления.
А фотографию, где он с медведем, Женька попросил повесить ему на стенку. До сих пор она в рамке под стеклом висит у него в комнате.
Та собака много лет оставалась стоять невостребованной на комоде, пока не увидел её там внук Колька, приехавший вместе с отцом, погостить к маме в деревню. Кольке очень понравилась плюшевая собака, а отец смеялся и, кивая матери на его фотографию с медвежонком, вспоминал свою любимую игрушку.
- Мама, ты не поверишь, но до сих пор, бывая в отделах детских игрушек, я высматриваю того самого медведя. И, знаешь, если он мне когда-нибудь попадётся, я его себе обязательно куплю. Только уже не себе, конечно, а сыну, но всё равно сделаю это с превеликим удовольствием.
Женька, хоть и закончил их деревенскую школу с серебряной медалью, в институт поступать не стал, а пошёл на курсы в ДОСААФ и выучился на шофёра. Он был очень хорошим шофёром, аккуратным, и в отличие от отца, вином никогда не увлекался. Освоил и грузовые машины, и легковые, а в армии получил права ещё и на автобус.
Вернувшись после службы домой, в деревне не стал оставаться, а уехал в Москву, женился там и устроился работать на автобусе. Долгое время у них с женой не получалось с детьми. И только после сорока, когда многие другие уже перестают надеяться, случилось чудо - у Женьки родился долгожданный сын Колька.
Ой, радости – то было, вспоминала бабушка Рита. Только радовались они не долго. Вскоре Женька заболел. Он уже не мог, как прежде, работать шофером. Всё больше оставался дома и лежал на постели. Жена перевезла его домой к матери, а сама работала и, вообще, крутилась как могла. Хорошо Колька успел уже хоть немного подрасти и ходил в детский сад.
Мужа к тому времени бабушка Рита уже схоронила, и жили они теперь с сыном Женькой вдвоём. Она всё хлопотала по хозяйству, он ей помогал, насколько хватало ему сил, да играл на баяне. Хорошо играл, душевно.
Много лет Рита проработала на фабрике, что построили рядом с их деревней. Её уважали, трудилась она хорошо и даже получила от профкома ордер на квартиру в одной из фабричных пятиэтажек. Так и жили они с сыном, летом в деревне, на свежем воздухе, а на зиму возвращались в квартиру. Удобно, зимой печку топить не надо, а тепло и горячая вода есть.
Женька всё больше сдавал, болезнь брала своё. Он уже почти не выходил из дому, хоть и жили они на первом этаже. Мама за ним ухаживала, а он называл её несчастной.
Однажды какие-то две чужие женщины вошла к ним в подъезд и одна из них сказала другой:
- Где-то здесь в этом подъезде кто-то очень тяжело болеет.
- Откуда ты знаешь?
- А ты разве не чувствуешь? Запах в подъезде стоит специфический. Это запах несчастья и скорой смерти, я его ни с каким другим не спутаю.
Они громко между собой говорили, а бабушка Рита услышала и вспомнила, что она тоже давно уже чувствует этот запах, но думала, что другие его не отличают.
- Вот, оказывается, чем у нас пахнет, а я – то всё гадаю. Оказывается, так пахнут несчастные люди. Интересно, а у счастья какой-то свой особый запах имеется?
Как-то уже после смерти сына, на какую-то годовщину его памяти бабушка Рита нажарила котлет с чесноком, потому как Женька их очень любил, и решила отнести в храм на трапезу, чтобы верующие помянули её сыночка.
Читать далее...

«Условный пароль»
Говорят, будто на Афоне, совсем не знакомые люди встречаясь, неизменно приветствуют друг друга одной и той же фразой: «Христос Воскрес»! И тут же отвечают: «Воистину Воскрес»! Для них это всё равно как условный сигнал для опознавания самолётов «свой - чужой».
На Афоне даже самые маленькие мальчики не станут кричать: «Как дела»! или «Привет»! А подражая взрослым, как и они повторяют: «Христос Воскрес»!
Мы тоже в дни Светлой седмицы и до праздника Вознесения Христова вместо «здравствуйте» вслед за афонитами произносим эти же самые слова. Правда, после Вознесения мы уже так нее говорим. Почему? Не знаю, наверное, не положено. Кем не положено? Тоже не знаю. На Афоне можно говорить друг другу эти чудные слова круглый год, у нас нет.
Преподобный Серафим Саровский жил в лесу и каждому, кто заходил к нему в избушку, тоже весь год, словно он не в России, а на горе Афон, встречая повторял: «Радость моя! Христос Воскрес»! Почему он так говорил? Видимо потому, что жил в лесу, один, никто его не научил. Не знал подвижник, что встречать паломников словами «Христос Воскрес» можно строго до Вознесения Христова.
Я по себе знаю, иногда так хочется, независимо от времени года, взять и закричать, громко-громко: «Христос Воскрес»! И снова почувствовать, как у тебя внутри наступает пасхальное ликование.
Ещё я знаю, что такое желание приходит не только мне одному. Помню, завели мы на эту тему разговор с одним моим знакомым, он приезжал к нам на заработки откуда-то с западной Украины.
- О, батюшка! Я тебя понимаю. У нас в селе народ вот как приспособился. Святки наступили: «Хрыстос народывся»! «Воистину народывся»! Святки закончились: «Хрыстос похрестився»! «Воистину похрестився»! На Вознесение, там понятно: «Хрыстос вознесся»! «Воистину вознесся»! И так круглый год, за исключением Великого поста, чтобы соскучиться, а потом как закричать «Хрыстос Воскресе», чтобы аж стёкла в церкви задребезжали.
Большой сильный дядька, на голову выше меня ростом, ручищи, как две лопаты, рассказывает, а глаза у него точно у ребёнка, радуются. Человек дом, родину вспомнил, и радуется.
Этим летом мы с матушкой выбрались на неделю в Прагу. Не знаю как для кого, для меня Чехия, а в моём детстве, это была Чехословакия, всегда воспринималась делом домашним. А всё из-за того, что многие мои дружки регулярно вслед за отцами уезжали, или уже вернулись из центральной группы советских войск, что располагалась в этой стране. Я тоже в любой момент мог оказаться в Чехословакии, и расположиться в каком-нибудь гарнизоне по соседству с Прагой или Брно. Тем более, что жили мы в Гродно на самой границе с Польшей, там до Праги рукой подать. Вдобавок ещё и бравый солдат Швейк! Читая Гашека трудно не полюбить этих людей.
Годы прошли, и привычный мир нашего детства изменился до неузнаваемости. Чехия из союзника превратилась в потенциального противника, но прежнее восприятие этой страны, как чего-то близкого и почти домашнего, осталось. О том, что когда-то побываю в Праге, даже не сомневался, но постоянно откладывал эту поездку на потом. Пока, наконец, один из моих друзей однажды, искренне удивившись, не воскликнул:
- Как?! Ты, пишущий человек, до сих пор не был в Праге? Значит, ты понятия не имеешь, о том, что такое красота!
Мой друг оказался прав. Город нас с матушкой потряс. Шестнадцать квадратных километров, на которых многие сотни домов, и ни один из них не спутаешь с другим.
Каждый день мы отправлялись в очередную экскурсию по городу, и, не уставая любовались и любовались их улицами, дворцами и храмами. Чехи гордятся своей историей, императором Карлом IV, дошедшим до нашего времени, знаменитым Карловым мостом. Гордятся первым университетом, открытым по указу всё того же гениального короля. Я смотрел на расклеенные афиши предстоящих в городе мероприятий и даже целых фестивалей, и пришёл к выводу: если организаторам хочется заявить о грандиозности того или иного проекта, то перед его названием достаточно просто добавить одно единственное слово: «Карлов». Вообще, в Праге, услышав имя этого великого человека, так и тянет сдёрнуть с головы шапку и застыть в почтительной позе. Жаль, в Чехию мы попали в самом начале августа, и шапок в это время там никто не носит.
Ещё мне понравилось, что на стене ратуши со знаменитыми часами «Орлой», это в самом центре на Старомнестской площади, сохранилась бронзовая табличка со словами благодарности за освобождение Праги советским солдатам, воевавшим под командованием маршала Конева.
После поездки читал воспоминания дочери маршала Натальи. Она рассказывала, как после войны они с отцом были здесь на площади возле ратуши.
«Папа подошёл к этой доске и сказал: «Ну вот, висит. Надеюсь, навечно. Может быть, навечно».
Раньше я бы на эти слова и внимания не обратил. Сегодня прочитал и растрогался.
Интересный факт. Читать далее...

«Знаки – 4»
15 августа через день после похорон отца мы с матушкой возвращались машиной из Беларуси к себе домой. И ещё утром подъезжая к городу Слониму, слева от дороги стали свидетелями удивительного явления. Удивительного и одновременно трогательного.
Ничего подобного я ещё не видел. На большой, открытой взгляду каждого проезжающего, поляне вальяжно разгуливали белые аисты, переступая с места на место своими длинными тонкими ногами. Эти ноги и огромные красные клювы делают их похожими на большую печальную птицу марабу.
В своё время я подолгу простаивал в зоопарке возле клетки с марабу. Мне казалось, эта птица владеет какой-то только ей одной ведомой тайной, потому она столь печальна. На аистах, или как их у нас в Беларуси называют, «буслах», тоже запечатлелась тень этой тайны. Наверно поэтому они мне так симпатичны.
В то утро рядом с большими взрослыми птицами мы увидели молодых аистят. Их было много, мне показалось голов сорок, не меньше.
- Смотри! – Восхитилась матушка, - взрослые родители слетелись со своими детьми в одно место! Видимо они все вместе готовятся лететь куда-то в тёплые страны.
- Интересно бы узнать как они решили это сделать?
- Ну, как, детки подросли, а продолжительность светового дня уменьшилась. Вот тебе и знак, отправляемся на юг!
- Это понятно, но почему именно сегодня 15 августа все эти птицы решили собраться именно здесь на этой самой поляне? Они что, созванивались между собой по телефону? Эй, аисты, давайте собираться!
Вот где загадка, или снова скажешь, что это инстинкты?
Или вот ещё. Накануне трагической гибели одного нашего друга к нему на участок, а он жил в собственном доме, разом приземлилась огромная стая чёрных воронов. Нам его вдова рассказывала:
- Сели вон там, у забора, метрах в полста от дома, и переваливаясь пешком направились прямо ко мне. Из окна второго этажа я смотрю, как они идут, и становится страшно. Такое впечатление, будто земля вдруг ожила, и колышущейся черной волной грозит затопить меня вместе с домом.
Выскочив на крыльцо, я закричала и бросилась им навстречу. Это произошло совершенно спонтанно, в первую очередь для меня же самой. «Толпа» в удивлении остановилась. Видимо, вОроны не ожидали, что кто-то им будет мешать. Я их застала врасплох.
Если бы они решились идти дальше, то я бы никак не смогла бы им помешать. Но эти большие гордые птицы вдруг все, одновременно захлопав крыльями, поднялись в воздух, развернулись и точно призраки растворились в кронах высоких сосен.
Взлетая, они едва не касались своими крыльями моего лица, и только поднявшийся из-за них ветер, развевал мои волосы.
Потом я уезжала в город, а вернувшись узнала от соседей, что пока меня не было на конёк крыши моего дома опустилась ворона и принялась кричать дурным голосом. Она кричала так долго и до того натужно, что соседи не выдержав, зашли к нам на участок и камнями прогнали ворону.
Через несколько часов мой Игорь возвращался домой, и, переходя через дорогу, угодил под машину.

Меня всегда поражала способность братьев наших меньших предчувствовать события, которые вскоре нас ожидают. Мы привыкаем и уже не удивляемся тому, что животные знают о приближающихся землетрясениях или наводнениях, но то, о чём на днях я услышал от одного моего знакомого, до сих пор у меня в голове не укладывается.
Его я помню его ещё ребёнком, помню даже как он отправился в первый класс. С ним вместе учился его закадычный дружок, Серёжка Царёв. Все десять школьных лет они просидели за одной партой, и уже выйдя во взрослую жизнь, продолжали дружить.
- Серёга был мне как брат, и даже больше чем брат. Мы могли говорить с ним на любые темы. Я даже мог позвонить ему ночью, и он никогда мне не выговаривал и не бросал трубку.
В отличие от моего знакомого, человека обычного, живущего земной жизнью, его друг Серёга так и не женился. Став спецназовцем год за годом он проводил в командировках на Кавказе, и лишь на время отпуска возвращался домой к себе в деревню. Приезжая домой, созванивался с друзьями и отправлялся с ними на охоту. Правда, зверей зря не стрелял, если охотился, так больше чтобы по лесу побродить. Лес он знал и любил.
Мать, хоть уже и отчаялась когда-нибудь понянчить Серёжиных детей, всякий раз провожая сына в очередную командировку, просила:
«Обещай мне, что это твоя последняя поездка. Сколько же можно воевать? Тебе уже тридцать восемь, и ни дома своего, ни семьи. Вот помру я, кто тебя на пороге-то встретит»?
Сын понимал, что когда-то нужно остановиться, перейти на спокойную должность без постоянных командировок, и снова ехал.
Он погиб в последний день своей последней командировки, после которой планировал жениться и жить мирной жизнью. И на это задание в тот день он мог бы не выезжать, но поехал. А когда женщина шахидка Читать далее...

Сегодня венчал двух уже пожилых людей. Решили сорокалетие совместной жизни подтвердить венчанием. В результате оба очень расчувствовались и едва сдерживали слёзы.
Единственным свидетелем венчания бабушки и дедушки была их маленькая трёхлетняя внучка. Золотой ребёнок, всю службу простояла не шелохнувшись.
В завершение таинства обычно предлагаешь венчаемым поздравить друг друга поцелуем и поворачиваешь молодых к многочисленным родственникам и друзьям, а те спешат с поздравлениями. И сейчас мы повернулись от алтаря, а в храме одна единственная кроха. К ней я и обратился:
- Подойди, дитя, и поздравь своих дедушку и бабушку. Сегодня у них большой праздник.
Девочка подходит к дедушке, просит его наклониться и что-то шепчет ему на ухо. Дед берёт её на руки и немного смущаясь говорит мне:
- Батюшка, требует поцеловать вас в щёчку. Вы не против? - И малышка носиком уткнулась мне в бороду.
Видимо детское сердечко потребовало восстановить справедливость. Батюшку-то никто не поцеловал. Жалко батюшку.
А я подумал, ну, вот, это же явный знак - пора собираться в Москву, там мои внучки. Там меня ждут.

http://alex-the-priest.livejournal.com/269631.html

[показать]
жизнь удалась!

http://alex-the-priest.livejournal.com/269234.html

«Знаки»
Каждый год после Радоницы, сразу же следующим днем, я еду в Покров на старое городское кладбище. Первым делом служу литию на могилках Сергея Иосифовича Фуделя и его супруги Веры Максимовны. Потом навещаю дорогих сердцу людей, кого знал при их жизни и о ком продолжаю молиться.
Большие светлые праздники Радоница и Красная горка превращают старое покровское кладбище в одну сплошную помойку, заваленную остатками еды, пустыми бутылками и грязной одноразовой посудой. Тут и там рядом с цыганскими могильниками сереют горки сгоревшего угля, а то и целиком брошенные одноразовые мангалы.
На фоне привычных глазу захоронений цыганские надгробия нависают громоздкими чёрными параллелипипидами с выглядывающими из них фотографиями усопших. Хотя кладбище официально считается закрытым, число цыганских захоронений из года в год продолжает расти.
Тёплым майским днём, как и прежде, я шёл по тенистым дорожкам и не узнавал старое кладбище. Нарушая всякую логику и многолетнюю укоренившуюся традицию, оно было подозрительно чистым. Коммунальщики сработать так быстро и убрать весь мусор не могли. Неужели в Покрове перестали поминать усопших?
Живых вокруг никого, тишина. Потому, когда откуда-то из кустов меня окликнул негромкий женский голос, то поначалу даже показалось, будто мне это померещилось. Но нет, снова слышу:
- Батюшка, постойте!
Я останавливаюсь и вижу как из-под нагромождения чёрных цыганских могил ко мне пробирается русская женщина, на вид лет тридцати пяти. Она спешит, протискиваясь сквозь ограды. В сложенных пригоршней руках у неё крашеные яйца и конфеты. Обычный пасхальный помин, не хватает только кусочка кулича. Протягивает мне и несколько раз повторяет:
- Всё, что могу, всё, что могу.
Язык у неё слегка заплетается. Она подходит совсем близко, и я ощущаю запах только что выпитой водки.
- Бабушка у меня здесь похоронена. Сама я в Москве живу, с самого рождения, а бабушка, вот. Ели отыскала. Хорошая была старушка, а может, вовсе и не старушка. Всего шестьдесят лет прожила. А в детстве она мне казалась старенькой.
Вот, приехала и поминаю. Почему водкой? А чем же ещё? Вроде так положено, и в кино показывают.
Как живу? Нормально живу. Детей воспитываю, они у меня хорошие, и муж хороший. Только в храм войти не может. Подойти подойдёт, а за порог никак. Раньше пытался себя преодолеть, а сейчас уже всё, махнул рукой.
Молюсь, и дети за него молятся, свечки обязательно ставим. Причащаться? Нет, не пробовала. Так что, за мужа молюсь, а он всё никак. Наверно Бог меня не слышит.
- Одной вам не справиться, надо просить, чтобы помогли. Кого просить? Лучше всего святых. В храме заказывайте им молебны, и сами подходите к их иконам и просите, чтобы они молились о вашем супруге.
- Я знаю, Бога надо просить. Говорят, будто Он отвечает, да только не напрямую, а всё больше знаками. Такими знаками, что становится понятно, мол, правильным путём идёшь дорогой товарищ. Я просила послать весточку, только Он мне не отвечает.
- Да? А то, что священника сегодня на кладбище встретили, разве это не знак?
Знаете что, пойдёмте, покажу вам могилку одного праведного человека. Официально он ещё не прославлен, но за свою долгую жизнь по вере и за страдания, перенесённые за Христа, почитается многими.
Последние пятнадцать лет своей жизни он провёл в этом городе. Был прихожанином здешнего храма. Много писал. После него остался целый чемодан исписанных им тетрадей. Удивительные, скажу вам, эти рукописи. По себе знаю, начнёшь унывать, первое лекарство - бери книжку с его письмами, садись и читай.
Сейчас эпоха интернета, в сети найдёшь всё, что захочешь, есть и книги его, и письма. Запомните это имя, Сергей Фудель.
В следующий раз приедете бабушку помянуть, и к нему на могилку сходите, благо что рядом. Заодно и помощи попросите. Когда трудно, я всегда так делаю.
- Батюшка, - продолжает упорствовать моя новая знакомая, - нельзя ли в этом случае у Бога какой-нибудь знак попросить. Для большей уверенности.
- Ну, вот! Опять вы за своё! Я ваш знак. Идите за мной.

И мы отправились к Сергею Иосифовичу. Я шёл и думал, сколько у священника таких встреч. Вот ещё одна незапланированная. Случайна она или нет? Получит ли наша встреча в жизни этой женщины продолжение, или закончится едва начавшись?
Этим постом проездом в столицу заезжал ко мне один знакомый батюшка. Возрастом почти мой ровесник, а священник он пока ещё совсем молодой. Сегодня мы дружим, а лет десять тому назад это тоже была просто очередная случайная встреча.
Я тогда ещё преподавал в семинарии. Как-то после одной из лекционных пар во время перерыва прогуливался по внутреннему дворику, куда кроме семинарии одновременно выходят мужской монастырь и епархиальное управление. Пока гулял, моё Читать далее...