То было только раз, моей руки несмело
Коснулись вы, как в полусне.
(Воспоминание в душе не потускнело,
Оно лежит на самом дне).
Тогда был поздний час. На чистом небосклоне
Луна сверкала, как литьё,
На дремлющий Париж, на крыши колоколен
Рассыпав золото свое.
Казалось, город весь - дома и мостовые, -
Был мёртв. И люди все ушли.
Лишь кошки робкие, как будто часовые,
Дозор на улицах несли.
Вдруг близость странная возникла между нами,
Как лютик тонкий расцвела,
И вы, чьей красотой, чьей юностью, плечами
Так восхищались зеркала,
Вы - светлый зов трубы, победно разносящий
В лучах зари рожденье дня,
Вдруг нотой жалобной, нелепой, холодящей
Обескуражили меня.
Та нота вырвалась, как из клетей подвала
Вдруг вырывается урод,
Которого семья хранила и скрывала,
Боясь людей, за годом год.
О бедный ангел мой, та нота горько пела:
"Всё на земле обман и ложь!
И в задушевности, подделаной умело,
Один расчет ты узнаешь.
На сцене выступать, красиво улыбаться -
Тяжелый и банальный труд.
А жизнь безжалостна... С утра уже толпятся
Ростовщики - проценты ждут".
И нет совсем любви, есть звук красивый, слово,
Есть бессердечия гранит.
Мы - каждый за себя, нет ничего святого.
Продажен мир - юдоль обид.
Смогу ли я забыть то страшное признанье
Всю эту исповедь души,
Огромную луну и двух теней дрожанье
И гул шагов в ночной тиши?
Шарль Бодлер
Далеко. Давно. В другой жизни.
Мимо меня ежедневно проносятся станции метрополитена: по апельсиновой вверх, одну по линии цвета вспаханной земли и две по ветке осенних дождей.
Меня нет. Я растворяюсь. Зачем?
Амбразура будничных мыслей, планов, бессвязные отрывки будущих записей, которые останутся в рабочем блокноте и не выйдут дальше, а потом закончат свой путь рядом со мной - в мусорном в ведре.
Я заморозила себя. Чувства. Когда?
Питаюсь исключительно каркадэ, обхватываю запястье двумя пальцами; нет, никогда не сидела на диетах, это все внутренний диссонанс. Хотите похудеть? Состояние стресса лучшее решение!
Меня преследует прошлое. Я сталкивалась с ним в метро. Этакий удар по сердцу, как по колоколу - с отзвуком боли и темнотой в глазах.
Ты. Она. Листья падают, касаясь лица... Где вы?
Вас тревожат кошмары? Вас занимает лишь собственный социальный статус? Вы ищите себя? Вас привлекает все новомодное? Вы непременно смотрите все новинки в кино и считаете своим долгом зайти в старбакс? Вы обязательно жалуетесь, что у вас нет денег? Вас мучает отсутствие любви? Вы находитесь в перманентной депрессии и вам ежедневно нужно кому-то об этом сказать?
идите нах?й.
ничто.
ничто кроме тебя.
Если ты когда-нибудь это прочтешь.
Знаешь, черт одери, чего бы хотела?
Это всего-навсегда одно маленькое желание.
Знать, что где-то там, пусть и далеко - есть ты. Просто - есть. Функционируешь, растворяешь чью-то тишину, режешь кому-то по душе как по плоти.
Знать, что мой летний подоконник не рассыпался трухой.
Знать, что все было не зря.
Я хочу вдыхать запах твоей не-души, чувствуя кожей прикосновение туманного ветра поздней осени и видеть отблеск твоих глаз в мутных водах реки.
Ты - моя таблетка от тишины.
Пожалуйста - будь.
Хрустальный Кай собирает из осколков
Разбитых в гневе бокалов из-под вина
Слово, на которое осуждена
Королева, чьи плечи тонки, а кожа
Бела.
Ее руки испачканы мутной кровью,
Расписаны леопардовыми пятнами,
Но во всех оттенках багрянца,
Какой бывает исключительно
В сентябре.
Кай недовольно шипит, дует губы
Режет пальцы, пачкает пол
В котором отражаются чужие души
Вмерзшие в сталь ледяных оков
Only snow.
Дорожки кокаина расчертили пухлые книги
Не-смешная и не-детская сказка,
Обращенная в реальность
Детьми, ожидающими свой рассвет
И смех – как грех.
Герда прячет глаза, смывает поспешно тушь
Убирает короткое красное в комод,
Плачет грязными слезами в потолок,
Чужое – на руках, на лице, запах лезет в нос
Она уже не помнит имя Кая, не помнит цвет его
глаз. Ей каждый вечер нужно
Красивую и влюбленную куклу играть.
Она уже не хочет маленький дом, занавески в клетку.
Зато очередной ухажер снова балует детку.
Разрозненная реальность снов, чернее черного
Глаза пьяной Королевы, алее алого губы
Замершего Кая, испачканные тем, что ты называешь
Любовь.
И маленькая Герда, свернувшись на смятых
с вечера простынях, тянется призрачной ладонью
к угасающей звезде.
Все это фарс и тошнотворная оперетка
Не-изящная шутка, подарок из ада,
Который я создавала нежно и чутко,
И не хочу, чтобы ты создал сам.
Для себя.
Темно. Тихо. Тускло.
Мы странны, будто устрицы
В своей скорлупе
Без веры, без надежд
И вроде бы хочется верить
но снова – словами мерить
Расстояния от и до
Мечты?
Листва. Кармин. Шуршание.
Бумага раскидана по столу
Карандаши – по полу
А мы застыли остолопами
В сентябре
Этой осени.
Варим кто чай, кто кофе
Кому с лимоном,
Кому с молоком
Кому со слезами заместо сахара
Депрессивного характера.
Улыбаемся, машем ладонями
Тянемся призрачными пальцами
Ловить упавшие звезды
Даем им имена
Качаем в объятиях
А они
Тают. Тают. Тают.
Сигаретам – дыхание,
Сердцу – пулю
Расплавленной до красна боли,
Крыльям - по кольцам
С кровостоками.
Мертворожденные дети мы
Нерожденной весны.
Ну просто такие как я
Не становятся любимыми женами
Не встают раньше
Не заваривают чай в кружках
С цветочным узором
Не встречают на пороге
Не завязывают галстуки, не целуют на прощанье
И, хотя, конечно, умеют
Но чаще просыпаясь утыкаются носом
В простыни, хранящие тепло
Такие как я не блистают звездами,
Не вышагивают на высоких шпильках,
Хотя, конечно, можно и ад пройти на них –
Но слишком больно, буднично и обычно.
Такие как я улыбаются сказкам,
Варят кофе часа в три ночи,
Ложатся с книжкой на подоконник
И мурчат луне, изображая кошек
Плачут над фильмами,
А не над болью – своей или чужой –
не имеет толку
смеюсь.
и все это тоже – просто.
ломко.
колко.
Это цитата сообщения le_egoiste Оригинальное сообщение
.
Смеемся до крови в горле, хотя хочется плакать в подушку, затем скрываемся за маской безразличия, которая становится нашей сущностью.
Мы же сильные ублюдки и нам нельзя плакать.
Осень крадет меня, кутает в шифон листвы,
поет ночными звуками колыбельные.
собирает мои письма в охапки
бросает их по ветру
а я встаю каждое утро
с болью в висках, с тишиной в сердце
улыбаюсь, подхожу к зеркалу или окну
«привет, зайка. Еще одну?»
И, наверное, хотелось бы.
а может все это радиоштормы
в груди или душе
но до весны еще пять вечностей
и пустота. И имя ей ты.
Руки заваривают кофе, пачкают посуду черным
в одну – лимон, в другую – молоко
и все это, конечно, смешно
Потерянные дети целуют острые грани
девочки выжигают на ресницах «не люблю»
мальчики меняют маски, засыпают поддушье льдом
а я не умею – ни так, ни так
я вообще-то сама по себе – пустяк. Косяк.
Утро рассыплется пеплом по холсту
«да, я тебя тоже. Как дела?»
кофе. Две чашки. Сигарета.
декаданс современности и я сама себе не нужна.
Научи меня прощать и забывать.
Мне это так (не)нужно.
[показать]
Просто моя жизнь напоминает натянутую над пропастью леску, когда каждое дуновение ветра - опасно.
А самое смешное, что я не могу и не хочу - иначе.
Это цитата сообщения Efiopka Оригинальное сообщение
стихи_лечат
Макс Фрай
Белый пух, горячий ветер...
- Спишь?
- Скажи, зачем мы здесь?
- По секрету?
- По секрету.
- Спички есть?
- Конечно, есть.
- Чиркни спичкой, станет ясно:
мы пришли...
- Не надо вслух!
- ...чтобы вспыхнуть и погаснуть,
словно тополиный пух.
- Что ты! Тише! Будет вечер,
чай, пирог, луна в окне,
чашку в руки, плед на плечи...
- Вечер - твой, а вечность - мне?
- Вечер - наш, а вечность - к черту.
- Чиркни спичкой.
- Ты опять?
- Проще быть живым, чем мертвым,
проще плакать, чем молчать.
Вдох. Как граппа ветер крепок.
- Я почти исчез, а ты?
Самый сладкий, напоследок,
выдох - время жечь мосты.
Это цитата сообщения -Cibo- Оригинальное сообщение
Lost note [#023]
Я твердо верю в одно, что всегда нужно признаваться в любви тем, кого мы любим.
Я курю воспоминания.
Я курю их, запивая сладким черным чаем с привкусом ежевики.
Курю людей, курю их мысли, курю их чувства, их страхи, их страсти. Курю их запахи, путая воздух паутиной сизой дымки, их прикосновения, оставшиеся во мне, поддернутые патиной забытья, их взгляды, их слова и смех.
Курю обещания, данные в приступах нежности, стертые утекающими песчинками минут.
Курю сцеженную по каплям яда ложь.
Я выпускаю канителью вьющегося узора чужие поцелуи, картинки неосознанных ласок.
Я выкуриваю чьи-то тонкие запястья, обесцвечиваю цвет чужих глаз – сугубо для себя-
Раздирая горло когтями отравы, я улыбаюсь, потерянная в антраците холодной ночи, а ночь тянет ко мне звездные руки, пахнущие дождем.
И в этот дождь я выдыхаю чужие сказки, чужие привычки, бывшие и моими – тоже, чужие шутки и чужую вечность.
Я курю тебя.
[показать]
теперь каждое утро будет чуть сложнее просыпаться
Когда-нибудь ты будешь еще красивее, чем сейчас
Ты будешь смеяться своим смехом тысячи серебряных колокольчиков и кто-нибудь будет нежно убирать с твоего лба локон цвета пшеницы
Ты будешь язвительно-смешливым, и твои руки будут касаться чьи-то плеч, бережно и чутко. А в твоих глазах цвета весеннего неба будут плясать чертенята
Когда ты вырастешь, ты будешь умным и хладнокровным, твои маски будут пылиться за стеклянными рамами - рано или поздно ты выберешь лишь одну из них..
Наверное, ты по-прежнему будешь смешно кривить губы, а кто-нибудь будет... так же как я, ловить каждое твое движение. Наблюдать за тобой, украдкой, смущенно, вскользь.
Когда-нибудь ты будешь петь колыбельные своим детям и покупать им огромные воздушные шары всех цветов радуги.
Когда нибудь, маленький мальчик, в чьей душе поселились птицы печали-ненависти, ты будешь счастлив.
В твоем доме будет множество фотографий и пахнущих типографией книг.
И кто-нибудь каждую ночь будет целовать тебя в висок, шепча три заветных слова.
тссс....
Если ты сможешь – возьми, если боишься – убей.
Все, что я взял от любви – право на то, что больней (С)
С письмами на запотевших окнах, с шальными поцелуями под холодными каплями весенне-осенних дождей, с «возьми мою куртку – ты замерзла», с кофе – ему – по утрам, с разговорами под утро, с неосторожными касаниями, со смешными ссорами, с его шагами на лестнице, с ожиданием звона ключей, с рисунками на изгибах тела, с искусанными губами, с дрожащими коленками, со стучащим, будто крольчонок в норке, сердцем.
С разбросанными книжками, с танцами на опавшей листве кармина, с – моими – плохими снами, чтобы потом прижиматься к нему, а он тебе «тссс, все хорошо, это только сон».
Чтобы целовать ссадины, чтобы беречь, чтобы дарить, все что есть. Да и чего нет – тоже. Чтобы смотреть на звезды, выискивая целые созвездия. А он при этом весело смеялся и указывал на те, которые я никак не могу найти.
С лепестками снега и его глазами, цвета весеннего неба.
[показать]
Поколение, возросшее на пепелище, на стыке двух времен. Одного: разбитого, жалкого, времени тирании и молчания. И второго, обещающего взрасти цветами среди серого праха повседневности.
Поколение боли, поколение потерянных детей. Странные, болезненные души.
Мы искали себя в отражениях грязно-бензиновых луж, расплывающихся палитрой красок.
Мы искали себя в тенях, которые прячутся в подлунные часы в лабиринтах наиболее отвратительнейших мест.
Мы искали себя в рассветах и закатах, утопленных в бутылках дешевого вина и усыпанных звездной пылью.
Мы старались взять от этого мира все, что он мог нам дать. Мы брали все – и нам было все равно, что будет дальше.
Дети сегодняшнего дня.
Вгрызаясь в монохром книжных строк, мы искали в этом мире красоту.
Тонкими порезами на запястьях мы оплакивали свои чувства.
Высокими словами рассуждая о тайнах бытия, мы тайком ото всех покуривали травку в заплеванном подъезде.
Саморазрушение. Самосовершенствование. Красиво. Одновременно.
До боли, до алых кругов перед глазами, до срывающегося в белый шум ночного города криков.
Повторить.
Мы страстно жаждали декаданса, мы мечтали быть – с худыми запястьями, с длинными пальцами, с безразличными лицами, с идеальными манерами. Невзначай бросать колкие слова, смеяться и выдыхать сигаретный дым уголком губ.
Мы мечтали убить себя, сначала изнутри – затем уже – снаружи. И так же страстно мы мечтали жить.
Те, что пришли позже нас – они уже другие. Они проще, они переделаны на евро-американский манер. Все, что делали мы – для них – конечно, притягивающее – но «лучше я посмотрю».
Быть может, в них – наше будущее. Они – почти те, кем хотели быть мы. В них нет нашего беспокойства души, мятежности, испепеляющих желаний, изничтожающей боли и… тяги.
Они это не «двойственность», они это «либо-либо».
Повторяя наши действия, как делали это мы, ориентируясь на тех, кто был До нас, они уже не испытывают того благоговения, которое испытывали мы.
Старые боги уходят в тень?
Они – поколение «знающих». Дети кока-колы, дорогих игрушек, сладкой пастилы, секса по телевизору и белых дорожек, пачкающих пластик кредиток.
Они – восхитительны в своей наивности, в своем незнании, в своей боязни коснуться неизведанного.
Но смогут ли они, когда-нибудь, кружиться по разбитым зеркалам на крыше многоэтажки в вальсе, купаясь в багрянце городского рассвета?
Он такая сука, что я непременно хочу за него замуж!
Иссушающая жара окрасила своими пламенными пальцами листву в моем саду в карминовые и янтарные цвета. Я лежал в гамаке, мерно покачивающимся в такт движениям слабого ветра, и смотрел в бездонное лицо лета. Акварельные облачка перекатывались по голубизне холста, не бросая и намека на тень; птицы кружили, рассекая напитанный жаром воздух остриями сильных крыльев. Вяло перебирая страницы книги про Маленьких Человечков, мысленно я ласкал взглядом пики сиреневых скал, даже сейчас накрытых лохматой шапкой снега.
Ты суетилась у окна, наводя бес-порядок на моей кухонке. Гремели ложки, музыкально звенели перебираемые тарелки, ты подпевала какой-то новомодной песенке своим чисто-хрустальным голоском. В солнечном ореоле , окружившем тебя, сверкали сгорающими звездами пылинки и ты казалась ангелом. Смешным ангелом с кудрями цвета полуночи. С глазами цвета морского стекла. Тончайшие руки нежнейшего бархата так же умело управлялись с утварью, как могли и распалять страсть в часы обратной стороны полудня. Юность, способная отравить текущий во мне поток жизни. Юность, потерявшая по пути ко мне свою меланхоличную сестру.
Поймав мой взгляд, ты смущенно улыбнулась, опустив на мгновение смоленый веер ресниц и длинные тени расчертили твое лицо.
Я уже не помнил, откуда взялась ты в моем доме – казалось, это случилось тысячи лунных нот назад и я совершенно забыл почему именно твои туфли оставили следы на поросшей мелкой травой дорожке.
Но именно эти руки, пахнущие миндалем и шафраном, каждый вечер утягивают меня танцевать по черно-белым квадратам пола венский вальс.
[показать]