В твоём городе - весна.
В моём третий день улицы заметает снег и я мечусь по квартире, как по клетке.
Веришь, ненавижу апрель.
Я упустила тот момент, когда мы прошли точку несоприкосновения. Она осталась позади, там, где наши тропинки резко разошлись в стороны. Оглядываясь через плечо, я вижу тебя. Ты все еще копошишься в ворохе павших листьев, пытаясь в тысячный раз найти в них хоть что-то кроме растоптанного и надломленного.
Не слыша моего шепота через толщу собственного эгоизма и желания быть значимой, ты отклоняла мою,протянутую тебе,руку раз за разом. Не слыша моих криков, заглушенных теми,кто стоял подле тебя, подпитывая твою неуверенность и несовершенность, ты... если быть честной, я не знаю, что - ты.
Все,что у меня осталось от искренней и нежной тени тебя - это стопка фотокарточек. И сожаление, что мы стали друг другу не нужны.
Иногда, когда мимо меня проносятся огни дорожных фонарей, я представляю, как было бы славно.
Если бы ты могла мне петь, а я бы танцевала для тебя.
Маколей Калкин и Элайджа Вуд
К 22 годам я наконец-то поняла, кто такая настоящая женщина. Это та, кто умеет укладывать волосы так,чтобы они потом не торчали во все стороны. Это же золотые руки должны быть.
Зависть.
Кошмар в утро понедельника,не иначе.
Мне стало случайно, будто не прошло тех лет-месяцев забвения, внезапно и до покалывания в пальцах тебя не хватать. Точнее, я в одно мгновение, навалившееся своею непонятно откуда взявшейся тяжестью, вспомнила, что ты где-то есть и я даже, оказывается, помню, где. Удивительно, но именно так и должно происходить с друзьями, хотя никто из нас никогда не признается другому пусть даже в малой капле чувств, а милым другом я именовала тебя разве что из сарказма. Мне отчего-то вдруг стало не хватать твоей способности впитывать мои слова и обличать их в шелковые белые ленты.
Но когда же я потеряла тебя? Мне все стало ненужным, казалось, будто я живу где-то там в неком “сейчас”, а ты – это там, это прошло, выцвело и выстарело. Или же мне просто было нечего сказать тебе? Ни тебе, ни себе, никому, а потому молчание поселилось в горле, сжало его, не позволяя вырваться хоть звуку. Мне нечего было сказать тебе, и потому я позабыла слова, позабыла мысли.
Смогу ли я сказать тебе сейчас что-либо? Ведь знаешь, мне нужно будет заново учиться говорить с тобой. Быть может мне придется сочинять новые слова, складывая их в новый язык, ведь из прежнего я выросла, позабыла его, кусками старых платьев выбросила. Но что самое тяжелое, мне нужно будет выдумать новые весны и осени, новые письма и новые формы твоих пальцев, ведь прежние уже ни на что не годны, как детское платье. А их, кажется, будто бы давно и нет, а может и не было вовсе. Или же именно о новом цвете твоих глаз покалывает пальцы?
- Что ты дал городу, Монтэг?
- Пепел.
- Что давали люди друг другу?
- Ничего (с)
Давай посмеемся?
Ты будешь смеяться своим хрипловатым, совершенно не мелодичным смехом, и раздражать меня. Тебя веселит моя мнимая привязанность к тебе. Внушает чувство собственного величия. Важ-но-сти! Ты придумал себе мою влюбленность и упиваешься моей суррогатной нежностью, будто она смешана не из яда и слез, а, как минимум, из эдемских плодов. Я, молча улыбаюсь и слежу за каждым твоим движением. Ты для меня – прочитанная книга, исписанная тетрадка и заодно бложик девочки шестнадцати лет. Просто потому что то, что делали мы в 16, ты решил делать в 21. Опоздал на целую эпоху.
Закройте мне глаза, я не хочу этого видеть.
Я смеюсь последней, не забудь.
Ты хмуришься вечно, а я так беспечна,
Не быть нам вдвоем.
Мы разные песни поём - ты о вечном,
А я о земном.(с)
Тебя у меня украл лабиринт этого весеннего города. Мы оба потерялись в этих залитых солнцем улицах.
Я- снова встречаю рассветы и сохраняю немоту своей рукотворной маски.
Ты - боишься меня и убегаешь целовать чужие пальцы.
Иногда я забираюсь на затянутый паутиной чердак. Здесь всегда правит балом мягкий полумрак и робкие солнечные лучи, которые с трудом пробиваются через посеревший от времени и дождей витраж, выхватывают танцующие снежинки пыли. Чего только здесь нет! Вот сложены в кованый медью сундук маски – тут можно найти и боль, и едкость, а вот сверкает алыми подтеками маска угасшей любви. Я буду долго сидеть и разбирать их, смахивать пыль с каждой и поражаться тому, сколько пути пройдено. Мечтать о том, что будет дальше. Пухлые тома с иссохшими страницами. На их страницах умирало мое сердце, исторгая из себя брызги чувств. Вот они, застыли двухмерным салютом на страницах. Фотокарточки, хранящие запах ушедших. Теплый свитер и накидка аногрской шерсти.
А потом я сяду на маленький резной стульчик и буду отражаться в зеркале. Зеркало, зеркало, покажи мне…
Я не рассказывала тебе, но я не люблю картины и статистику. И, кстати, статистику я не люблю куда больше чем картины. Картинами хотя бы не пытаются удушить слабые призраки собственных мыслей.
И ты... всего-лишь статистика.
Пишу тебе на изломе апреля,
Сегодня был ураган, знаешь
Хотелось тянуться к тебе
Но пальцы скребли по застывшему небу
Апрель? Мой апрель.
И ты, на короткие ночи
Где в сердце вулкан проклокочет
Слова о дождливой любви
А если уйти – забудешь
Сотрусь в раскадровке дней
Я только молчу – умею,
Неужто это…
апрель?