Когда однажды я состарюсь
И выйдет Пётр открыть мне дверь,
Когда в грехах своих раскаюсь
И подведу итог потерь,
Я буду больше, чем спокоен,
Мне будет незачем жалеть
О том, что мир не так устроен,
О том, чего не смог успеть.
Я вспомню, как закончив сказку,
Уже укладывая спать,
Я наклонился над кроваткой
Чтобы тебя поцеловать.
А ты меня тогда просила
Поговорить ещё с тобой
Про ложь и правду, боль и силу,
Про тех, кто добрый и кто злой.
О всём, о чём ещё не знала,
Меня просила рассказать,
А после крепко обнимала
И не хотела отпускать.
«Мне скучно быть одной», - шептала,
И Чебурашку взяв в кровать
Меня у двери окликала:
«А ты как скоро ляжешь спать?».
И как бы трудно дни не плыли,
Невзгоды незачем считать,
Лишь только б в сердце живы были
Святою силой – дочь и мать.
Вчера приснился страшный сон, проснулся – весь в поту,
Как - будто я опять учусь в родном МВТУ.
Кругом студенты мельтешат. К буфету – не пройти.
В аудиторию спешат, меня вопросом тормошат – как им её найти.
Я с видом Черчилля стою, указываю путь,
И думку думаю свою, себе вопросы задаю,
Зачем я здесь, чего хочу, какие раны я лечу?
Какой решил из чаши сей науки отхлебнуть?
С седьмого курса мне ещё шесть лет лощить скамейки.
Зачем взвалил я на плечо подобные ремейки?
В общаге – гам и суета, китайцы жрут лягушек.
И спят везде, где можно лечь, в штанах, но без подушек.
Стипендию не получал, поскольку отказался,
Вдруг сверху голос: «Пап, вставай, ты где всю ночь шатался?».
Тьфу, слава богу, пронесло. Всё понял, как проснулся.
Дочь поступила в институт, а я - чуть не рехнулся.
Я решил раскрасить мир красками цветными,
Непогоду серыми, счастье - золотыми,
Ложь, предательство, вражду – тёмными, туманными,
Вдохновенье – серебром, а войну – багряными.
И когда уж не осталось красок для печали,
Вижу лист перед собой – белый, как вначале....
Я полюбил свою гитару, она на женщину похожа.
Люблю я с нею петь на пару, без пары жить она не может.
Я ей купил на свадьбу платье – чехол – защиту от ненастья,
Повесил бантик на запястье и камертон вложил на счастье.
С тех пор живёт она со мною, к другим гитарам не ревнива,
И знает, что сама порою, стать может жертвою порыва,
И что вернусь я, лишь стемнеет, в её объятья непременно,
И слёзы высохнуть успеют, пока стою я на коленях.
Она послушна, откровенна, но лишь наедине со мною,
Её не ждёт большая сцена, она живёт судьбой другою.
Не любит выходить из дома, чтоб нашей страсти дать огласку,
Но весела в кругу знакомых, и откликается на ласку.
Она подчас бывает строгой, но очень редко упрекает,
Порою лжет совсем немного, мою же ложь мне возвращает.
Когда от неги сердце млеет - она поет легко и страстно,
Когда за окнами мутнеет - в руках дрожит почти безвластно.
Её руками согревая, боюсь, чтоб вдруг не заболела,
Ведь и сама, того не зная, она меня не раз согрела.
Она не раз мне помогала уйти от серости и скуки,
И вдохновенно воплощала печаль в божественные звуки.
Я полюбил свою гитару не потому, что женщин мало,
А потому, что песен старых слова мне вспомнить помогала,
За то, что меру власти знает, и не командует при этом,
Чтоб каждый, кто на ней играет, почувствовал себя поэтом.
И если я её не брошу, надежду с ней деля и веру,
Она – пожизненная ноша, переживёт меня наверно.
И будут с нею петь потомки, а может быть чужие люди,
И будет восхищать их тоже всё то, что память в ней разбудит.
Ах, молодость, купель надежд наивных!
Чем светишь ты нам из мельканья лет?
Кострами, песнями, призывом глаз невинных?
Сердцами тех, с кем ты встречал рассвет?
Ты искушала нас и куплей и продажей,
Свои уроки назвала судьбой,
И напоследок - совершила кражу,
Забрав все наши промахи с собой.
Мы возвращаемся порою в жизни устье,
Ты нашей радости - и гавань и причал,
Твоя улыбка укоряет с грустью:
«А ты меня почти не замечал...».