У человека всегда есть право выбора. Он может выбрать себе имя, если ему не понравилось данное родителями, может выбрать специальность и работу. Человек выбирает любовь, место жительства, религию и даже место захоронения. Единственное что он не выбирает – у какой женщины родиться. Или у какой не родиться. Здесь право выбора за женщиной. Она решает: стать матерью или не стать, подарить жизнь человеку или отобрать. Но есть ли у женщины право решать это?
Первого ребенка я родила спустя год после свадьбы. К этому времени я уже, к своему ужасу, поняла, что человек, с которым я живу и от которого мой сын, этот человек мне не дорог, не нужен и мною не любим. А что собственно делать?- подумала я и решила, что делать ничего не надо, а надо жить, как живем, как многие.

Когда я, вопреки чудодейственному противозачаточному средству, забеременела второй раз от своего же собственного, но еще более не нужного мне и еще более не любимого мной, мужа, я знала точно, что этого ребенка быть не должно. В тот момент в 20 лет мне в пустую юную голову не приходило, что я решаюсь на убийство человека.
Не важно: зачат он в любви или случайно, но он получил право на жизнь. И получил его через меня, но не от меня. Мне бы это понять тогда, но для меня было важно другое - чтобы ребенка не было от этого мужчины. Эта мысль заняла все пространство в моем мозгу, заперла все входы и выходы и не пускала никакие другие мысли. А, впрочем, другие мысли и не рвались ко мне в голову. К тому же слово МИНИ-аборт, почему-то успокаивало и давало ощущение, что из меня извлекут то, что еще человеком не является. Просто часть меня и ничего более. Не нужная часть меня. Так я думала тогда.
Ничего не сказав мужу, я пошла на аборт. Пошла как на работу: просто и буднично.
В женской консультации в ожидании процедуры меня больше волновало насколько это больно физически и смогу ли я это вытерпеть, чем то, какими последствиями это может обернуться и как мне после этого жить.
Прокуренная насквозь врачиха посмотрела на меня через двояковыпуклые линзы очков круглыми как у рыбы глазами и по-рыбьи холодно сказала: У вас может не быть детей после аборта, это нормальные осложнения.
Это сейчас для меня дико звучит то, что в нашем, перевернутом к верхтормашками, мире для женщины нормальным считается невозможность иметь детей в будущем. А тогда на это я слегка пожала плечами и сказала, не задумываясь:
- Так у меня уже есть ребенок. И я больше не хочу.
Я ни капли не соврала, я и вправду тогда не хотела больше детей вообще. Меня вполне устраивала моя устоявшаяся жизнь, моя довольно привлекательная фигура, моя стремительно продвигающаяся карьера. Мне не нужен был еще один ребенок ни сейчас, ни потом. Я не думала заглядывать в будущее. Я не умела этого делать. Да и не хотела гадать ,что может со мной быть лет через эдак …нацать. Если бы знать, какая боль появится через несколько лет и как невыносимо будет с этой болью жить… Если бы знать…Но..
Но в то время я так стремилась к успешности, что мой существующий ребенок был в какой-то мере помехой, что уж говорить о том, который может еще родиться, отняв у меня покой и стабильность. Так все удачно и вдруг все насмарку из за какого-то орущего комочка от нелюбимого человека? Ну, уж нет. И я выбрала - чтобы все осталось как есть.
И не было сомнений у меня тогда. Абсолютно никаких. Я не металась по комнате, я не рыдала, я не звонила маме или подруге, я не думала ночи на пролет. Не было переживаний. Все буднично и просто: обычная медицинская процедура. Не я первая, не я последняя. Словно я не на убийство иду, а зуб выдернуть.
Пришел тот день. В назначенное время я зашла в маленькую комнату, где женщины, пользуясь своим правом, не понятно, кем им данным, избавлялись от детей. Осмотрелась: кабинет как кабинет, но немного жутко, как на приеме у стоматолога, от обилия инструментов. Легла на видавшие виды потрепанное скрипучее кресло. Кресло холодное и скользкое: мерзко и противно.
Почему-то в этот самый момент, так некстати, я вспомнила рассказ моей мамы:
«Я уже очень плохо жила с твоим пьющим отцом, сыну было 11 лет и вдруг беременность. А я собиралась разводиться, уже и документы стала оформлять. Какой уж тут ребенок. Пошла на аборт. В назначенное время пришла, халат надела, натянула на ноги тапочки. Мне говорят: Ждите, вас позовут. Сижу, жду. Думаю: А вдруг там девочка?
Одна женщина пошла по очереди, вторая, третья… Мимо санитарки бадьи окровавленные проносят, да мешки с красными простынями. А я сижу и думаю: Зачем же я сюда пришла? Рожу себе девочку и будет она меня радовать.
Тут очередь подходит. Врач как на конвейере из-за двери : Следующая!
А я не иду. Топчусь на месте. Врач выходит, говорит: Чего топчемся? Проходим.
А я ему: Не пойду, передумала.
И в халате и в тапочках бегом домой через полгорода. Прибежала. Сердце из груди выпрыгивает. Села на стул, глажу себя по животу и приговариваю: Не бойся, малышка, мама тебя не обидит».

Я вспомнила там, на этом скрипучем, словно стонущем, кресле, что сама на свет белый могла не появиться, если бы мама моя не передумала… У нее хватило мудрости уйти, убежать. Хватило смелости родить ребенка от нелюбимого мужа. Она смогла дать мне шанс. Дать жизнь. Она смогла, а я – нет. Я не встала и не побежала через весь город, я не ушла, и все началось.
Было очень больно, казалось, что можно умереть от боли, помню сквозь свои стоны звук какой-то вакуумной машинки и влажные шлепки чего-то обо что-то. А рыба-врач приговаривала: Терпи, надо все до конца убрать, а то хуже будет.
Я понимала… И, вцепившись в замызганные подлокотники кресла старалась не орать. Кричать было, почему-то, стыдно, ведь я не рожаю, ведь я…. наоборот. Через вечность наступила тишина. Машинку выключили.
- Все - сказала врач – можешь спускаться.
Еле–еле доплелась до койки. Рядом еще две девчонки. Одна зареванная, совсем молодая, лет шестнадцати. Наверное, это ее мама стояла в коридоре, и все у двери прислушивалась. Вторая - явно из пьянчужек. На лице полное отсутствие эмоций, грызет яблоко.

Отлежалась я часа два, уткнувшись носом в обшарпанную стенку, почему-то не хотелось смотреть на них. Было противно увидеть в них себя.

Пришла домой, легла на диван и неожиданно, в один момент, поняла, что сделала непоправимый поступок. Не сердцем почувствовала, а разумом поняла, что назад пути нет. И вслед за ощущением опустошенности и осознанием непоправимости содеянного, пришла жалость. Мне стало жалко… себя. Не ребенка, а себя. И слезы из глаз полились сами собой. Муж спрашивает, чего реву-то. А я вру, что на работе неприятности, что устала… И ненавижу его за то, что мне так плохо, что я, не желая от него больше детей, столько сегодня перенесла. Ненавижу его, жалею себя и не вспоминаю о том, кто мог бы стать моим сыном или дочерью. На следующий день потопала на работу. И все стало как раньше.

Прошло два года… За это время я ни разу не вспомнила о том, что в моей жизни мог бы быть ребенок. Что было, то было, прошло - и забыла, - так что ли говорят? С мужем жила скорее по привычке, чем по необходимости.
У меня была своя, не зависящая от него, сексуальная жизнь. А у него - своя. Я давно встречалась с человеком, который никогда не стал бы моим мужем. Он был гораздо старше и нужен был мне только для карьеры. Он не был любимым. Я была очень осторожна и, когда месячные в положенный срок не пришли, очень удивилась. Тест выдал две совершенно не заветные полоски. И к моему ужасу срок был уже таким, что о мини-аборте и думать было нечего. Я позвонила предполагаемому папаше.
- У меня проблема, и решить ее можешь только ты.
Он сразу понял, что речь идет об аборте. Не спрашивая ни о чем, не задумываясь, дал денег. И я снова никому ничего не говоря, пошла разрешать проблему.
Меня определили на полный аборт, назначили день, я заплатила те самые деньги за то, чтобы убили моего ребенка. Только и в этот раз слово «убили» в мою голову не пришло. Слово «проблема» заменило мне слово «ребенок». Слово «избавиться» подменило собой слово «убить». За словесной шелухой спряталась истинная суть происходящего. Словно красивой одеждой закрыли грязное немытое тело.
Не было ощущения, что я совершаю немыслимый по своей чудовищности поступок. Хотя ощущение того, что во мне уже кто-то живой приходило. Я старательно отгоняла эти мысли прочь и, что есть силы, ругала врачей, за то, что не пустили меня на мини. А себя опять не ругала, себя я снова жалела. Переживала за то, как перенесу наркоз, как потом буду восстанавливать потрепанный организм. Ведь аборт – это операция. Короче, думала о себе, любимой.
Пришел назначенный день и час, последнее, что я помню до наркоза – будничный треп врача и медсестер, выполняющих манипуляции для них ничего УЖЕ не значащие, а для меня не значащие ничего ЕЩЕ.
От наркоза отходила тяжело, но с удовольствием отметила, что сам процесс прошел безболезненно. И еще подумала, что надо к своему здоровью относиться побережнее и больше сюда не попадать. Мое здоровье меня глупую беспокоило, мое тело. Мне бы тогда о Душе подумать… Но я не думала… Или не хотела думать. И угрызений совести я не испытывала, не чувствовала. Совсем. Никаких. Где была моя душа в это время? После, лежа в палате, я смотрела на женщину, которая рыдала не переставая. До сих пор не знаю: Душа ее плакала или тело.

Прошло еще два года. За это время я встретила свою единственную Любовь. Он был женат, растил двоих детей. Мы не могли быть вместе. И когда в женской консультации на приеме мне сказали, что я беременна - мир для меня рухнул. Мир осыпался как старая штукатурка со стены. Стало как-то пыльно и душно. Врач не то спрашивает, не то утверждает, глядя в карточку, где уже записаны два аборта: Будем прерывать…

А я не могу принять сама решения. Первый раз мне страшно решить, страшно ответить. Моя Любовь, мои обостренные чувства позволили мне в первый раз понять, что тот, кто живет внутри – он мой и он пока еще ЖИВ. Гляжу в карточку, в ней две красные пометки, они расплываются, слезы капают. Врач занесла ручку как секиру и ждет. Вот сейчас я скажу…. Скажу… А что? Выдавливаю из себя что-то невнятное. Потом беру себя в руки.
- Я подумаю.
- Думайте не долго, а то срок упустим. Полный аборт всегда тяжелее, чем мини.
- Сколько думать?
- Дня три…
Я пришла к Нему и, тупо уставившись на носки своих туфель, рассказала, что беременна. С мужем я к тому времени хоть и жила в одной квартире, спала в разных комнатах на разных койках, так что сомнений в том, кто папа – не было.
- Что мне делать?
Он хотел оставить и боялся. И я видела этот страх. И я хотела оставить, и тоже боялась. Как подумала о том, что папа моего ребенка будет жить с другими детьми и другой женщиной, а я одна (явно с мужем маячил развод) со своим сыном и маленьким ребенком… Как представила… Как почувствовала, что я возненавижу его детей, что возненавижу его, что возненавижу этого малыша… Стало так страшно.
За три дня я прикинула, как могла бы развиваться ситуация, если я оставляю ребенка. И все было так не радужно и не сладко, что я не захотела брать на себя все эти проблемы. Мне снова стало себя жалко. Я проплакала все эти три ночи, я места себе не находила, я металась по комнате как загнанный зверь, но на четвертое утро я пошла на свой третий аборт. В этот раз я была уверенна, что у меня там девочка. Не знаю - почему… просто мне казалось, что этого ребенка я чувствую.
В этот раз мне все было знакомо до тошноты. И было тошно от себя самой. В этот раз я ревела, лежа на той же самой кровати, что и в первый раз. Ревела и жевала почему-то безвкусную шоколадку, которую мой любимый положил мне в сумку, перед тем как проводить на аборт. Тогда он нервничал. Я тоже. У меня дрожали руки. В этот раз было ощущение, нет даже не ощущение, а убеждение в том, что я совершаю величайшую гадость, невероятную глупость. Я совершаю смертный грех. Я убиваю ребенка, посланного мне свыше. Я чувствовала себя последней сволочью и дрянью. Я судорожно искала оправдания в обстоятельствах, меня окружающих. Я пыталась оправдать себя, но не могла. И любимого не могла оправдать в том, что той другой – не любимой он запретил делать аборт, и она родила ему второго сына, а со мной - любимой он опустил глаза и промолчал.
И боль пропитала меня всю насквозь. И было горько от бессилия, от своего бессилия. От того, что не нашлось силы и смелости совершить поступок вопреки обстоятельствам и тем опущенным глазам. Было больно так, что хотелось умереть. Вот здесь на этой старой железной койке умереть, сейчас, сию же минуту истечь кровью так, чтобы не спасли, чтобы не успели. И я прошу этого неистово и рьяно, и, вдруг, на полу слове обрываю себя: Да что же я делаю? Чего же это я опять себя жалею? У меня же сын 5 лет, а кто его по жизни поведет, если я уйду? Троих погубила, так еще и этого хочу матери лишить?
Да мне тошно. Да мне больно. Так я эту боль заслужила. Я должна испытать, как неимоверно сильно может быть больно не физически. Как может быть смертельно плохо, когда Душа изрезана и высосана вакуумной машинкой и выброшена неизвестно куда руками в прозрачных силиконовых перчатках.
Я должна была почувствовать, как во мне не просто пусто, как бесконечно пусто, как нескончаемо пусто. Так, что казалось, не объять ту пустоту и нечем не измерить. И слов не найти, чтобы описать.
После я пошла к нему. Мы молча сидели, обнявшись, и оба плакали. Я молилась, как умела. Молилась так, как никогда раньше. Я просила Бога простить меня. Простить нас. Но мне было страшно, что Бог не будет слушать меня - трижды убийцу. Потом я ставила свечи в церкви, я снова молилась, я плакала, не стесняясь никого и боясь, что моим слезам Бог не поверит.
После третьего убийства для меня стало пыткой проходить мимо маленьких детей со своими мамочками. А раньше я и не замечала, сколько вокруг детей. Теперь же вид косолапеньких карапузов вызывал у меня приступы рыданий. Я, глядя на детей, мысленно говорила: Вот таким мог быть мой ребенок.
Я накручивала себя, занимаясь самоедством. Я перестала себя любить. Я стала себя ненавидеть и презирать.
Ко мне пришло прозрение, словно пыльные шторы сдернули с окон, и стало видно то, что раньше не замечала. Как же я раньше не понимала, что во мне была жизнь, мне не принадлежащая? И как я осмелилась эту жизнь прервать? Отнять ее как смогла? А я ведь шла на этот ужасный поступок три раза!!! Внутри меня - невыносимая, невероятная боль. И в какой то момент я поняла, что Бог накажет меня тем, что никогда не даст мне больше детей. И жить стало противно.
Я не заслуживаю больше иметь детей.
У меня их больше никогда не будет.
Я произнесла эти фразы и словно острый штырь воткнули в меня туда, где остался маленький кусочек Души и стали внутри проворачивать. Не было ни дня, чтобы я не плакала, не было ни дня, чтобы я не понимала, что всей моей жизни не хватит, чтобы отмыться от той крови на тряпках, чтобы вымолить прощение у Небес, чтобы самой себя простить.
И когда я поняла, что детей у меня не будет, во мне появилось неимоверной силы желание родить ребенка от своего любимого человека. Оно было таким навязчивым, что иногда мне даже казалось, что мое желание патологическое.

Через какое-то время мы стали жить с любимым вместе и могли бы растить общего ребенка, но… Но я –то знала, что не дадут мне ребеночка. Знала, потому что эта мысль о том, что Бог не даст мне больше детей, не была мной придумана, она появилась в моей голове сама по себе, словно кто ее туда вложил. Да такая ясная и четкая, что я даже не сомневалась – забеременеть я не смогу. Я не предохранялась, я хотела, но все было бесполезно. Все было напрасно. Раскаяние мое не имело границ. Со временем я смирилась с тем, что, трижды отказавшись, уже ничего не получу. И принимала жизнь такой, какая она есть.

И мне дали еще один шанс. Судьба дала мне право выбора. Сейчас объясню.
У моего любимого было, как помните, два сына. У жены были серьезные проблемы, я не буду вдаваться в подробности. Но младший сын очень хотел жить с нами. У меня был выбор: принять и полюбить или отказаться и забыть. Выбрать было потрясающе сложно. От меня и только от меня зависела жизнь двухлетнего мальчишки. Судьба дала мне чужого ребенка. Я не думала тогда, что это мой шанс на прощение. Я просто послушала свое сердце и выбрала своей душой. Я приняла любовь этого мальчика и со временем полюбила его. Мне не нужно было ничего взамен. И о себе я думать перестала. Появились более важные заботы. И желание родить своего ребенка ушла на дальний план.
С того выбора прошло восемь лет, то ли долгих, то ли незаметно пролетевших. За это время я ни разу не предохранялась – и так не забеременею.
Но Бог милостив. В один из дней я, решила проверить, чего это я какая-то не такая как всегда. Проверила и увидела на тесте две полоски. Побежала за другим – тоже две!!! Спустя десять лет после последнего аборта, Бог дал мне то, чего я так сильно просила и чего уже не ждала.
Я уверена, что получила этот дар только потому, что, не рожав, стала матерью сыну своего мужа. Теперь я понимаю, что тогда выбор тоже был между жизнью и смертью. Если бы я не взяла к себе моего пасынка – он бы умер духовно. Теперь я понимаю это.
С двумя заветными полосками ко мне пришло счастье в обнимку со страхом.
Как я боялась, что мои грехи не дадут родиться здоровым моему малышу. Пятая беременность, три аборта - это звучало как приговор. Но, слава Богу, беременность прошла без проблем, и мой малыш легко родился здоровым. С его рождением я еще острее стала понимать ужас своего прошлого. Каждой клеточкой своего тела, каждым нервом я чувствую стыд, боль и отчаяние оттого, что нельзя вернуть прошедший день.
На моей Душе три убийства. На моих руках три ребенка. Каждому из них я хочу дать втрое больше ласки и любви. Наверное, так до конца жизни я и буду заласкивать своих детей, потом их внуков, только чтоб хоть немного было легче, чтобы смогла себя сама простить.

Только прощать себя получается не очень. Потому что такое невозможно себе простить и понимание этого приходит после. Как и понимание того, что ничем и никогда нельзя оправдать детоубийство, как бы мы его не называли. Как понимание того, что у женщины есть право выбирать многое, но права давать вместо жизни своему ребенку смерть - у нее нет. У женщины нет права, возомнив себя Богом, решать какому ребенку жить, а какому – нет.

Я рассказала о себе, хотя мне было не просто решиться на это. И я не знаю: поможет это откровение кому-нибудь изменить свое решение или нет. Ведь в таких делах сколь убедительно я не рассказывала, важно то, смогли ли вы меня услышать.

Татьяна
http://my.mail.ru/community/deti.da/32ACDAF1E5FEA2C7.html