Две двери - дюссельдорфские (их показывала, тут - повторяю), остальные - из поездок в Зиген и Фройденберг (о которых рассказывала).
Найдите Карлсона на крыше человека среди крыш.
Нашли человека в этих спичечных коробках?
Конечно, когда солнце в дороге - а так было вчера, в субботу, 31 октября - всё прекрасно.
Иногда просто проехать по замечательным дорогам хорошо, поглазеть на горизонты и меняющиеся ландшафты. Час с небольшим по асфальтным лентам - плавные неровности наших региональных дорог и деревья на обочине.
Сели и поехали в Зиген (на работу мужа), в этот раз туда он сам рулил, а я могла (и должна была, при таком небе) пофотографировать "на скорости" (100-150 км/ч) и через стекло авто.
Песнь дороге. В последний день октября, золотой он был и немного медный.
Название местечка так переводится: Фройденберг - гора радостей.
Вчера наслаждалась. Сначала только фактурное, из неосновного, так сказать.
Вся местность стоит на шифере - из шифера тут и крепостные стены...
Гляньте, какие разноразмерные (длиннющая полоска и маленькие камешки под ней)!
Я и так люблю эти места, а при солнце и в "золотом дожде" - сказочные мотивы.
Накаталась, нагулялась, налюбовалась, нафотографировала. И не знаю, с чего начать.
Признавалась в любви к Дюссельдорфу сегодня на брифинге, который потянул на "планёрку", но по дороге на этот вынужденный разговор я вот что наснимала. Как осенние листья - всех цветов и "пород".
(если кто припомнит) я со своей 85-летней соседкой Соней переживаю вот что... В 2008 году она после моих убедительных рекомендаций приступила к написанию истории трагедии своей семьи.
Соня - младшая (вторая) дочь немки Анны и еврея Макса. Их депортировали в Польшу, потом Макс умудрился вернуть жену и дочерей в Германию к немецким тёткам, бабушке и дедушке, а сам остался в гетто.
Анна писала своему Максу чуть ли не ежедневно письма, а он утешал её потерпеть и верил в хорошее.
Хорошее для Макса не наступило. Соня никому и никогда не рассказывала деталей. И теперь она написала всё, а я, помогая ей оформлять и редактировать её текст в "книжный" формат, прочитала и плачу каждый раз...
Мы почти всё собрали (фото напечатали), я их обработала, осталось текст распечатать, но тут Соня сказала, что есть ещё конверты (с сохранившейся перепиской), а там почерк её родителей и свидетельство "чудовищной лжи". Дело в том, что последние несколько писем в Польшу, вернулись отправителю (Анне) с пометкой "Адресат уехал, не оставив адреса". Чудовищность в том, что адресата перевезли в Аушвиц, откуда он больше не вернулся, а Анна не хотела до середины 50-х годов поверить, что его нет в живых.
Эти конверты Соня передала мне для сканирования. А на них красным (цвет нацистов) пятном - марки с Гитлером. В сочетании с ужасом, пережитым людьми, чьи красивые буквы - их имена и адреса - остались на этих конвертах, меня пронзило почти до паралича разума, правда - думать ни о чём не могла, сканировать не могла, затянула на пару дней притрагиваться к ним.
Сегодня "взяла себя в руки", сделала, отнесла показать Соне, поплакала с ней. Она решилась отпечатать их в цвете (я предлагала сепию, чтобы "не так больно" из-за "кровавой марки". Она сказала: "В цвете".
Я распечатала дома эти сканы.
Я ещё раз про город Зиген, выдам на-гора.
Проезд через Зигерланд - сколько раз восклицалось: "Красиво!" - это ландшафты, множество лесов и мостов (перекинутых над долинами, поэтому таблички с указанием 350-490 метров над уровнем моря). Это уже горы или ещё холмы? Так или иначе, возвышенности и их склоны, практически без исключения, покрыты лесом, а население живёт в долинах и всюду вдоль "высоких" дорог тянется лес - ели и сосны, и много лиственных, а сейчас они медно-бронзово-золотистые. Вот я в прошлую субботу опять в этот регион ездила, любовалась (не фотографируя) по дороге "металлическими" красками осени.
А вот город засняла, но оставила самое привлекательное.
У меня сегодня молитва небесам случилась: дай боже нам всем мира и радости, тихой и простой, но всем - просто шуршать листвой и радоваться этим тихим звукам и ярким краскам.
Вчера и сегодня.
Воскресенье и понедельник.
Земля и небо.
Лес и деревенька моя.
Осень тёмная и светлая.
Грибы и листья.
Деревья и дома.
Смотрите.
Я - когда на море - не могу оторваться от разглядывания ракушек. И камни люблю...
А вот, представьте. Вы живёте в городе. Немаленьком и непровинциальном. Идёте в центр, в банк, скажем - по делам. Пару шагов по улице...
А потом "прилипаете" к ракушкам...
Это я опять на родину Рубенса махнула на пару часов (очень неровный город), я про него уже рассказывала. Наверху (ок. 300 м над у.м.) он красив, внизу, с основных дорог - нет. Я красивое и неровное покажу. Горы-пригорки-город, крутой, если вкратце.
Это Старый (и очень засекреченный) город (исторический центр) Зигена (население - 100 тысяч жителей). Прилепился к склону горы. Далее предлагаю вниманию серединно-октяьрьские фотографии оттуда. Домики кривоватые, улочки мощёные. Фахверк и шифер. Нашлось много замысловатого в шифере и даже расписной (неожиданно) фахверковый дом. Но более всего удивило (впервые такое вижу), что там на нескольких улочках у каждого дома (в обяхательном порядке?) стояли скамейки (это ещё не так странно), но и столы со стульями (практически, на дороге). Загадка...
Художник русский, рассуждает об итальянском искусстве. Конец 19 века, письмо цитирую:
"Вся архитектура эпохи Возрождения, представителем которой справедливо считается собор св. Петра в Риме, производит мало впечатления. ...Все в нем шаблонно, и ничто не напоминает “храма божия”. Галерейные картины теряются в орнаментовке языческого характера. Размашистая скульптура многочисленных папских гробниц бьет на внешний эффект — она вычурна и большею частью чувственна до соблазна, до порнографичности, простите, читатель. Это не преувеличение: в Сиене, в кафедрале [То есть в соборе.], живопись в главном иконостасе конца прошлого века, изображения многих ангелов — положительно порнографического характера. В довершение этого впечатления, во все время обедни, когда я рассматривал остатки средневековой скульптуры, мозаики и фресок, органист наигрывал самые плясовые мотивы, бесконечно варьируя их.
...
Решительно недоумеваешь, как все это хладнокровно переносят серьезные пожилые семейные католики. Ведь у нас светского журнала не выписало бы себе семейство с такими чувственными картинками, какие фигурируют здесь на плафонах и в капеллах христианских храмов. Непривычному глазу делается стыдно до невозможности, особенно если случится быть в обществе подростков.
Я увлекаюсь в чуждую область — мне надобно держаться искусства. О старом итальянском искусстве писалось много, много: оно разработано такими компетентными знатоками, что мне о нем без всякого ущерба можно промолчать. Оно рекомендуется всеми гидами; оно выкрикивается на улицах Италии даже мальчишками, предлагающими свои услуги иностранцам.
В музеях, в церквах, в старых и новых палаццо, везде, где только есть произведения счастливой эпохи Возрождения, драгоценной эпохи прерафаэлитов, перед ними вечно толпятся изящные джентльмены, чопорные леди, экономные серьезные немцы, оторванные от хозяйств и глядящие во все глаза только на своих мужей толстые немки. Все они с красными книжками и красными восторженными лицами добросовестно выхаживают все закоулки, отмечают, отсиживают, отстаивают терпеливо все звездочки Бедекера [Под названием “Бедекеров” с середины XIX столетия приобрели всеобщую известность путеводители для туристов, называвшиеся так по имени основателя этого издания; характерным признаком “Бедекеров” был стандартный красный переплет; звездочками отмечались в тексте произведения искусства, заслуживающие особого внимания туриста.], издают даже восклицания и вздохи, — иногда чтобы замаскировать зевоту и скуку, иногда чтобы порисоваться своею чувствительностью и вкусом.
По чистой совести, я нисколько не осуждаю этих порядочных богатых людей с просвещенными потребностями. Признаюсь, я больше осуждаю даже старое искусство. Самое старое — бог простит: оно наивно, келейно, непосредственно и часто очень искренне. А вот счастливая эпоха Возрождения — не без грехов.
...
Но было бы слишком тенденциозно утверждать, что стены эти бывают свидетелями только скуки и зевоты. О, сколько здесь пролито слез, восторгов чувствительными душами! Да, я воображаю, как восторженная душа, мечтавшая много лет увидеть эти мировые совершенства искусства (особенно северяне, освободившись и выбившись из жестких условий судьбы, из сурового климата), бывает счастлива, достигши их! Путешествие, перемена климата, беззаботная жизнь обеспеченного туриста, перемена впечатлений, удобные роскошные отели — такова подготовка к неизреченным созданиям искусства. И, наконец, вот они, перед глазами... О, сколько прибавляет настроение, расположение! Как усиленно ищет только хорошего расположенный зритель, как снисходительно не замечает он недостатков и фальши!..
Я невольно переношусь к противоположности — наша петербургская публика на наших годичных выставках. Под влиянием хандры, вечных дрязг и неприятностей, геморроев и катаров, вечного подчинения по должности, гнета совести и оскорбленного самолюбия она постоянно брюзжит на выставке: “А, так вот оно, “свободное искусство”, эти счастливчики, не служащие ни в каких департаментах, не подчиняющиеся никаким редакторам и издателям!” — “А это что? Посмотрите-ка, NN, ведь нога-то коротка! Ай да художники!” — “Ах, точно — вот так художники! — вторит NN. — И смотреть не стоит: да и в газетах писали, что ничего нет выдающегося...” и т. д.
Да, такое старое искусство не только не позабывается, оно даже пересоздается воображением новых
"Октябрь в низовьях Рейна, голландское небо; кузины в Ксантене, тётки в Кевеларе, напевный говор, шёпот контрабандистов в пивных, шествия в честь святого Мартина, пекари, карнавал в духе Брейгеля, и везде пахнет мятными пряниками, даже там, где ничем не пахнет…"
Генрих Бёлль
Какие прекрасные слова про нашу местность. Читаю и размышляю (для путеводителя). И тут такая история да география в литературе. Наши всё места: Рейн, Клеве, Везель, Вееце, Кевелар, Ксантен, Нойсс, Кёльн, Бонн. Всё так близко...
Один только - но какой нежно-горький рассказ о родных местах - "Когда кончилась война" Генрих Бёлль > перевела Лилиана Лунгина, вот он (в сокращении).
Пусть всегда будет разно и красиво!
Я эти фотографии на полтора года уложила в черновики. Так как жизнь была напряжённой, городок маленький, а впечатлений там много, вот и не получается что-то никак найти форму изложения. А сейчас мне не пишется и уже и не читается (голова болит, но я сопротивляюсь: пересматриваю фото в черновиках и принимаю решение "выпустить" их в свет).
Самым простым приветом из нижнерейнского (близ голландской границы) городка Кевелара была вот такая открытка. 1904 год, кажется. Основное указано: площадь с часовня, Распятие в парке, приходская церковь и Крестный путь.
В реальности всё ярче и многообразнее.
Есть такой Bloglovin, который по понедельникам присылает мне сводку, в том числе, что я на сайте у себя "посеяла". Вот такой урожай за неделю. Немного самой удивительно.
"Был радостен, воодушевлен, рассказывал о своем новом голландском доме, о своих будущих пьесах. Ничто не предвещало его трагической и более чем подозрительной кончины в автомобильной катастрофе, где-то в пиренейских отрогах".
Перепечатываю-копирую себе статью Евгения Терновского "Свободный человек" (опубликованную в «Новом Журнале» 2003, №233)
Такая судьба историка из поколения наших родителей, нельзя забывать это.
Это цитата сообщения lj_sergeydolya Оригинальное сообщение
Заброшенный город на Шпицбергене
