Никто не заметил как утро плавно перешло в день.Никто не заметил меня среди величественных берез:ни футбольные фанаты,толпой в тридцать человек шествующие в лес,останавливаясь группами,чтобы справить нужду под деревьями, ни два инвалида, выкатывающие свои кресла-каталки в центр зала из противоположных поездов, чтобы обняться, ни конюхи,продающие лошадей как шлюх,лишь бы доставить детям удовольствие, ни сами дети,ковыряющие палками лед в самом низовье озера.

Белоснежный снег, казалось, остался только на поверхности озера.Под лучами солнца он слепил и резал глаза. Встав на некое подобие обрыва, на котором однажды сидел и любовался пейзажем, отчего-то не вспомнил ни капли плохого. Воспоминания были невероятно светлы, как тот же снег, но им не суждено сбыться вновь. А может и не было ничего? Опять приснилось? Нет,ну как же...Уходя, в спину подул сильный ветер и засыпал снег.

За каких-то полтора часа я уверовал себя в том, что мне все-таки перепадет лакомый кусочек нежности и доброты, причем в самое ближайшее время. На душе так чисто, право слово, что по нелюбимой мною иронии нашлись таланты, способные испортить все. Без зазрения совести, без каких-либо уступок. А просто так - ради забавы. Но если одному все равно, не значит ли это, что и другому в скором времени должно стать так же? Нет,увы. За пару часов человек показал свою злопамятность во всей красе, мне же осталось лишь развести руками.

Ах, эти проклятые четыре стены! Никакой бреши, никакого изъяна.Им не будет конца. Здесь абсолютно нечего делать. И если раньше можно было повеселить себя хотя бы объективом псевдо-фотоаппарата, то ныне даже это раздражает.Знаю только одно: я являюсь в те места,где за пару дней отсутсвия могут забыть даже имя, беру огромный кухонный нож и подрезаю уголки рта, чтобы если устану улыбаться - сделать хотя бы подобие улыбки. Искренность - не такая простая вещь, однако.

Призраки прошлого и отражения пережитого

способны материализоваться.От тревожных переживаний

плавно переходя в сны,после из снов в видения и лишь тогда они  становятся

*белым шумом*.Когда все четыре стадии развития

предстанут в зазеркалье полной смятения шизофренией,

откроется дорога в небытие.

                                                                                             М.

Порой у происходящего не должно быть логики,

но обязана присутствовать суть.То,что является рождением

происходящего.Это бесконтрольное явление,в любом

случае,обязано иметь шарм и обаяние.

                                                                             М.

Все строится на вторичности.

Мы создаем вещи,мелодии и произведения искусства из того,

что уже было когда-то.Ничего не остается,как необычно

приподносить просроченное блюдо,обильно поливая его

пока еще свежим соусом.

                                                                                      М.

С шестнадцати лет мечтал о суициде и только сейчас,спустя длительное время,

я перестал винить себя в трусости за то,что еще жив.Да,смысла во мне по-прежнему

немного,но теперь я и представить не могу,что соверши посмертный шаг года три назад,я

бы уже лежал в гробу.Чтобы покончить с собой,нужна недюжинная сила,чтобы жить

дальше и перебороть желание смерти-еще большая.

                                                                                                         М.

Иногда кажется,что жизнь посмертно лишена смысла.

Нам же остается только,разведя руками,делать то,что мы ненавидим.

И лишь когда к старости теряем рассудок,окружающие ненавидят

нас за необходимость в уходе,тем самым подчеркивая

ничтожность существования.

                                                                                                       М.

Есть душа.Эта душа гнила очень долгое время,обрамляя свои границы подобием шлаков и токсинов.Скользкой слизью вредные для ее организма вещества стекали небольшими каплями,остальное же висело страшной килой на самом дне.

Шло время и душа не переставала метаться.Ей нравилось орать,бить в стекла хрупкие души,которые спустя какое-то время гнили на глазах,рыдать,томясь в ожидании реинкарнации,лишь бы исправить свое прошлое.И жизнь была несоизмеримо-крохотной,устроенной на птичьих правах,висящей на вешалке в гостинной друзей.Да,душа нашла способ избавиться от грязи внутри себя.Она просто передавала те самые шлаки людям,словно это венерическая болезнь.Паразитируя на чужих промахах и слабостях,душа добилась своего умиротворения.

Но время вновь уходило из жизни.Ежесекундно пропадало по тысячи мгновений,но уже было не столь страшно.Душа перестала бояться гонений,перестала ждать этой фальшивой реинкарнации.Ее пришлось закопать глубоко под землю и дать шанс,равный 0,001.В случайном порядке перебирая все возможные комбинации,она все-таки нашла выход и не важно сколько на это ушло времени(ведь оно постоянно уходит,не правда ли?)

И теперь,отживая еще свежие мгновения,душа пирует на светском балу.Она смело и уверенно вступает в самые душераздирающие оргии,гниль больше не проступает наружу,риск заразиться равен нулю.Душа окрепла,стала уверенной.Она засыпает ныне не в сырой земле,а в тихой теплой колыбели под звуки умирающих лжецов.Засыпает,чтобы в очередной раз прокрутить в своем воображении до последней мелочи каждое движение людской оргии.

Есть душа.Чтобы получить нимб над головой и льготное прощение от Бога на каждый день,она гнила много лет.Душа угадала комбинацию чисел и теперь ее ничто не остановит - обрывая пуповину,связующую ее с десятком Богов,она не испытывает жалости ни к себе,ни к кому-либо еще.

Завороженно наблюдая,как в самой непринужденной обстановке(подумать только - какое-то помещение подвала!) перед тобой разыгрывают религиозную оргию,весьма и весьма,я вам скажу.Нет,вру!Не совсем оргия.

Сидишь себе,непринужденно коротаешь время,покусываешь пересохшие губы,как вдруг появляется старая женщина с пакетом.Что-то говорит на непонятном языке,стелит на кафельный пол картонку,а на нее коврик.После чего одевает платок на голову,раскрывает небольшую потрепанную книгу и,вставая на самодельное ложе,начинает молиться.Вроде и слово сказать нельзя,а вроде бы и перебор.

Грузчики запираются в мужской раздевалке и по пять раз на дню молятся.Первое чтение молитвы начинается для каждого в 5:30 утра.Наблюдая за всем этим,я понимаю,что подобная сплоченность в стайки способна ежесекундно перебить всех коренных жителей города.По большому счету ничего криминального,всего лишь мои фантазии.Но пока есть столь крепких дух побитых нами народов,есть вероятность.Ведь есть же?Самая малая пусть.

Чувствую себя протухшим карпом,у которого под жабрами вместо маленьких легких(да,да.Под жабрами легкие,под жабрами) два огромных  нарыва размером с бычий мочевой пузырь(Каково вообще?).

Пищевод исполосовал алкоголь.Я снова спился.

Я устала.Я физически слаба,до безумия.А физическая слабость делает мысли инертными и глупыми.Где же мои благородные речи?Ну за что так?Никакого баланса,никаких надежд на счастье,просто инертность,просто глупость.

А ведь так хочется просто верить,что прискачет принц на белом коне и даст по ебальнику,а после скинет на рельсы прямо под приходящий поезд.Да,я до сих пор боюсь поездов,уже срываюсь на  алкоголь.Ах,какая же я прекрасная принцесса!

Никому не должно быть никакого дела!Никогда.

Меня не расстраивает отсутсвие мозгов у большинства людей абсолютно.Мне,скорее,важно перебороть при этом душевный дисконфорт.

Никогда бы не подумала,что во времена придуманного *кризиса* люди будут экономить на туалетной бумаге.Но наш народ такой непредсказуемый,его никогда не перебороть.Ныне в моде в столовой обедать и воровать салфетки со стола,чтобы сразу же бежать в туалет.Впрочем,возможно это лучше,чем зад вытирать о стену.

Я мертвая.Мертвая!Послезавтра я поеду к тому парку,к тому небольшому озеру,к тем воспоминаниям.Все же есть в них что-то светлое,раз это доставляет мне удовольствие.Или,может быть,просто хочется послушать шум приезжающих и уезжающих поездов.Я не могу плакать,я ведь мертвая.

Подступившие слезы сразу же породили улыбку.Возможно,подействовал алкоголь.Я счастлива,пусть и глупа.

При всем моем оптимизме и при всем положительном настрое,мир похож на подвыпившую шлюху.

Стоит только войти в бесконфликтную среду,как какое-либо дерьмо полетит в твою сторону,

в надежде вымазать тебя в этой зловонной грязи.В ответ тебе нечем защититься,пряча бешеное

сердцебиение за безразличием,все же выигрываешь.Потому что не безразличие побеждает,

а дерьму вдруг жалко марать руки.

                                                                                                                                                  М.

Я всегда знал,что надо прислушиваться к предчувствиям.За много лет я почти научился делать это.И сколько бы не прошло времени,сколько бы не было перенесено страданий,я всегда окажусь в этом проклятом месте.Всю сознательную жизнь мне казалось,что *проклятыми местами* для меня навеки будут школа и парк.А на торговый центр как-то особого внимания и не обращал.Пройдет еще множество долгих лет и будет стерто из памяти все,что было когда-то,но навеки останутся места *боевой славы*.

Все же выживание-страшная вещь.Нет,она абсолютно не укрепляет морально и физически.Она давит до самого низа,еще чуть-чуть и вовсе вдавит под пол.И мне нравится это,черт возьми.Я несказанно благодарен всему,что было,всему,чего не имею и всему,что есть.А есть у меня не так уж и много:крохи возможностей,способностей,множество свободного времени,потраченного впустую.Разве это важно?Я не раз говорил себе,что жалеть о чем-то глупо.И людям говорил.Вот только не слушал никто,даже я мог себе позволить сорваться на этом.

У меня появилась отличная возможность исправить себя,последний шанс сделать жизнь пусть не ярче,но более губительной и падкой на лесть.Я сделал все,о чем мечтал-мне хватило на это всего пару месяцев.И нечего больше бояться,все самое страшное уже произошло.Теперь же лишь путь искупления.Я попросил прощения у всех,кого возможно когда-то обидел.Да,я сделал это.Но люди злопамятны и не умеют прощать пусть не меня,но хотя бы себя.Когда случалось что-то плохое в их жизни,я не бросал их одних-я оставлял им их ошибки и недописанные картины.Я был несказанно честен и искренен.И плевать мне на то,что в свое отражение теперь они корчат рожи-это уже не мое дело.Главное-дать шанс людям,выбор ведь за ними.

И как бы ни были нагло сцитированы эти слова,они несказанно правильны и искренни.Потому что я знаю наперед,что получив такой шанс и не воспользовавшись им,люди в конце концов умрут от собственной глупости.Моя вера на этот счет весьма непреклонна,ни одна сраная теорема не может быть доказана,когда ее рисуют на доске дилетанты.Вся сила в правде,ее нельзя приврать.

И теперь,спустя год,понимая цикличность своего чертового проклятья,впервые за долгие месяцы я улыбнулся.Мне ни к чему скрывать свою радость и выдавливать из себя улыбку.Я наконец-то считаю себя не злокачественной опухолью на теле,а спелой кровью,текущей по венам и аортам.Я наконец-то благосклонен к себе.Находясь в цикле чего-то сам стал циклом.И это абсолютно не больно,это не страшно.

Этому просто нет конца.

Нет ничего более скверного,чем правда.Эта беспардонная тварь

до последнего любит прятаться где-то рядом,а после всевозможных

переживаний,только после этого,открывает глаза на происходящее.

И если бы в ее обязанности входило лишь дразня светить в глаза

слепого человека фонариком-все бы ничего.Но когда правда разрывает

веки и острым кончиком языка царапает зрачки,тут уже не до смеха.

В такие моменты хочется окончательно потерять рассудок.

                                                                                                      М.

Я не сразу поняла, что случилось. Еще несколько минут, метаясь по комнате, я пыталась унять в себе то, что рвалось наружу,сделать вид будто бы и не было ничего. Но словно одержимая, протирая кожу колен о паркет, я ползала по полу в надежде найти хоть какое-либо оправдание самой себе. Почему? За что?

Сознание вернулось аккурат после того, как я, запутавшись в юбке, больно ударилась лбом о стену.

-О Боже! - воскликнула я, потирая ушибленное место - Сволочь! Тварь! Ненавижу! - завопив, я бросилась на карачках за телефоном, но, к моему огромному сожалению, от него почти ничего не осталось. Разбросанные по кухне осколки аппарата да провода.

Меня трясло, и не важно от чего: то ли оттого, что окна открыты настежь в двадцати градусный мороз, то ли от злобы.

В спешке надев сапоги на босые ноги, накинув пальто, я подбежала к зеркалу. Рукой поправила сбившуюся прядь волос,небрежно размазала помаду по всему лицу, схватила ключи и выскочила на улицу.

-Да что вы за люди такие?! - Изрыгая проклятья на проезжавшие мимо машины, я поняла, что никто не остановится. Наверное, пугал мой внешний вид.

Тогда я предпочла метро-целых две остановки улыбалась самой себе, как конченая идиотка, в зеркальное отражение двери, искоса ловя бестолковый взгляд пассажиров.

Выскочив из подземки, сделала пару пируэтов на льду, к счастью удержалась.

Продолжая ловить взгляды бесчисленных прохожих, я мчалась к его дому: мимо рядов палаток и магазинов, приглушая шум города своим неровным дыханием. Стертое колено не переставало щипать на морозе, будто десяток иголок были воткнуты в коленную чашечку и на каждое движение отвечали плавным проникновением внутрь. Единственное, что утешало меня на данный момент-это запах размазанной по лицу помады, который перебивал сказочную смесь ароматов автострады и бомжатины.

Без проблем найдя его дом, во дворе у проржавевшего гаража-ракушки я подобрала лопату с переломанной рукоятью,и уверенным шагом прошла в подъезд.

Поднявшись на третий этаж,тут же в нос ударил зловонный запах-в углу,у батареи,спал бомж.

Дверной звонок был сломан, мне пришлось стучать в дверь. Услышав его спешные шаги, я спрятала лопату за спину. Едва распахнулась дверь, как на его слащавую физиономию обрушился этот прекрасный инструмент. Но, к сожалению, я не рассчитала траектории полета лопаты и отхуярила бедняге правое ухо. Отчаянный крик эхом разбежался по углам подъезда.Помню,как даже бомж вздрогнул,пробудившись ото сна.Я протолкнула рыдающего парня обратно в квартиру, захлопнув за собою дверь.

-Привет, дорогой, - откинув свое величественное орудие к входной двери, я прошла вслед за Нильсом в ванную комнату, где он одной рукой держался на окровавленный обрубок уха, а другой сжимал хрящ. Его бежевая пижама с медвежатами за пару мгновений стала бурой от крови, точно так же как и его светлые волосы.

Я облокотилась о стену и впервые за долгое время закурила. Наблюдая, как Нильс бережно обматывает свою голову различными тряпками, рыдает, сморкается, трет глаза и кашляет, я успокоилась.

-Ну, наконец-то! Хоть дрожь прошла. Извини, я бы позвонила заранее, но телефон сломался - пришлось приехать.

-Какого хрена ты вытворяешь? Кто дал право…? - пробубнил Нильс, но сейчас мне меньше всего хотелось его слушать.

-…Кто дал право тебе говорить мне такие вещи, да еще и по телефону? - ответила я вопросом на вопрос.

-Я звоню в полицию - резко подскочив, пара тряпок все же выпала из солидного клубка, прижатого к его уху. Обрубок Нильс бросил в раковину и, толкнув меня, быстрым шагом прошел в комнату.

*Поздно* - мелькнула мысль в моей голове, но что именно *поздно* интуиция так и не объяснила. Подавившись дымом сигареты, я в два прыжка оказалась в коридоре у лопаты, после чего играючи пропрыгала к Нильсу в комнату. Благо он стоял ко мне спиной, судорожно

Говорят, люди слишком агрессивны. Говорят, они несказанно мелочны и стерегут каждую копейку.

Стоит войти в их двор, как тут же раздастся лай. И невозможно сразу понять, кто лает: пес или хозяин дома?

А где же радушный прием, настежь открытые двери и уважение?

Хоть один мой взгляд, черт возьми, можно немного поуважать?

Полелеять, пригреть на своей шее, приласкать, в конце концов?

Тщетно.

Говорят, себеподобные существа - это твари из Мезозоя. Говорят, что и доверять никому ничего нельзя.

Вот только мне все равно. То ли не осталось ни капли сочувствия, то ли я так

пренебрежительно ко всему отношусь, но двери моего дома всегда открыты настежь.

Правда, вряд ли кому-либо захочется идти в холодный склеп, где его

дикость и агрессию будут, в буквальном смысле слова, разбирать по косточкам.

Довольна страшная картина порой предстает перед моим взором - мертвые животные: раздавленные у обочин, высохшие недоеденные дворнягами тельца пушистых и пернатых. Дети со двора, глумясь, вертят сломанными палками в несчастных трупиках, а взрослые люди старательно обходят стороной.

Недавно я успел *отличиться* - закопал тройку кошек и пару голубей недалеко от дома. Мерзко, конечно, когда касаешься, к примеру, хрупких изжеванных кошачьих лап или же остатков птиц из крыльев и ребер, все же бытует придуманный страх: кольнешь себя случайно о кость, выкачав тем самым трупный яд, и будешь червоточить смесью из гноя и крови, и не будет этому конца.

С другой стороны, какого бы было, если на месте животных оказались люди? Картина вряд ли бы изменилась: все те же дети, все те же взрослые. И лишь какая-то ветхая старушка начнет сетовать и вызовет катафалк, отвозящий неопознанные трупы на свалку.

При мне в раннем детстве не раз убивали животных, чего только стоит подвешенный вверх ногами баран, которого родные кромсали в тех местах, где я попрошу. А я, такой глупый и наивный, воспринял все за шалость: рога, горло, туловище.…Все подверглось кровопусканию на глазах глупого ребенка, до которого много лет спустя дошла картина произошедшего. И не в чем обвинить, и похвалить не за что.

Лет в восемь деревенский мужик со странными усами давил головку больного котенка об асфальт. Впрочем, по порядку:

У дома, где работал тогда дед, однажды нашли трех котят, брошенных в небольшой коробке. Я до безумия любил кошек, поэтому подкидышам очень обрадовался. Черный, белый, рыжий в тесной коробочке прижались от испуга друг к другу. Рыжий в полоску котенок, как мне показалось, спал, я хотел было взять его за лапу и слегка потеребить ее, чтобы проснулся, но…Раздался хруст. Я не знаю, сколько времени голодные котята сидели в этой проклятой коробке, но рыжий мало того, что умер давно, так и успел достаточно иссохнуть. Я мгновение стоял с оторванной лапой в руке, после чего долгое время бился в истерике от ужаса до тех пор, пока дед не выкинул трупик в овраг.

Черный же был тихим и спокойным. От моих ласк он не открещивался, иногда казалось даже, что умей он говорить, назвал бы мамой.

Белый котенок был болен - вываливающийся изо рта язычок и бешено трясущаяся голова. Я всегда относился с большей любовью к больным и немощным, мне нравилось ухаживать и чувствовать, что я кому-то действительно нужен.

Так прошел день. На следующий утром я вновь вернулся туда со стаканом молока и маленьким блюдцем. Тихо сопя, котята спали. И лишь через несколько минут заботливая атмосфера была жестоко прервана.

Завидев в далеке деревенского жителя, мы с дедом вышли поздороваться на дорогу. Я улыбался усатому мужику, прижав к груди белого котенка.

Поздоровавшись, я сказал:* Возьмите котенка! Мне не разрешают домой забрать. Он немного болен, но он выздоровит*. Сосед хмуро посмотрел на пушистый комок в моих руках, после чего взял в свою огромную мозолистую ладонь.

"Он больной!» - сказал он и резко швырнул белого котенка головой об асфальт. Я застыл в ужасе. Мне было больно, страшно, неуютно, противно. Хотелось выть от горя, но в груди не хватало воздуха. Котенок начал трясти лапками и скрестись об асфальт. Сосед раздавил ему голову своим ботинком.

Когда все закончилось, котенок лежал мертвый и смотрел на меня. Из его маленького рта вылезли кусочки мяса...

Я плакал. Я горько плакал и ненавидел всей возможной ненавистью этого человека. Мне хотелось прийти к нему домой, и убить проклятую жену. За своими воплями я был не в силах различить крики деда на мужика.

Усатый мужик поднял раздавленный пушистый комок с земли и швырнул в овраг через дорогу.

Все кончилось. Моя последняя надежда - черный грустный котенок, пропал на следующий день.

Никто и вовсе не при чем,
Я сам вязал в ногах тот узел!
Объединившись с кирпичом,
Я стал тонуть, пока не струсил.

Мне стало страшно за себя,
Ведь умирал людей не стоя
Теперь же люди мне скорбят,
Идя на похороны строем

Мне было важно быть для них
Частицей солнечного света,
Или хотя бы расписным
Узором тканевого цеха

Но дефицит вниманий этих
Поверг вглубь озера меня
Я наблюдал за силуэтом
Угасшего когда-то дня.

Никто не был тому виной,
От скуки начал я топиться
Кирпич к веревке бельевой-
И поздно от ума лечиться.

Помнишь цыгана в привокзальном переходе? Мы ему еще вместе купили бутылку водки и потом долго разговаривали. Слушали о том, как люди кавказской национальности недавно избили его, а сторож из рядом находящейся церквушки помог их спугнуть.

Господи, как-будто это было вчера. Я видел цыгана трижды, и последний раз вместе с тобой. Знаешь, этому можно не предавать особого значения, но все-таки он связал меня и тебя. Неразрывно. И я готов поспорить, что до этого ты никогда не находилась рядом с бомжами столь близко и столь долго. Оно и понятно - все мы люди, и в спешке нам не дано обращать внимания на обратную сторону человеческой жизни. На тех, кто сидит в переходах, тех, кто спит у мусорных баков и на газонах.

Стоит нам сбавить темп - и картинка тут же становится отвратительной, сразу же хочется наверстать упущенные усталостью шаги. Этим-то и отличаемся ты да я. Я могу резко остановится и долго-долго вдыхать зловонный запах, наблюдать за безысходностью. Да что и говорить - иногда я даже бьюсь в экстазе от подобных картин. Я смею осознавать происходящее и мириться с этим, но ни коим образом не бежать мимо. Этого-то ты и не можешь-остановиться. Пешка в спешке на бал, к знатным, а может и простым людям, но только подальше от всего мерзкого и *темного*.

И вот, когда ты наблюдала за нашим с цыганом диалогом со стороны, тебе хотелось бежать с криками о помощи и рвать на себе волосы от отчаяния. Если бы так случилось, я и не противился б твоим действиям. Спросишь: *Почему?*. Потому что в меня можно тыкать пальцем и орать вслед: *Сумасшедший!*

Пока ты ждала того момента, когда уйти будет разрешено, я с грустью изучал цыгана: редеющая черная борода, медного цвета налет на зубах, раздутые от холода пальцы и такие преданные собачьи глаза.

Признаюсь, я знал о твоем любопытстве, именно это чувство держало тебя рядом весь наш разговор. Да и бежать было некуда - все же не для того ты проделала огромный путь до меня, чтобы развернуться и сбежать от собственного отвращения и томного запаха бомжатины.

Цыган твердил о Боге. Он верил, что именно Бог ему помогает выжить. И даже на мой глупый вопрос: *Почему этот мудак с небес позволяет себе так распоряжаться судьбами людей?* цыган ответил: *На все Божья воля*. Сейчас же, вспоминая все это, я осознаю, что нет никакой Божьей воли - есть лишь случайности, глупости, ошибки и людские промахи. Бог не при чем, он может лишь с извращенным удовольствием наблюдать за нами и дрочить на наши лица со своего проклятого неба.

Цыган говорил и говорил, а я ненароком сравнивал его с тобой: истина и фальшь, мудрец и дурак. На любое твое возмущение я отвечу упреком, мне достаточно вспомнить взгляд скучающей девочки, которая ни при каких обстоятельствах не хотела оставаться одна, и постоянно искала обходные пути у встречающейся на пути стены одиночества.

Тебе не дано позвать, что это за чувство, и какое при этом состояние души. Предвидя опасность, ты как жалкая крыса всегда бежишь с корабля и даже не смеешь позволить обстоятельствам потопить себя. Шансы, Надежды для тебя - это всего лишь конечная цель, до которой легко добраться обходным путем. Увы, ты не воспринимаешь это как средство-инструмент для создания идеального рая.

Все вышеизложенное мне пришло в голову еще тогда - год назад. Зачем я вспоминаю это теперь? Да просто, чтобы сказать: *Цыган умер*. И если раньше была лишь душевная тревога после того, как он пропал со своего привычного места в привокзальном переходе, то теперь - страх.

Умер человек, который до этого момента связывал нас неразрывно.

Тебе уже можно доверять все. Тебе не страшно отдавать мысли - ты не посмеешь осудить.

Никто не станет мешать нашему общению. Там, в глубинах сна, мы всегда вместе -

сидим на берегу талых вод и делимся всем, что накопилось в душе…

…Но сколько можно обрывать сны? Чтобы никто ничего не узнал, приходится уходить под лед.

Просыпаюсь, бывает, и тебя рядом нет. Никого рядом нет.

Лишь слышен гул с кухни и удары кастрюль друг о друга.

Паршиво осознавать, что больше некому доверить себя.

А тебе можно. Ведь ты мертва.