
Одновременно с проходящим независимо от него далёким пожаром молодой кандидат наук Семён Однорогий по обыкновению тихо дремал, сидя на холодном унитазе с недоеденным бутербродом в руке, когда раздался нежданный звонок в прихожей. Бутерброд по закону подлости упал маслом набок, а Однорогий, наоборот, вскочил и направился к двери.
- Ты? - удивился он, увидев Антонину.- Мы с тобой ведь уже ходили сегодня ко мне... Нет, ты как хочешь, а я в ближайшие три дня ни на что уже не способный.
- Да не надо мне этого ничего,- заходя в жилище, успокоила его Антонина.- Я совсем по другому, Сень.
- По какому ещё другому? - встревожено шевельнул умом Однорогий. Для которого было непривычно видеть в женщине что-нибудь, кроме голого тела.- Только быстрей излагай, а то у меня ещё реферат, вон, недоработанный лежит.
- Да плюнь на реферат, жизнь важнее.
- Моя, что ли?
- Общая наша, Сенечка, совместная.
- Но-но,- Однорогий коротким взмахом быстрого пальца остановил прыгающее лицо Антонины,- каждый отдельный индивидуум имеет право...
- Господи,- перебила Антонина,- прекрати умничать, я этого ничего не понимаю. Ты ответь по простому: мы у тебя сегодня с утра в постели разговлялись?
- Ну, если допустить такие выражения...
- Выражения после допускать будешь. А сейчас признавайся, пёс, кому ты про нас говорил?
- Д-да-бль-дто - никому не гов-ворил,- поперхнулся Однорогий.- А что?
- А то, что собака мой, Челнищев-то, прознал откудовась. И теперя непонятным грозится. Да ещё мучительствует, давление психическое оказывает: говори, мол, кричит, что мы с тобой всю демонстрацию дрючились!
- Кто: мы?
- Да нет, я с ним... А ты ведь помнишь сам, я ж с тобой, Сень...
- Так.., вродебто.
- Ну, и скажи, что делать нам теперя,- Антонина перестала сдерживать испуг и бросилась Однорогому на дрожащую шею.- Скажи лучше, что делать нам теперя? Что делать нам теперя-то, а?! Он же, Фёдор-то, как зверюка иногда бывает. Он же к убийству давно привычный, как двенадцать лет, почитай, без отпусков на мясокомбинате скотину режет в забойном цеху! Я боюся, Семён.
Шея Однорогого устала держать постороннюю тяжесть. Но упасть перед женскими глазами вместе со всем своим достоинством кандидату не позволяла его жизненная позиция. Он стал на четвереньки. И тут его мысль перевернулась по-новому:
- Слушай, Тоня. Я тебя официально спрашиваю. Он моё имя называл?
- Нет.
- А кому угрожал-то? Тебе?
- Да мне ж.
- Вот, - Однорогий лёг на пол и закрыл глаза с физическим видом удовлетворения, - иди сама и разбирайся с ним.
- Как? - спешилась с него Антонина. - Значит, говели вместе, а разбираться мне теперича одной?
- Так, - согласился Однорогий. - Мужик-то - твой, не мой.
- Ах, вот оно чего, - Антонина задохнулась от всасываемой обеими ноздрями атмосферы. - Значит, такое твое настоящее лицо! А я-то, дура...
- Дура,- покорно подтвердил Однорогий, обеими руками прикрыв голову от возможных ударов.
Она гордо прикусила свои губы и направилась к двери. Только напоследок повернулась и добавила одним неподвижным горлом:
- Прощай.
Но, спустясь на два лестничных пролёта, не утерпела и закричала на весь подъезд:
- Однако запомни, мой сердешный: если дойдёт до рукоприкладыванья, то я одна эту горьку ягоду есть не собираюсь. Кажный самостоятельно за свой грех ответит! А то - ишь ты: французскую любовь ему, как ненормальная, соглашаешься, а как членовредительство употребить, чтобы женщину не обижали - сразу кишки тонкие! Ничего. Ещё, может, в морге вместе полежим...
И удалилась, оставив в глубоком обмороке местную пенсионерку Агриппину Даниловну Швабрину, которая в любое время суток перестилала половичок для обуви перед собственной дверью, чтобы находиться в курсе происходящих в её подъезде событий (за текущий месяц Агриппина Даниловна стала первоначальным свидетелем четырёх пьяных драк, двух групповых изнасилований, шести актов курения анаши и бессчётного количества кровавых семейных ссор)... Месяц ещё не закончился. Но на этот раз старушкино бдение завершилось отрицательным образом: летевшая мимо по ступенькам разгневанная Антонина со всей силой недовостребованной женственности врезала ей по харе - и Агриппина Даниловна вместе с проломленной дверью провалилась внутрь собственноручной квартиры, обрызгавшись перестоявшимися соплями и досадно обмарав почти новые рейтузы, которые она по большому счёту уже седьмой год старалась сберечь для похорон...
Впрочем, спешить Антонине не было кардинального смысла. Потому как её супруг дома отсутствовал: не успев проспаться, он убыл на встречу с шантажистом...
История вымогательства уходила своим корнем в одну пьянку прошлым летом, когда Челнищев - сам не помня деталей - случайно оказался в замусоренных подтирочными принадлежностями кустарниках в парке "40 лет Октября" с в упор незнакомой прошмандовкой... Там его в процессе
Читать далее...