Мир распластался на асфальте с проломленным черепом, существа в галстуках кружили вокруг, пели лицемерную панихиду, задорно цокая копытцами, брались за руки, вертели головами, теребили остатки одежды. Прохожие жили параллельно, впрочем, как всегда, убегая от всего по своим делам (как будто "всё" не включает в себя "их дела"). Трехногой собакой выл мир, не прощая никому и ничего. Господа присяжные продолжают мерзко хихикать. И они тоже есть в этом сюррореалистичном кошмаре, который трещит по швам, грозясь выплеснуться за пределы чьего-то сознания, а у них же белые воротнички, они же могут замараться, конечно, они должны как всегда отойти подальше, на безопасное расстояние, да.
Прекратите чувствовать, здесь обрыв!

Повлияйте на меня положительно, пожалуйста.

Чудесное и чудовищное сливаются в твоей жизни в одну точку, эту-то границу ты и пытаешься поймать и тебе это совершенно не удается. Мир стоит, в зеркале отражаешься по прежнему именно ты, но разделываясь с последним движением в груди, ты разбиваешься, раскалываешься на тысячу бесчувственных человечков - тех самых, которые кувыркаются за комодом, пожирая твои идеи и возгласы, сны и кошмары. Сдохните, сдохните, сдохните! Мучительная недосказанность, обыкновенное сумасшествие. Ты просыпаешься, заглядываешь под кровать, в очередной раз ничего там не находишь. Ты разбиваешь голову о стену в попытках ухватиться за самое высокое си, самый тонкий хвост мысли, самый серый мазок на полотне, услышать самый слабый запах, обратить их в отблеск или подобие чего-то большего, впевая жизнь в новое, сотворенное твоими руками. И у тебя не выходит, в очередной проклятый раз не выходит, ты откладываешь карандаш, комкаешь лист и с новой надеждой заглядываешь под образную кровать. Когда-нибудь, когда-нибудь, ты испишешь все стены, а пока - продолжай глядеть.

Кто-то улыбнулся - рассмеялся,
Кто-то загляделся - размечтался,
Кто-то оторопел - растворился,
Кто-то разбежался и разбился.

Все мысли и чувства подыхают внутри, не оставляя ничего, что можно было бы широкой рукой плеснуть в дневник, зарубить себе на носу или превратить в одну из многих тем. Не обессудьте, тяжело.

От тебя снова и снова ускользают дни, оставляя на губах привкус событий, связывая обещаниями, от которых нет никаких следов. Ты можешь пытаться думать и можешь пытаться говорить, но мир кажется - непоправимое несчастье! - совершенно нереальным. Ты стиснут между чередой событий и происшествий словно старая игральная карта, раскинутая вместе с другими кем-то для своего неторопливого солитера. Все очертания туманны и неопределенны, тысячи пятен и мазков в каждый трудновыделяемый момент времени все также остаются тысячами пятен и мазков, которые передвигаются по улицам. Ты ходишь между ними, опрокидываешь что-то по пути и все в тебе говорит, что ты другой, другой, другой.
Воздух густой и желтоватый, а мельчайшие его частицы так и смазаны грязью. Ты все также пребываешь среди пятен и мазков, но внезапно оказывается, что ты больше не власте над этим миром и над собой тоже, теперь тобой и миром правит нечто, чей голос звучит в твоей голове.
Ты другой, другой, другой. Наверное, это Бог. Наверное, это ты.

В жаркий полдень, когда в Гоби умирают от недостатка воды, в Венеции выплевывают остатки завтрака, надышавшись запаха плесени, он стоит, наблюдая, как солнце простреливает асфальтовую улицу насквозь. Где-то от жары плавится металл. Он затягивается, разглядывя полуприкрытыми вспухшими веками глазами пыльную улицу.
За углом бар, где он разменивает свою купюру на оббитый стакан мутного скотча. Сделав первый шершавый глоток, он оглядывается. Где-то кого-то убивали, где-то кто-то кричал. Люди сидели, вытянув ноги под столами и казались отделенными от своих конечностей. Все здесь раздражало, доводило до тихого исступления, создавало шум - казалось, что шумел сам воздух, разбиваясь о его барабанные перепонки. Влив в себя остатки алкоголя, он поднимаетсяя и выходит не оглядываясь.
В горячем, плавящемся воздухе тяжело дышать. Процессы окисления, которые происходят в таких условиях словно всыпают в его легкие шрапнель. Он идет, пылит обувь, а после
а после садится на землю в тупике между заплесневелых домов, усмехается, говорит себе: "Ты умер!" и замирает.

Ты, к кому я всегда обращаюсь, забросил свои занятия?
Грязный матрос, видевший океаны с приливами.
Тот, кто кричал имя бога, когда разрывами
Сердец кончалась окаменелость, начинались объятия.

Ты спасся от суицида отвратительными папиросами,
Вбивал в мои фантасмагории свое успокоение.
Искал иной невыразимый знак, как посвящение
Тугому времени, засыпанному компромиссами.

Реальный сочетатель трех душ и множества имен,
Пеон, садовник, шут и белокожий пианист,
С утра убит, закопан, сейчас, конечно, чист.
Ты с головой погряз в несметности времен.

Ты, к кому я всегда обращаюсь, отпусти свои сны.
Заставь растаять капли света и тепла.
В заболоченном раю находясь, отложи дела
На вечное "потом", когда совсем не будет тишины.

наполнитеменянаполнитеменянаполнитеменя

Не так давно мне довелось оказаться в зале прилетов в аэропорту - вытягивать шею и затаивать дыхание, ожидая того, за кем пришла. Пользуясь моментом и удобным положением, я глядела на людей.
Разные - грустные, веселые, с голубыми и карими глазами, нервно постукивающие ботинками по полу и умиротворенно держащие за руки близких. Люди стояли, сидели, ждали и плакали. Последнее происходило тогда, когда ожидающие наконец встречали тех, кого - я полагаю - так давно не видели. Зажав букеты подмышками, люди обнимали людей, целовались и помогали близким. Люди чувствовали, люди жили - эмоции висели в воздухе и проводили по волосам всех присутствующих. Если бы можно было раскрасить яркими красками все слова и все то, что было почувствовано - Вы бы немедленно принялись тереть глаза от обилия цвета.
Каждый из тех, кто прочтёт это, был представлен мною на месте встреченных и обнятых. И это было здорово.

Это цитата сообщения Елена_Грозная Оригинальное сообщение

Lagir



Без предисловий
[400x200]

Итак, ты идешь по городу. Непроизвольно тянешь ступни так, что получается занятно дикий твист, в котором участвует как минимум полгорода - все, до самых горизонтов. Ты глотаешь, глотаешь весну, изголодавшись по ее тихому свету, подвергаясь угрозе порвать легкие, забывая собственное имя и меняя асфальт с облаками местами. Повисший на проводах кусок неба напоминает: нет, ты не пьян, здесь все сейчас такие, все идут сквозь весну по немыслимым траекториям. Пейзажи статичны и гулко бьется сердце: раз - в честь высокого солнца, два - во славу словно раскрашенного детской фантазией мира, раз - для знакомых, выходящих из-за угла, два - ради следующих дуновений с запахом пряностей и города. Раз-два, раз-два. Живи!

Весна, облизанная взглядами и зажатая в метафоры, вступила в свои права. Раздевайтесь, можно праздновать.

Отсветив, падает солнце
В послеполуденный час.
Отгорев, ломаются люди
Единственным росчерком враз.

Зима кончается, оттаяв.
Застраховавшись календарем,
Вбегает в жизни междузимье,
Рассветы оставив на слом.

Подламываясь под грузом неба,
Напоминающего по ночам землю,
Остается только ломать пальцы,
Бессмысленным фразам внемля.

Мальчик с девочкой сидели друг напротив друга и не улыбались.
- Ты меня любишь?, - спросила девочка.
- Это провокационный вопрос, - ответил мальчик.
- Тогда почему мы "не можем больше дружить"?, - не унималась девочка.
Мальчик пожал плечами и застыл, подперев подборок рукой. Девочка, сидевшая так уже давно, считала взмахи ресниц мальчика.
"- Взаправду непонятный", - подумала девочка и принялась рассматривать свои туфли.

Этот год очень часто дождит - взрывается молниями, грозя упасть небом и льется, льется, льется. Всякий раз, когда идет дождь, ты зарекаешься, отнекиваешься и уверяешь себя в том, что на этот раз вместе с потоками воды, захлестнувшими город, от тебя уйдет что-то ненужное, омертвелое - всякий раз ты убежден в том, что никогда уже не будешь таким, каким был до дождя. Однако на утро ты снова и снова впечатываешь свой след в небо, отраженное в первой луже, которую встречаешь на улице, и, втянув голову в плечи, отправляешься по своим делам, забыв, разумеется, о клятвах самому себе. И снова дни сменяются, а каждое событие ты воспринимаешь как не более чем эпизод из несвязанных друг с другом снов.
Изредка встряхивая головой ты обнаруживаешь кровоточащие раны в небе, но быстро забываешь о них и погружаешься в сладкое равновесное бытие. Растаявшим февралем в твоих глазах отражается апатия.

Брат, я так люблю тебя.

Я с жадностью смотрела в глаза молодого человека, так похожего на моего брата. Я искала в них знакомые веселые искорки, спускалась к плечам, на которых побежденным питоном лежал шарф, к плечам, которые так и требовали положить на них голову и почувствовать себя защищенной. Молодой человек не сопротивлялся моему взгляду, когда я хлестала его - брата - руки отчаянным желанием прикоснуться к ним. Мне было совершенно безразлично, о чем думал он, разглядывая в свою очередь меня - от рыжих волос и до лаковых туфель. Было все равно, жили ли в его голове в тот момент похоть или недоумение, интерес или безразличие; снимали ли с меня мысленно платье или считали пуговицы на пальто. Я видела своего брата, широко раскрыв глаза, удивленно и нереально. Он стоял совсем рядом - я, возможно, могла бы протянуть руку и дотронуться до родного, пахнущего всегда так терпко тела, провести рукой по сухим волосам и заглянуть в его глаза.
Разлившееся по всему телу привычное чувство родства знакомо щекотало губы, призывая оставить на щеке брата шутливый поцелуй, рассказать много мелких новостей, имеющих значение только для нас обоих.
Я моргнула и видение рассеялось, молодой человек и правда имел определенное сходство с моим братом, но не такое, что способно свести с ума - как это чуть не случилось со мной.

Г., я так скучаю по тебе.

Ворваться в весну, разбив зеркала, растаять под предпоследним дождем, спрятавши сердце и не осознавши потери, заглянув в пустынные земли, обнять конечную вселенную и утонув в закатах, не успеть к рассветам. Рывком закончить ожидание, расстрепать, сжечь и развеять сомнения, никогда не ставить многоточия и дать себя сорвать. В истеричном сумбуре махать руками, приветствуя весну и заглядывая в глаза случайным прохожим, что родом ниоткуда, что направляются на край земли, чтобы спрыгнуть с него.
А потом пройдет еще один дождь, завершится очередной круг, и остынет сон.
Разбежавшись, март резко остановится и вернет всё на места. Так бывает всегда - весенняя круговерть, не отличающаяся обыденностью, несмотря на ежегодные повторения.

Урюк зацвел.

Это цитата сообщения Thronde Оригинальное сообщение

Неслучившийся эпилог



В торжественной полутьме охотничьей избушки
Под зимний смех
Там-то он и стельнулся, обмякнув,
И кто-то ворвался в стылую усыпальницу,
Слизнул с рябого потолка брызги его разума
Согласился и рассмеялся