Ну что, как вы?

По ночам в комнате всегда слишком тихо, словно тебя заперли в аквариуме. Только размеренно идут часы, призванные напомнить, что всё никуда не делось, и в зеркале отражаешься именно ты. Чёрт, это проклятое тиканье! Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так, тик-так, я-сошла-с-ума-так, тик-и-ты-тоже-сошел-с-ума.
Ребенком ты всегда считал, что это "тик-так" - это скорее клацанье когтей очередного монстра об деревянный пол.Чудище крадется на цыпочках - если это можно так назвать - и когда ты внезапно открываешь глаза, прячется, зарываясь в любую из ночных теней. Тик - вот оно, уродливое и необъятное, сделало шаг к твоей кровати и заносит костлявую ногу, чтоб - так - приблизиться еще ближе. Ты лежишь, закутавшись в одеяло с головой, горячо и часто дыша, вжимаешься в кровать. Вслушиваясь в непрекращающееся, забирающееся под самую кожу тиканье, думаешь, что, должно быть, монстр уже стоит над твоей кроватью и воет ветром. Ты одновременно хочешь, чтоб все это закончилось, но понимаешь, что закончиться все может только если чудище все же доберется до тебя - медленно, напряженно, с каждым движением стрелки на часах.
Что пугает тебя сейчас?

Я зачерпнула воды из лужи: осень плескалась в ладонях, звала утопиться, кричала, что нельзя жить мелочами, не объясняя при этом, чем же заменить мелочи. Саша, ты говоришь с деревьями. Нет, это вы говорите с деревом. И читаете его же.

Господи, дай ж, блядь, мозгов

Я возвращаюсь домой: возле подъезда дети с засахаренными петушками на палочках (я считала, таких не делают уже лет десять; а, может, с тех пор, как я начала носить туфли на каблуках и курить). Я засыпаю, мне снятся стихи, я не утруждаю себя тем, чтобы их запомнить; после по утрам мое сознание выдает глупые ошметки вчерашних рифм и, успокаивает воспоминаниями о последнем солнце, закравшемся под веки. Я тру глаза, мир под пальцами взрывается тысячами искр, приближается фарами огромного грузовика и сыплет перцом на глазные яблоки. Прихожу в себя, хватаясь за корешок книги, с которой уснула: он отвратительно гладкий, гладкий, как зеркало, как хрусталь, как отсутствие перемен и проклятое оцепенение; я встаю с кровати, чтобы вернуть себе мироощущение, сгибаюсь в судороге и сажусь на пол, облокотившись о кровать.
Нестерпимо мерзнут ноги, тру сначала одной, а потом другой лодыжкой о ковер - долго, с упорством, до "господи, как это случилось?", до возвращения ощущения реальности. Под кроватью пахнет осенью, воротом чьего-то пальто, дождливым днем, так сильно, что на пальцах появляется ощущение керамической поверхности кружки, о которую греешь руки. Я сдергиваю простыню до пола, сохраняю.
Я ухожу из дома за четыре часа до появления детей с петушками.

[показать]
photo by Deb

Я размазываюсь по странице.
Господи, как заманчиво обратиться
В ничто. В чудесную бесконечность.
Если, конечно, допустить, что жизнь не является
Падением в вечность.

Меня опрокидывают на спину
События в личную зиму,
Которые швыряют на стены,
Плюются в глаза через плечо и превращаются
В падающие колонны.

Я возвращаюсь в сознание:
Так б-ль превращается в понимание -
Та самая пустота в голове, что
Оставляет тебя наедине с самим собой и является
Поводом зарыться в пальто

Того, что под моей спиной.
Когда всегда уверенная ширина становится длинной.
Тогда, когда угадывается чума
В холодной квартире, где кто-то сидит по углам и просит тебя
Не сходить с ума.

Я смотрю на чистый лист. Знай он о том, что я ничего не могу, давно бы сжался в ком от жалости.
Реальность - это так много, так чертовски много. Тлеет, скисая вечерами, мерзкая сука (ты уж прости меня, действительность, но порой ты так вешаешься на шею, что начинает трещать позвоночник). Это такой бред и ничего нового: я заливаю белый свет сами знаете чем, увеличиваю масштабы, сгущаю краски, сливаю себя в канализацию. Я ложусь на холодный пол, я вижу себя, мне мерещатся мертвые люди (приходит в голову мысль, что забыть о дне рождения и дне смерти М. меня заставил именно инстинкт самосохранения, потому что я раскроила бы себе голову о надгробие, если бы).
Всё, впрочем, также ровно, также неизменяемо (вчитайтесь в корень): люди, с которыми я спорила о важности перемен, плюют мне в след, мой соляной столб ("кто бы лизнул меня?") всё в той же страшной цифре километров, меня по прежнему пугает календарь, я не различаю также и так же.
Реальность - это так много, ха-ха.

Я хочу забыть себя в чужом подъезде, в твердой уверенности, что за дверями дышат живые, чертовски живые люди. Возможно, они пьяны, возможно, они бьют своих жён или калечат детей, больны сифилисом или просто каждый день из года в год ходят на нелюбимую работу. Они живы, они согреты кровью (она такая же, как у меня, я видела это, когда раскроила голову о стену и теплые струйки стекали у меня со лба, а я стирала их трясущимися руками). Почему их нет в моих кошмарах? Куда девается их тепло, когда я в ужасе вожу руками по уплотнившийся вдруг реальности и не нахожу ничего, забившись в угол в особо туманные ночи?
Царапают горизонт спины уходящих людей. Таких теплых, таких живых.

Я вбежала, ты сидел
Закинув ногу за ногу
Ты на меня закричал -
Я закрыла глаза -
После спокойно сказал:
- Тебе следует измениться.
Закурил и вышел из комнаты.
(Должно быть, тебя уже выворачивало
Наизнанку, забрасывало в четвертое измерение,
Стегало по глазам, оглушало)
Я видела тебя
В себе
И понимала, почему
Ты испугался.

В эту осень дул жуткий ветер, все старались попасть домой. Страдая музыкой тысячелетия, реальность становилась войной. Ты, так замечательно живой, боролся с криком. Тот подступал, забивши горло страхом. Тебя тошнило, пижама мокрая движения стесняла. Люди прыгали в ночь, лепили себя на стенах, ты шел устало. Ты шел по проспекту, сбивал босые ноги в кровь. Ты шел, вздыхая вновь и вновь. Думалось, что можно просто не дышать, спрятавшись за подкладкой реальности. Та, в свою очередь, (бессердечная сука!) не принимала подобной хитрости. Куда-то торопясь и торопя, ты выдавал себя дрожаньем век. Ты перешел на бег. Прерывисто дыша, упал, и голоса в тумане заставили рыдать. Ты сел, стал было чего-то ждать. Потом закрыл глаза руками, заставляя себя проснуться. Представлял строчки недавно читанной газеты, чтобы вернуться. Пугающий пейзаж предательски не превращался в циферблат, что был на стене.
Чудовищно твердые сны прижимались к твоей спине.
Ночных кошмаров в этот день отпущено без мер. Но, значит, все в порядке: ты еще не умер.

[показать]

Я как обычно крепко держалась за сигарету, являя собой образец социальной рекламы в разделе "до". Стояли замечательные сумерки, я как обычно чувствовала себя мертвой, разглядывая все менее нужные колени. Думалось, что если усадить девушку справа несколько в пол-оборота, то в помещении (таком замечательно затемненном!) станет гораздо уютнее. Мне всегда казалось, что в таких местах на стене непременно должна висеть коллекция бабочек под стеклом. Действительность (как называет ее В. - "жизнь снаружи") была уютно стабильна. Ко мне подходили выученные наизусть люди, задавали малоинтересные вопросы. Превращение в предмет интерьера становилось все приятнее, а перспектива слиться со стеной казалась все привлекательнее. Словам было гораздо теплее в горле, чем где бы то ни было еще.
"Мы живем лишний день", - молодец, В., опять в точку.

Они по ночам прыгают в окна. Знаешь, когда легкие рвутся от воздуха, который не пахнет жареным асфальтом, становится даже все равно, что будет. Нет, я не говорю, что ради ночи стоит просуществовать день. Просто ночью можно свесить голову за подоконник и считать светящиеся окна в соседнем доме, а это, как известно, один из залогов успешно проведенного времени (наряду с пустотой кофейной банки, исписанными листками, руками в краске и остатками лунного света в чашке). Ты знаешь еще и это чувство, ты умеешь, проводя рукой по ткани или краю бокала, чувствовать материал настолько остро, что первые секунды прикосновений кажутся оглушительными, и хочется отдернуть руку, словно поверхность сплошь покрыта шипами. Но ты всегда продолжаешь; также, как и я. Ты можешь разбить рукой стекло (кстати, ты знал, что большинство людей с закрытыми глазами не может определить стекло или зеркало под их пальцами?), потому что захочешь почувствовать каково место прикосновения, можешь прикасаться к спящим, проводя безымянным пальцем по нежной, восхитительно теплой и рождающей образы коже чуть позади ушных раковин. По ночам все чувствуется в сотни раз острее, и именно поэтому я знаю совершенно точно, что ты тоже не спишь. Точно также, как и я никогда не могла отказаться от многократно усиленных ночью ощущений, так и ты сейчас сидишь и ждешь происшествий - значимых, на наш взгляд.
Но: брат, в моей жизни ничего не происходит - люди прыгают в окна, бьются стекла, но все мимо. Я использую наркотики: случайно порезавшись ножом, я не бегу заклеивать порез пластырем, я пытаюсь "вычувствовать" весь спектр ощущений - прикасаясь к порезу губами, ощущая соленый запах. Это убого. Ты бы понял: все потому что я не чувствую того, что происходит вокруг. Но я жду ночь с прежней надеждой - и никогда снова не могу чувствовать.

Знаешь, я им говорю "я просто чувствую это", а они отчего-то твердят о вснепременной обязательности наличия логичности или попросту вяло интересуются "как это?". Я просто втягиваю голову в плечи.
Я еду в метро с человеком. Он говорит "держитесь", и мне кажется, что он все знает.
Н.В. говорит, что у меня нервное расстройство.

Это цитата сообщения Оригинальное сообщение

... красивая девушка, которой захотелось послушать песню, которая есть у меня на компьютере. А она обязательно есть, иначе зачем мне коллекция музыки в 60 гигов, или девушка которая хочет того, чего у меня нет.

Шёл снег в июне, просто так. Шел медленно и долго. Он крался осторожно, у стены. И сильно удивил прохожих, ни разу не нарушив тишины. Июнь бы стоило назвать не так. В июне руки как наждак, в июне (впрочем, как и в любое другое время года) желаешь, чтобы кто-нибудь пришел и разобрал бардак.
Знаете, это вроде как иметь и руки, и ноги и отчего-то просить денег в подземном переходе. Знаете, мне бы хоть раз веруться рано, хоть раз прибавить шаг, чтобы успев в кино, глаз не сводить с экрана. Я словно сгусток пустоты, что тоже, как подумаешь, немало. И день все тянется, как очередь за смертью, и я боюсь того, за кем я встала. Я верю в пустоту. В ней как в аду, но более хреново. Вы знаете (и я, конечно, тоже знаю), что шизофреники склоняются к листу затем, чтоб на пустое место вставить слово.
Сознание туманится, когда пытаешься идти прямым и ровным шагом. Солнце садится, и никого кругом. Все криво, косо, даже кажется, что солнце - раз! - и у тебя под каблуком.
Забавно, я не то, что схожу с ума, но устала за время. Хорошей декорацией становится моя зима. И хотя легкие перекручены, словно содержат пламя, небо оправдывает надежды. Его держат дома.

Мне ленно. Мне ничего не хочется.

[показать]

Привет, уныние
Давно ли ты бывало здесь в последний раз?
Привет, сомнение
Как скоро ты покинешь нас?

Привет, искание
Бывало ль ты хоть раз некстати?
Привет, движение
Кто бы осмелился сказать тебе: "Все, хватит"?

Время уходит в двери кафе, провожаемое стуком ножей и вилок. Время уходит, люди приходят, люди не приносят. Люди скучнее, чем пуля в затылок. Мои дни глухо гудят в углу. Я читаю, редко дышу, совсем не пишу - только вот закорючки в блокнотах (их у меня девять штук). Я изображаю пары, кружащиеся на балу. Кончается среда, я начала болеть во вторник. Наверно, пару месяцев назад. Трезвость мысли снижается, у меня есть беспокойный любовник. Холодный отрицатель бесчисленных преград.
Духота грозится давить. Дверь скрипит, доказывая, что я все еще тут. Если захотеть выйти, стекло можно разбить. Я сижу у окна, обхватив колени. Я ловлю мысли в обществе своей расплывчатой тени.