[550x367]

Многие православные люди не считают возможным делиться опытом своего прихода к вере. Тема личных взаимоотношений с Богом очень сложна и сокровенна, чтобы впустить в нее кого-то еще. И я разделяю эту точку зрения. Однако волею случая, история, случившаяся со мной почти двадцать лет назад, попала в Интернет, и вызвала много откликов людей со всего света, порой совсем неоднозначных. Может быть, мой личный опыт чем-то поможет и читателям «Фомы». 

Я хорошо помню себя маленькой девочкой. Как-то я проснулась и сказала маме: «Знаешь, мне кажется, что я пришла в этот мир, чтобы совершить что-то очень-очень важное». Мама снисходительно улыбнулась, обняла меня и печально ответила: «Я когда-то тоже так думала, но ты повзрослеешь, и это чувство пройдет». Я почему-то тогда очень расстроилась и даже обиделась. 
Я росла в нецерковной семье. В детстве с родителями я много путешествовала, ездила на Валаам, однако Церковь была для меня лишь частью культурного наследия. К моменту окончания школы я ни разу не читала Евангелия и не слышала ни одного разговора о вере. Перестройка открыла перед нами новые экономические возможности, которые дали мне шанс уехать учиться в Америку. 
Незадолго до отъезда моя неверующая мама решила меня крестить. Почему вдруг у мамы появилось такое желание — до сих пор не понимаю. Наверное, она очень за меня волновалась, а крещение показалось ей более надежным способом защиты, чем повесить мне на шею какой-нибудь оберег или амулет. Мне, честно говоря, не хотелось, я долго сопротивлялась, но мама настаивала. В итоге я согласилась, при условии, что мне не придется ничего учить и проходить собеседования. Найти такой храм недалеко от дома на удивление оказалось не просто. Так что мамино желание исполнилось почти случайно. Во время последней перед отъездом прогулки по Арбатским переулкам мы зашли в маленький храм. Мы пришли в него как раз в день престольного праздника в честь Святителя Николая. Там почти не было людей… Представляете, чтобы сейчас в день престольного праздника храм в центре Москвы был пустым?! А в 1993 году это было так. Мама тоже решила креститься. Когда батюшка водил нас вокруг купели, ничего, кроме приступов дикого хохота, во мне это не вызывало. Я смеялась буквально как сумасшедшая. А священник совершенно спокойно на это реагировал: «Ничего, это бес выходит…» 

Покрестилась — и забыла. И уехала за океан. Моя тетя перед отъездом подарила мне какой-то старый потрепанный молитвослов. Я из вежливости взяла. Наверное, я бы ни разу его не открыла, если бы не воля случая… 

Для успешного погружения в языковую среду мне пришлось жить в семье баптистского пастора. И, как нетрудно предположить, моя новая «семья» с огромным энтузиазмом занялась моим «обращением». Их натиск был столь силен, что я стала интуитивно искать защиты в своей культуре. И единственной материальной частью этой культуры в тот момент оказался молитвослов… 
Как-то ночью, спасаясь от тяжести одиночества, я открыла вечерние молитвы — какие же они, оказывается, длинные! Выбрала для себя самую краткую и прочитала — «В руце Твои, Господи Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой…» Лаконично и быстро — то, что надо. Мне стало легче, и я выучила ее наизусть. Впрочем, дальше этого дело не пошло. 

«Отче наш…» я узнала не из молитвослова. Я играла в университетской баскетбольной команде, и перед каждым матчем мы брались за руки, становились в круг и — для поддержания боевого духа и для настроя — читали на английском языке молитву. Как я позже поняла, это была как раз «Отче наш». А тогда я учила ее наизусть, как «Леди Макбет» Шекспира: «The Kingdom come, it will be done on Earth, as it is in Heaven…», и представить не могла, что очень скоро она мне пригодится совсем в других обстоятельствах… 

Мы возвращались домой с национального студенческого форума. Это был один из внутренних пересадочных рейсов американских авиалиний. Надвигался