Мне страшно. Мне постоянно страшно. Ежесекундно. Мне страшно так, что я не могу как следует вдохнуть воздух: он просто не доходит до конца и кажется, что я задыхаюсь. Тихо-тихо, успокаиваю я себя. Ты же дышишь. Не обязательно дышать полной грудью. Сойдёт и так. Достаточно уже того, что ты просто дышишь.
Мало помогает, и я всё-таки начинаю кашлять и задыхаться.
Я не знаю, кому сказать, о том, что не даёт мне жить.
Да и как об этом скажешь? Всё равно что расписаться на бумажке с фразою "вы думали я выёбываюсь? а я действительно больной".
Ничего-ничего. Тихо-тихо. Главное - дышать.
Сойдёт и так. Где-то там. Холмы, киты и всё, как в моей голове. Всё по-моему сценарию. Тихо-тихо. Ты главное не переставай дышать, не сбивайся с ритма.
Если бы я верил, что могу быть не один. Что это возможно. то кто-нибудь. Когда-нибудь. Часть моей придуманной игры.
Тихо-тихо. Дыши, а то будет хуже.

Во сне я снова летал. Была сизая осень, и чувствовал, что только-только научился летать. Я поднимался всё выше и выше над серыми лесами, и слышал, как далеко внизу скрипят старые деревья, увязнув навсегда корнями в промёрзлой земле. В болотах отражалось вялое стальное хмурое небо, ветра почти не было. Меня кто-то ждал на земле, дрожа от холода, переступая с места на место и наблюдая за тем, как я пока ещё неумело барахтаюсь в воздухе, пытаясь свыкнуться с той мыслью, что я наконец-то могу летать.
Могу летать. Пахло ноябрём. Я высоко взлетел и очень резко - сердце ухнуло в пятки, замирая от восторга, я был уже совсем рядом с перелётными птицами, которые совсем меня не боялись и думал о том, что я сам с земли похож на большую странную птицу, когда услышал человеческие голоса. Где-то внизу, запутавшись в лабиринте леса, два человека ссорились.
Лес ждал снега. Я знал: скоро должна прийти зима.
На мне была чёрная куртка, а у ждавшей меня на земле были красные варежки. Во сне я понимал, что она тоже хочет летать и завидует мне, только никогда не признается.
Мне было так хорошо, когда я летал. Словно я наконец нашёл своё место. Словно я дома.
Когда я проснулся, снег ровным слоем лежал везде: на крышах домов, на траве и на спинах кузнечиков-трамваев.
Иногда мне кажется, что я бы продал душу за умение летать. Настолько это прекрасно.

трудно различать время суток: перегорели лампочки, в курилке включать свет элементарно лень.
снаружи неизвестное нашим богам время года - безумная смесь весны и осени.
сны отличаются от реальности чудесным ощущением собственной всамделишности и домашности. во снах я всегда дома. в реальности я никогда не чувствую себя дома, даже в квартире, стены которой помнят, какие мне песни нравились, когда я я проснулся в первый раз. самый первый раз.
на подоконнике мерцает маленькая искусственная ёлочка, всю мою жизнь за последние полгода можно описать двумя словами: черчение и сон.
когда не хочется даже музыки.
как можно было умудриться устать от музыки?

страшно, что можно сидеть на расстоянии ладони от человека и не знать, о чём он думает.
о чём думают те, кого мы видим каждый день и не знаем о них ничего?
что они делают делаю после работы/учёбы?
дело даже не в том, что они делают, а как воспринимают то, что делают.
ведь если один человек садится за обеденный стол и начинает есть овсянку, на полном серьёзе веря, что он последний пират на корабле, а вся команда вымерла от голода и бесконечной тряски и овсянка на полном серьёзе для него пахнет морем, это одно. а если друой человек садтся за обеденный стол и начинает есть овсянку, полностью осознавая, что он обыкновенный человек, обыкновенно кушающий обыкновенную овсянку и остаётся доволен таким положением вещей, это совершенно другое.
до девятого класса я правда думал, что все воспринимают мир, как я.
до девятого класса, мир позволял мне думать так и быть необыкновенно счастливым.
если вдуматься, это было довольно долгою

помнишь, помнишь, каково это было - ждать новогоднего праздника ещё за целую вечность до того, как выпадет снег, в том городе снег выпадал и таял, становясь грязью, мешаниной под ногами, много-много раз выпадал и таял, прежде чем закружиться хлопьями над ржавыми крышами, над громкими колокольнями, над домами, которые поросли мхом и историями.
ещё задолго до покупок гирлянд в магазинах, ещё за долго до ярких мигающих вывесок, ещё за долго до неизменного запаха мандарин и свежей хвои ты знала, - скоро. скоро праздник. скоро благоухающее нарядное дерево, скоро квартира изменится до неузваемости, приукрасится украшениями и игрушками, старыми, побитыми, но такими родными.
уснуть в новогоднюю ночь, чувствуя пальцами ног обжигающую грелку, смотреть в окна, покрытые узорами и замирать от страха снаружи носятся зимние духи и если долго смотреть в ночь, в холодную снежную темноту, они украдут твою душу.
ожидание праздника начиналось когда бабушка заставляла одеть тяжёлую дублёнку и неудобную меховую шапку вместо осенней привычной курточки.
или же с того дня, когда снега наметало столько, что дедушка мог вытоптать твоё имя прямо под окнами дома - через пятнадцать минут его заметало снежной пыльцой. где-то глубоко под снегом спали цветы мать-и-мачехи, чтобы вылезти наружу весной - и ты это знала.
проснуться наутро, быстро пробежать по прохладному полу, не переодев пижаму, не почистив зубы - быстрее туда, где ночью побывал дед мороз, а ты всё проспала, быстрее, быстрее сорвать с коробки бант, отбросить в сторону крышку, разорвать шуршащую хрусткую бумагу и, онемев от восторга, гладить пальцами лицо фарфоровой куклы невероятной красоты.
она казалась мне ужасно красивой. невыносимо красивой. я боялся к ней прикасаться только из-за ощущения собственной грязи по сравнению с белизной её кожи. мои мысли казались мне ужасно грязными по сравнению с бликами мыслей в светло-карих кукольных глазах.
и было холодно ходить по квартире без свитера, сквозняки свирепствовали. пахнущая волшебством ёлка жила совсем недолго. однажды я просто возвращался из школы, и не обнаружив её на привычном месте, ощущал невосполнимую пустоту.
снег. снег не был снегом. снег был неизвестной науке волшебным материалом для снежков и снеговиков, вечером становившийся звёздной пылью.
и ещё постоянно пахло молочным шоколадом. а город был просто необъятным. попасть на другой города было равносильно поездке на другой конец мира. кстати, путешествие магеллана я примерно так себе и представлял - из одного конца города в другой, только по воде.
всё время были какие-то дела, чтобы делать.
мы не знали, что это такое - пустота. пустота. незнакомый звук. неизвестный смысл. не принятый сигнал.
секрет счастья был прост: чтобы папа приезжал почаще, а у бабушки не болели кости.
теперь всё так сложно.
моя собственная вселенная работает по своим правилам. и похоже, они нехило дисгармонируют с общими правилами мира.
не то, чтобы я чувствовал себя ущербным или неполноценным, хотя да, бывает. не то, чтобы я чувствовал себя особенным или что-то вроде того.
я хочу домой. я хочу туда, где всё устроено, так, как у меня в голове.
нет, я не знаю, где это и существует ли это место.
слежу за всеми исподтишка и делаю вид, что тоже в теме.
на самом же деле - даже не знаю языка, на котором они говорят.
и наблюдаю за снегом в стелянных шариках на прилавках супермаркетов - в городе п. затяжная осень.
а на моём любимом свитере, кстати говоря, была вышита рожа рыжего слепого на один глаз пирата с щербатой улыбкой.

 

с каждым днём я всё мертвее, равнодушнее, что ли.
ну а хотя какая разница-то.

вся фишка в том, что мы никогда не будем достаточно красивы сами для себя.
вся фишка в том, чтобы в любой момент выйти из дома, и вот таким, какой ты есть - босой, некрасивый, чересчур полный или чересчур худой, в грязной одежде и с немытыми волосами, танцевать так, чтобы за тобой шли люди, тоже танцуя.
ну а красивыми и прилизанными кто угодно может выступать, и потому это неинтересно.
попробуй сделать классный спектакль с хреновыми актёрами и минимумом декораций.

Для справки: у меня всё хорошо, хоть и пусто, хоть и ужасно скучно.
Вот так живёшь, живёшь, на полном автопилоте, делаешь какие-то ненужные бессмысленные вещи, потом вдруг внезапно оказывается, что все, абсолютн все люди, относительно которых ты так много писал на тему "блабла, если бы вы попросили у меня сказку, я бы никуда никогда не ушёл", тебе не то чтобы безразличны. Ты даже с трудом можешь вспомнить, а кто они такие. Ну кто они такие. Их имена мне не о чем не говорят. Их цвет глаз самый обычный. Прохожие на улице. Очередные декорации. Неинтересно. И довольно давно. Когда же это произошло. Когда в моей жизни почти никого не осталось. И от большинства я ушёл сам, просто потому что мне было скучно.
Кстати, есть страна, куда приезжают эмигранты, чтобы делать под землёю туннели своими острыми кирками и добывать драгоценные камни. Потом из этих туннелей делают настоящие квартиры, и там селятся люди, в эти туннели посреди пустынь, и готовят там себе еду, читают книги, пишут письма.
Экскимо использовали фраменты скелетов китов, чтобы делать свои ледяные иглу. Представьте. Когда-то кит плавал по холодному морю, глазел по сторонам, а потом становился всего лишь каркасом чьего-то жилища.
Наверное, всё же стоит бороться с ленью готовить себе еду, чтобы хоть изредка питаться не только яблоками и йогуртами.
Тот факт, что меня могут выселить в любой момент из-за грёбаной микроволновки вызывает во мне только смутную тревогу по поводу того, чтобы ночевать на улице будет холодновато. И ещё лень собирать чемодан. И, чёрт, где же мне тогда заряжать ноутбук, не говоря уже о других немаловажных вещах.

пожалуй сегодня я наконец уйду из дома, примерно в полночь,
пока спят родители и младший брат читает с фонариком под одеялом мою любимую книжку,
пока ещё молчат волки в лесах и горит огонь в камине.
мои планы на жизнь? вообще-то это секрет, хотя что уж там, мы видимся, кажется, в последний раз
и поэтому я скажу тебе всё.
я хочу украсть корабль у пьяных пиратов, у них в голове только мысли о море и немного - о домашних запахах.
возможно, я пересеку океан, а, возможно, и два. по пути я буду спасать красивых женщин от уродливых чудищ,
я буду подпевать китам ночью, когда они будут петь свои странные громкие колыбельные песни.
я буду коллекционировать тоску матросов по родной земле и когда мои карманы будут полны тоски
я причалю к южной стране, где ограблю парочку банков и расстреляю пару десятков преступников,
потом я сяду на сумасшедшего бешеного коня и ускачу к ковбоям. они примут меня как своего и дадут мне ранчо, лассо и классную шляпу.
ведь у ковбоев такие прикольные шляпы. я буду жить у них, пока узор звёзд на небе не изменится ну или хотя бы пока не заработаю на своё ранчо.
затем, возможно, я стану русалкой и стану приманивать моряков пением, ужасно похожим на ковбойские песни и шелест вереска.
возможно, я стану сквозняком. возможно - лешим.
в общем, кем-то сказочным.
потом я отправлюсь в бар на другом конце мира и буду цедить сквозь зубы виски, а бармен будет улыбаться и играть на губной гармошке блюзы по вечерам.
однажды ты забредёшь в этот бар, и, потому как этого будет требовать вежливость, а мама-папа тебя хорошо воспитали,
ты подсядешь ко мне.
и я наконец возьму тебя за руку.
и тогда боги гордости, плюнув на эту самую гордость, от радости станцуют, обнявшись, буги-вуги,
смотря, как переплетаясь, образуют самый прекрасный узор, наши руки.
и тогда, наконец, я смогу разрешить усталости взять верх надо мною.
ведь за три тысячи лет так устаёшь постоянно дышать.

Хорошо было бы сейчас лежать на сырой холодной земле и смотреть на звёзды. И чувствовать, как постепенно заполняет собой всё пространство ледяная осенняя ночь. Я всегда ощущаю себя настоящим, когда смотрю на звёзды, и ещё почему-то тогда кажется, что всё не зря, всё не просто так, а потому что часть прекрасного загадочного узора, видеть который я не могу, потому что слишком маленький.
Сегодня нам рассказывали про джаз, а я засыпал.
Я снова и снова возвращаюсь к людям, которых следовало бы давно оставить в покое. Я не приближаюсь, только смотрю издалека, украдкой, как смотрят в бинокль на соседнее окошко, с опаской, что вот-вот заметят. Я снова единственный кинозритель в тёмном зале.
Я не понимаю. Они так быстро взрослеют, а я всё там же. Как будто все убежали, услышав команду "старт", хромая, я медленно иду за ними, глотая пыль. Хотя виды вокруг очень красивые, поэтому неясно, куда же они так спешат, ведь если бежать, то ничего не успеешь как следует рассмотреть.
Раньше мне так многого хотелось, самореализации, того-этого, чтобы сложилось всё с работой и всё было тип-топ, ну там успех и блабла. Раньше, когда я описывал идеальный дом, я говорил о большом доме, куда может прийти каждый и где хватит место для всех, помнится, я упоминал так же собаку, большие просторные комнаты и, обязательно, большой стол в кухне, чтобы всем хватило места. Всем хватило места.
Теперь, всё, что я хочу - это чтобы у меня был маленький домик где-нибудь у морюшка, и его крыльцо было бы пирсом. Хотя нет, лучше дом, затерянный в холмах, чтобы утром, проснувшись, я видел бессчисленные изумрудные и золотистые горбы холмов, и ветра там были бы просто волшебные. Так, вот, маленький домихо для меня одного и чтобы никакого дождя или зимы. Можно немножко осени и множко лета. У этого домика бы не было бы адреса. Его не было бы ни на одной карте. Вообще о том, что в этих холмах кто-то живёт,знали бы только драконы, которые обычно спят в этих холмах, охраняя всяких отщепенцев вроде меня. В доме был бы большой чайник, а всё остальное маленькое. И из всех окон были бы видны холмы. Дом был бы деревянным и очень уютным. И ещё там был бы ковёр, потому что я люблю ковры, и я ходил бы там босиком. И было бы совсем хорошо. От высокой концентрации тишины и одиночества я бы однажды стал божком, и мне бы доверили отвечать за что-нибудь маленькое, но безумно прекрасное. Не знаю. Наверное, за чаинки редкого сорта чая. Или за маленькие ракушки.
Но у меня нет домишки, и на звёзды я не смотрю. Пишу сюда иногда всякий бред, в остальное время я делаю вид, что живу. И лишь изредка ощущаю себя настоящим.

ах, амиго, ради чего стоит жить, ради чего? ради чего просыпаться каждый день в общежитии, где каждый второй - тень, а каждый третий - голос, зачем терпеть всю эту паршивость, слякоть, чужую слабость и свою, ради чего натыкаться на осколки воспоминаний и лелеять собственную боль, ну так я скажу тебе, ради чего стоит жить. жить стоит хотя бы ради того, чтобы после долгой зимы выбежать наружу, из берлоги, размахивать руками и подражать птицам, и дышать-дышать-дышать, как будто ещё никогда не знал, каков воздух на вкус. жить стоит хотя бы ради того, чтобы однажды утереть носы всем этим фальшивым людишкам, фотошопным девочкам-мальчикам, в которых ничего нет, только зыбкая, как топь, пустота, ради того, чтобы проиграть все мелкие войнушки и победить в великой битве за какую-нибудь ерунду, типа всеобщего счастья. жить стоит ради того, чтобы угонять корабли с пристаней и, пропахнув ромом, целоваться с морем и ветром, жить стоит, ради того, чтобы больше не мокнуть на трамвайной остановке, а отрастить крылья и самому сверху кидать хлопьями рождественский снег, жить стоит ради того, чтобы надеть колголки на наши рожи, ввалиться с банк, сгрести в сумки всю наличку и распевая ковбойские песни рвануть на кабриолете куда-нибудь в мексику, и даже если нас застрелят полицейские по дороге, мы уже будем знать, ради чего стоит жить.
жить стоит хотя бы ради того, чтобы переделать мир, чтобы найти ответы на вопросы, на которые в принципе нет ответов, чтобы кормить древние музыкальные автоматы мелочью и танцевать до упаду, до последнего на свете рассвета, пока не сотрутся подошвы туфель, под их весёлые бесшабашные рифмы. жить стоит ради прикольных запахов и прекрасных мелодий, ради новых горизонтов, которые открываются тебе из окошка засаленного поезда или со страниц измочаленной книги. твои волосы, амиго, я тебе уже говорил, ты как будто украла волосы у белоснежки, честное слово, ну так вот, амиго, жить стоит ради хотя бы ради меня ну или просто так - безо всякой причины.

Чуть больше, чем через месяц, я иду на самый лучший цирк в мире, краешек билета сделан из настоящего золота, а название цирка звучит как волшебное заклинание.
А ещё плитки мостовой похожи на ломтики шоколада.
А ещё сегодня видел, как человек вышел из книжного, посмотрел на небо, подставил небу ладони, и поняв, что небо сегодня решило оставить нас всех без дождя, зашёл обратно.

На свете происходит столько всего интересного, пока я сижу и черчу дома, в которых никто никогда не будет жить.

- Что значит " я замкнулся в себе"?! - возмущённо возразил он, перестав на миг ковырять вилкой обед. - Я вовсе не замкнулся в себе! Раз в три месяца я выхожу в кино, а раз в полгода я даже езжу в общественном транспорте!

- пойду я спать.
- а зачем?
- чтобы сны снились.

Если честно, я старый больной волшебник. У меня ревматизм и постоянная простуда. Я часто кашляю кровью и мне трудновато дышать, но это ничего. Ничего. Единственное, что я умею - сочинять заклинания.
Иногда я снова просыпаюсь посреди той серости, той будности, той бесбудной скуки - неважно где, но чаще всего, в институте и думаю: чёрт меня дери, неужели я здесь учусь? с ними? я? Я кидаюсь в панику: всё вокруг настолько ужасно, настолько немагически, что я почти готов вскочить посреди лекции и закричать "Волшебства нет! Красок нет! Любви тоже нет! Мне просто наврали когда-то в детстве! Очнитесь! Всё пропало!".
Но потом тяжесть плохого сна улетучивается. Я заглядываю внутрь себя: там хорошо. Там озёра немигающе смотрят на меня синими глазами, башни колыхаются от западных ветров, словно цветы на длинных ножках, птицы режут небо острыми краями крыльев, небо мгновенно затягивает раны. Недалеко шумит море. Пахнет полями и сладостью жары. Я понимаю: вот оно волшебство. Вот они краски. Вот она, любовь, любовь к собственным персонажам, к своим морям и пушистым звёздам. И в детстве как раз-таки тебе никогда не врали. Вот когда ты окреп, стал выглядеть почти-как-взрослый, они решили, что теперь можно. Что ты тоже будешь играть в их игру.
Нет, спасибо, я не собираюсь играть в вашем театре, у меня полным-полно дел поинтереснее.
Я ведь старый больной волшебник. У меня есть лодка, на которой я пересекаю океаны. И ещё мне нужно вылечить ревматизм и простуду. И вообще, я заколебался, пачкать наволочки кровью, нужно что-то делать с этим всем бардаком.
Я щёлкаю пальцами и мысленно возвожу в воздухе город.
Я сочиняю заклинание: я нагоняю на мир запахи снов, узоры из драконов и рыцарей на стёкла запотевших изнутри трамваев, я придумываю весёлых странников и их дома, придумываю рыб с глазами, в которых мерцает свет далёких маяков, придумываю корабли с человеческими душами, придумываю прирученных мною китов и сундуки, полные волшебства.
Однажды я придумаю такое сильное заклинание, что у мира просто не останется другого выхода, кроме как стать
таким
как в моей голове,
подчинившись
той музыке, что заставляет меня ночью уходить в незнакомые леса, сорвавшись с места, забыв своё имя.
Видите, нет у меня времени да и возможности, играть в вашу неинтересную взрослую игру.