Кажется, она жила всегда в каком-то отдалении от всех, и от себя особенно, вернее сказать у Музы своей немой и хромой на попечении. Её дом стоял на самом высоком холме, её небо всегда лежало на гладкой спине и показывало, улыбаясь ей, как расцветали подснежники, какими бывают травы нежными, учило её разговаривать с птицами и в сердце на всякий пожарный, от взлома и потопа ненужных чувств вставлять вольфрамовые спицы. Кажется, у неё в глазах вечно были рассветы, и не было никогда нужных ответов, сомневаюсь, что она верила в Бога, к ней в гости ходила часто тревога, они играли со словами и однажды совсем нечаянно букву "Р", (вот совпадение!) сломали. Кажется, она часто волков кормила старыми письмами и жаловалась, что ей более никто и не пишет. Волки смотрели на неё преданным взглядом, письма не ели, они были пропитаны ядом, и читали её мысли, светлые, как лучики солнца, похожие на смесь иллюзии и сна. Кто, собственно, была она? И как попала в место, живое миллионы лет назад?..
Её небо научило общаться с птицами, терпеть в сердце боль вольфрамовых спиц, научило выгуливать мечты по утрам и поменьше попадаться в собственных желаний капкан.
Но сколько б она не жила в уеденении, всё чаще ей казалось, как мне сейчас кажется, что каждый день и каждый миг, кто-то думает о ней, и кому-то она всё же нужна, со всеми её нелепыми историями, со всей её неизведанной территорией, всё чаще от плена (а может, и тлена) памяти прежних жизней становилось труднее дышать, и никак не могла она припомнить, чем заканчивались её жизней сказки, и как много было у неё старых заплесневелых масок.
Кажется, она каждый вечер выходила на крыльцо, она задирала к звёздам лицо, и всё ей казалось (вот как мне сейчас кажется), что в каждый миг, в любой день, бесшумно как тень, проскользнёт сквозь ночь корабль с алыми парусами, разрезав кормой небеса.
Бедняжка, она начиталась глупых сказок, и поверила в чудеса!..
(Вам должно быть её жаль, она верила, что кто-то за ней прилетит на корабле, и они будут жить долго и сча..., только дети, имейте в виду, своё счастье нужно самим выбивать у фатума, богов и ещё чёрт знает кого, не полагаясь ни на корабли, ни на побеги вешние изв влажной земли, ни на разговоры с птицами, а тем более если в сердце вольфрамовые спицы).
Кажется, ей сейчас далеко за сотни вечностей, и она всё ждёт, как корабль с алыми парусами разрежет кормой небеса, она не может даже умереть, слишком жива в ней эта мечта.
- Не веришь людям, не веришь в себя, в Бога, замкнутая и закрытая, пытаешься казаться циничной и злой, и... чёрт возьми, кто ты?
- Я усталый больной ребёнок. Мне очень страшно. Подари мне сахарную вату. Покажи мне небо.
Так часто писал письма Пустоте,
что она не успевала их читать.
Свести пустоту с Одиночеством
значит
свести их обоих с ума.
Стоит попробовать.
И, играя в вечность,
Мы были беспечны.
Ну, беги навстречу!
Поиграем в вечность.
Хоть ещё разок.
Хоть один шажок.
Снова станем беспечны,
Думая, что вечны.
Снег как причина,
Сны как следствие.
Прощание = починам.
Думая о рельсах, поездах, дорогах, путях, бесконечной смене людей,
прихожу к одному: "Убежать, убежать".
Страх это признак выходных.
По будням бояться некого и незачем.
Только того, что Пустота не понравится Одиночеству, а чернила закончатся раньше рыжей крови.
Сказки - мои маски.
Сладки мои речи,
Нынче я играю в вечность.
Человек, жизнь которого находится в макрокосме
не может сосуществовать
с человеком, жизнь которого находится в микрокосме.
Это как параллельные измерения. Как только сделают переход от одного к другому, сразу увидимся и вырастим ещё одну чёрную дыру.
Глотаем небо,
Запиваем витаминами,
Помни, кто бы не был,
Или лучше забудь:
Нужно быть сильным,
Даже если в Ад твой путь.
ps. роботы снятся к напрасной победе.
Пойдём обрадуем птиц кормушками,
Они нам верят, не их перья в подушках.
Но небом птичьим смотрят наши сны,
Как, говоришь, тебя зовут просто "Ты"?
Ты,
Веришь, что пришла весна?
Ты,
Меряешь шагами облака?
Ты сам,
Раненая птица,
С тобой наверное
Страшно будет проститься...
Не Библия и не Коран
Завещали расставаться.
Смех и дожди,
Так славно-скверно
Роликовые коньки
И мир в придачу
Это обещано нам.
Крошки хлеба
Им помогли,
"Ты меня не жди,
Вот слово на удачу".
Но птичье небо смотрит наши сны,
И шепчет тихо "Его зовут просто Ты".
Так славно-скверно
Роликовые коньки
И мир в придачу
Это обещано нам.
Наверное,
Бесценный дар
Умение кого-то ждать.
Не Библия и не Заветы
Советуют доплыть до лета.
...Ты сам,
Раненая птица.
С тобой
(Ты - тихий прибой)
Было страшно проститься.
Но ещё страшней
Всех потерь, всех теней
Не дождаться.
Это цитата сообщения Москит Оригинальное сообщение
Ad astra. Кусок неба.
26 ноября 2008 г.
Кажется, это именно то, чего мы так дого ждали. Событие, которое затмит своей беспрецедентностью Филадельфийский эксперимент и раздутую жуналистами "тайну Розвелла". Тем печальнее, что знают о нём только 95 человек, да я, обязанный задокументировать период пребывания его здесь. Когда материалы будут опубликованы, всё очарование может потеряться... А, чёрт подери, отставить.
Объект привезли сегодня утром. До этого момента я отчаянно пытался разузнать, как он хотя бы выглядит, но пустили только двух генералов да одно научное светило, не понимающее толком, чего от него хотят.
Я попытался разговорить одного из охранников.
-Да что там... Выглядит, как 
Кусок неба, - ответил он.
29 ноября 2008 г.
Я наконец-то его увидел. Его? Её?
Мне запретили с ним разговаривать, вооружив диктофонами трёх моделей. Но ведь слушать-то мне никто запретить не может...
О, это страшное ощущение. Это существо - кусок неба, дитя звёзд, подарочек из необъятной Вселенной - как хотите, оно говорило с нами. "Расслабься и постарайся думать о хорошем", - предупредил меня заранее один из учёных. Но я же не знал, что оно...
...начнёт выкачивать мысли из моей головы.
Когда люди причиняют боль кому-либо - это очень странно. Когда они причиняют боль и получают от этого удовольствие - это странно вдвойне. Может, эти существа уже давно и не люди?..
Я продержался весь сеанс, пока гость "говорил". В столовой просидел с каменным лицом. А разрыдался только в своей комнате.
4 декабря 2008 г.
Я мучался ещё два дня с диктофоном в дрожащей руке, пока не разгадал одну из тайн существа. Ничего оно не "выкачивало" у меня из головы, и вовсе не мои мысли зачитывало вслух. Оно просто видело нас насквозь, как будто его бездонные глаза посылали в нашу сторону пучки рентгеновских лучей. И все - я, смущённый толстый генерал и растерянный учёный - думали, что это именно о нём.
Каждое окно светит своим светом. Что делать тем, у кого нет свого окна, а значит, и света?
Существо понимало, как глубоко несчастно человечество.
Но Господи, как красиво оно об этом говорило!
14 декабря 2008 г.
Оно скучает.
С недавних пор его монологи перестали быть проекциями наших, людских мыслей.
В них стало проступать что-то чужеродное, но тем не менее притягательное. Я должен был бы вздохнуть спокойно - ведь оно перестало напоминать мне о моих собственных несчастьях, но эти неземные слова пронзают до костей.
Я не знаю, где его мир, и похож ли он на наш.
В одном я уверен - там тоже существует страдание.
Оно скучает по дому.
31 декабря 2008 г.
И всё-таки это парадокс - внеземное существо понимает людей лучше, чем мы сами.
500 г. цинизма
3 кг. язвы
35, 6 г. равнодушия
4,4 кг талого льда
безмерная глупость в сочетании с высоким интеллектом
6,5 кг. высокомерия
щепотка желчи
Очень точный рецепт, не правда ли? Да, и вот ещё - если за пределами нашего мира есть какое-то подобие X- и Y-хромосом, то
Кусок неба - точно девушка. Потому что только девушка, когда на неё направлено множество чужих и электронных глаз, может сочинять стихи, такие прекрасные и горькие, такие - не от мира сего.Хотя неужто нам хотелось бы, чтобы пришелец стал доказывать теорему Пифагора?
13 января 2009 г.
Некоторые из работающих над нашим проектом стали замечать, что я теряю связь с реальностью. Парень из лаборатории выловил меня, когда я пытался проникнуть к существу в неположенное время.
-Послушай, я понимаю, что эта звёздная штуковина довольно забавная, - начал он, - но она покупает тебя с потрохами. По дешёвке. Ловит на крючок с насаженными на него вычурными словечками.
Я замотал головой, хотя доля правды была в его словах.
-Нельзя терять почву под ногами, неважно, общаешься ли ты с космосом или самим Господом Богом. Это совет тебе. А им на их планете тоже неплохо было бы прислушаться - а то ведь создаётся впечатление, что наш первый гость из иного мира двинутый на всю голову.
Он открыл дверь и клоунским жестом указал на существо, будто чтобы доказать собственную правоту. Но улыбка быстро сползла с его физиономии.
Чёрные голуби слепнут от солнца. Их копоть притягивает беспощадные лучи. Снег не поможет. Белый цвет невинности не поможет. Мы - чёрные голуби, мы - всегда по отдельности, мы всегда независимы.
Я знаю, он не любил сюда входить. Он был слишком материальным для её мира.
?? ??????? ???? г.
Сколько времени прошло? Месяц?
Не доверяй никому. Не привязывайся ни к кому. Но привязывать ты можешь к себе, предусмотрительно выставив на душу заманчивую табличку " Не привязывайтесь и не привыкайте ко мне. Чрезвычайно Опасно!", которая очень привлекает людей, считающих её за искреннюю заботу. Не люби никого. Будь верен себе. Только себе. Предают же абсолютно все кроме тебя самого.
И тогда однажды, когда ты проснёшься, будет неудобно лежать на спине.
Два белых крыла, прекрасных белых крыла вырастут у тебя, и ты долго будешь тереть глаза, глядя в грязное от скуки зеркало, не в силах поверить. Белоснежные, блестящие, сильные и, о чудо, твои собственные крылья.
Назови их "крыльями свободы", назови их "крыльями одиночества".
Ты всю жизнь мечтал летать, тебе подарили крылья боги за все тобой пройденные дороги, усеянные бутылочным стеклом, (ты сам бил бутылки цвета изумруда голыми руками и сыпал перед собой стекло, ты любишь вид крови, ты любишь вкус собственной крови), за всё твоё одиночество (ты запер замки и обнёс дом высокой острой решёткой, чтобы никто не проник, ведь все такие плохие, все только и жаждут только одного - убить тебя), за все твои ненаписанные книги («да кому оно нужно? меня никто не понимает, меня невозможно понять!») за испорченное зрение, за холодные будни, за свинцовую тишину, за невысказанные признания, за все отвергнутые тобой жесты дружбы и чего-то ещё большего. За запах потухших фонарей, за блеск недостижимых наград, за все твои старания и шрамы, за телефон, давно сломавшийся от затяжной меланхолии в пыльной коробке, за кукол, что всегда верны тебе, единственному хозяину, за то, что не можешь вдохнуть новую весну, за то, что в твоей жизни только вечная осень, за то что в твоей жизни только глупые и нелепые сны, за что не знаешь, что такое настоящая боль, за всю фальшь, фарс, талант обманывать, талант забывать, за все засушенные листочки золотого цвета солнца в старых неинтересных книжках, за то к морю ты не желаешь, за то, что никого не слышишь, за что не веришь, не ждёшь, за пустоту всю.
Тебе подарят крылья.
Лети, ты свободен! Лети, ты снова одинок! Лети, перед тобой целый мир! Ты же так хотел целый мир в подарок, получил настоящие крылья.
И пусть дети наперебой кричат, оторвавшись от своих тихих игр "Какая большая птица!", пусть ослепшим кажется, что комета по их тёмному покрывалу плывёт, пусть взрослые почтительно улыбаются "Ангел" (о наивные, человек с крыльями, не есть ангел!), пусть оглохшим всё мерещится шелест белоснежных перьев и твоё прерывистое дыхание, пусть безногие будут мечтой с тобой, пусть солнце будет завидовать тебе.
Ты будешь играть в догонялся с западным ветром, увидишь наш ничтожный город с птичьей высоты, поймаешь и к ногам потерявших бросишь усталых разноцветных воздушных змеев, молнии будут беситься под твоими веками, облака поселятся в легких, ноги забудут как это - "жить на земле", увидишь новых людей, их шоколадную кожу, попробуешь на вкус небо, споёшь на память твою детскую колыбельную звёздам. Будешь жить рассветами, открывши для себя, что каждый из них отличен от другого, также, как луна отлична от солнца, будешь провожать капитанов в их дальние плавания, воровать яблоки с южных базаров на широких площадях, глядеть на выцветшие временем фрески и масляные полотна, слушать прибой, джаз, музыку дождя, крики о помощи чаек. Будешь босыми ногами топтать нежную поверхность океана, смазывая барашки и питая свои чудесные шелковистые крылья солью, будешь сидеть на крышах, полных талого снега, будешь гладить львов Венеции циферблаты Лондона, будешь срывать охапками голландские тюльпаны, будешь танцевать на льду.
И однажды, сидя на одной их гор над
В своём осознании безысходности,
в безупречности порванного чёрно-белого мира.
Мира, где краски выцвели порывом ветра со вкусом чумы и оспы,
ветров, оставивших зарубки на стенах домов
"Один, ещё один... Я знаю, что такое бесконечность! Бесконечность - это смерть"
"Я не верю в то, что мы вернёмся, не верю в новое солнце, я себе не верю, я в богов не верю".
Мира, где небо отвернулось прочь, где трусят позвать на помощь,
где туманы затопили набережные солёной волной дыма слёз,
даже в этом мире
кто-то шепчет, еле смыкая усталые веки,
«мы вымолим пощаду у родной земли».
- И не стоит бояться кладбищ, заброшенных домов, земель, поражённых радиацией и пепелищ.
Где вырастают самые нежные первые подснежники?
В тихом-тихом аду, где ничто не кричит от боли.
Но главное, что вырастают же.
А знаешь, откуда появляются луга ароматных весенних цветов, душистые и манящие?
С первого подснежника, робкого и стеснительного...
Она сидела на стуле из красного дерева, одетая в платье из сочной, брызжущей красками листвы, увитое местами белыми и желтыми цветами, за подолом которого сразу вырастала и распускалась мать-и-мачеха, когда он волочился по земле. Кожа её была бледной, виднелись вены, в которых шумели весёлые прибои тысячи пробуждающихся морей, шли золотые дожди, под её кожей гуляли облака, изнутри щекоча и вылезая из пор крохотными росточками. У платья была своя жизнь, оно то становилось переливчатым, как перламутр, то нежно-розовым, как лепестки сакуры, то поражало буйством красок, выходившим далеко за пределы палитры радуги. На её лице было нарисовано нетерпение, руки сжимали веер из разноцветных перьев птиц счастья, глаза, в которых прятался голубой апрель, были чуть прикрыты, она улыбалась, излучая солнечное тепло и надежду. Дверь была всё ещё закрыта, но она чувствовала, что вот оно, её время и сейчас она выйдет наружу во всей своей красе, ловя восхищённые взгляды и слушая нежное щебетанье птиц.
За дверью слышались шорохи, возня, недовольные крики и все остальные признаки суеты.
Наконец, всё более менее замолкло, и послышался только голос старшего толстого гнома.
- Всё готово? Проверка?
- Проверка! - ответил ему многоголосый гул.
- Почки начали выпускать листики?
- Да!
- Птицы вернулись?
- Да! Они уже гнезда свили, а некоторые, уже и птенцов ждут!
- Отлично! Снег растаял?
- Почти полностью!
- Хорошо! Люди переоделись?
-Да! Девушки в лёгкие светлые платья, юноши в белые рубашки и широкие штаны!
- Хорошо! Дети рады?
- Да! Дети все на улицах, играют и смеются!
- Крыши открыты?
- Да! Крыши открыты для влюблённых и всех искателей приключений и любителей высоты!
- Хорошо! Небо отражается в лужах?
- Да!
- Какое небо?
- Лазурное, радостное, искрящееся!
- Отлично! Солнце вышло? Вы разогнали тучи?
- Да!
Гном за дверью сверился со списком, убедился, что все основные положения, связанные с приходом настоящей Весны выполнены, и распахнул дверь.
Весна вышла, улыбающаяся и прекрасная, богиня светлых чувств, дарящая красоту и счастье, идол тёплых дней.
Она пошла по
Наша весна была бы слабым болезненным ребёнком.
Её вынашивало небо, пытаясь не вдыхать сигаретный дым труб станций
и питаться только свежим снегом, без бензина и азота.
На пятый месяц - выкидыш.
Знаешь, что происходит с цветами, которые пробуют посадить в лёд
вместо тёплой земли?
То же произошло с нашей весной, мы не будем знакомы с весной с
золотыми глазами и тонкими запястьями.
Нашей весны не будет – придётся довольствоваться чужой.
ps. страшно думать, сколько ещё раз всё измениться вместе с орбитами планеты
- И ты опоздала?
- Я везде и всегда опаздываю.
- И на тот поезд в будущее опоздала?
- И в будущее, и в прошлое, и в настоящее.
- И как жалко, наверное?
- Жалко.
- Будущего?
- Себя. Хотя себя жалеть – глупо.
- И что ты делаешь?
- Учусь заново ходить.
- Больно?
- Ага. Скоро голова откажет работать, пол-то твёрдый.