СЛАДКОЕ ЦЕЛОВАНИЕ

Перешагивающий через бездну -
в беспросветной близи,
вдалеке -
Младенец-старец зазвездный
поднимается налегке
к полновесной,
спелой Оливе,
к полнокровной Лозе,
и слаще смоковничной были
поцелуй при последней грозе
Молниеносца и Тучи
в изумленье пустыни горючей.

27.3.08 СПб.

Причастившись,
сразу вышел на вольный воздух,
в храме негде было даже встать.
Хладной солью кружился снежок,
под ногами – ледяной пирог,
будто рыбный. Глаза, хребтины…
А, еще когда пели литургию оглашенных,
я выглянул в окно: шла стильная женщина
(«северная византийка» ей очень к лицу),
в красном вела под ручку девчонку лет двух с половиной
и спереди в ярко-алом «кенгурятнике»
несла младенца.
Перед Чашей
они втроем оказались
далеко впереди меня
(я клонился боком на костер из свечей).
Младенец, кажется, спал,
его причастили во сне,
а сестренка уперлась: «Я не хочу!
хочу – гуляяяять!»
И выбежала наружу.
Так вот, краем уха я видел,
как на улке красавица-мама
кому-то передала младеня,
а непокорную дочку, схватив за руку,
подняла на воздух и поволокла
(та не сдавалась) – тогда, присев на лед
чуть ли не передо мной (я полз, словно краб),
взбесившаяся София (другого слова не подберу)
проорала на ухо своей драгоценной:
«Больше никогда не пойдёоооошь в церковь!»
Потом, через миг, поняв, какую жуткую ерес
она только что сморозила, она завопила дочке в лицо:
«Будешь причащацца? Будееешь?»
И поволокла ее в храм.
А что было дальше, не знаю.
Дикий ветер и зима вместо весны.
А девочку звали не просто так – Магдалина.

Сверху - обретение главы Иоанна Крестителя...
[502x699]

Мы поклоняемся Кресту - как будто он, бескрылый, распят между нами; мы обступаем его
для поклонения, как будто он прибит к земле навечно.
А Крест - крылат.
Христос воскресший - виден на крылатом Кресте.
Древом Жизни в Земном Раю стала Богоматерь. Рядом с ней - два Ангела в белом. В руках у них
невидимые огненные лучи: "Что вы стоите и смотрите на небо?! Сей Иисус вернётся так же, как и
вознёсся." А апостолы трепещут, кричат, изгибаясь от изумления - словно хотят улететь за Христом
в небеса... "Что вы стоите и глядите на небо? Здесь - Древо Жизни посреди Рая Божьего".

+ + +

Три белых креста
в тумане -
три названных брата
Черного Квадрата -
три дня бесконечной весны
темного лета
ось света

февраль-март, 2004

Непобедимая Победо, Владычица Ченстоховская: древнего иже о нас благоволения
Самозрительнице: будущаго спасения Хранительнице: покаянием соделай ны новые
Грядущему Царю.
[328x480]

Не было такой мерки, усвоив которую можно было бы прилагать ее ко всем его словам и действиям, в уверенности, что, нарушая ее, он чувствует себя, и должен чувствовать себя виноватым. Напротив, его слова и поступки всегда имели острые углы, выдававшиеся за те или другие правила. И эти углы, сами собою, своим существованием, делали вызов миру, с его отстоявшимися формами и требованиями. О.Алексей никогда не совпадал с миром. Он был юродивым.

Духовный человек знает ценность и силу закона, его внутреннюю безусловность. Мирской — не видит этой безусловности, и соблюдения закона требует потому, что обратное вызвало бы трение с миром. Закон для него есть приличие. Прилично жить и прилично умереть — таково требование мирское. Но духовному требуется не приличие, а соблюдение закона в существе его, а соблюсти в существе — нередко значит — нарушить по букве. Юродивым мирское приличие постоянно нарушается.
(о.Павел Флоренский)

Герасим Иорданский со львом. Тверь, 17 в.
[500x311]

Ясеневская горка
сухие дорожки и обнаженное тело снега
в храме духовисто но тонкая цепочка
преграждает вход к любимой, маленькой Казанской
все после службы озабоченно бегают
будут крестить ребенка Симеон уже ждет
лужи солнца и крестик неосвященный
от ветхозаветного простодушья
стало мне душно и я ушел

Елене Духневич

Люди могут отшутиться,
Звери – нет.
И летят седые птицы
Нам вослед.

Люди могут очутиться
В глубинах,
И посверкивают лица
На горах.

Разделенные, мы будем
Горевать,
Съединенные, забудем
Отказать

Снегопаду – пусть хоронит
Наготу.
Ветер сердце нам раскроет
На лету.

(Новые Черемушки, март 1969)

Ворон, благовествующий
окончанье
снежно-масленичного потопа
изучает двойные следы в пустыне –

черный хлеб раскис
на снегу одесную

ледяной городок
с обрывками флагов
и удивленными глазами Буднатха
ошуюю –
никому не нужен

А за детской больницей –
чуть дальше –
укатанный солнцем
овраг, полный хрупкой полыни
и нетронутая (странно!)
талая белизна с отпечатком
звериных лап, крылатого человека –

Второй вознесся.

А я, на санках,
врезался всем лицом
в жесткий ботинок отца.

3.3.09

- Где еси, Адаме?
- Во чащобе дивной.
- С кем еси, Адаме?
- С Еввой неизбывной.
Раю мой, раю –
От стыда сгораю.
- Что ж ты затаился?
Разве ел от древа?
Иль вкусить познанья
Время вам приспело?
Будете, как дети,
Смертию радети.
- Да жена, что дал мне,
Сердечная дева,
Принесла от змея
Плод превожделенный.
- Быти вам вне рая,
На земле студеной,
Но сотрет пятою
Сын, от вас рожденный,
Голову змиину;
Вас я не отрину.
- Ныне день изгнанья?
Ныне день прощенья?
Жгуче херувимско
Огненно прещенье!
Раю мой, раю,
Я с лучом последним
На тебя взираю.
[699x492]