1

От глотка раскаленного чая,
сдобренного чабрецом,
зверобоем и мятой,
все Дивеево озарилось вдруг
немерцающим светом –
старый дед оказался чудотворцем
со своим нижегородским самоваром:
казалось, вот-вот прорвет
липкие стенки
пластикового стаканчика полдня
сияние тонкого жара,
и преподобный дивнестарче Серафим
соберет свои костушки,
прямо сейчас восстанет,
и пророчествия его сбудутся
не символически, а «самою вЪщiю».

2

А на Богородицыной Канавке,
превращенной ныне в бульвар
с фонарями, белокаменными изваяниями
в духе Виньолы и Киевского барокко,
вымощенной диабазом немецким -
одни лишь старые вязы,
пионы, дельфиниум да мозаика
Благовещенья на больничном храме
будто молчат о пришествии
благодатного огня
и цветного людского пепла.

Святая Бригитта-дева
Варила пиво для Эрин,
А ноги в крови скользили,
Текущей в огонь Келл Даре.

Брендан, Пасху на рыбе
Свершив, зрел страну блаженства,
Ревнуя Сенеки о Туле
Пророчеству не солгатися.

И Патрик пообещал нам,
Что светлые косноязычники
Умрут лет этак за десять
До всеобщего воскресенья.

Алконст, ты так печален,
Что тобою полон свет.
Но в бору произначальном
Я явился. Разве нет?
Соблазняли вместе Еву,
Наказанье понесли,
Ты запутался во древе,
Чтоб слезами изошли
Все, услышавшие Имя.
Ну, а мой ветвистый столп –
Изукрашен дорогими
Сон-цепями золотыми;
Он – отчаянию гроб.
Замурчу я, заиграю,
Разлюбое естество
Поражаю, усыпляю,
А порой и укрепляю -
Пусть не знают ничего,
Ни болезней, ни соблазна,
Ни печалей искони,
Только сказку в сердце праздну
Пусть лелекают они.
Сколько силы мной побито –
Пифагорам не сгадать;
Усмиряем даровито
Богатырские копыта:
Ты – на «аз», а я – на «ять»!
Спозаранку солнце встанет,
Грянет в гусли. Я – без струн
Мир пою, ничем не занят,
Славой лев меня не сманит,
Кот-Баюн я, Гамаюн.

На Духов день у Донского
собрались четыре времени года -
по-летнему: пухоснежье,
из слепящих мигов летящее
в зеленые розмыслы дерев;
кисло-желтые, темнорозовые
листья ольхи, плавающие в лужах
соловецкими островками
вперемешку с "гагажьим" ошметьем;
по-весеннему хрупкие балконы старых домов
с выпавшей лепниной и кирпичами -
на Стасовой и Малой Калужской,
готовые рухнуть
от последнего порыва ветра -
а северо-западный "зудник",
неся ночью хлывень, а в полдень песни,
дует и дует - слепой
идет за нами на звук,
и для него нет стен.
Среди отгоревших каштанов,
твердых четок калины, крепкоствольных,
бесплодных шелковиц -
акация белыми водопадами
поит лишь тех, кто видит.
За медными вратами
(над ними "Христос Воскресе"
тускнеет кованым слогом)
скрыты во тьме телега - и лошадь,
везущая патриарха Тихона;
красноармейцы топают следом.
В подъезде знакомого дома -
синий лифт с разбитым на Троицу
зеркалом -
и двери покрыты печатями:
"Аварийное вскрытие и установка"...

Тройческий, безвидный
И преявный свет
В небе необидном,
Средь лесных замет.

Я ловил мгновенье –
ТЫ поймал меня
Благодухновеньем
Жгучего огня.

И царит прохлада,
Вьется по верхам,
Выводя из ада
Шелестящий храм.

7.6.09 Москва
Троицын День

Из Британского Эборака,
Златорукого города в стране мрака,
Константин явился -
Не спит Лициний,
Хочет востоку выкроить закатные крылья,
Тайно казнив царицу Александру с Калерией,
Чтоб утвердить звездную сферу
Как вечную меру.
А перед битвой Константин
Мирно заснул; в предутреннем свете
Крест ему проглянул –
«Сим победиши», -
Среди уходящих звезд.
И днем утонул Лициний –
Канул в По под Мильвуанский мост.
Но победа сия была бы мгновенна и тленна,
Если б в Иерусалиме
Крест не нашла Елена.
[583x480]

Заговорил Иисус,
еще в колыбели лежа,
и сказал Он матери своей Марии:
Я – Иисус, Сын Божий,
Слово, коего родила Ты,
как и предвозвестил Тебе ангел Гавриил
(А нашли мы сие в книге первосвященника Иосифа,
жившего во времена Христовы; иные же называют его Каиафой.
Утверждает он так – да и впрямь оно так было!).


Пришли неожиданно маги
с востока в Иерусалим,
как и предсказывал Зардушт.
Мария подарила царям-магам пелену Иисуса.
Они на глазах у всех,
возвернувшись домой, бросают
пелену в священный огонь –
Объяло и поглотило пламя ее –
а пламя затем погасло,
и пелена оказалась целой; цари
возложили ее себе на лбы и на очи
к всеобщему страху и удивленью.

Бегство в Египет.
Путь приморский в пустыне.
Тит говорит Думаху: «Отпустим их? – Нет! – Тогда возьми мой пояс с червонцами
И помалкивай!» И Тит, увидев лица Матери и Младенца,
пробормотал: «И Сын Божий не будет прекрасней…»
И отпустил их, не тронув ни старца Иосифа, ни Иакова.
А Иисус сказал:
Распнут Меня, Мати,
через тридцать лет;
ошуюю будет Думах,
а одесную – Тит…
В тот же день войдет со Мною Тит в рай.
Воскликнула Богородица:
Да не будет Тебе этого, Сыне!


Гелиополис.
Землетрясенье.
Идол глаголет жрецу египетскому:
Пришел сюда тайный Бог,
но воистину Бог Он…ибо и впрямь Он Сын Божий.
И распознав Его, содрогнулась земля.
Не покачнулся лишь шатер Марии.
Рядом крутится голый сын жреца,
кидает камушки в идолов. И они падают.
Но не от его силы.
Тогда сын жреца бесноватый
ворвался в палатку Марии.
Она ударила его по лицу пеленой Иисуса,
и изо рта у него вылетели птицедемоны.
Жрец потрясен: О сын мой, может быть, к нам и впрямь
явился Сын Божий, Творец неба и земли?..

Геннисарет.
Иисус несет воду прямо в своей накидке,
и она не протекает на землю, вода живая.
Он лепит из глины двенадцать воробушков из глины
и сажает их по трое возле своего «городка»:
башня, мосты и каналы, цветущие веточки…
Ноги Ханании – у лица Иисуса – топчут всё это диво:
«Как ты смел – сделать сие в субботу?!»
Однако, пока Ханания рушил запруды у остальных мальчишек,
Иисус хлопнул в ладони – и воробьи
с щебетом разлетелись! Тогда Ханания
растоптал, разорил весь его «городок»,
да еще и раскидал ногами.
Сказал ему Иисус:
Как вытекла вода эта,
так и жизнь твоя вытечет из тебя.

Увенчание.
В месяце же Адаре
собрал Иисус отроков,
и расстелили те на земле одежды свои,
и воссел Он на них.
Возложили они венец,
из цветов сплетенный,
на главу Его…
И останавливали всех прохожих,
говоря: Приблизься и почти царя,
а потом своей дорогой ступай!
Иисус молчал.
Играли ранней весною.

Ах, чернец-францисканец
перед слепым Поднебесным ханом
счет ведет выгодам,
войнам и странам,
просит мира и пайцзу золотую
мнет в руках не впустую;
предлагает буллу Римского папы
возложити дракону приуснувшему в лапы –
или сразу в пасть, чтобы он смирился.
«Сам с поклоном бы лучше явился
Белый Отец Запада под мою крепкую руку…»
А другой мних, русской, молчит – помнит науку:
из-за яшмовой сетки наблюдает за ним украдкой
луноликая ханша – тайная христианка.
[699x507]

Младень обнимает «Аз»
Барсук разрывает «буки»
Весна одевает «веди»
Эхом грозит «глаголь»
Дебренского «добра»
«Есть» же ведь бытие
«живете» поет «земля»
Другие смыслы пролиты
буквами в океан:
«иже – како – люди
мыслете – наш Он покой –
рцы слово твердо» - но
не от мiра сего оно.
«Ук», «ферт»,
и «хер», и «ерЪ» -
в цирк укатили давно,
таинственная «фита»
сама собой налита.
«Юсы» - упразднены,
«ерЫ» ушли за юры,
«ижица» - в Мирликии,
«ерь» поедает ель.
Отшельничкам – «червь» да «пси»
и неприкаянно «я»;
змеем крутится «кси»
под вилами «ша» да «ща».
Из Солуни и Рима Кирилл
Азова-Хазарии пыл
определил, остудил;
Мефодий поит Херсонес
водой Моравских чудес
и откликается лес:
«Язык – не дать и не взять!
Свет – вот и весь ответ.
Исповедник целует «ять»,
«омегу» видит Поэт».

В ночь после радоницы
лозоходствуют саженцы
месяц острые руки
на юг протянул из фелуки
светом убавил
звездоверть –
ловись, сарган,
синехребетная смерть
Не засну теперь в Гефсимани
с утра заранее
ветер весенний наглее
Магдалина ушла в Галилею
Благовонья несет ко гробу
Иоанна, зрящая в оба.

29.4.09





Пылает Храм
Что строил Хирам
рухнул сад
Соломон рад
пылью омыта
спит Суламита
Песня песней
растёт вместе с ней
сквозь ее росы
блистает посох
крылатый крест
несут до срединных мест
с севера – Никола
с юга – Ларион
голубичка Вологодская
смоковница сиротская

22.5.09

Луна-Селена-Елисава
надела львиный плащ и власяницей
прикрыла отечье тело Океана;
Георгий спит –
она не дремлет, а наутро,
когда змей солнечный, смеясь,
ее захочет,
она заснет от страха.
Поединок
свершится без нее.
Меча сребристый след на шее.
И лунный щит отброшен.
На башне – блюдет она, притворщица,
не обнажена и не одета,
свой мировещий облик. И не знает –
брак будет настоящим:
ей – пробуждение,
Георгию – разрыв круговоротов,
конец Любови и бесстрашный венчик.
«Скачи – распахнуты ворота:
Наш виноград расцвел едва-едва,
а твой источник
кипит вином.
А за оградой, сложенной из зубьев
треклятого дракона,
тебя ждут звери и языки.
Огонь играет. Жги, зелено-алый».

6.5.09

[430x506]

Явление Христа Женам-мироносицам, 16 в.
[400x552]

Византия, 13 в.
[380x528]

Византия, 14 век.
[420x568]