[419x480]

Естесственно, что в то утро Итачи в очередной раз влетело от матери за отсутствие рубашки, но к её удивлению, он даже не огрызнулся с небывалым аппетитом накинувшись на завтрак. А затем, он шокировал её ещё больше, сказав «Спасибо, ма», «клюнув» в щёку и выдернув из-за стола за шкирку едва успевшего доесть Саске с тем, чтобы закинуть его в школу по дороге в универ.
После того утра он отвозил брата каждый день, и мальчик всегда крепко прижимался к его спине, пока сытая бензином спортивная «Ямаха» послушно урчала в сильных руках, затянутых в кожаные без пальцев перчатки. Сам же Итачи давно не чувствовал эмоционального подъёма и внутренней лёгкости. То, что кто-то понял его в первые за несколько тяжёлых месяцев, которые теперь казались ему настоящим адом, по сравнению с тем, что теперь давал ему Саске, не только внутренне, но и внешне окрыляло парня. Глаза его вновь блестели, загадочная полуулыбка не сходила с губ, а с языка вновь сыпались привычные друзьям шуточки и подколы «а-ля, Учиха».
- Не уж то ты влюбился, Учиха? – ухмылялся Кисаме, а затем от радости встряхивал друга за плечи. – Я уж думал, прощай Итачи.
- рано меня похоронил, синелицый, - фыркал в ответ парень и давал другу ощутимый тычок в бок, за проявленную вольность.
Но тот равно радовался, как рабёнок, и даже не думал обижаться. Но не со всеми в их кампании Учиха продолжил общаться так же, как и перед каникулами. Теперь он нехотя общался с Орочимару, чувствуя перед ним вину и стараясь его по возможности избежать. Он никак не мог простить себя за то, что так поступил с ним, ведь в первую очередь блондин был его другом, а теперь получалось, что после того, как он сам же бросил Сасори, их отношения были испорченны совершенно бессмысленно и зря. Это угнетало Итачи, но он всё равно дал понять Дею, что в любом случае будет не против, если тот по-прежнему будет считать его другом, предоставляя дальнейшее развитие событий на усмотрение блондина.
Но так же тот факт, что Учиха перестал общаться с Сасори, не ускользнул от внимания окружающих. Однако, все благоразумно помалкивали, стараясь не вмешиваться в их непростые отношения. Пару раз Итачи всё же хотелось подойти к рыжему, заговорить с ним, он сам не знал зачем, но скорее всего для того, чтобы почувствовать, что тот всё же не забыл и хоть изредка вспоминает о нём, но каждый раз, как только он видел, что Сасори в открытую «висит» на змееглазом Орыче, он с яростью дёргал со стола шлем и, забив на пары, срывался к Саске.
Всю дорогу до его школы, он злился на себя за проявление слабости, с остервенением запинывая в самый дальный угол своего сознания всё ещё стонущие и кровоточащие чувства. Но стоило ему увидеть брата, его вмиг загорающиеся глаза, приоткрытые губы с замершим на них дыханием, как ему тут же хотелось схватить Саске в охапку и никогда не отпускать, утопая в той нежности, благодарности и в каком-то щенячьем счастье, что он у него есть. Естественно, что Итачи никогда этого не делал, но забирая брата с занятий раньше времени, он вёз его в парк или к озеру, где они долго болтали, валяясь на траве или на скамейке. Парень, как правило, укладывался головой на колени к Саске, а тот, рассуждая на темы проблем современной молодёжи или всего человечества, распускал длинный хвост брата и перебирал тёмные пряди пальцами.
Итачи нравилось общаться с мальчиком и он с удивлением понимал, что Саске не по годам умён. В то время, как у других подростков его возраста в голове были одни девчёнки, тачки и стильные шмотки, его брат совсем не интересовался всем этим, с удовольствием обсуждая последние новости в мире политики, экономики и науки. Их вкусы в музыке тоже были очень схожими, разве что Итачи любил помимо простого рока, лёгкую альтернативу, а Саске частенько зависал под панк-рок. Но в результате, они оба сошлись на том, что под настроение можно послушать и то и другое. В остальном же, во вкусах, в манере одеваться и вести себя, они были практически идентичны, а мелкие несостыковки вовсе оставались незамеченными, и разве что иногда отмечались тем, что «ну, хоть чем-то мы должны отличаться».
Итачи упивался младшим братом, тем, как он смотрел на него, тем, как и что говорил, и не мог насытиться обилием внимания и понимания. С их первого поцелуя, они практически не прикасался к нему, делая акцент на общение, и всё же ему нравилось видеть, как Саске смущается и краснеет, стоило ему прижать его в тёмном коридоре их дома или обнять, хмелея от переполняющей его нежности. Но была ещё и другая причина, после которой Итачи не особо настаивал. Во-первых, он сам чувствовал, что не настолько нуждается в том, чтобы целовать Саске, хотя каждую ночь он откидывал одеяло и терпеливо ждал, пока младший брат прошлёпает босыми ступнями по полу и не уляжется рядом, крепко обнимая и прижимаясь к нему всем телом. А во-вторых, он не мог не уловить то, как мальчик напрягался всякий раз, стоило старшему Учихе прикоснуться к нему.
- Саске, тебе не нравится? – как-то спросил его Итачи.
- Не совсем, - промямлил в ответ Читать далее...

Проснувшись на утро, Итачи с нежностью прижал у себе спящего брата и поцеловал в висок, одновременно удивляясь внутренней лёгкости и умиляясь детскому выражению на его лице. От прикосновения Саске захлопал ресницами, открыл глаза, нахмурился, а затем, всё вспомнив, робко улыбнулся, по привычке переводя улыбку в ухмылку.
- Проснулся? – Итачи коснулся кончиком указательного пальца носа брата.
- Угу, - хмыкнул Саске, по-видимому боясь даже пошевелиться, чтобы не нарушить то хрупкое равновесие, что сейчас, наконец-то, установилось между ними.
- Тогда чего продолжаешь ко мне прижиматься? – в голосе сквозанул привычный холодок.
Щёки и шея Саске моментально «вспыхнули», заливаясь ярко-красной краской, и он коротко дёрнулся, словно старший Учиха ударил его элекрошокером. Но тут же Итачи не выдержал и громко расхохотался, ещё сильнее стискивая худые плечи и чмокая мальчика в темноволосую макушку.
- Глупый младший брат, - довольная улыбка впервые за много недель расплывалась на его лице.
- Ты...ты !!! – сначала возмущённо зашипел Саске, а затем с силой лягнул старшего в голень.
- Ааа, - картинно завопил Итачи, а затем подмял под себя младшего и принялся его щекотать.
Мальчик, уже сообразив, что брат подтрунивает над ним, тут же принялся брыкаться и щекотаться в ответ, не выдерживая «злостного нападения» и начиная хихикать, сначала тихо, а потом громче и заливистие.
В результате оба, задыхаясь от смеха, переворошив всю постель и стараясь увернуться от взаимных щекоток, откатились в разные стороны. Причём Итачи слегка не рассчитал траектории и с грохотом свалился с кровати, чем вызвал новый приступ восторга и громкого смеха у младшего Учихи.
- Ааа, нет чтоб пожалеть, - голова морщившегося от боли Итачи показалась над кроватью и брюнет кряхтя, приподнялся с пола на локте, потирая одной рукой ушибленный зад.
- Ладно, ладно, не буду, - добровольно сдался Саске, улыбнулся и свесившись с кровати коснулся губами губ брата.- Так лучше? – чёрные глаза блестели, а вся физиономия мальчика светилась.
- Лучше, - оторопел Итачи. - Но зачем ты это сделал, брат? – в его голосе не было осуждения, скорее что-то вроде недоумения и лёгкого удивления.
- Ты же хотел, чтоб я тебя утешил, - фыркнул младший Учиха. – Вот я и решил, что это будет лучшим утешением для моего братика-гея, - Саске по-видимому понял, что переборщил и принял свою обычную глухую оборону, пытаясь скрыть неловкость за язвительностью.
В любой другой ситуации Итачи непременно ответил бы что-нибудь колкое и обидное, чтобы поддеть брата за уязвлённое самолюбие. Однако, слово «гей» прозвучало из уст Саске не как насмешка, а скорее как если бы он флиртовал с братом, возможно даже не подозревая об этом.
Было видно, как мальчик напрягся и был готов в любую минуту вскочить, уворачиваясь от оплеухи, а лицо его медленно становилось всё мрачнее и мрачнее, изменяясь под тяжёлом гнётом повисшей тишины. Наблюдая за этим, Итачи искренне умилился и понял, что не хочет, чтобы брат вновь стал таким угрюмым после всего того, что он сделал для него. Захлестнувшее его ещё ночью чувство благодарности, накатило на него с новой силой:
- Что ж, тогда я буду просить, чтобы ты утешал меня чаще, - с этими словами, Итачи неожиданно для самого себя потянулся к застывшему брату, видя, как его глаза широко распахиваются от удивления и чувствуя, как мальчик вздрогнул, когда губы старшего брата накрыли его собственные.
Плохо соображая, что делает, Итачи, не размыкая их губ, приподнялся и, стоя на коленях возле кровати, мягко опрокинул Саске на спину, одновременно осторожно проникая в его рот языком.Мальчик коротко дёрнулся, а затем обмяк, стоило руке старшего Учихи зарыться пальцами в его волосы. Итачи же было невыразимо приятно целовать брата. Он мягко ощупывал его нёбо, щёки и язык, поддевая его своим, на что Саске сначала робко пошевелил губами, а затем, набравшись смелости, сам переплёл их языки.
«Наверное, он уже с кем-то целовался», - отстранённо подумал Итачи, чувствуя, как тонкие руки брата обвили его шею, прижимая к себе и запутываясь в длинных волосах на затылке.
От этого прикосновения у старшего Учихи разбежались стада мурашек от спины по шее, он глухо рыкнул, не чувствуя никакого сопротивления, и уже не сдерживаясь накинулся на сладкий, тёплый и влажный ротик, жадно сминая губами губы и не слыша ничего, кроме собственного шумного дыхания.
- По-по-подожди, - через минуту оттолкнул его от себя Саске и, вытаращив глаза, начал жадно глотать воздух. – Я же так задохнусь, придурок! Дай передохнуть! – губы его распахивались в такт дыханию, а руки с ощутимым нажимом упирались в плечи брата.
- Ты чего? Не дышишь во время поцелуя? – осенило Итачи. – Задерживаешь дыхание? – уточнил он, не веря, что такое возможно.
- Ну, конечно! Ты же закрыл мне рот и целуешь! Как мне дышать? – недовольно заворчал мальчик, наконец-то отдышавшись.
После этой гневной тиррады, старший Учиха всё же не выдержал и громко расхохотался над своим младшим братом.
- Глупый! А когда ты сам закрываешь Читать далее...

*сидит вдохновляется на арт Лилу*
[397x349]

***

- Итачи, Итачи, - брюнет встрепенулся, понимая, что кто-то будит его. – Ты стонал во сне...
Взъерошенный и заспанный Саске сидел на краю его кровати и тряс его за плечо, взволнованно взглядываясь через темноту в лицо брата. Итачи буркнул в ответ что-то нечленораздельное и закрыл глаза, чувствуя, что не может смотреть на него.
- Итачи, - тихо проговорил Саске, немного помедлил, а затем добавил, - Итачи, расскажи мне...
Он не стал продолжать и в воздухе повисло напряжение, от которого внутри старшего Учихи всё сжалось, а затем, вместо того, чтоправить Саске спать, он заговорил...
Сначала медленно, с надрывом, начиная от самого первого их разговора с Сасори, а затем быстрее, словно боялся что-то упустить, что-то забыть, не умалчивая ни о чём, словно Саске был для него пастырем, который должен был отпустить ему грехи после искренней исповеди. К концу своего рассказа, он и не заметил, как сел на кровати и судорожно вцепился в плечи младшего брата, а когда заметил, то тут же отпустил мальчика, закрывая лицо руками и чувствуя по пальцами влагу.
- Я не писал и не звонил ему уже несколько недель. Я жалок, но я люблю его, одновременно понимая, что мы не можем быть вместе, - подрагивающим голосом добавил итачи, чувствуя жуткий стыд за проявленный порыв и ощущая себя ещё больше униженным, чем раньше. – Ты думал, я гордый и сильный, а я слабый и жалкий, - добавил он сам себе и без сил рухнул обратно на подушку.
Саске с минуту молчал, видимо пытаясь переварить услышанное, и Итачи мысленно сжался, ожидая, что брат встанет, развернётся и ляжет спать, так ничего ему и не сказав. Но мальчик не встал. Он осторожно наклонился и мягко поцеловал брата в губы, обнимая его за шею, а затем укладывая голову на его грудь.
- Ты мой брат, Итачи, - проговорил он с такой серьёзностью, какую старший Учиха никогда не слышал от него. – Ты очень храбрый и очень сильный, - добавил мальчик, - но не потому, что ты мой брат, а потому, что слабый человек не смог бы пройти через всё то, что произошло с тобой, оставшись не сломленным, и которому хватило сил вырваться из той трясины, что затягивала тебя. Я верю, что ты сделал всё возможное и он полный кретин, раз не смог понять и почувствовать то, как ты его любишь, хотя это понял даже я. И ты знаешь, я завидую тому, что ты так сильно любишь его, а не меня...
Ошарашенный Итачи долго лежал и не слышал ничего, кроме собственного, ухающего в горле сердца, пока не произнёс: «Спасибо, брат».
Саске так больше ничего и не произнёс, но и не ушёл спать в свою кровать, забравшись под одеяло к Итачи. Он всю ночь обнимал его, от чего у старшего Учихи щипало в глазах, и чувство коллосального облегчения и безграничной благодарности поочерёдно захлёстывало его тёплыми волнами. То, что младший брат понял его и поддержал, принесло ему такое успокоение, что Итачи не заметил, как отрубился, и впервые за много месяцев, его не мучили кошмары.

***
Созванивались они теперь очень редко, замолкая на неделю, а затем срываясь и повисая на проводе на долгие часы. Но теперь, почти каждый их разговор оканчивался взаимными упрёками и обидами.
- Сасори, почему ты спишь со всеми, кроме меня? – бесцветным голосом уже в сотый раз спрашивал Учиха.
- Пойми, это просто потребность, и с ними у меня просто секс, а тебя я люблю. Как ты не можешь понять? Ты особенный и по-этому у нас ничего не было, - в сотый раз повторял рыжий.
- Ложь, - припечатывал Итачи, - Каждое слово ложь. Когда любишь человека, стремишься слиться с ним воедино и морально и физически. Ты же ещё больше закрылся от меня, даже мысленно не подпуская.Это не любовь, Сасори...
- Не правда! Я люблю тебя! – злился рыжий.
- Тогда почему ???
- Как ты не поймёшь, ты – другое, - вновь затягивал он и Итачи в бессилии бросал трубку.
Сасори же вновь начинал сбегать от проблем с помощью наркоты, бесконечно пропадая в ночных клубах, и когда Учиха в очередной раз уличил его в измене, что-то внутри него надорвалось. Он ещё раз попытался хотя бы получить объяснение или причину поведения рыжего.
- Почему? Зачем? – сплошные вопросы, и Учиха тонул в них, не понимая и не находя ответа.
- Просто я такой..., - уже совсем равнодушно бросил ему Сасори.
- Хорошо, будь таким, а с меня хватит. Я устал...
Учиха развернулся, хлопнув дверью, уходя, оставляя и убегая. Не осталось у него сил терпеть, верить и надеяться на то, что Сасори хоть когда-нибудь изменится. За те пол года, что они прообщались, Итачи достаточно хорошо узнал его, чтобы понять, что одной любви и желания Учихи не достаточно для того, чтобы рыжий хоть как-то изменился в лучшую сторону.
Сасори вечно ставил ему в вину то, что Итачи хотел его переделать. Брюнет отвечал, что не хочет его «переделывать», но показывает альтернативу другой жизни, того, как может быть подругому, и что в мире есть не только жестокость, агрессия, насилие и предательство.
- Я всегда отношусь к людям по-человечески, - говорил он. – Каждый, абсолютно любой человек имеет право на то, чтобы к нему относились так, как ты бы хотел, чтобы относились к тебе. Я никогда не лгу, не подставляю, говорю то, что думаю и принимаю, что все люди равны. Нет кого-то хуже или лучше, все мы рождаемся одинаковыми с двумя ногами, двумя руками и одной головой. Наше же поведение и реакция на социум, это всего лишь влияние воспитания, либо его отсутствие, какие-то внешние факторы или внутренние заморочки, но ничто не мешает нам стать такими, какими мы захотим. Что мешает нам не лгать, не притворяться, стать человечнее, отзывчивее? Ну, наступили тебе на ногу в автобусе, ну что тебе мешает вместо злобного взгляда и шипения, улыбнуться и скаазть «извините»? Человеку самому станет неловко и в следующий раз он будет и осторжнее, и внимательнее, а если вновь наступит кому-то куда-то, то первый извинится. Это в наших силах – влиять на мир вокруг нас, но для этого необходимо измениться самому. Да, это сложно – удержать себя в руках и не давать себе и своим желаниям поблажек, когда вокруг пьют, курят, орут матом, хамят, гадят друг другу, завидуют, плетут интриги... Так и хочется иной раз ответить гадостью на гадость, особенно если это человек, с которым ты общался и верил ему, а он, как оказалось, не понял тебя и предал, обидел, поддавшись какой-то выгоде и не ценя того, что ты предложил ему. Да, можно развернуться и уйти, но что мешает тебе переступить через глупую обиду и дать ему ещё шанс? Просто сесть и поговорить, объяснить, что тебе больно, обидно, но ты тоже его понимаешь. Понимаешь и принимаешь, но чувствешь разочарование и не думал, что сделал что-то такое, чем мог «заслужить» такое от него. Нормальный и не безнадёжный человек задумается и вполне возможно, что изменит своё мнение и хотя бы к тебе начнёт относиться иначе. А если не поймёт, то зачем он тебе? Да, это большой риск, ведь предавший единожды, может предать и второй раз, но если вспомнить себя, мы ведь тоже не сразу усваивали всё то, что преподносит нам судьба и часто ошибались. Не поверю, что есть кто-то, кого никогда не прощали или кто-то не простил тебя! Так что же стоит вновь обсудит «косяк» друга и не дать ему ещё шанс? Да, кто-то назовёт это доверчивостью, кто-то глупостью, кто-то чрезмерной добротой, но по крайней мере, рядом со мной нет лжецов, льстецов и предателей. Но так же, я не видел, чтобы те, кто изменился по отношению ко мне, не изменился сам и не стал лучше относиться к окружающим его людям, так же меняя их. Вот вам и цепная реакция, по которой мы меняем мир, - любил добавлять он в конце.
Однако, теперь он с горечью осознал то, что слишком много шансов давал Сасори.
«Я просто любил», - думал брюнет, вынимая из брови пирсинг, не желая, чтобы хоть что-то напоминало ему о рыжем.
Так же он понимал, что общаясь с Саори, он не мог адекватно воспринимать то, что тот делал с ним, опуская «планку» восприятия реальности,. Поддавшись чувствам он сам опускался всё ниже и ниже, не осознавая этого или просто отказываясь принимать. Но Читать далее...

***

«Вишу на скале и жалею только о том, что рядом нет тебя...», - смс разбудила Учиху посреди ночи.
Он посмотрел на время отправки и понял, что послание запоздало минимум на пол дня, а то и на сутки. И всё же он не утерпел и ответил.
«Прости, но ты же знал, что я не мог приехать. Я скучаю...», - брюнет нажал «отправить» и уставился невидящими глазами в потолок.
Это должен был быть поход. Учиха недолюбливал палатки, назойливых насекомых и прочие «прелести» отдыха на природе, но в этот раз ему было наплевать на подобную ерунду, раз рядом с ним должен был быть Сасори. Но всё же он так и не смог удрать из дома, находясь под бдительным вниманием родителей, да и сам уже не был уверен, что сможет спокойно общаться с рыжим.
Он лежал и думал о том, что всё же не мог его друг быть таким сволочным и не мог просто играть с ним. Итаче не то что не верил, он не хотел верить в это, вспоминая всё то, что Сасори говорил ему в минуты наибольшей близости, как смотрел на него, как обнимал...
Его мысли неожиданно прервал звук полученной смс, и с замирающим сердцем, он уставился в светящийся в полумраке комнаты дисплей:
«Он спит. Зачем ты тревожишь его?»
Все внутренности брюнета вмиг перекрутило от жгучей, всколыхнувшейся с самых глубин души боли и кусающей сознание ревности, но он сумел сдержать себя и всё же ответил:
«Я не тревожу. Я просто люблю его и хочу, чтобы он был счастлив. Позаботьтесь о нём, пожалуйста...»
Итачи с трудом нашёл нужную кнопку, отправил и только потом понял, что его глаза застилают злые слёзы. Он не мог поверить в то, что Сасори в этот момент делил постель с кем-то другим, таким близким, что тот позволил себе влезть в телефон рыжего и ответить.
Впрочем, Сасори никогда не скрывал, что постоянно спит с кем-то, то с братьями, то с бывшими подружками, то со своим первым – телохранителем.
- Зачем ты спишь с ним? – в сотый раз шипя, спрашивал у него Итачи.
- Я не хочу этого, но он сильнее меня, - слабо отбивался Сасори.
- Пойди на курсы самообороны! – не выдерживал Учиха, а затем, всё понимая, добовлял: - Если бы ты не хотел, тебя бы никто не тронул...
Рыжий тогда вздыхал и отводил глаза, переводя тему.

- Какая же ты блядь, Сасори, - бессильно простонал Учиха в подушку, жадно впитывающую наконец-то хлынувшие слёзы. – Я ненавижу тебя, слышишь? Ненавижу за то, что люблю...

***

«Глупо, как это всё глупо», - думал Итачи, провожая глазами отходящий поезд и оставаясь совсем один на пустом перроне.

Последний день, на который он возлагал столько надежд, пролетел быстро и совершенно бессмысленно. Сасори перестал злится, а Итачи уже не мог себе вернуть тот энтузиазм, что был у него в начале недели. Между ними сквозила тянущая тоска и Учиха и не заметил, как сам окончательно закрылся от рыжего, бережно нянча ноющее сердце, старательно укрывая его от возможных новых ударов Сасори.
Весь день после завтрака они бродили в окресностях, вернувшись в квартиру только для того, чтобы забрать вещи рыжего, и сразу поехали на вокзал. Итачи не отпускало ощущение, что всё вокруг него похоже на неправдоподобный жуткий сон. Даже движения их были какими-то заторможенными, плавными и осторожными, как в замедленной съёмке, словно если бы они коснулись друг друга чуть сильнее, то оба тут же разлетелись на мирриады мельчайших осколков. И оба, затая дыхание, ждали вечера.
- Я люблю тебя, - всё же сказал Итачи, уткнувшись лбом в его плечо.
- Я тоже люблю тебя, - ответил ему Сасори, обнимая его и вдыхая запах чёрных волос. – Я попробую вырваться и устроить пару выходных, чтобы ты смог приехать ко мне...
- Я попробую, - вздохнул Учиха, не ощущая внутри ничего, кроме кричащей пустоты, острыми когтями рвущей его сердце.
- И я попробую, - губы рыжего накрыли его губы, легко, нежно, прощаясь.
Колёса поезда глухо стукнули и Сасори, оторвавшись от Итачи, запрыгнул на подножку:
- Я попробую...
- Ты только позови меня, обязательно, - срываясь на шёпот попросил вновь Итачи, стараясь запомнить каждую чёрточку любимого лица и понимая, что больше никогда не увидит рыжего.
Почему он так решил? Он не знал, Учиха просто чувствовал, что эта минута подытожила их отношений, которые с этой минуты медленно и неизбежно начали близиться к концу.
Сасори, возможно, не понимал этого, как это понимал Итачи, но он тоже почувствовал, и брюнет видел это понимание в его глазах.

Учиха так и не поехал к Сасори, не потому что не хотел, а потому что не смог. Родители, словно почувствовав неладное, посадили парня под домашний арест и Итачи бесился от того, что Рыжик даже не захотел слушать причины. Он закатил Учихе громкую истерику по телефону, намекая на то, чтоесли он всё же не приедет, то это будет точкой в их отношениях. Итачи злился, заламывал руки и, сорвавшись, устроил погром в своей комнате, чем увеличил арест ещё на неделю. От отчаяния ему хотелось даже заплакать, но он с ужасом понимал, что не может.
«Где твоя грёбанная гордость, Учиха?» - подстёгивал он сам себя, пытаясь хоть как-то привести свои мысли в порядок.
Где-то далеко, в сутках езды, был его человек, такой родной и одновременно совершенно чужой. Человек, для которого матерный язык был разговорным, а секс, наркотики и рок – привычным дополнением к повседневной жизни. Человек эгоистичный, стервозный, ведущий разгульный и аморальный образ жизни, лживый, готовый обмануть или предать только для того, чтобы выгородить собственный зад. Человек, привыкший приносить ничего, кроме боли, совершенно не умеющий любить, и всё же по своему любящий его- Итачи...
Учиха не мог это не чувствовать, хотя всё больше убеждался в том, что скорее был интересен рыжему, как бабочка лепидоптерологу, а любил он на самом деле клубы, развлечения и лёгкие деньги.

- Ты знаешь, что мне сказала мать? – спросил в трубку Сасори, и Учиха услышал, как он глубоко затянулся любимыми ментоловыми.

В тот раз у них так ничего и не вышло. Вернувшись с прогулки, они досмотрели тот злополучный фильм, а затем исступлённо целовались оставшиеся пол часа до поезда Итачи.
- Не уезжай, - со стоном отрывался от его губ рыжий.
- Ты же знаешь, что я не могу, - чувствуя, как тяжелеет в штанах, выдыхал на его губы Учиха, а затем они вновь льнули друг к другу ртами, руками и выгибающимися телами.
Опоздав на последний автобус, они поймали такси и уже возле поезда, на перроне, Сасори жадно прижимался к брюнету и почти не разлучая губ, жарко шептал, как он любит Учиху и обязательно приедет к нему. Итачи чуть и на поезд не опоздал, всё же с трудом оторвавшись от мягкого рта рыжего и запрыгнув в отходящий вагон.
- Вечно я от тебя отлепиться не могу, - только и успел шепнуть ему Сасори.
- Не отлепляйся, любимый, никогда..., - не думая ответил Учиха, прежде чем от подножки поезда не отплыл перрон со стоящим на нём рыжим.
Уезжая, он был абсолютно уверен в том, что любил Сасори, и вот уже почти месяц тот не мог вырваться кнему. Работа навалилась в полном объёме и рыжему с лихвой пришлось отрабатывать те два дня, что он отдал Итачи.

- Учиха, ты слушаешь? – вытряхнул его из воспоминаний мягкий голос.
- Да..И что? – Итачи поднёс к губам зажигалку и тоже прикурил.
Он и сам н е знал зачем закурил, но так у него хотя бы создавалось впечатление, что Сасори рядом. Либо же ему этого просто так хотелось и он специально покупал ту марку ментоловых, которую курил рыжий.
- Она сказала, что я дурак, и что она говорила мне, что придёт время, когда мне встретится мой человек и я пожалею о том, что сделал с собой...
Сигарета в руки Итачи дрогнула и он смог выдавить из себя только: «Понятно».
Позже он жалел о том, что не перевернул всё в шутку, не сказал что-то ободряющее или просто не сказал рыжему «не парься», но в тот раз он просто промолчал.
Через пару дней Учиха сам перезвонил рыжему:
- Через неделю предки уезжают к родне. Ты сможешь приехать и мы побудем вместе. Я знаю, у тебя работа, но может, ты сможешь вырваться на пару дней?
- Ты ещё спрашиваешь, Ита? – хмыкнул в ответ рыжий. – Готовься морально и физически.
Всю оставшуюся до приезда друга неделю, Итачи казалось, что за его спиной выросли крылья. Обычно отстранённый и погружённый в свои мысли, он шокировал родителей хорошим расположением духа и даже начал замечать Саске, который пугливо шарахался от неожиданного «Доброе утро».
Ещё вечером выпроводив родню из дома и кое-как дотерпев до утра, Итачи рванул на вокзал, где они с Сасори снова шокировали народ жаркими поцелуями и объятиями.
На этот раз Итачи даже не задумывался над тем, кто такой рыжий. Он просто смотрел на него влюблёнными глазами, не на мгновение не отпуская его руку и ловя каждый вздох и каждый взгляд, направленный на него.
Несколько дней подряд они изнывали от стоящей на улице жары, отлёживаясь дома и занимаясь ничегонеделанием. Август стоял в самом разгаре и казалось, что стоит выйти на улицу, как солнце сразу испепелит «смелую голову», а если нет, так сдавит тяжёлым влажным и плавящемся от температуры воздухом.
Они просыпались, завтракали, неторопливо курили, валяясь на диване и рассказывая друг другу истории из своей жизни, смотрели фильмы и изредка целовались. Причём Учихе казалось, что эти поцелуи нужны только ему, и было похоже, что Сасори скорее позволяет себя целовать, чем сам хочет этого. Дальше поцелуев дело так и не заходило, и хотя они спали в одной кровати, стоило рыжему залезть под одеяло, как он жестко пресекал все поползновения Итачи и они засыпали, повернувшись друг к другу спинами. Утром же Сасори вёл себя, как ни в чём не бывало, обнимал сонного Учиху, целовал ещё не раскрывшиеся глаза и протягивал уже подпаленную сигарету, с которой начинался их каждый день.
Итачи не торопил рыжего, но постепенно его начали терзать сомнения. Он не мог понять поведения друга: от прежней весёлости Сасори не осталось и следа. К брюнету Рыжик совершенно не тянулся, предпочитая с головой уходить в стоявший в комнате Учихи комп.
- Мне кажется, что ты приехал не ко мне, а к моему компу, - смеялся Итачи, не в силах больше терпеть равнодушие рыжего.
- Не говори глупостей, Ита, - не отрываясь от монитора, бросал через плечо Сасори. – Просто у моего друга по переписке не очень хороший период в жизни и его надо поддержать. Ты же понимаешь? – рыжий, наконец, отрывался, хлопал ресницами, целовал пару минут брюнета и вновь погружался в недра интернета до самого вечера.
Итачи скрипел зубами, изнывал, но терпел, довольствуясь тем, что пару часов Сасори всё же уделял ему. К тому же он искренне надеялся на то, что это не продлиться дольше пары дней, но неделя подходила к концу, а в отношениях между ними так ничего и не менялось. Итачи начинал нервничать, злиться и пытался хоть как-то оттащить Сасори от компа, который всё глубже увязал в сетях интернета и даже реже стал его Читать далее...

***
На следующий день они проснулись уже ближе к обеду, а точнее, их разбудил друг Сасори, который завалился к нему домой с целью кого-нибудь «продырявить».
На удивлённый взгляд Итачи, Сасори расплылся в лыбе:
- Я подумал, что ты захочешь это сделать это со мной и позвал его, - от вчерашней ревности рыжего не осталось и следа, и теперь это был вновь тот весёлый и одновременно нежный Сасори, каким его знал брюнет.
Они долго не могли определиться с местом прокола, потому как на рыжем не было свободного места, а затем всё же решились на бровь. Улыбчивый и говорливый друг Сасори решил начать с Рыжика:
- Спокуха, ща всё будет быстро и безболезненно.
- Да, он мастер, - кивнул Сасори и разулыбался, подставляя другу лицо.
Но было совсем не так, как они оба обещали. Игла оказалась слишком тонкой, и новёхонькая штанга никак не желала вставляться в проделанную дырку. Парень сопел, и воткнув тупой конец серьги в отверстие, старался пропихнуть её глубже, ища сквозной выход. Сасори же только стойко морщился и изредка вытирал со скул сочащиеся помимо воли слёзы. Учиха не мог на это спокойно смотреть и закусывая губы, вцепился в коленку рыжего, стараясь отвлечь от боли и мысленно проклиная эту дурацкую затею. Он понимал, что ничем не может помочь, и до хруста в пальцах сжимал обеими руками ногу Сасори, словно пытаясь забрать его боль себе и не в силах смотреть на то, как «мастер» продолжает насиловать его бровь пальцами.
- Во, вроде пролезло, - друг рыжего облегчённо вздохнул и вытер со лба пот.
Было видно, что ещё никогда он так долго и с таким усердием не возился с проколами, и теперь чувствовал свою вину в том, что просчитался с размерами.
- Отлично, - выдохнул Сасори и осторожно потрогал растерзанную бровь. – Для Итачи возьми потолще.
- Нет! – Учиха упрямо мотнул головой. – Меня той же!
- Ита, не ерунди, - рыжий поморщился так, словно «мастер» продолжил ковырять его.
На все возражения Итачи никто даже не обратил внимания и его самого прокололи иглой потолще за две секунды, так же две ушло на то, чтобы вдеть серьгу в бровь, и облегчённо вздохнув, друг рыжего выразил желание убраться восвоясьи.
Пока они провожали «мастера» до остановки, Учихе ужасно хотелось поцеловать рыжего, но он мужествено решил потерпеть до дома, потому как эпатировать прохожих ему не особо хотелось, да и всё равно он немного побаивался, что Сасори ещё не отошёл после вчерашнего.
Однако дома их ожидал весьма неприятный сюрприз.
- Мать, - севшим голосом объявил Рыжик, стоило им переступить порог квартиры. – Мать приехала, но ты не парься. Её вчера не было, да и сейчас она не надолго. С сестрой потрепется и свалит, - у Учихи неприятно засосало под ложечкой. – Мы на пару минут зайдём поздароваться и свалим гулять, пока она не уедет, - продолжал тараторить Сасори почти на одном дыхании.
- Хорошо, - кивнул Итачи, чувствуя, как внутри всё холодеет.
Он никогда не боялся знакомиться с чужими родителями, умея грамотно и с надлежащей учтивостью отвечать н а их распросы. Но эта женщина была матерью Сасори и она знала, кто такой Учиха. По её мнению, как предполагал брюнет, он был безнадёжно испорченным геем, извращенцем и тем, кто не даёт Сасори работать.
Но на деле всё оказалось не так страшно. Мать рыжего оказалась женщиной в возрасте, выглядевшей очень усталой, не здоровой и рано постаревшей. Сасори совсем не был похож ни на неё, ни на свою сестру, которая чинно сидела на стуле рядом с ней. Но рыжий ещё давно говорил, что его мать много раз была замужем и что у всех её детей, Итачи не запомнил сколько их, были разные отцы.
Перекинувшись с ней парой фраз о погоде и достопримечательностях города, Учиха поддержал разговор, тем не менее не стисняясь смотреть этой женщине в глаза. Он считал, что если хочет быть с Сасори, а вэтот момент он в этом и не сомневался, то не должен её бояться.
По всей видимости женщина оценила это и после того, как сначала долго присматривалась к парню, в итоге тепло улыбнулась ему, сказав лишь то, что нужно колоссальное терпение, чтобы выносить характер Сасори.
- Мама, - буркнул на это Рыжик. – Ну, ты скажешь! Всё! Мы гулять! – он фыркнул и потянул Учиху на улицу, не давая ему даже что-то сказать в ответ.

***

В автобусе Сасори моментально отрубился, успев сказать, что не спал накануне всю ночь, и сообщив, чтобы Итачи разбудил его после того, как они проедут разводной мост. А пока они ехали, Учиха рассматривал лицо спящего друга и понимал, что в голову не приходит ни одной мысли. Думать о Дее или о том, что этой бессонной ночью думал рыжий, ему не хотелось, и он просто любовался длинными рыжими ресницами, подрагивающими во сне, и пресловутым пирсингом в губе Сасори. Ему казалось, что он заново открывает для себя рыжего, и ослеплённый новыми ощущениями, он отметал здравый смысл, который уже совсем не было слышно, потому как Учиха узнал, что ночевать он будет у Сасори.
- А твои родители не будут возражать? – поинтересовался слегка оторопевший Итачи, когда узнал такой поворот событий.
- Им всё равно с кем я сплю, к тому же я уже давно всем уши прожужжал, что ты приезжаешь и распечатал себе твоих фоток.
- В смысле? – Учихе уже даже слегка надоело всё время удивляться.
- В прямом. Напечатал твои фотографии и таскаю их с собой в альбоме. Приедем домой – покажу, рыжий от души веселился. – Все были в шоке, что я наконец влюбился, а я показывал им тебя и говорил, что сегодня-завтра ты приедешь.
«Теперь радости в тебе поубавиться», - вспомнив это, подумал Учиха, опасаясь, как бы набившиеся в автобус пассажиры не зацепили спящего Сасори.
Он не знал, будет ли рыжий злится на него за Дейдару, но всё же надеялся на то, что этого не произойдёт.
Разбудил его Итачи как раз вовремя, и они вместе вытряхнулись из автобуса. Жил рыжий в нескольких минутах от остановки и Учиха и не заметил, как с замирающим сердцем переступил порог его комнаты.
- Располагайся, - бросил ему через плечо Сасори и загремел посудой, стоявшей прямо на тумбочке рядом с кроватью. – Есть хочешь?
Итачи отрицательно мотнул головой и пристроился рядом на стуле.
Всю комнату занимала огромная двуспальная кровать, почти вплотную прилегавшая к высокому шкафу у противоположной стены, а оставшийся угол заполнял угловой компьютерный стол с высокими стопками дисков и книг. Перед ним стояло большое кожаное кресло с наброшенной на него овечьей шкурой, и Итачи вспомнил, как рыжий не раз говорил ему, что «сидит сейчас обдолбанный в любимом кресле и говорит с любимым человеком». Конечно он имел ввиду Учиху, и брюнету внезапно стало приятно от того, что он, наконец, мог увидеть то, что каждый день окружало Сасори.
- Всё, у меня отваливаются ноги, так что я в душ, а потом ты, если не возражаешь, - рыжий с облегчением стряхнул с ног кроссовки.
Учиха не возражал. Он привык много ходить пешком, а Сасори, которого всегда развозили на машине, добило то, что они весь день провели на ногах.
Сасори ушёл в душ, а Итачи остался один на один с самим собой, не представляя куда себя деть. В его голове внезапно начали возникать какие-то невероятные мысли о том, как он обнимает рыжего или он наоборот обнимает его. Но в результате на ум пришла только та мысль, что Сасори так больше и не поцеловал его за весь день, что до встречи с Дейдарой, что после.
«Но, наверное, это нормально», - думал он и понимал, что это нифига не «нормально» для него, тем более, что у них обоих было куча возможностей, чтобы вновь поцеловаться, однако Сасори так и не предпринял ни одной попытки и даже не проявил желания.
Отправившись после рыжего в душ, Итачи не переставая думал об этом. А ещё ему было дико неудобно от того, что по всей видимости он будет спать не только У Сасори, но и С Сасори, ведь другой кровати в его комнате не было, а в другие комнаты квартиры он даже не заходил.
Вернулся Учиха вымытый, чистый и в длинной футболке, которую вместе с полотенцем сунул Рыжик, и неловко замялся в дверях комнаты.
«Чувствую себя малолетней школьницей, а ещё хуже, что веду себя, как она», - с недовольством думал он.
- Посмотрим перед сном фильм? – спросил у него Сасори, сидевший перед компом в такой же длинной футболке.
Смотреть фильм Итачи совсем не хотелось, потому что настроение его совсем упало до нуля, потому как Рыжий вёл себя так, словно Учиха ему «никто» и звать его «никак». И всё же он покорно кивнул, гыряя в прохладу пошлого розоватого постельного белья, которое Сасори застелил специально для них. На экране поползли титры японского «Мун чайлда», а Учихе показалось, что это будет самый долгий фильм в его жизни, потому как рыжий даже не сдвинулся с места по направлению к кровати, и это уже откровенно бесило Итачи.
«Он выдернул меня из своего города, задурил голову поцелуями, затащил к себе домой и всё ради того, чтобы посмотреть фильм?» - раздосадовано думал он, даже не следя за действиями на экране.
Ему ужасно хотелось спросить в чём дело, но гордость клана Учихи не вовремя взыграла в нём, заставив молчать. Ноконец, парень не выдержал и произнёс:
- Нет, что-то я вымотался и совсем не хочу его смотреть. Давай лучше спать, - и он уронил голову на подушку, демонстрируя своё отношение и к фильму, и к рыжему, и к происходящему в целом.
- ну, давай, - Сасори вздохнул, выключил фильм, Читать далее...

***

«Пасти» оказались две, и только увидев Дейдару, Итачи понял, что шансов «выжить» у него практически никаких. Он то начинал проклинать себя за свою беспечность и безрассудство, то вновь пытался себя успокоить, что всё нормально и всё ещё обойдётся. И всё же с каждой минутой Учиха с тоскливой обречённостью понимал, что свести вместе и рядом с собой этих двоих, было чуть ли не самой огромной ошибкой во всей его жизни.
Поначалу Дейдара щебетал о том, как рад Итачи, как соскучился и безумно счастлив, что тот его навестил. Присутствие Сасори его немного напрягало, Учиха чувствовал это, но блондин старался вести себя непринуждённо, разумно следуя правилу: «Друг Итачи – мой друг». Сасори же вёл себя так, словно ему всё было по барабану, будь рядом с Учихой хоть безобидный вантуз, хоть злобный монстр, и на всё реагировал с ленивым спокойствием и неохотой. Своё поведение он обосновывал стоящей в городе жарой, день и вправду был тёплым, однако, вскоре Итачи начал понимать, что это просто прикрытие. Дейдара тоже был парнем не глупым и вскоре тоже догадался, что Итачи не просто так приехал к рыжему. То ли их выдавали неосторожно брошенные фразы, то ли взгляды, которыми Итачи и Сасори обменивались, но вскоре Учиха почувствовал, что между Дейдарой и рыжим проскакивают зловещие молнии и атмосфера становиться всё напряжённее.
Понимая, что ситуация медленно, но верно начинает выходить из под контроля, Учиха пару раз отверг попытку Сасори взять его за руку, хотя до появления Дейдары они не отлипали друг от друга. Было ли это малодушием, трусостью или нежеланием обидеть блондина – Итачи не знал. Но одно он понимал точно, что не хочет, чтобы Дейдара получил прямое доказательство того, что теперь они с Сасори вместе. Учиха не понимал, что в тот момент двигало им, он только чувствовал, что причинит Дею боль, если тот поймёт, что после того, как Итачи бил себя в грудь и вопил «Я не гей!», чтобы не встречаться с ним, после этого вот так запросто мог взять за руку другого парня. Ему было стыдно и только спустя какое-то время, он смог понять, что всё равно причинял эту боль, и причинял её обоим, потому как ни Дейдара, ни Сасори дураками не были.
Было заметно, как равнодушие рыжего постепенно переросло в жгучую ревность, затем в обиду и плохо скрываемую злость. Более того, Сасори был просто вне себя от ярости, но отдать должное, держал себя в руках. Дейдара же почувствовав то, что было между этими двумя, осознав, что его отвергли и никогда уже не будут считать кем-то большим, чем просто друг, впал в такое уныние, что трудно было не заметить, как он улыбается через силу.
Итачи же был в настоящей панике и метался между ними, пытаясь хотя бы видимость «нормальности» ситуации и хоть как-то её улучшить. Он затащил друзей в японский ресторан и заказал суши, в надежде, что хотя бы любимая еда немного примирит и уравновесит их всех.
Весь парадокс заключался в том, что Учиха понимал, как дороги ему оба – один, как старый добрый друг, а другой, как нечаянный возлюбленный. Так же он понимал, что по-другому не мог бы поступить. Да, он мог бы не заезжать к Дейдаре, и друг обиделся бы на него, но возможно же было и то, что со временем обида прошла.
«Хотя нет, не прошла бы», - ковыряя палочками ролл, думал Учиха.
Дейдара с самого начала знал, что Учиха собирается в его город к Сасори и сам предложил, что если они захотят, то могут приехать вместе. Однако, он явно не ожидал, что рыжий проявит столько ревности и так усугубит и без того по-дурацки сложившуюся ситуацию. Если бы он вёл себя, как ни в чём не бывало, и они просто поболтались по городу, хорошо поели, немного выпили, то всё могло бы закончиться иначе. Дейдара всё равно бы всё понял, но воспринял бы это намного мягче и проще. А если бы его это и «кольнуло», а то, что это произошло бы в любом случае, Итачи не сомневался, потому как блондин явно любил его, то всё равно другу было бы проще принять неудачу, потому что Учиха всё равно оставался бы с ним, пускай, хотя бы как друг и собеседник.
Но рыжий словно доказывал своё превосходство над Деем, и стоило тому хотя бы в шутку поддеть его, как Сасори тут же реагировал с зашкаливавшей жестокостью и грубостью. А когда эти двое устроили, казалось бы дурачась, бой на палочках, Итачи в спешном порядке пришлось их останавливать, потому как он леденея увидел на лицах обоих такую ненависть друг к другу, что казалось, ещё чуть-чуть и они выколют этими палочками друг другу глаза.
В этот момент Учиха хотел только одного, чтобы это всё, наконец, закончилось.
Дейдара же словно специально тянул время, и пока Итачи и Сасори провожали его до дома, парень постоянно останавливался, вздыхал и надолго повисал на перекладинах невысокого заборчика, которым был обнесён местный водный канал. Учиха, уже окончательно вымотанный как морально, так и физически, приваливался рядом, а рыжий, демонстративно усаживался прямо на бортик тротуара, спиной к парням, и закуривал, яростно затягиваясь и вертя в руках зажигалку.
- Итачи, ты ведь теперь не приедешь Читать далее...

***

Губы Сасори были очень мягкими, тёплыми и только длинная чёлка рыжего, которая застряла в злополучном новеньком кольце в губе, запоганила их первый поцелуй…

Как только Учиха, не чуя ног, вывалился на заполненную людьми платформу, он принялся искать глазами рыжего, думая о том, что тот скорее всего не пришёл. Однако, через пару секунд в толпе показалась рыжая макушка, и кинувшись ему навстречу, Итачи и не заметил, как они обнялись и их губы сами собой устремились друг к другу.
Учиха моментально ощутил во рту чужой мягкий язык и привкус металлической штанги, которую тут же нащупал своим. Нет, земля не ушла из под ног, и мир не перевернулся кверху ногами, но было довольно странно вот так запросто целовать человека, с которым Итачи так долго общался и так долго избегал этого момента. Было совсем не неприятно. Да, немного необычно, но отвращения Учиха точно не чувствовал и прерывать поцелуй совершенно не хотел. Но так же Итачи казалось, что он не может как следует распробовать этот поцелуй из-за попавших в новый пирс Сасори прядей, теперь отчаянно пытавшихся забраться в его рот.
Рыжий, видимо, ощутил это, да и сам не испытывал комфорта, и всё же разорвал поцелуй.
- Дурацкие волосы, - поморщился он и принялся вытаскивать конец чёлки из кольца.
Было видно, что дырка ещё совсем свежая и Сасори кривился от боли, вытаскивая запутавшиеся пряди.
- Ну, и нафига? – поморщился вместе с ним Учиха, помогая другу высвободиться и заправляя непослушную чёлку за пирсингованное ухо.
- Мне так захотелось, - просиял рыжий и спросил: - Пошли?
Итачи кивнул и вцепился в локоть Сасори, который уже тащил его сквозь толпу с платформы.
Мысль о том, что два целующихся на перроне парня, должно быть выглядели шокирующее, пришла к нему уже намного позже, когда они покинули вокзал. До этого же Итачи настигла другая мысль о том, что ему тоже захотелось что-нибудь проколоть вместе с рыжим. Не потому, что это было бы модным или он тоже хотел стать «железным человеком», ему просто захотелось сделать что-то вместе с Сасори, что-то, что запомнилось бы им обоим.
Ещё он постоянно думал о их поцелуе, и пока рыжий таскал его по своему городу, знакомя с достопримечательностями, Учиха украдкой бросал короткие взгляды на губы Сасори, и иногда не мог понять, на что он уставился – на губы или на пирсинг. Но одно он знал точно, ему очень хотелось, чтобы рыжий вновь поцеловал его. Почему он не делал этого сам, Итачи не знал. Неизвестно откуда в нём пробудилась природная застенчивость и «страшный и смелый» Учиха элементарно не мог решиться сделать это, робея, как школьница начальных классов.
«А вдруг оттолкнёт, не дастся?» - билось в его голове, и он только вздыхал и улыбался в ответ на болтовню Сасори «ни о чём».
Ближе к обеду, рыжий затащил его в такую лавку, в которую Учиха сам бы никогда не зашёл. Одного взгляда хватало понять, что это был магазин с рокерской атрибутикой. На стенах висело огромное количество футболок, сумок и «косух» с черепами, оскаленными пастями волков и тигров, и обвешанных цепями разных калибров. А Сасори затаскивал Учиху всё глубже в неприятный полумрак магазина, и когда они остановились почти в центре, рыжий заявил:
- Я хочу, чтобы ты купил мне ошейник!
- Ошейник? Зачем? – удивился Итачи.
- У меня есть один, но мне его купил Он, а я хочу быть твоим, - Сасори закусил губу и пристальным глубоким и говорящим взглядом посмотрел в глаза Учихи.
- Выбирай, - не думая ляпнул в ответ брюнет, даже не совсем понимая, зачем и почему делает это.
Отголосками сознания Итачи понимал, что всеми своими действиями и просьбами Сасори помимо его воли намертво «пришивает» его к себе, и пытаясь хоть как-то защитится от той мысли, что рыжий – парень, Учиха всё же иногда вспоминал, что когда-то его друг был девушкой. Эта мысль немного успокаивала трещащее по швам сознание Итачи, но в любом случае он осознавал, что «процесс запущен» и обратного пути нет.
А когда Учиха рассчитался за кожаный с цепями ошейник и по желанию Сасори одел его на него прямо там же, во дворике того странного магазина, рыжий поцеловал его во второй раз. И тут Итачи понял, что задыхается.
От ощущения ставших такими желанными губ на своих, в его голове зашумело, и если бы они оба не сидели, парень мог бы поклясться, что рухнул бы, как подкошенный, до того этот поцелуй был для него ошеломляющим.
- Спасибо, - оторвавшись от него улыбнулся Сасори и погладил кончиками пальцев металлические цепочки на ошейнике.
- Не за что, - выдавил из себя не способный думать Итачи и улыбнулся в ответ, одновременно радуясь, что способен на что-то большее, чем просто сидеть и кивать, как китайский болванчик.
После покупки они ещё немного побродили по городу и внезапно Итачи вспомнил, что ещё хотел сделать.
- Сасори, послушай, в этом же городе живёт Дейдара, - брови рыжего возмущённо поползли вверх, а Итачи продолжил, - Я созванивался с ним накануне и пообещал, что загляну. Я приехал всего на два дня и не думаю, что успею завтра, по-этому я бы хотел заглянуть к нему сегодня. Читать далее...

***

После зимней сессии все разъезжались по домам, и Итачи, собирая сумку, уже планировал, как проведёт эти каникулы.
Дом встретил его знакомыми запахами, уютом и родительской заботой, которая, в принципе, не была навязчивой, но всё же иногда напрягала. Младшего брата Учиха практически не видел, а если же и сталкивался с ним в коридорах между комнатами, то медленно, растягивая слова, говорил: «Привет, зверёныш». Угрюмый Саске кидал ему в ответ колючие взгляды, и бесшумно исчезал в своей комнате. Итачи хмыкал, провожая глазами закрывающуюся дверь и думал о том, что брат чем-то напоминает ему его самого, примерно в том же возрасте.
«Надо быть проще, Саске, и люди к тебе потянутся», - думал он в тот момент и уже через минуту забывал о существовании младшего брата, погружаясь в безрезультатные попытки дозвониться Сасори.
- Ты опять «марафонишь», мать твою!? – злобно зашипел Учиха в трубку, когда через четыре дня рыжее «алё» всё же нарушило мерное пипикание гудка, уже неимоверно бесившее Итачи.
Он и сам не заметил, как наобщавшись с Сасори, тоже начал сыпать матами и откровенно пошлить, хотя никогда прежде не позволял себе этого.
- Не надо обижать мою мать! – с хохотом ответил рыжий. – А эти дни я пропадал, чтобы выбить себе выходной! – было слышно, что он чуть ли не пританцовывает от радости.
- Подожди, как выходной? А как же работа? – повис в недоумении Учиха.
Он уже не понаслышке знал о суровом характере матери Сасори, являющейся его менеджером, и способной в любое время выдернуть рыжего с учёбы, ради очередного выгодного контракта.
- Я откупился, - Итачи услышал, как Сасори закурил, и ему тут же показалось, что даже в носу защипало от знакомого ментолового дыма, так любимого рыжим. – Снял накопленные бабки и заплатил неустойку за два дня. Так что следующие выходные жду тебя у себя. Отказ и возражения не принимаются!
Сначала Итачи открыл и закрыл рот, не зная, что ответить, а затем понял, что стоит посреди гостиной и глупо улыбается.
- Я попробую достать билеты, - даже в его голосе было слышно его состояние и рыжий, наверное, понял его.
- Ты чего там? Лыбишься, Учиха? – рассмеялся своим тихим приятным голосом Сасори и добавил, - Ты не пробуй, а уж вывернись и достань, - было слышно, как рыжий тоже улыбается в трубку. – И ещё…
- Да? – не выдержал долгой паузы Итачи.
- Ита, пообещай, что поцелуешь меня, когда приедешь…
- Ты придурок!
- Я это и без тебя знаю…
- А без этого никак?
- А нафига тогда ты мне тут нужен? – смех.
- Придурок! – шипение, медленно, но верно переходящее в смех.
- А как же иначе? Ну, так что? Обещаешь? – пауза.
- Хорошо, - еле слышно, сквозь зубы.
- Чего?
- Хорошо, говорю, - ещё тише.
- Чего, чего??
- Хорошо, говорю! Придурок, - добавил Итачи ласково и, не выдержав, рассмеялся.
- Смотри! Ты обещал, Учиха! – радостно сообщил ему Сасори и повесил трубку.
А Итачи в этот момент подумал только о том, что намного проще сказать, чем сделать, но почему-то глупая улыбка совершенно не желала уходить в этот момент с его лица.
Всю дорогу, пока он ехал на поезде к рыжему, Учиха отчаянно сомневался в своём решении. Теперь у него не возникало в голове даже мысли о том, какого пола его друг, хотя он много раз окончательно запутывался, когда рыжий начинал говорить о себе то в мужском, то в женском роде. Пару раз Итачи спрашивал, кем себя считает сам Сасори, на что тот морщился и отвечал, чтобы он его считал тем, кем ему удобно. Естественно Учиха не хотел обидеть друга и называл его в соответствии с тем полом, коим тот являлся в данный момент. Однако, он не раз ловил себя на мысли о том, что его так и подмывает обратиться к рыжему, как к девушке. Он не знал, как к этому вопросу относился сам Сасори, и эта неизвестность довольно сильно угнетала Итачи. Но думая о том, что его друг и так натерпелся, парень засовывал куда подальше свои заморочки и старался не думать об этом.
Ему уже было совсем не важно то, что было с Сасори до встречи с ним, и он как ребёнок радовался его каждой маленькой «победе»: «целую неделю без наркоты», «не проспал занятия», «отказался от ночного «промоушена»». Итачи даже не заметил, как на привычное Сасорино «я тебя лю», он автоматически начал отвечать «я тебя тоже», поначалу не задумываясь, а после задаваясь вопросом – насколько он серьёзен, отвечая подобным образом.
Подъезжая к перрону, Итачи понял, что окончательно запутался, и уже не слышал собственных мыслей из-за громко ухающего в груди сердца. А в голове вертелась только одна дурацкая мысль о том, что накануне, перед отъездом, Сасори позвонил ему и рассказал, что прокол нижнюю губу.
Пирсинг был отдельной статьёй в жизни рыжего, выделенной жирным красным цветом, потому как проще было сказать, что у него НЕ проколото. Оба уха Сасори были укомплектованы плотным рядом маленьких колечек, от мочки до середины ушной раковины. А почти на самом верху края ушей, было ещё по колечку, причём одно из них было проколото самым садистским, по мнению Итачи, способом, потому как постоянно задевало нерв. Каждое Читать далее...

***

После того разговора парни довольно сильно сблизились, а Итачи так и не мог понять, почему ему нравилось общаться с Сасори. Они могли часами просто разговаривать обо всём, что в голову взбредёт, но наряду с этим, рыжий частенько рассказывал Учихе о своём бывшем. И чем больше Итачи слушал о нём, тем сильнее начинал ненавидеть того человека.
Он видел, как на людях хорохорится Сасори, но так же становился свидетелем того, как из бурной радости, рыжий впадал в глухую угнетающую тоску, от которой спасался белыми «дорожками» стерильного «порошка».
- Рыжий, ты опять обнюхался? – недовольно ворчал брюнет в трубку, когда Сасори в очередной раз звонил ему под кайфом и лепетал что-то о том, какой Учиха замечательный.
Пару раз на это Итачи отвечал:- Сасори, ты обдолбанный придурок, прожигающий свою жизнь, - после чего бросал трубку и мрачнел.
А в результате рыжий уже не от желания забыться, а от злости и обиды на Учиху, начинал «марафонить» по нескольку дней подряд. Остановить его мог всё тот же Учиха, до которого доходили слухи о том, чем занят Сасори, и начинавший названивать непутёвому другу с просьбами взяться за ум.
- Ита, скажи, что ты меня любишь и я перестану, - стонал в трубку полуживой от наркоты Сасори. – Я уже четыре дня не спал и хочу к тебе!
- Вот и будь умницей, - уговаривал его Учиха. – Брось «каку» и иди поспи.
- Нет, ты мне скажи, что любишь и я пойду, - не унимался рыжий.
- Сасори, ты придурок, иди спать, - отрезал брюнет.
- Итачи! Это ты придурок! Я тебя люблю, а ты ведёшь себя, как бесчувственный пень! – срывался рыжий и бросал трубку.
Учиха из чувства самосохранения приказывал себе не перезванивать, хотя внутри всё сжималось от осознания того, что рыжий вновь под кайфом. Конечно, ему хватало мозгов понимать, что Сасори делает это не только из-за него, но и потому, что сам этого хочет, тупо прикрываясь тем, что Итачи не желает выполнять его маленький каприз. Но Учиха всё равно не понимал, почему он тогда чувствует вину и почему вообще продолжает возится с этим придурком.
Он много думал после их первого разговора в мужском туалете, и чем больше узнавал Сасори, тем лучше начинал понимать плачевность неудавшейся судьбы нового друга. Итачи видел, как рыжий легко сходился с людьми, был балагуром и очень общительным парнем. Да, Сасори был немного груб, бесстыж и не стеснялся в крепких выражениях, однако, Учиха всё чаще замечал, что бессознательно ищет в нём только хорошее.
Как не странно, но ему было искренне жаль Сасори, ведь тот так и не смог пережить того, что случилось с ним.
«Справиться с тем, что тебя изнасиловали, несомненно трудно, - думал парень, - тем более, если это сделал лучший друг, от которого ты никогда не ждал такого предательства… Но всё же зайти настолько далеко – это что-то на грани безумия», - никак не укладывалось в его голове.
Мало того, что рыжий смирился с произошедшим с ним, он заставил себя полюбить своего насильника, причём полюбить настолько, чтобы затем стать для него тем, кем изначально не был. А в том, что Сасори любил того «зверя», у Учихи не оставалось никаких сомнений, стоило только ему увидеть, как вспыхивали глаза рыжего в тот момент, когда он говорил о нём.
- Так почему же вы расстались? – как-то спросил Итачи после очередного залихватского рассказа об одном из их похождений.
- А кто сказал, что мы расстались? – ответил вопросом на вопрос Сасори.
- Так ты с ним ещё живёшь? – удивлению пополам с непонятной досадой не было предела. – Почему?
- Это сложно объяснить, Ита, - задумчиво посмотрел поверх его головы рыжий. – У него есть «сила» и он умеет держать меня на коротком поводке.
- Сила? Но ты же не собака, Сасори, - с тупым непониманием в голосе возразил Учиха.
- Собака, - усмехнулся рыжий.
- Ты себя ей считаешь не потому, что являешься ею, а потому что хочешь ею быть, - Итачи помрачнел.
Нет, - качнул головой рыжий. – Потому что по-другому я не могу…
И Итачи понимал это его «не могу», и бесился от того, что Сасори не желает брать на себя ответственность за свою жизнь и за то, чтобы изменить её. Намного проще было вверить себя в «заботливые» руки «друга» и не беспокоится о своём дальнейшем существовании. Но тот факт, что это было именно существование, а не жизнь, рыжий принимать отказывался.
«Я не мать Тереза, мне надо угомонится и оставить в покое этого придурка», - усиленно внушал он себе, но то, с какой открытостью и доверием тянулся к нему парень, с головой окуная в свои душевные и психологические переживания, лишало Учиху способности трезво мыслить. И он не понимал, что становится для рыжего кем-то вроде его второго «друга», с той лишь разницей, что тот нёс ответственность за материальные блага Сасори, а Итачи взваливал на свои плечи духовные.
Но так продолжалось не всё время, а лишь до тех пор, пока однажды, сидя в парке на газоне, под тёплым майским солнышком, Сасори накрыл ладонью руку Итачи и тихо сказал:
- Ита…ты мне очень нравишься..и мне кажется, что я тебя люблю…
Неизвестно, как бы всё повернулось, если бы Учиха Читать далее...

Настроение сейчас - Вааааа)))

Эндисгри !!! Этот пост для тебя)))))
Я всё же созрел для того, чтобы опубликовать свою повесть)) нет, даже не фик, а просто одну историю, оформленную в красивые рамки))) и всё же, Учихи - это моя идея фикс+заказ несравнимой Эн))) так что буду выкладывать по чуть-чуть(по мере перепечатывания с письменной формы, а это ломает)))

Я долго думал о том, как написать эту историю – романтично, драматично или ещё как-то…но в итоге решил написать её жизненно…


"Кабала" (ч.1)

...рыжие солнечные зайцы, танцующие в ментоловом дыму...

***

-Итачи! Ты себе шею свернёшь! – Дейдара хлопнул брюнета по плечу и похабно осклабился. – Хотя на такого бы даже я запал, - блондин громко хохотнул, а затем с ехидством подмигнул нахмурившемуся другу.
- Иди лесом, Дейдара, - обдал его холодным взглядом Учиха, впрочем с досадой замечая, что и вправду уже несколько минут бездумно пялился на Сасори, который сидел за соседним столиком небольшой студенческой столовой.
На громкое замечание Дейдары, рыжий довольно улыбнулся и бросил быстрый взгляд на потемневшую физиономию Итачи, который теперь с каменным лицом расчленял на тарелке бифштекс, вымещая на нём всё, что он в этот момент думал о языкастом блондине.
- Зачем же так далеко? – Дейдара ухмыльнулся, - Мог бы и куда поближе отправить, - и парень тут же с наглой жадностью уставился на ширинку Итачи, отчего тот едва не поперхнулся.
- Повторяю для особо понятливых, - голос Учихи звенел ледяной сталью, - я не гей! И если ты ещё хоть раз…
- Ладно, ладно, - поспешно перебил его и замахал руками Дейдара, которому совсем не хотелось бесить Итачи, хотя, пожалуй, только слепой не понял бы с какой целью он ошивался возле брюнета.
Но Учихе было на это мягко говоря наплевать. Дейдара при всей своей странности был парнем компанейским, умел много и грамотно пить, красиво кутить и подгонять всей компании девушек, а с кем он там спал и о чём фантазировал, было не его, Учихина, ума дело. Конечно, его порой коробило, что блондин представлял себе и Итачи, о чём любил рассказать парню по сильной пьяни. Причём рассказывал с такими подробностями и таким вдохновением, что брюнета передёрживало от ощущения на себе всего того, о чём рассказывал ему Дейдара. Как-то раз Итачи всё же не выдержал и, будучи таким же пьяным, как и дружок-извращенец, очень сильно избил Дея, сломав ему пару рёбер и приказав даже думать забыть о «таких» вещах. Он успел покалечить друга настолько сильно потому, что вся их кампания в каком-то полу-ужасе полу-оцепении наблюдала за тем, как Учиха со спокойным, ровным лицом, словно выбивал запылившийся коврик, пару раз ударил Дэя по лицу, а когда тот упал, парень с таким же спокойствием продолжил бить его ногами, выплёвывая по отдельности короткие сухие слова: «Не..смей..даже..думать..сука…»
Первым тогда пришёл в себя Кисаме, с усилием оттащив друга от кашляющего кровью Дея, и ощущая, как парень весь дрожит от захлестывающей его ярости. Сам Итачи в тот момент не мог объяснить охватившего его чувства, ощущая только мерзкое липкое отвращение и кричащее внутри отрицание того, что с ним вообще возможно то, что описал Дейдара. Сам себя он никогда не считал гомофобом, и ему было всё равно «кто там», «как там» и «с кем там», но в тот момент он остро ощутил свою «нормальность», возможно именно потому, что это коснулось лично него.
С того случая прошёл почти год и ещё тогда Учиха набрался решимости сходить в больницу к Дейдаре и, запихнув подальше свою гордость, извиниться перед ним. Но блондин в ответ извинился сам, признав, что переборщил и тоже был не прав. Тему «замяли» и все в компании облегчённо вздохнули, когда парни стали общаться, как ни в чём не былвало. Правда иногда Дейдара всё же позволял себе отпустить пару фривольных шуток, после которых Учиха уже по обыкновению тут же осаживал его и уже не воспринимал, как кровную обиду. А блондин в ответ всегда покорно умолкал и вздыхал, но не потому что боялся, что равновесие может быть вновь потеряно и Итачи вновь изобьет его, а потому, как теперь уже понимал не только брюнет, но и сам Дэй, что он ещё глубже увяз в своих чувствах, которым по всей видимости суждено было так и остаться безответными.

- Итачи...
Брюнет обернулся на голос и почувствовал, как обжёг пальцы горячий пепел, осыпавшийся от неловкого движения дрогнувшей руки.
После столовой он не стал дожидаться согруппников и рванул в туалет покурить и привести мысли в порядок. Его сильно озадачивал тот факт, что огромные серебристо-серые глаза, слегка подведенные черным карандашом, не давали ему собраться с мыслями не на учёбе, ни дома. Нет, никакой маниакальной зависимости или желания увидеть Сасори у него, к счастью, не было, но с тех пор, как тот перевёлся в их университет, Итачи не мог отрицать, что ему откровенно нравиться этот парень. Ему нравились его большие с Читать далее...

Это цитата сообщения Полначь Оригинальное сообщение

~Ирис~



[400x601]
В колонках играет - Goo Goo Dolls - Iris

~На грядах туман и сырость,
Зори плавают в дыму.
Из тумана томный Ирис
Гордо смотрит в полутьму.~


Ирисы украшали пиры Древнего Рима, а их цветы клали в бокалы с вином.
Ирис следовал за мусульманскими паломниками вдоль африканского побережья Средиземного моря, а затем расцвел в Испании вблизи мавританских дворцов. В то же время крестоносцы вместе с розами принесли ирисы в Европу с Ближнего Востока. С тех пор ирисы расцветали и на «лугах цветов», на которых проводились Рыцарские турниры перед средневековыми замками.
Легенда рассказывает, что первый ирис расцвел несколько миллионов лет назад на опушке субтропического леса в Юго-Восточной Азии. Он был столь прекрасен, что полюбоваться им собрались не только все звери, птицы и насекомые но даже воды и ветры, которые затем и разнесли семена ирисов по всему миру.
Говорят, что древнегреческий врач Гиппократ еще за 400 лет до н. э. назвал ирис в честь богини радуги Ириды -вестницы олимпийских богов. Греки выращивали ирисы в садах и на кладбищах - они считали, что богиня Ирида пере носит души женщин в иной мир (интересно, что мужчинам эту услугу оказывал другой вестник богов, слывший также и богом торговли - Гермес). В других культурах радуга также связывала мир людей с миром божественным. Так, в Ветхом Завете это символ согласия Бога и человека. Сам же ирис, наряду с лилией, стал одним из цветков Девы Марии и расцвел в райских садах на картинах европейских художников. В российских монастырях запрещалось выращивать розы, говорящие с древнейших времен о земной красоте и любви, но на ирис запрет не распространился - он был цветком духовным.
Восприятие ириса как цветка возвышенного, отрешенного от обыденности способствовало тому, что он нашел отражение в искусстве романтизма и неоромантизма, символизма и декаданса, а также в русском модерне. Особенно часто встречается ирис в произведениях искусства конца XIX - начала XX в. в поэзии, живописи, музыке и т. д. (интересно, что на этот же период приходится и активное изучение биологии этого растения). Поэтесса Н. Львова пишет: «Ирисы печальные, задумчивые, бледные. Сказки полусонные неведомой страны...» Ирисы наряду с сиренью стали цветами знаменитого лилового колорита М. Врубеля, их изображают К. Моне и В. Ван Гог. Г. Гессе пишет философскую сказку «Ирис», австрийский композитор Д. Вольф — романс, а П. Масканьи -оперу с тем же названием. Кроме того, ирисы самые популярные цветы, изображаемые в технике батик.
Флоренция обязана ирисам своим именем: римляне назвали ее на своем языке
«цветущей», так как город окружали поля цветущих ирисов. С тех пор ирис флорентийский украшает городской герб Флоренции. Этот вид ириса прославился также тем, что с давних пор из его корневища научились извлекать душистое эфирное масло с ароматом фиалок. Именно поэтому корневище этого ириса называют фиалковым корнем. Этот естественный ароматизатор применялся в королевских гардеробных уже в XV в. Из 1 кг корневищ в среднем получают 7 г эфирного масла, которое используют в парфюмерии. Извлекают душистые вещества и из цветков.
Ирису болотному удалось сыграть особенную роль в истории Западной Европы. В V в. король франков Хлодвиг Меровинг со своим войском оказался в западне - между превосходящими силами противников - готов - и рекой Рейном. Поражение казалось неизбежным, но Хлодвиг заметил в воде заросли ириса, которые простирались практически до противоположного берега. Король правильно предположил, что это признак мелководья, и его армии удалось благополучно перейти реку вброд, а позже — и одержать победу. Хлодвиг же в память об этом событии сделал цветок ириса своей эмблемой, а значит, символом единого государства франков и принятия ими христианства, которое состоялось вскоре после победы его войска.
Некоторые историки считают, что это было лишь начало пути ириса в геральдике. Весьма вероятно, что ирис Хлодвига перенес в свой королевский герб Людовик VII Юний в начале XII в. После этого ирис стал называться цветком Людовика (fleur de Louis), а затем это словосочетание превратилось в знаменитый «цветок лилии» (fleur de lis) — символ французских королей. Между прочим, в Германии ирис называют меч-лилией, а сам стилизованный цветок во французской символике больше напоминает ирис, нежели лилию. Позже он появился в гербе дома Медичи, а ныне входит в символику канадской провинции Квебек, а также является эмблемой Нового Орлеана.
Другой вид — ирис мечевидный — не менее знаменит в Японии. За удивительную благородную форму и переливчатость

Читать далее...

Ни одной путной мысли в голове, кроме как: "Бля, я живой !!!" Так что просто взял старый комент и вставил за место нового поста)))) Впрочем, тоже можно почитать (про обещанный Учихацест)

Я написал *нервный смешок*
на создание ушло:
ручки гелевые - 5 штук (я согласен, я пижон - писал бы простыми - ушло бы максимум 2,5);
дни обыкновенные - 8 штук (не всегда удавалось писать целый день, да и рука уставала после часа, эдак пятого);
тетрадь 46 листовая - одна штука (рукописного текста всего на 43, но если учесть, что при перепечатке буду что-то добавлять, а добавлять я буду, то может и действительно одна штука ровно);
сколько было прослушано километров музыки, под которую писал, и съедено килограммов фруктов (достали меня заботливые друзья апельсинами - ты же болеешь, тебе поправляться надо *поморщился*), точно не считал...
А вообще, всё это было написано только ради понта и ради того, чтобы не начинать перепечатывать...
Я вот так смотрю на эту пухлую тетрадочку и думаю, а может, ну её, а ??? Может, надо было просто написать что-нить коротенькое, на пару страничек, с хардовым яоем, кровью, цепями и чьей-нить смертью, и успокоится, а не разводить психологическую драму ??? Нет же ж..потянуло... но ведь, никогда не поздно переписать, а ???